- -
- 100%
- +
Я потомственный гайморитчик, фронтитщик и синуситщик. Этот недуг был у обоих моих родителей. Достался он по наследству и мне. Мой насморк не проходит за 7 дней, если не лечить. Он всегда знаменуется основательным походом в аптеку, а если это не сделано вовремя, то в ход идут антибиотики. На дворе октябрь, а августовская простуда всё никак не проходит. Проходит, пока лечу, но как только перестаю лечить – возвращается снова. И решила я таки отнести свой нос в лор-больницу. Каких-то особо кошмарных симптомов у меня не было, просто иногда болела бровь. Но это списывали на невралгию, поэтому направление на рентген пришлось выпрашивать.
Рентген не понравился ни мне, ни терапевту и она тонко намекнула мне, что есть у нас теперь и томограф, и хорошо бы на него сходить, хоть это и стоит…
– Потому что, ну что я вам скажу? Вас надо госпитализировать. А вдруг это помеха, ошибка прибора, а я вам лекарств понапрописываю. Давайте исключим для вашего же спокойствия. Вдруг там всё хорошо?
Уговаривать меня пришлось не долго, и пошла я на томограф. Мне вручили диск с результатами, фотографию среза в 3 плоскостях и заключение. Пока ждала под кабинетом терапевта, внимательно вчитывалась в заключение, написанное врачебным почерком. Разобрать удалось только одно слово – Киста.
– Ну что там у вас?
– Киста.
– Прочитали уже?
– Ну, это всё, что удалось прочитать.
Диск она не смотрела, видимо ей по фотографии всё было ясно.
– У вас киста. Одна маленькая, а одна большая.
Она показала мне горизонтальный срез лобных долей, в одной из которых виднелось нечто, напоминающее воздушный шар, достаточно большой, чтобы перекрыть всю фронтальную пазуху.
– Как к этому относиться?
– Это хронизация гайморита. В вашем случае фронтита. Киста – это ткань, наполненная жидкостью. Оперировать её никто не будет, ибо там рядом мозг. Их рассасывают, но полностью они не проходят. Вам нужно госпитализироваться. Я сейчас посоветуюсь с коллегами – и она вышла за перегородку.
Они о чём-то шептались и после этого все в кабинете заговорили со мной шёпотом и подчёркнуто уважительно.
– А это…на сколько это страшно и как это должно ощущаться?
– Люди с этим живут и не знают.
– И что потом?
– Ну что потом? Я выпишу вам направление, а вы не затягивайте.
– Это неожиданно. Я в ближайшие 3 дня точно занята. Но у меня же нет температуры и воспаления. Случай не ургентный … Сколько времени действительно направление? Она меня, как будто не слышала.
– Давайте завтра.
– Завтра я не смогу.
– Послезавтра.
– Ну какой смысл ложиться в конце недели? На выходных со мной всё равно делать ничего не будут.
Она измерила меня сочувственно-тяжёлым взглядом и вручила направление со словами:
– Ну хотя бы до конца недели решите все свои вопросы – так и не сказав мне, сколько времени действительно направление (1 месяц, я же знаю).
И все время мне казалось, что чего-то она не договаривает.
По пути домой особо не паниковала. Ребёнок у меня всего 1 и он уже вырос и приобрёл профессию. Он абсолютно самостоятелен. Был бы он маленьким – ревела бы навзрыд, а так… А что ещё в нашей жизни есть по-настоящему важного? Тут же задумалась об экстремальных видах спорта. Мне особенно нравятся вот эти летуны со скал в специальных плащах. Безумно красиво. Ну и если разбиться мордой об скалу, то это быстро, а на адреналине, так ещё и не больно. Только меня немного волновало, что она диск не посмотрела. Вдруг там ещё что-то? Страшно не хочется становиться для кого-то обузой в старости. А окончательное решение на счёт скайдайвинга я ещё не приняла. В таком подвешенном состоянии я прожила несколько дней.
До больнички я всё же добрела. Мне назначили лечение, промывание, уколы, капельницы. В общем, полный фарш. Врачами очень довольна. Пусть там убитый ремонт и чёрная плесень на отклеивающихся обоях (и запрет на фото и видеосъемку на каждом углу), но это не к ним, сами врачи, что называется для людей. Видимо, прошла мода, когда медицинские дипломы за сало покупали. Там прямо маньяки своего дела. Медсестра просто фея. В течении недели поставила мне 7 капельниц в одну дырочку (которая через 2 дня бесследно зажила) без всяких бабочек и катетеров, хотя вен у меня нет нигде, в принципе, но она сказала, что, когда видно – это роскошь. Кукушечка – это такая процедура, которая вытягивает из тебя сначала сопли, потом глаза, а потом мозги. Ну их же тоже иногда надо прореживать, чтобы горя от ума не случилось, так что всё что они мне прописали оказалось полезным. Принимала меня молодая врач, внимательно рассматривала нос:
– У вас искривлена перегородка. Возможно, это и создаёт проблемы. Циркуляция воздуха затруднена и…
Врач постарше, присутствовавшая при этом:
– Она просто хочет кого-нибудь разрезать. Очень хочет.
Потом смотрели вместе:
– У вас там такой красивый гребень. Такой красивый…
Они рассматривали его с такой нежностью и говорили с таким вожделением, как будто мечтали заполучить его в качестве трофея, чтобы хранить на память, в случае если я соглашусь на операцию. Но в первые несколько дней после выходных и праздников там был такой аншлаг, что до диска дошли только на пятый день моего пребывания в больнице, а дома я его посмотреть не могла так как для этого нужна специальная программа. Да и что я там пойму?
На пятый день мы-таки загрузили диск.
– Ну что? У вас тут искривление перегородки и отёк слизистой. Вот ваш нос, вот ваши пазухи, вот это отёк, ну мы его лечим … тут всё правильно … Но из-за искривления перегородки вот сюда (показывает на экран) плохо поступает воздух. Организм компенсирует этот недостаток, как может, но, когда уже не может, начинается воспаление. Поэтому вам лучше её убрать.
– А что с кистой делать?
– С какой кистой?
– Ну вот эта, в правой пазухе – показываю на фото.
– А, так то глаз.
– Как?!!!
Она подвинула курсор на полмиллиметра вниз и слева вынырнул точно такой же шар. Прокрутила ещё и круги равномерно увеличились.
– Аппарат делает сканирование в разрезе по вертикали, по горизонтали и…ну в общем, как в 3D. Наши тела не симметричны, ну и он ухватил начало одного глаза и не ухватил начало другого. Нету тут кисты. Это ваши глаза. И вообще, мы все разные. У кого-то вот в этом месте, например, 2 камеры, а у вас их вот сколько – лабиринты. Но это ни на что не влияет, это нормально.
В общем, перебдели маленько. Немного грустно, что скайдайвинг отменяется, я уже представила себя в облаках, а в остальном, всё хорошо, я всем довольна, ещё бы мне быть недовольной.
Нежность
Я никогда особо не любила детей. Ну, то есть, не то, чтобы я их не любила со знаком минус, но не было у меня к ним фетиша, не брызжела я слюной, как некоторые. Детки мне нравились как котята: они приятно пахнут, умилительно улыбаются, их приятно потрогать и даже подержать на руках, не более. Как только начинается плач, скандал и вот это вот всё "горе неописуемое", моё умиление слетает как с белых яблонь дым, и я стараюсь ретироваться. Слава Богу, что у меня только один и тот уже вырос.
Но зачем-то же я пошла к ним преподавать? И это было осознанное решение. Я не была вынуждена никакими внешними обстоятельствами. Мне туда было надо по другой причине. Моё нутро изголодалось по их атмосфере рассредоточенности, вниманию к мелочам, которые на первый взгляд кажутся незначительными и даже глупыми, и хорошему настроению как норме. Дети в обычном, в нормальном расположении духа веселы. Они потому так быстро переходят в плач, что грусть не норма и проблему срочно нужно решить, чтобы снова радоваться и чувствовать себя не просто хорошо, а отлично! Разумеется, они всего этого не осознают, но что мешает нам у них этому научиться?
У меня занимаются детки от 4 до 6-ти лет. Все они манипуляторы, актрисы и принцессы. Их всё время приходится спасать от: "не умею рисовать", "краска не открывается", "ручки запачкались", "на мой листик пролили воду, а я на подарок его рисовала", "а он меня толкает", "а она меня обзывает". И я стала замечать, что мне приятно решать их проблемы. А мне-то всегда говорили в детстве: "Тебе никто ничего не должен". "Кому ты нужна, чтобы тебе помогали?", "С какой стати ты станешь просить его/ее об этом?", "Никто не должен решать твои проблемы". Может быть, в чём-то, родители были и правы, но как я в свои 12-14-16 лет это слышала? Да и сейчас коучи из каждого утюга кричат: "Ты должна быть самодостаточной. Ты должна сама себя обеспечивать и ни от кого не зависеть. Дети твои, квартира твоя, дом твой – занимайся всем этим и ни от кого ничего не жди. Нет денег? Открой бизнес! Нет времени? Тайм менеджмент! Усталость и депрессия? К психологу!".
Я выросла сильной и независимой. Это жизнеспособно, но не комфортно. Я давно ловлю себя на мысли, что мне стыдно пригласить человека/людей в дом потому, что у меня не ахти какой ремонт, мне стыдно в этих туфлях и стыдно в этом пальто.
Да, боже ж мой! Куда мы катимся?! Меня, наверно, потому и потянуло к детям, чтобы научиться у них этой зависимости от мира, который будет рад выполнить все мои просьбы – именно рад.
И у меня получается впитать это от них. Я не знаю, как описать это словами. Самое близкое к этому слово – нежность. Я стала нежнее.
Забажала я однажды сутра пирожного. Иду в магазин. Перехожу через дорогу, и какой-то мужик с другого конца улицы кричит:
– Девушка, а вы сейчас прямо?
Прямо был сигаретный киоск. Я, в таких случаях не успеваю подумать, с какой стати я должна отвечать на вопросы незнакомому человеку, как накапала бы мне на мозги моя бабушка, и не задумываясь отвечаю:
– Нет, я туда – и показываю на стоящий рядом хлебный магазин.
– Хорошо. Я просто не хотел пропустить, как вы будете идти назад. Вы такая красивая.
И вокруг эта благороднейшая осень, а я её так боялась …
Круговорот мышей в природе
У нас по осени бывают мышки. Хоть дом у нас и 5-тиэтажный, но он старый, кирпичный с деревянными перекрытиями и мышки рассматривают его как свою зимнюю резиденцию довольно давно и настойчиво, но у меня же есть ещё 2 пушистые морды – черная кошка и белая собака, и обе прекрасно ловят мышей.
Собака делает это молниеносно, со скоростью звука, видит мышь и хватает её за долю секунды, как песец. Кошка смакует удовольствие. Эта пухнатейшая аристократка в норковой шубке и с восхитительными мутоновыми лапкам, может целыми днями спать на кухне возле мусорного ведра (а не на постелях), засунув свою великолепную башку под тумбу с умывальником.
Нет, съесть её им в голову не приходит. Изловив мышку, они усаживаются друг напротив друга и начинают играть. Собака фыркает, хрюкает и чихает, а Кошка смотрит ушами и смешно трогает мышку лапой. Всё это происходит неожиданно, поэтому заснять всё это мне, к сожалению, не удалось ни разу, но я думаю, что мне ещё представится такая возможность.
Как я узнаю, кто из них её поймал? Ну, если мышка обсмоктанная, то это работа собаки, кошка работает чисто.
Мышка сидит, затаив дыхание, понимая, что бегство бесполезно. Скажу больше. Однажды я увидела, что она становилась на задние лапы, когда её трогала Коша и начинала вилять хвостом, когда её трогала собака. Ужасно было наблюдать интеллект в нижнем звене пищевой цепочки. Впрочем, учитывая, что они сгрызли у соседа снизу том мировой истории 1800 затёртого года, а также, некоторые книги по искусству начала века минувшего – ничего удивительного.
Так как ничего пушистого я убить не могу, я зову сына и прошу его вынести мышку на улицу. Теперь он начинает ею играться и просит оставить мышку себе. Ну они и правда хорошенькие. Хомячок 2,5 см с ушками, хвостиком и маленькими белыми ручками, как у енота. Я бы, и сама оставила, но как представлю себе все эти инфекции, да и потом, понимаю, что если они её раскусят, то прививки от бешенства придётся непланово делать всем. Да и мышка уже, к тому времени, начинает подпрыгивать не потому, что отталкивается задними лапами, а от сердцебиения, поэтому я остаюсь тверда в своей просьбе и сын, таки, относит её на улицу.
Утешать, после этого, приходится всех, и сына, и кошку, и собаку. Всем непонятно почему, собственно, нужно было избавляться от столь милой забавы. Я и сама скорблю, но всё же, остаюсь далека от мысли нести мышку к ветеринару, сдавать анализы, прививать и т.д. Через 2 недели история повторяется. И я, вот, не знаю, это одна и та же мышка возвращается или они посменно работают?
Так и живём.
С весной же нужно было что-то делать
С весной же нужно было что-то делать. Она не наступала. Мы с подругой уже что только не придумывали: и брови нарисовали, и покрасились, а она ни в какую. Тогда подруга заметила пробел в моём воспитании и надоумила записаться на ресницы.
Ну а с ресницами не покапризничаешь. Пока тебе их делают, ты этого не видишь, а когда сделали, то ничего уже не изменишь. Когда я увидела результат, мне тут же захотелось их постричь и сделать филирование. Пока ехала домой, не могла дотерпеть до зеркала, поэтому всё время делала селфи и отправляла их тем, у кого нервы покрепче с вопросом: "Ну что? Сильно заметно?" Уже из дому стала писать подруге:
– Ааааа! Я их вижу! У меня глаза волосатые! Я похожа на корову-проститутку! Они упираются в брови! Поднимите мне веки!
Пока писала, поняла, что, когда я перевожу взгляд с монитора на клавиатуру, монитор затухает. Сначала я не поняла в чём прикол, а потом поняла, что ресницы ограничивают верхний угол периферического зрения и закрывают монитор, когда я опускаю глаза. И тут до меня дошло! Они солнцезащитные! Это был заговор на лето.
Памяти Сергея К.
Наверно, мне давно уже пора придумать имена своим героям и писать не от первого лица, а быть голосом за кадром, но труды мои не так объёмны, чтобы претендовать на описание судьбы, засим пока пишу, как есть.
Для меня мужчина – это архитектурное здание. Сближаясь с ним, я принимаю мир, в который вхожу, как свой – должна принять, иначе коммуникации не получится. Вероятно, именно поэтому, какие-то вечные клятвы меня очень пугают, ведь это навсегда, а ведь может надоесть, может невыносимо надоесть, стать тесным потолок, мало света и такое прочее.
И это никак не связано с любовью. Архитектура мужчины – это то, что нельзя изменить. Он может быть добрым, великодушным, даже влюблённым в тебя, но, несмотря на все его достоинства, тебе с ним всё равно тесно. Его возможно подтолкнуть и/или спровоцировать, развернуть его деятельность в нужное тебе русло, но всё это не впечатлит тебя и ты снисходительно подумаешь, что любой дурак так может, потому что всё равно тесно. С большинством моих знакомых мне тесно как в драном башмаке. Под них всё время приходится пригинаться, их всё время боишься "переехать", быть слишком резкой или неуместной, любой каприз кажется дерзостью, любое моё желание оказывается вполне объяснимым, но слишком большим. От этого я и сама чувствую себя какой-то огромной, гигантской и неуклюжей. Приходится всё время как бы балансировать на одной ноге, чтобы и его не ранить, и самой не упасть.
Есть другой тип – такие большие здания, в которых уютно и в то же время торжественно. Хочется тянуться к их потолку, который защищает тебя от стихии. В них приятно входить, там светло, комфортно и празднично. Тебе нравится быть принятой здесь, это делает тебе честь. Тебе хочется соответствовать и быть достойной всего этого, мотивирует тебя, пробуждает в тебе фонтанчики творчества. С такими людьми чувствуешь себя очень живой потому, что и они под тебя подстраиваются. Особое чувство наблюдать, когда такая глыба меняется как калейдоскоп потому, что ты его вдохновила. Это всегда праздник. Правда, здесь многолюдно, хотя и всем есть место. Такое здание не может пустовать, ему мало быть востребованным одним человеком и это как-то так понятно, что даже не ревнуется. Чаще всего это руководители, стратеги.
А есть мужчины – кафедральные соборы. Их потолок почти там же где небо только в них не идёт дождь и свет, пробиваясь сквозь арочные окна густыми лучами солнечного света, рисует на полу замысловатые орнаменты красивыми солнечными зайчиками. Таков Сергей К. Он работал там же где и мама. Иногда, забегал к нам домой за какими-то рукописями или нотами. Помню его ещё с тех пор, когда смотрела на взрослых высоко задрав голову. В нём было что-то демоническое, хотя в свои 5 лет я и слова такого не знала. Он был высокий, смуглый, большие руки, чернющие волосы, такие же глаза и тёмные губы. Я искренне удивилась, когда мне сказали, что он купил квартиру недалеко от нас. Зачем ему квартира? Он же дух. Вероятно, его вынудили прибегнуть к такой формальности. Зачем-то понадобилось закрепиться Здесь. Наверно не только мне стало слишком заметно, что живёт он на горних вершинах в одному ему известном месте, а сюда слетает, чтобы играть музыку. Вот только сейчас подумала, там ведь аудитории нет.
По земной легенде, он потомок знатного рода, который сменил фамилию после известных событий 1917-го года. Из их родового гнезда их изгнали (спасибо, что не убили) и там расположился, и долго просуществовал комитет КПСС. Кажется, это было в Тифлисе. Однако, его отцу (да, были и родители) каким-то образом, всё же удалось спасти какую-то часть имущества, которое состояло из коллекций картин и нэцкэ. На одну из таких нэцкэ и была куплена шикарная квартира в центре старой части Харькова, обставлена мебелью в стиле модерн и увешена картинами той же эпохи.
Его ожидало большое наследство, но отец поставил условие, что передаст ему его только в том случае, если он женится на девице (ну а как могло быть по-другому?) которая родит ему наследника, желательно мальчика (ну а кого же ещё?). Если нет, то только после смерти. Вероятно, такое условие было продиктовано не только образом жизни, но и особым недугом Сергея. У него был маниакально депрессивный синдром, который проявлялся время от времени, выражаясь в мании преследования и желании кого-нибудь убить. Кого-нибудь из знакомых или даже друзей. Его действительно приходилось останавливать, благо, было кому. Заканчивалось это раскаянием, запоем и загулом. Или наоборот – загул, запой, обострение.
Нисколько не удивилась, когда узнала об этом. Что же вы хотите? У человека стресс от необходимости всё время материализоваться. Ему же трудно всё время втискиваться в эту жизнь. Лично я его пьяным никогда не видела (может потому, что редко виделись), а при встрече даже высокомерия в нём не замечала, хотя уж ему-то оно по рангу было положено.
Какое-то время на роль девицы рассматривалась я. Разница в возрасте 29 лет. На год старше папы. Но это было не страшно потому, что до жути интересно. Я не про ухаживания. Их не было. Мы чинно ходили к нему в гости с мамой и в сопровождении маминой подруги. Можно сказать, что это была их институтская компания. Я даже не сразу поняла зачем меня туда берут. Просто как-то вечером делать было нечего и тут оказалось, что мы приглашены. А это были ещё те 90-е, когда свет веерно отключали и дома, ну совсем нечего делать было. Они разговаривали о своих диссертациях, обмениваясь такими терминами, что я даже лексического значения слов не понимала, не говоря уже о теме беседы. Время от времени внимание переводилось на меня, и он спрашивал: "Ну а молодёжь, что думает по этому поводу?" А я ничего не думала. Я их даже не слушала. Я смотрела на картины, наверно впервые понимая разницу между копией и оригиналом (они были какие-то живые, что ли), любовалась гнутой венской мебелью, вольтеровскими креслами и даже начинала сомневаться, а он точно дух или у него по ночам копыта вырастают? Ну как я могла сказать, что я обо всём этом думаю? Вместо всего этого на моём лице появлялась недоуменная улыбка и тогда С. ронял голову в руку с видом "Боже, как я одинок!" (или "О Боже, какая дура!", что гораздо вероятней) Это было очень заметно, но совсем не обидно. Это же кафедральный собор, а я – это всего лишь я.
Когда мне сказали, что на меня имеются виды то, я стала думать о том, как мне с ним быть? Как мы останемся наедине, кто первый что-нибудь скажет и понадобится ли это вообще, возникнет ли неловкость и тогда не избежать этих дурацких извинительных ужимок, или всё пойдет само собой? Я тогда совсем не умела говорить о любви, а он? Я бы поняла, если бы фразы были заготовлены и…о нет, дальше не хочу в этом русле, ведь из него не вырулишь. Надо уметь говорить. Мужчины тоже любят ушами, мы просто не стараемся, наденем декольте и готово. А неловкость возникла бы. Я "болталась" в этом кафедральном соборе. Слишком много воздуха. При всей его твердыне, не на что опереться. Я ничего не спрашивала у мамы. Разве что-то из всего этого можно спросить?
А потом мы как-то перестали к нему ходить, у меня, кажется, началась сессия или практика, а никто никуда не спешил, да и страсти не было. Да меня бы и не стали "выдавать" без моего согласия, а до согласия не дошло. Эта история не имела завершения. Потом я узнала о его очередном обострении. А ещё через какое-то время узнала, что он умер. Кажется, это был какой-то февраль. Его сбила машина, когда он переходил через дорогу в опасном месте в пьяном виде, неделю промучился в реанимации и скончался. Я два дня ревела навзрыд. Не потому, что он был мне близок – нет, но… В песне у Бутусова есть слова "Смерть – это то, что бывает с другими". Я даже могла бы допустить, что она может случиться со мной, но с ним…! Если даже он может умереть, то она действительно есть. Она такая настоящая, мерзкая, необратимая и неумолимая. Вот почему я рыдала. Мне было страшно от того, что смерть существует.
Бюджетная сфера
Сутра разбудил звонок подруги. Она сообщила, что в театре есть вакантная должность дизайнера афиш.
1) Официальное трудоустройство.
2) На работу ходить не надо, всё делается дома и посылается по интернету.
3) Появляться нужно по необходимости и с предварительным созвоном раз в неделю или в месяц.
4) Зарплату платят день в день.
5) Летом можно в отпуск и не отпрашиваться, всё равно никто не заметит отсутствия.
…и дала телефон главного художника.
Я тяжёлая на подъём и не сразу сказала "да", но потом, когда уже проснулась то почувствовала, как во мне поднимается волна восторга от мысли, что теперь я буду работать в театре!
Это мамины консерваторские гены воспитали во мне такое боголепное отношение к сцене и ко всем кто ей служит, хотя сама я никогда о ней не мечтала, но откуда-то знаю, что пребывание на ней меняет мироощущение и делит жизнь на "до" и "после" выхода.
Да к тому же, свободный график.
6) Да ещё и бесплатные контрамарки на все местные спектакли.
7) И ещё, принадлежность к этой богеме с оттопыренными мизинцами, придыханием, поволокой на глазах и чётко выстроенной субординацией между представителями элиты и знающими своё место исполнителями их воли.
В обычной жизни все эти дамы и кавалеры в костюмах-тройках и с ленинградским прононсом совершенно нежизнеспособны, но, когда они собраны в специально отведённом месте, где для них созданы особые условия – приятно бывает туда окунуться, как в заповедник.
Я созвонилась с театром и договорилась о встрече, разумеется, не сегодня, ведь все так заняты… Ожидания меня не подвели. В кабинете менеджера по персоналу царила атмосфера интеллигентного радушия, выражаемая хорошо поставленными голосами, отточенными манерами и всё той же барской субординацией.
Меня представили главному художнику и не менее главному режиссёру.
Признаться, режиссёра я представляла себе иначе. Я представляла себе его взлохмаченным, в растянутом полосатом свитере, с шарфом, обмотанным вокруг шеи, с безумными глазами, а увидела великосветского снисходительного господина (не помню были ли запонки, но по его манере держать руку и запрокидывать голову должны были быть) в костюме-тройке и с короткой стрижкой.
Главный художник оказалась прекрасным светлым человеком, украшенным щемящим одиночеством, пребывающим в мире своих кабинетных фантазий, окутанным воспоминаниями, макетами своих декораций, фолиантами театральной тематики и старыми афишами. Они мне объяснили, что ничего мне не светит, но они мне очень рады.
Экскурсия по театру произвела на меня впечатление кроличьей норы из Алисы в стране чудес, только идущей не сверху вниз, а наоборот. Чем выше мы поднимались по этажам, тем уже становились лестницы и тем меньше оказывались двери. Внизу они были из дерева и стекла, тяжёлыми и пафосными, с золочёными ручками похожими на перила. На средних этажах штабелями выстраивались белые двери кабинетов, а под крышей они были такими маленькими, что мне пришлось бы протискиваться в них, если бы меня туда пустили. Они, как будто боялись быть замеченными, прячась под кое как набитую на них жестянку.