- -
- 100%
- +

I
Ровно в девять вечера раздался стук в дверь. Хозяйка квартиры, Раиса Мироновна, медленно взяла пульт от телевизора, поставила новостную программу на паузу и с тревогой поднялась с дивана. Женщина ждала гостей утром, но они не появились даже к обеду, и вот, наконец, только сейчас постучали в дверь. В эту минуту, из-за неприятных новостей, которые обсуждали соседи и новостные интернет порталы, она испытывала беспокойство. Раиса Мироновна надеялась, что гости несут только хорошее и останутся у нее как можно больше. Пальцы рук слегка подрагивали из-за старости, а окрашенные седые волосы в темный тон указывали о не смиренности к преклонному возрасту. Женщина боялась выглядеть старше своих лет, потому старалась следить за своей кожей и в целом за здоровьем. Но в этот день, то ли от переживаний, когда доходили неприятные слухи, то ли от нехватки позитивных сцен на экране, Раиса Мироновна забыла о себе. С восходом солнца в голову загружались неприятные события, доносящие из соседнего подъезда, и лишь только сейчас предстоящий приход гостей отвлек ее. Шарпая тапками по полу, женщина подошла к двери. В этот момент она думала о сыне и о первой встрече с будущей невесткой, об обещанном знакомстве, которое, по ее мнению, должно пройти, безусловно, приятно.
– Паша, это ты? – спросила Раиса Мироновна, поворачивая замок.
– Да, мам. Кто ж еще?
Женщина открыла дверь и впустила своего меньшего сына, который жил в одном городе с ней, в областном центре. Единственная дочь и старший сын находились далеко, к маме приезжали нечасто.
В квартиру вошел круглолицый, белокурый Паша Лисакович. Он был один. В легкой спешке, сперва обнял мать, затем произнес:
– Знакомства не будет.
Сын двинулся вымыть руки, чтобы сесть за стол.
– Что такое, почему без нее? Где Марина? – переживала Раиса Мироновна, – Что, что на самом деле, там, у вас? – топала следом, думая про себя: «Не случилось ли что? Почему он пришел так поздно и один?».
Мама отпустила вопросы, решила накрыть на стол, а уж потом услышать от сына ответы. Ожидая приход Паши утром, она наготовила сырников, сейчас подогрела и поставила их на стол, открыла сметану, варенье.
Сын зашел в небольшую кухню, где пахло вкусным, и поднял глаза на настенные часы. Черные стрелки замерли на половине пятого.
– Мам, часы у тебя не работают, – начал он.
– Где Марина? Ты вновь скрываешь что-то от меня! Ой, нет …вы разошлись?
– Все у нас хорошо. Мам, прости. Это я во всем виноват, что мы не пришли к тебе вместе. Мне по работе нужно было отъехать. А завтра я в командировку, в Минск.
– Ты что! Ты завтра не езжай в Минск! Там такое творится… – с восклицанием произнесла Раиса Мироновна, а затем тихо задумалась, – Как там наш Сергей? На звонки не отвечает…
– Батарейку купи. Ты завтра за хлебом будешь спускаться?
Мама лишь открыла рот, не успела сказать ни слова, она снова стала слушать.
– Завтра как пойдешь, не забудь в магазине батарейку купить. Я приеду, установлю и повешу часы на стену. Сама не лезь. И выходи побольше из квартиры, как тебе врач рекомендовал. А то ты выглядишь хмуро. Погода сегодня была отменная. Ты спускалась в сквер, голубей кормила?
Раиса Мироновна не хотела волновать сына своими тревогами, но все же, ждала подходящего момента, чтобы убедить сына не ехать в столицу. Паша продолжал говорить, снял со стены часы, затем достал из них аккумулятор.
– Держи. Вот такую купишь, – протянул он батарейку и оставил часы на столе.
Мама кивнула, убрала батарейку в карман тускло-синего халата, а затем произнесла с легкой запинкой в голосе:
– Бог с этим, сынок… Вон, звонок дверной сперва нужно починить. А то как-то не по-людски. Соседка, Валентина Петровна, своими слабыми руками не достучится до меня. Подумает, что я умерла.
– Соседка пускай звонит тебе на телефон, перед тем, как зайти. А дверной звонок я послезавтра починю, вместе с часами. Все сделаю, только потом. Я сегодня не могу, сейчас только на минуту забежал, да и темнеет уже. Я хотел проведать тебя и сказать, что завтра уже не заеду. После командировки, потом все сделаю! – ответил сын, сел за стол и ласково заулыбался, будто готов в чем-то хорошем признаться.
Раиса Мироновна тоже присела на стул, за стол. Она не ощущала радости и теплоты в душе. Безмолвно подвинула теплые сырники ближе к сыну, а затем кратко произнесла:
– Не надумался, все же?!
– О чем ты? – делал недоуменный вид сын.
– Все о том же! Никак не познакомишь меня с Мариной. Или она сама, одна, ко мне заедет? Ой, не об этом сейчас. Я читала сегодня, что в Минске рабочие заболели какой-то страшной болезнью.
– Ну, мам, познакомлю, познакомлю с Мариной, но не сейчас. Ты знаешь, нет времени. Но обязательно познакомлю, скоро. Ты же знаешь, мы только переехали в новую квартиру. А с переездом все эти хлопоты. Пока то, пока другое. Коробки еще не все раскрыты. Вот разгребем все и обязательно тебя познакомлю. Ты как? Получается хорошо поспать? Помогают ли те таблетки, что Ева привезла из-за границы? – переводил разговор Паша, упомянув сестру.
– Ох, поспала… Сынок, вечно у тебя нет времени! Я, наверное, скорее помру, чем дождусь знакомства, чем увижу на ком ты хочешь жениться. И таблетки не помогут дождаться. Ты посмотри на меня… На старую. На отца у тебя было время. Упокой бог его душу. При нем, так починил бы уже. А как на мать, так времени нет. Дверной звонок уже месяц обещаешь починить. Так и с часами будет, и с Мариной. Ой. Ох. Сынок не выезжай завтра в Минск. Прошу! Придите завтра с Мариной ко мне.
– Как это не уезжать? Работа у меня такая. Надо мама, надо.
– Там же, не понять, что творится.
– Вот я съезжу и узнаю.
– Нет у меня больше сил спокойно думать. Говорю тебе, сердцем чувствую, останься завтра дома! Больничный возьми, за свой счет отгул возьми!
– Не придумывай. Все будет хорошо.
– Вечно ты меня не слушаешь. Сырники вон кушай, пока не остыли. Ждала вас утром, вон сколько времени прошло. День весь ждала, а ты только сейчас пришел!
Раиса Мироновна отвернулась. С обиженным лицом она посмотрела в окно, за которым красиво горел летний закат, переливаясь последними лучами. Ей казалось, что все надежды оставили ее, исчезли, и терпения продолжать разговор уже не было. Она почувствовала себя несчастливой героиней сериала, того самого, который смотрела весь день в ожидании гостей. Оттого стала еще грустнее, будто с ней случилось то же самое, что в последней серии.
– Ну, ты чего, мама?! – сказал Паша, поедая, – Я же к тебе приезжаю. Не бросаю. Ты не переживай, послезавтра точно все отремонтирую.
Мать молчала не больше минуты, а затем посмотрела на сына с печалью.
– Не в этом же дело… – с беспокойством ответила она.
– Ты права. Как вернусь из столицы, познакомлю тебя с Мариной. Она отбросит все свои дела и приедет послезавтра со мной к тебе! – уверенно ответил сын.
В потускневших голубых глазах Раисы Мироновны сначала засиял огонек. Она без колебаний вновь поверила его словам. В голову сразу полезли добрые мысли, веря, что в этот раз будет без сюрпризов и слова сына не развеются, как пыль по ветру. В первую очередь, она желала своему сыну хорошую жену, ведь его первый брак закончился неудачно. Затем, огонек в глазах снова потускнел: женщина вспомнила разговоры, которые ходили по многоэтажке.
– Говорят, одна семья из нашего дома заболела. После того, как мужчина вернулся из Минска, – встревоженным голосом сказала она, – Останься дома. Послушай, меня. Я читала, что целая бригада строителей, после работы в метро, заболела. Может, сынок, пока не уезжай в командировку.
– Все в Минске хорошо. Если бы это было правдой, я бы точно знал. Хорошие журналисты о таком знают. Не переживай, это все неправда. А то, что в соседнем подъезде заболела семья, то может вся семья съела что-то не то, отравилась.
– Сергеевна с двадцать первой квартиры вчера говорила о страшных вещах, что рядом болезнь какая-то ходит. Закрыли весь подъезд. Может, слухи, а может… Ой, боюсь…
– Мам, ей-богу, откуда ей знать. Она, как и ты, начитается всего из интернета, а потом переживаете только. Не нужно верить всему, что пишут. Все будет хорошо со мной.
– Ой, сынок, что-то на душе неспокойно… Я и Сергею звонила, но твой брат все занят, не поднимал трубки. Не случилось ли что с ним?
За окном утихал город, люди спешили по своим домам, а Раиса Мироновна никуда не торопилась. Сын еще немного поговорил с ней, а затем посмотрел на наручные часы и встал из-за стола. Раиса Мироновна еще больше разволновалась, она неспокойно отпускала своего ребенка, думала о смутном будущем и ни о чем другом. Пусть сердце ее стучало как молодое, но тревоги переносились тяжело. Она выпила таблетку.
– Ну все, мам. Мне пора. Жди меня с Мариной! Скоро с ней познакомлю! – сказал Паша, собираясь уходить.
Лишь это грело материнскую душу, что сын не был один, что вот-вот он женится. Раисе Мироновне стало легче. «Все будет хорошо! Бог тебя защитит, убережет от напасти!» – подумала она, вздохнула и перекрестила сына. И ни о каком другом раскладе женщина уже не думала. Даже ни на секунду не проскользнула мысль, что в семью придут беды. Этот сериал ее мыслей мог счастливо завершиться, но красивое воображение, вновь разбавилось тревогой.
Когда сын уходил за дверь, Раиса Мироновна сказала ему:
– Как будешь в Минске, не забудь заехать к Сергею. Ты давно брата не видел. А семья должна держаться вместе. Надеюсь, все у него там хорошо.
– Все хорошо у него, – Паша тихо согласился, кивнул головой и поспешил к машине.
На улице, у подъезда, его встретил дед Володя. Седовласый, низкий старик в спортивном костюме, который жил этажом ниже Раисы Мироновны. Он знал Пашу всю его жизнь.
– Лисакович, стоять! – выкрикнул дед хриплым голосом и сел на скамейку, под пушистые ветви сирени, которые освещал фонарь.
– Ох, это вы! Вечер добрый! – с удивлением произнес Паша, из-за спешки, не сразу заметил старого друга.
– Садись, поболтаем! – продолжал говорить дед, – Приезжал к матушке?
Кивнул в ответ Лисакович, остановившись у своей машины, а дед Володя говорил:
– Правильно, помочь ей надо. А то, она меня не подпускает, говорит, сын приедет – все сделает! – переложил дед свою трость из рук к краю скамейки, – Раиса тебе говорила, что сегодня в нашем доме умерли люди? Глянь-ка, до сих пор скорая и милиция стоят. В защитных костюмах, вон, посмотри, ходят еще, неужели вновь какая холера?
– Извини, дед, тороплюсь. В следующий раз пообщаемся! – ответил Лисакович и даже не взглянул на машины экстренной помощи, а сел за руль своего автомобиля и уехал.
Дед Володя покачал головой и сказал:
– Эх, Пашка, бежит, спешит куда-то. Непослушный Пашка. Как в детстве, на месте не стоит. Видно же, о матери даже сегодня не позаботился. Что за журналист такой непутевый, не интересуется происшествием во дворе, – посмотрел он на серого кота, который подошел к ногам, – А ты, откуда пришел? Не спеши, посиди со старым, помурлыкай мне.
II
На следующий день Лисакович посетил международную специализированную экологическую выставку, которая открывалась в Центральном районе Минска. По работе нужно было собрать не только целостный материал по мероприятию, но и уделить большое внимание своим, землякам, гродненской молодежи, которая представляла свои решения по развитию экоупаковки. Лисакович давно не был в столице, три года как. К командировкам он относился хорошо и потому вызывался первым. Ему хотелось мчаться вперед, хотелось расти в журналистике, работать в самом популярном источнике. Потому, мужчина стремился как можно больше о себе заявить, собирал разносторонний материал, сам искал важные темы, над которыми нужно было порассуждать. Из-за чего начальство решило, что его внимание достойно столичной выставки.
На своей машине Лисакович спокойно добрался до Национального выставочного центра. Перед самым началом мероприятия, у входа, он собрал мнения простых людей, спросил об их ожиданиях и значимости выставки. Затем, войдя во внутрь здания, он удвоил шаг, чтобы, спеша охватить всю предоставляемую информацию. Лисаковичу хотелось раньше всех опубликовать статью о представлении экологии нынешнего времени и о ее развитии в будущем, в ее различных областях.
В течение следующего часа журналист усердно проделывал свою работу, подходил к самым интересным, на его взгляд, выставочным уголкам. И когда задумчивый Лисакович проходил мимо не интересующей его экспозиции, он услышал женский голос, который молниеносно поменял его планы.
– Паша? Паша, Лисакович?! – послышалось со стороны.
Торопливый журналист тут же остановился, с интересом обернулся на голос. Он был удивлен неожиданностью встретить здесь очень знакомое лицо. Лисакович быстро узнал эту девушку в белом халате. Перед ним стояла Ирина, тот самый человек, с которым он тесно общался в университете. Будучи студентами, они любили друг друга, но после первого года учебы Паше наскучили занятия, и он пошел в армию. Общение с Ириной быстро исчезло. Когда он вернулся на гражданку, то выбрал себе новый университет, новое направление, поступил на журналистику заочно. За долгие прошлые годы он не искал возможности наладить отношение с Ириной.
По первому взгляду Лисакович заметил, как изменилась Ирина: стала какой-то другой, не только повзрослевшей, но и казалось, что ее внутренний мир также стал другим. Лисакович будто увидел в ней нового человека, но несмотря на это, красивая улыбка, ямочка на щеке и блеск карих глаз – оставались приятно знакомыми. Ирина поправила черные волосы, стриженные под каре, искренне заулыбалась при виде небезразличного ей человека. Неожиданная встреча разбудила в женской груди узнаваемое тепло. Она хотела обойти стол и стенды, подойти к нему и крепко обнять, но ноги будто не слушались. Лисакович подошел первым.
– Привет, – тихо произнес он с улыбкой.
– Добро пожаловать на выставку! – ответила Ирина и поправила очки с черной оправой, – Почему проходишь мимо? А, понимаю, вероятно, моя тема экотуризма тебя не интересует!
– Я поражен. Спустя стольких лет, здесь, вот так, мы встретились. Ты меня узнала. Я не изменился? – с ласкою в голосе, но с виноватой тревогой прошлого, говорил Лисакович, немного позабыв о своей работе.
Он был одет со вкусом, гладко выбрит, а короткая прическа придавала молодости. Это был не тот парнишка, которого она знала, перед ней стоял мужчина, который приятно притягивал ее внимание.
– Я тебя любого узнаю, и неважно, сколько времени пройдет. Да, ты лишь слегка поправился и это прекрасно. Стал крепким. В момент нашей последней встречи ты был слишком худой, – ненадолго повисла пауза, после которой, она продолжила, – А я, по-прежнему туризмом и экологией занимаюсь, не пошла по отцовской линии. Как тебе выставка? Работаешь здесь или просто интересно, или так …коротаешь время?
– Не совру, если скажу, что от выставки я ожидал большего. Но надеюсь, моя публикация выйдет не хуже, придаст размах и идею обществу. Ты со мной согласишься, экология – это важный аспект нашей жизни, нашего мира.
– Согласна. По бейджу вижу, ты все же закончил универ, стал журналистом?! Стоило того?.. Нашел в журналистике себя? Нашел, что искал? – спросила тяжелым голосом Ирина, вспоминая их расставание, а затем добавила, – У тебя кольца нет, развелся или по-прежнему холостой …а может снял его?
– Я пережил развод… А ты как?
– Я тоже одна, – ухмыльнулась Ирина и поправила золотисто-зеленый браслет на правой руке.
Вновь повисла неловкая пауза. Лисакович нечаянно опустил глаза на то самое украшение, подаренное им в один из прекрасных, влюбленных дней. «Браслет при тебе?!» – удивленно, подумал он. Ирина заметила, как волнительно смотрел Лисакович и потому, пришла в замешательство, поспешила прикрыть украшение рукавом халата.
– Что случилось, почему здесь были врачи? – заговорила она, – Ты знаешь, что случилось с тем пострадавшим около буфета? Я немного перепугалась, когда люди столпились, а потом разбежались. Страшно стало за себя.
– Эй! – в разговор влез темноволосый коллега Ирины, смуглый парень Никита Школик, – Я же все видел и тебе уже все рассказал! Я подбежал к толпе, думал, что чем-то могу помочь. Ирина, может, друг твой не в курсе, но я всегда помогаю людям, не стою в стороне. Так вот, я видел темное пятно на шее у того больного, что громко сипел от боли. Черное, неровное. Как клякса, которая вылезала из-под рубашки. Мужчина сжимал руки, злобно смотрел на окружающих. Вот, так, – пытался изобразить злобный взгляд Школик, – Потом, я заметил, что еще одно такое пятно появилось на руке у его жены, но маленькое и безболезненное. Женщина не реагировала на свою отметину. А ее муж, ну вы слышали, как он орал от боли. Это было похоже на адские муки. А я стою такой и думаю, а чем я ему помогу!?
Школик говорил быстро, тревожным тоном. Некоторые буквы портились в его губах, лились так, что слушателям приходилось вслушиваться почти в каждое слово и только спустя секунду приходило понимание, что было сказано. Мозг собеседников с торможением обрабатывал невнятные слова и, подобно тесту, скоро собирал буквы в одно целое, подбирал правильный смысл, разбирал речь.
– Никита, спасибо! – остановила своего болтливого коллегу Ирина, дальше слушать ей было неинтересно.
И Лисаковичу не хотелось больше вслушиваться и разбирать, как задачу, спешные слова Школика. Он отвернул от него глаза и посмотрел на Ирину, заговорил тихим голосом:
– Я спрашивал у очевидцев, говорят, что мужчина получил ожоги. Но никто не может понять от чего. Он был в безопасности и вдруг почувствовал сильную боль. Я уже видел сегодня в городе не одну машину скорой помощи, когда ехал сюда. Совпадение, случайность или же нет? Надо будет об этом написать. Но, после. Я же здесь по-другому поводу. Ты не против, я тебя сфотографирую, для материала?
– Конечно! – встала у своего стенда Ирина и взяла зеленую брошюру, – Теперь, тебе придется написать и обо мне.
– Нас двоих! – стремительно подошел и ревниво заговорил Школик, – Мы здесь вдвоем работаем!
Лисакович отступил назад, сделал фото и вернулся.
– Ладно, – ответил он вполголоса, – Мне пора идти.
– Паша, постой! – усмехнулась Ирина и отошла от коллеги, – Может, еще встретимся, после выставки? Ты в Минске живешь? – ласково говорила она с явными нотками хитрости.
– Извини. У меня много работы, – не хотел продолжать разговор Лисакович, внимательно рассматривая знакомые, приставучие глаза.
– Ты прав, нам всем нужно работать. Понимаю. Паша, может, ты все же найдешь время. У меня для тебя есть очень интересная история. Как раз та, которая тебе поможет написать хорошую статью, а не вот об этом, скучном. Описывать мероприятия – это не твой уровень. Ты когда-нибудь думал писать о большем, стать индивидом? – заводила новый разговор Ирина.
Она не хотела, чтобы он уходил и искала способы заставить его вернуться. Казалось, что эта их встреча была не случайной. Ирина быстро произнесла первую загоревшуюся мысль, которая не несла в себе полной картины, но все же могла привлечь большой интерес у человека напротив. Лисакович, как рыба, клюнул на приманку и готов был ее проглотить.
– О какой истории ты говоришь? – заинтересовался он.
– Встретимся после, и я все подробно расскажу, а то нам нужно работать. Хорошо? Паша, ты мне еще не ответил на прошлый вопрос. Ты в Минске живешь? – немного прищурив глаза спросила Ирина.
– Все, потом. Знаешь, да, давай, давай все позже обсудим. Так будет лучше. А то сейчас, и правда, времени нет. Здесь, на этом месте, встретимся. Только обещай, что история будет стоить моего времени! Увидимся! – уходя, в конце Лисакович коротко взглянул на Школика, который смотрел на него исподлобья, как злой охотник.
– Уверяю! Главное, вернись и не упусти свой шанс! – обрадовалась Ирина, ее бледные щеки слегка порозовели.
Лисакович смешивался в толпе, исчез в людских фигурах. Ирина невольно, скромно улыбнулась ему вслед, провела взглядом широкие плечи, а затем долго стояла неподвижно. Она теперь думала, что в жизни нет никаких неудач, а лишь правильные пути. Глаза словно застыли, голова замерла, мысли о Паше слепили и отводили в сторону – неважным стало, что происходило рядом. Тонкие пальцы несознательно крутили браслет. Ирина неосторожно вспоминала их страстную любовь, их поцелуи и долгие разговоры.
– Ирина! – твердо, бодро воскликнул Школик, – Люди подошли.
И тут же, Ирина отошла от своих приятных мыслей, перевела мысли в работу.
III
Лисакович отправил свой отчет о проделанной работе в редакцию, вернул ноутбук в рюкзак, и почувствовал, что настало свободное время. Он хотел заехать к брату, затем вернуться домой, но история Ирины привлекла его любопытство. Заинтересованность вернула журналиста к работе, потребность в интересном рассказе сильно овладела им. Он не мог отказаться от такой возможности. Ведь, не узнав всей истории, на него бы набросилось мучение совести. Лисакович задавался бы вопросом: «Могла ли та история помочь мне подняться в карьере на ступеньку выше?». Сейчас ничто и никто не мог удержать его потребность, и он вернулся к Ирине.
– Я снова здесь. Готов внимательно слушать, – раздался голос Лисаковича.
Она вновь засияла, как юная дева. Честно могла признаться себе, что склонялась к тому, что он сбежит, но сказала ему обратное.
– Ждала! Верила, что ты придешь! – ответила она, поправляя прическу, – Здесь становится неспокойно. Выставки только утомляют меня. Ты на машине?
– Да, – быстро ответил Лисакович и задумался: – «По какой это причине закрывают выставку пораньше?»
– Отлично! Мой коллега здесь все соберет, уберет. Мы можем ехать! – Ирина отложила халат, который скрывал деловой синий костюм, строго посмотрела на коллегу и произнесла, – Я больше не вернусь сюда. Никита, ты справишься! Убери мелочь в коробки и на этом все!
– Ну уж нет! – прострекотал двадцатишестилетний Школик, отставляя коробки в сторону, – Я здесь не останусь, здесь становится жутко. Людей все меньше и меньше. Охранники уже всех выпроваживают. Потом вернемся за вещами. Я с вами! Вы куда едете?
– Не знаю, – сухо ответил Лисакович, разборчиво услышав только вопрос.
– Едем в кафе?
Лисакович пожал плечами и отвернулся. Ему было все равно, поедет ли этот незнакомый человек с ним или нет. Главное – не упустить рассказ Ирины. Ее молчание и спокойное поведение только усиливали интерес. Хотелось понять, нет ли в этой ситуации хитрого фокуса.
Школик утратил желание продолжать разговор и замолк, оставил экспозицию.
Энергичная и целеустремленная Ирина первой увидела вооруженных людей, первой подалась к выходу.
– Ты куда так быстро? Подожди! – спросил Лисакович ей в спину.
– Тебе еще нужен материал? Едем к человеку, который знает много секретов! – торопливо цокала каблуками Ирина.
– Я, надеюсь, это не уловка! – догоняя, сказал Лисакович.
Подбежал к ним Школик и смело, с ревностью, произнес:
– Ирина, дай ему адрес. Пусть он сам, один, съездит к человеку! Зачем вам вдвоем ехать?
– Да, – согласился Лисакович, по-дружески хлопнув по плечу низкорослого Никиты, – Какой там адрес?
– Тебе он хорошо знаком, конечно, если за годы ты не растерял память. Едем к моему отцу. Уверена, он позабыл про тот твой подвиг. Мы едем к моим родителям. Никита, я должна быть рядом. Маме будет приятно видеть нас вместе, а отец легко пойдет на контакт, откроет одну из своих тайн, – в ее голосе звучала уверенность, а в голове спонтанная идея не имела гарантий, результатов, заложенных словом.
Ирина не представляла, как отреагирует ее отец на гостя, сможет ли он вообще говорить с ним о прошлом. Порой отец был непредсказуем, странным. Странность выделялась резким переключением эмоции, словно в памяти крутилось колесо воспоминаний хороших и плохих, которое останавливалось на одной из сторон и выдавало настроение старику.
– А разве ему можно разглашать тайны, его не лишат заслуг после этого?
– Садись за руль! – настойчиво произнесла Ирина, – Не беспокойся за него и за меня. Его турнули с работы, несправедливо отправили на пенсию. Он все расскажет, если ты не будешь давить на него. Сперва, я с ним поговорю, нащупаю его настроение. Мой старик порой упрям. У меня есть коварный прием, который на него хорошо подействует. Только ты мне подыграешь.
Лисакович сел в машину соглашаясь со всем. Ирина села спереди. Никто бы не заметил, как на заднее сиденье тихо сел Школик, если бы он не заговорил:
– Я с вами, а потом, на метро.
Ирина промолчала, она была занята своими раздумьями. Водитель, не говоря ни слова, взглянул в зеркало, убедился в присутствии пассажира. Автомобиль сдвинулся с места.






