Когда-то были мы

IV

В дороге Ирина говорила с Лисаковичем о прошлом. Вспоминала, каким было их время, проведенное в отношениях. Она выискивала только хорошие воспоминания, пыталась воссоздать моменты, разбудить ностальгию по тем временам. Однако, у Лисаковича воспоминания не создавали той приятной среды, которая бы грезила о романе с бывшей. Он чувствовал себя неловко, при этом, не подавал виду, что у него есть невеста. Лицо улыбалось, уши слушали. Лисакович замечал, как Ирина на него смотрела, и видел в ее поведении намеки на воссоединение. В ней просыпались не угасшие чувства любви. И как бы мужчине не хотелось остановить Ирину и сказать ей, что между ними не может быть ничего кроме дружбы, что он вскоре женится на другой – он не смог рассказать всю правду о себе. Лисакович опасался, что его признание вызовет отторжение и разрушит путь к материалу. А ему очень хотелось написать новую статью, не упустить этот шанс. И пока положение действий Ирины были не слишком открыты и настойчивость не заходила за рамки, Паша вел себя сдержанно.

Проехав большую половину пути, автомобиль остановился за круговым перекрестком, так и не добравшись до пункта назначения. Весь проспект Дзержинского замер, движение прекратилось. Не все водители выходили из машин, некоторые сигналили, выражая свое недовольство.

– Почему все стоят? – спросила Ирина, а затем прошептала, – Почему те, двое, бегут к нам?..

– Авария, – дал о себе знать Школик, просунув голову между передними сиденьями.

Лисакович, вместо ответа, вышел из машины и взглянул вперед. Покрутил головой и сел обратно. В его широких глазах отражалась энергия, появлялся запал к происходящему. Теперь он направил свои мысли и цели в другую сторону, а предложение Ирины вышло на второй план.

– Очень интересно. Я бы написал о чем-то пугающем, – произнес он.

Лисакович смотрел в будущее, воображал каким будет его результат расследования спонтанного события и, как итог, получение похвалы от руководства и от читателей. Было ощущение, что в нем не было сочувствия к пострадавшим. Журналист думал о них и в целом о происшествии как о материале для статьи. Он хотел видеть масштаб событий широким и трагическим, чтобы представление его публикации на первой странице не сорвалось. Фотоаппарат уже повис на шее, ноутбук был заряжен для отправления отчета. Все было готово для сбора материала. Осталось расспросить людей и добраться до эпицентра, и как можно быстрее.

– Ты серьезно, сейчас думаешь о работе? Паника на проспекте, оглянись! – возражала Ирина, стараясь переубедить Лисаковича.

– Не думаю, что что-то нам угрожает. Держитесь крепче! – не соглашался он, – Сейчас посмотрим, что там впереди!

Автомобиль загудел громче, свернул с проезжей части на тротуар и велосипедную дорожку. Но, как оказалось, не он один хотел объехать затор и проехать вперед. Проделав путь не больше ста метров, Лисакович вновь застрял. И здесь, на маленькой полосе, было некуда деваться. Машины врезались, спешили покинуть проспект, водители нервничали, а пешеходы все разбегались в стороны.

– Что происходит? – громко произнесла Ирина и нервно вышла за дверь.

За ней поспешил выйти Школик. Он не заметил мужчину и женщину с детьми, которые торопились домой, и задел их дверью. Он тут же попросил прощения и отвел глаза от семьи. Пострадавший мужчина громко, но коротко ругнулся. В узком месте чувствовалась неволя и опасность. Гул от сигналов машин только усиливал волнение. Шумели разные голоса. Кроме того, жаркое солнце накаляло обстановку своими лучами. Тела потели, становилось душно и дурно.

Лисакович молчал, только крутил головой. Понимая, что дальше не проехать, он вышел на тротуар, набросил рюкзак и обошел машину.

– Черт! – недовольно воскликнул он, а затем добавил, – Идем вперед, дальше нет проезда!

– Да. Здесь недалеко. Квартира моих родителей вон там, за этим новым домом! – напуганным тоном говорила Ирина.

Она чувствовала опасность, а большое скопление машин выражало остановку времени и хотелось поскорее скрыться от этой нервозной наружности.

– Эмм… Я про то, что нам нужно найти источник страха. Тебе не интересно, в чем причина всей неразберихи? Ладно, я пойду один, а ты… – горел новой идеей Лисакович, и тут же его прервали, человеческое тело упало перед ним, – Вы в порядке? – он провел незнакомку глазами.

От увиденного под ногами, молниеносный, но недолгий страх стер все слова, оттолкнул интерес двигаться вперед.

– Не прикасайся к ней! – грозно и разборчиво выкрикнул Школик.

Средь шипящих окружающих звуков города, где гул машин смешивался с редкими людскими криками и суетой, Лисакович ощущал, как по телу пробежался холодок. Светловолосая незнакомка быстро поднялась и умчалась с глаз. Лисакович лишь рассмотрел на ее испуганном лице множество черных точек, похожих на большие кляксы. Ирина не видела того тела, она смотрела вдаль, не отводила широких глаз от неясного явления, даже не отвлеклась на громкий возглас коллеги. Далеко впереди, средь размытых объектов, пульсировал желто-черный дым. Обнаруженное ею явление проявлялось облаком, а после, за долю секунды, рассеивалось. Что это было, мираж, какая-то иллюзия на фоне опасения за жизнь или все же реальность? Ирина сперва пыталась понять, но потом, оторвала взгляд и посмотрела на темные тени, которые убегали от дымчатого призрака, как от урагана. Повернувшись назад, она заметила, что с другой стороны, из-за построек, выглядывала точно такая же движущая масса. Это были люди, которые, не знали куда им деться. Они бежали и оглядывались, что-то гнало их, подгоняло вперед. Количество граждан росло. Подобно черным мошкам, они перемещались от дома к дому, перебегали дорогу, перемещались промеж машин. Словно кудри, спиралью растекались по проспекту люди. Как беспорядочные нити, живое движение закручивалось и переплеталось, боясь погибнуть. Издали трудно было разглядеть, какой вид страха или угрозы создал панику. Сквозь город поползли шумные крики, которые выделялись на фоне светлого дня и завораживали созидательные, нестандартные людские души, таких людей, как Лисакович. Вся картина проспекта сжимала Ирину, она посмотрела на Лисаковича, который в этот момент делал пару снимков хауса, толпы людей, пускающих наутек.

«Почему? От чего вы бежите?» – размышлял журналист, желая разобраться.

Тут же, со стороны перекрестка, хлынул крик сильным потоком. Сначала напуганные и бледные люди волной пробежали рядом, затем, за ними, редкой полосой драпали сквозь машины и падали на асфальт замученные жители столицы. Перед Лисаковичем рухнуло еще одно молодое тело с черными, сухими пятнами на коже. Отметины разной формы были на лице и на оголенной части рук. Они разрастались, как выжигание листьев. Обжигали, словно капал на кожу кипяток. Изуродованное тело кричало от боли, стонало, скрипя зубами, умоляло о помощи. Пятна продолжали медленно нагревать кровь, мучить человека горечью и превращать его в какое-то иное существо. Лисакович сделал быстрый шаг назад, а затем, также быстро сделал снимок мученика, который лежал около переднего колеса его автомобиля. Лисакович не воспринимал полную картину происходящего, как опасность для себя. Он перестал мыслить, как другие, будто мозг ненадолго отключился и лишь рефлексы тела управляли им.

– Ты идиот?! – нарушила тишину Ирина и крепко схватила его за руку.

Сильный захват оживил и разогнал глухое состояние Лисаковича.

– Что?..

– Ты слышишь, что я говорю? Бежим, скорее! – смело крикнула Ирина и от злости оттянула его от машины.

Раздался громкий взрыв, где-то дальше станции метро Грушевка. Между пекарней и аптекой взорвался автомобиль. Через секунду еще взрыв.

– Пора уносить ноги! – добавил Школик, укоризненно посмотрев на то, как Ирина держала за руку своего друга.

Слегка потемнело в городе, солнце зашло за небольшое мохнатое облако. Черный дым от горящих машин не тянулся трубой к небу, а зависал над дорогой. Он, нависнувшись над взрывом, словно заполнял своей темнотой плоский, прозрачный сосуд. Когда Ирина отпустила мужскую руку, она сдвинулась с проспекта, за ней побежали Школик и Лисакович. Лисакович почувствовал себя глупо. Сердитое лицо Ирины испугало его больше, чем борьба окружения. Его поступок был тут же им расценен как слабость. В нем утихло любопытство, а мысль о том, что это он должен был беспокоиться за всех, а не вести себя эгоистично, подавляла журналистскую храбрость.

Трое спешили, оббегая препятствие из машин и людей. Срезали угол перекрестка, около нового дома, где их встретили напуганные маляры. Мужчины в рабочей униформе смотрели вдаль, растерянно обсуждали увиденное. Ирина слегка провела их глазами, словно не замечала их построения, затем растолкала, протолкнулась сквозь них. Она перебежала дорогу, первой вошла в арку и забежала во двор. Подбежала к дому, где жили ее родители. У подъезда, в момент своего спасения, она оглянулась, вспомнила о небезразличных ей мужчинах. Ирина открыла дверь, впустила Пашу и Никиту, а затем посмотрела на зеленую зону во дворе. Высокие, пышные деревья плавно бросали свои живые листья, словно устали от тяжести и, не дожидаясь осени, оголяли ветви. Тогда же стоящий недалеко красный легковой автомобиль плавился, хаотичные точки по кузову грели поверхность, с дверей стекали капли краски, стекали на асфальт, оголяя местами металл. Внутри застрял в мучениях водитель, его кожа чернела в уголь. В этот момент, когда Лисакович подбежал к лифту и нажал на белую кнопку, он обернулся, посмотрел на Ирину. В подъезд забежал не только Школик, но и темноволосая девочка восьми лет, с портфелем на хрупких плечах. Ирина отпустила дверь, подъезд закрылся, и прозвучал громкий взрыв. Загорелся автомобиль. На удачу, лифт сразу откликнулся, все четверо вошли внутрь, двери сомкнулись и лифт потянулся вверх.

– Мы не застрянем? – прошептала девочка, испытывая тревогу.

– Ты в порядке. Не бойся. Надеюсь, твои родители дома! – сказала Ирина, стараясь говорить спокойно.

– Не знаю. Может они еще на работе.

Ирина жалобно посмотрела на ребенка и, увидев в детских глазах печаль, произнесла:

– Если их не будет дома и тебе будет страшно, приходи к нам в пятидесятую квартиру. Ты же живешь на этаж выше. Не бойся, я знакома с твоей мамой, все будет хорошо.

«Не похоже, что все будет хорошо. Что могло за секунды навредить, спалить кожу человеку?» – не потухал интерес у Лисаковича, – «Нужно срочно связаться с Мариной!» – он достал смартфон из кармана.

Лифт остановился, выпустил пассажиров.

– Выходим! Выходим! – покрикивала Ирина и потянула ребенка за собой, – Быстрее побежали по лестнице к твоим родителям! Я тебя здесь не брошу.

Затем, она опустила голову и, поднимаясь по ступенькам, быстро сказала:

– Никита, я удостоверюсь, есть ли кто наверху. Скоро вернусь! Вы не стойте, заходите к моим…

Школик подошел к двери квартиры и сильно нажал на кнопку дверного звонка. Лисакович, сразу после лифта, остановился, вспомнил о своих близких. Он поднес телефон к уху.

– Алло, любимая!

– Да. Как хорошо, что ты на связи. Я не могла до тебя дозвониться. С тобой все хорошо? – раздался звонкий голос невесты.

– Все хорошо. Ты как?

– Я видела новости. Я очень перепугалась за тебя! В интернете столько пугающего передают из Минска…

– Марин, проведай мою маму!

– …

– Любимая, ты меня слышишь? Алло!.. Алло! Алло! Марина?

В трубке тишина, связь прервалась. Лисакович тяжело задышал и еще раз набрал невесте – абонент недоступен. После этого он набрал маме, но не было соединения. Все больше тайн и проблем нарастало вдали от дома.

V

Дверь квартиры открылась, Школик отпустил кнопку дверного звонка. В дверях показалась Антонина Сергеевна, худая женщина с вишневым оттенком волос, в домашнем темно-синем костюме. Она встретила гостей, держа в руке телефон, еще недавно упорно пыталась дозвониться до Ирины. По крайней мере, женщина надеялась увидеть дочь за дверью, но вместо единственного своего ребенка, перед ней встали мужчины.

– Где Ирина? Где моя дочь? – спросила она у Школика, чувствуя подавленность.

– Здравствуйте, Антонина Сергеевна! – ответил он, убирая свою редкую челку волос в сторону, – Она здесь. Точнее, сейчас придет. Вы не волнуйтесь! – пролепетал он.

– Где она? – грозно спросила хозяйка квартиры, не впуская мужчин.

– Я здесь! – послышался голос дочери.

Ирина спускалась по ступенькам, за руку ведя девочку. Лисакович поднял голову, оторвал глаза от телефона и, как в тяжком дурмане, медлительно отошел в сторону, не вставая на пути. Антонина Сергеевна, увидев напуганное лицо Ирины, выбежала и обняла дочь со словами:

– Ты в порядке… Что творится на улице?

– Отец тоже дома? – быстро спросила дочь.

– Да. Он со своими студентами, в кабинете! – ответила Антонина Сергеевна, затем, глядя на знакомого Школика, тихо произнесла: – Проходите же все в квартиру.

– Заприте дверь! – пугающе произнес Лисакович, опередив всех, и, не оставляя обуви в прихожей, пошагал по коридору, – Творится что-то ужасное! – начал он злиться, не отпуская смартфон из рук.

– Да помолчи ты! – недовольно произнесла Ирина, показав отцовский характер, – Мне и без твоих слов страшно и тяжело! Я не хочу умирать. Мы могли не добежать, останься мы на проспекте… А ты, ты такой же! Думаешь только о себе! Продолжай фотографировать и искать причину всего! Даже не знаю, как это назвать! – затем она передала девочку Антонине Сергеевне, – Мама, покорми и успокой ее. Позаботься о ней, – вернулась Ирина к Лисаковичу, – Паша, ведь для тебя работа важнее! Может спустишься, вернешься назад, у сквера сделаешь пару фотографий? Я видела твой холодный взгляд у дороги, тебе было все равно на нас. Даже на себя! Я видела в твоих глазах холод, когда тот человек просил о помощи! У тебя есть близкие? А, впрочем, не важно… – опустив ресницы, Ирина отошла проведать отца.

Лисакович будто не слышал слов Ирины, пропустил мимо ушей ее лекцию. Он водил пальцем по экрану гаджета, пытаясь дозвониться то до мамы, то до невесты. А когда голос Ирины утих, он посмотрел на окно гостиной и громко произнес:

– Закройте все окна!

В летние дни Антонина Сергеевна любила впустить в квартиру свежий, теплый воздух. Школик быстро поддался приказу и подбежал к окну. Закрывая его, он ощутил на пальцах жар, словно укусило кожу прикосновение раскаленного металла. Парень дернул рукой, опустил глаза на правую ладонь и увидел на внешней стороне пальцев маленькие черные точки, похожие на рой крохотных родинок. Он испугался, повернулся, спрятал руку за спину и бегло осмотрелся. Не заметил ли кто его ожогов? Посмотрел в коридор, там стоял только отчаянно увлеченный, говорящий Лисакович с опущенной головой.

– Алло! Марина, ты меня слышишь? – Лисакович услышал лишь гудок, за которыми последовали неразборчивые слова, – Повтори! У меня помехи. Марина, что бы не случилось, я люблю тебя! – сказал он и после шума в ответ, связь прекратилась, – Снова эти дурацкие неполадки, – прошептал Лисакович, войдя в гостиную, не поднимая глаз

Затем к гостиной, к распахнутым дверям, вернулась Ирина.

– Паша, ты с кем-то по телефону говорил? Есть связь? – спросила она и подошла к нему так близко, чтобы можно было увидеть имя контакта на экране.

– Связи нет. Черт ее и эти помехи! Я не могу дозвониться маме.

– Но я слышала, что ты говорил с кем-то.

– Только шум в ответ с какими-то буквами. Короче, я не успел ничего разобрать и не уверен, что меня слышали. Попробую еще раз набрать! – ответил Лисакович.

Он исчез из вида Школика и Ирины, сделал пару шагов по коридору, где его встретила и остановила Антонина Сергеевна.

– Я закрыла окна и укрыла вентиляцию. Правильно? – утомленным голосом сказала она.

– Ага, – кратко и быстро ответил он, завязнув в телефоне.

– Вы мне кого-то напоминаете, – Антонина Сергеевна молча рассматривала черты лица и с любопытством ждала каких-то слов.

Лисакович просто медленно отошел от нее. Он думал о близких людях, так как непонятное и пугающее явление, что встретило его на проспекте, побуждало думать о них. Тогда же мать Ирины посмотрела в гостиную. Там шипел телевизор с надписью «нет сигнала». Ее дочь держала пульт и разговаривала с Никитой. Парень стоял в двух шагах от Ирины, спрятав правую ладонь в кармане штанов. Антонина Сергеевна испуганно глядела на людей, словно ждала от них какого-то разъяснения, боялась подойти и спросить. Затем, когда Лисакович подошел к двери кабинета ее мужа и взялся за дверную ручку. Женщина обернулась на звук щелчка и, не дожидаясь указаний, быстро пошагала по коридору с громким возгласом:

– Захар! Захар!

Лисакович всегда вел себя естественно, свободно, в таких условиях, когда рядом было больше за один знакомый человек. А в этой квартире, пока только Школик был для него чуждым. Ко всему, Лисакович уже бывал здесь и имел представления о всей семье Прищеповых. Он с каменным лицом открыл дверь и уверенно вошел в кабинет, где Захар Петрович хвалил студентку Елену:

– Я уже бесполезен. А вот ты, дар человечества! Умна. Я тебя готовил и к такому, – сказал он, затем прервался, отвлекся на незваного гостя.

– Здравствуйте, Захар Петрович! – произнес Лисакович.

– Ты еще кто такой? – вскочил с мягкого кресла Захар Прищепов, муж Антонины Сергеевны и отец Ирины, – Может, вы знаете, что происходит на улице? – поморщившись спросил он и сделал лицо задумчивого человека.

Спустя недолгое время, он узнал в плотном теле того юнца, который встречался с его дочерью. Захар Петрович недовольно плюхнулся в кресло, словно кто-то его толкнул, заставил сесть обратно. Он потянулся к стакану недопитого виски, сделал один большой глоток и сморщился еще сильнее. Отпустив горечь, он вернул стакан поближе к бутылке, на беспорядочный стол, где по первому взгляду разместилось с десяток книг. Первая бутылка алкоголя была им открыта тогда, когда за окном раздались взрывы и крики.

– Ты? – с удивлением произнес Захар Петрович и опустил толстые седые брови.

– Я, Захар Петрович. Я. Вижу, вы не особо рады мне, – медленным голосом говорил Лисакович, всмотревшись в нетрезвые и строгие черные глаза пенсионера.

– Паршивец! Бесстыжая сволочь! Что ты здесь забыл? – скалил зубы хозяин квартиры.

Лисакович даже не представлял, что вот так все обернется. Он почувствовал злость Прищепова, но до конца не мог понять почему настолько агрессивно его встретили. По его мнению, он мирно расстался с Ириной. Может были какие-то другие, личные причины ненависти? Сейчас играло все против него, и Лисакович почувствовал себя зайцем, попавшим в капкан, но вел себя сдержанно. Лисакович смело подошел, посмотрел за окно и на секунды задумался: «Кто бы знал… Это ловушка от Ирины? И как теперь отсюда выбраться?»

За окном горели автомобили, живых людей видно не было. Хлопки и вспышки доносились с разной частотой, звуковые волны взрывов грохотали очередью: то стучали издалека, то совсем рядом. Оконные стекла потряхивало, наводя не меньше беспокойств.

VI

С недовольным выражением, за широким столом сидел Захар Петрович, на нем была голубая рубашка, черные брюки, а на остром носе сидели круглые очки. Он слушал раскаты взрывов, запивая стресс алкоголем. Морщинистое лицо седовласого старика взглянуло на Лисаковича, выражая к нему прямое чувство отвращения. Здесь же, напротив стола, на мягком темно-синем диване расположились студенты, для которых Прищепов был в качестве репетитора. Юные, парень и девушка, тихо наблюдали за сценой происходящих взаимоотношений, боясь что-то сказать старшим. Все, ранее присутствующие в кабинете, были в замешательстве при виде нежданного гостя и дожидались от него дальнейших действий. В небольшом помещении создавалось неприятное давление, все бросали друг на друга молчаливые взгляды. В дверном проеме тихо стояла Антонина Сергеевна. После злобных слов мужа, она узнала в госте Пашу Лисаковича и опустила глаза. Женщина вспомнила: как он приходил к ним домой, как сильно была влюблена в него ее дочь, как счастливо выглядели их лица. И сейчас, женщине показалось, что ее муж был слишком строг к прошлому. Мать считала, что дочери давно было пора выйти замуж, что не случайно Паша оказался здесь. «Может их дороги вновь сошлись?» Лисакович выглядел более статно и мужественнее, далеко уже не тот студент, кем был в момент первого знакомства. Антонина Сергеевна совсем отвлеклась на прошлое, не обращала внимания, что грохочет, рушится город за стенами квартиры. Она решилась утихомирить пыл мужа, подумав о счастье дочери.

– Захар! – вскрикнула она, а затем убавила громкость тона, – Зачем же ты так? Паша извинился перед нашей дочерью. Ведь так? – бросила она взгляд на Лисаковича, – У них теперь хорошие отношения! – побаиваясь строгий нрав мужа, Антонина Сергеевна все больше смотрела на Лисаковича, не зная, что на самом деле было между ним и Ириной.

– Что же он, пришел ко мне? Благословения просить? – фальшиво ухмыльнулся Захар Петрович, – Пускай убирается! Убирайся с моего дома! Раз предал, значит еще раз предашь! – он снова потянулся к бутылке.

– Папа, мама?! Что здесь происходит? – подошла к родителям Ирина, после того, как услышала громкий голос отца, – Там, на проспекте, творилось ужасное! – начала стрекотом описывать происходящее дочь, изменив тему разговора.

– Мы переживали за тебя! Я хотела уже ехать за тобой! – говорила Антонина Сергеевна, – Не война ли? Что же нам теперь делать?

– Мы слышали крики, видели суету за окном. Дело гиблое! – подхватил отец и отложил очки на открытые книги, – Связи нет, из дома не выйти! Будет еще хуже! Это все недоученные! Черт их побрал! Посмотрите, как губят человечество эти глупцы! А меня еще уволили! А я же предупреждал, этих недоразвитых! Вот она, их расплата! – продолжал говорить Прищепов увеличивая свой грубый тон голоса, – А этот как здесь оказался? Почему? – указал он кивком головы на Лисаковича, – Отойди! Уйди с глаз моих!

– Я хотела ему помочь! – ответила отцу Ирина.

– Мне лучше уйти, за дверь! – сказал Лисакович и, проходя около Ирины, тихо добавил, – Как же так? – пронзительно, обвинительным голосом произнес он.

Захар Петрович встал, отошел от стола, посмотрел в окно. От неприятного зрелища в горле пересохло, а в груди твердым камнем въелась обида и злость. Он потянулся за стаканом и бутылкой виски, не стесняясь никого, налил себе больше половины. Складывалось такое впечатление, что хозяин квартиры не боялся того, что творилось за стенами, словно его беспокоила лишь обида прошлого. На пенсии Захар Петрович часто выпивал в конце дня, закрывался в кабинете, плевался грязными мыслями на несправедливое отношение. Утопал без своей работы, на которую потратил большую часть своей жизни. Он отпил глоток крепкого алкоголя, потер седую бороду и сел на кресло, словно смирился с гибелью человечества, которое еще боролось за жизнь.

– Только человек может погубить свой мир. Только человек не знает цену своего существования, – горько произнес Захар Петрович и выпил еще, – Но! – поднял стакан на уровне плеча, добавил, – Испытав все недуги, человек способен создать новый мир …до следующего уничтожения.

Антонина Сергеевна не хотела смотреть на пьянствующего мужа и, потянув за собой дочь, покинула кабинет. Молча покинули старика студенты. Дверь кабинета закрылась.

По широкому коридору все переместились в гостиную. Когда Лисакович первым зашел в просторное помещение, Школик отсутствовал, на диване лишь сидела испуганная девочка Вита с хмурым лицом.

– Когда меня заберет мама? – спросила она, осматривая комнату.

Тогда же забежала Антонина Сергеевна.

– Ах, и что же нам делать? – грустно спросила она, размахивая руками.

– Нас спасут. Мам, нас должны спасти! – успокаивала Ирина, – Ну должно же быть что-то, кто-то должен нас спасти!

Антонина Сергеевна посмотрела на потерянного ребенка, подсела к нему и постаралась придать девочке смелости. Ласково заговорила с ней, уверяла, что все будет хорошо. Женщина сама не верила своим словам, и это было замечено Витой. Ребенок задавал сложные вопросы, на которые, воображая, отвечала Антонина Сергеевна.

В эту минуту к Лисаковичу подошла Ирина, просила простить ее за поведение отца и пыталась оправдать себя, как человека, который случайно попал в трудную ситуацию. Она правда была удивлена нестойкости и скользкости отца, что вместо рассудительного разговора, он выкинул что-то новое. И, невзирая на городской ужас, который пугал до дрожи, Ирина набиралась терпения, притворялась сильной. Ей показалось, что за года отец уже позабыл про страдания дочери, которые пришли от расставания с Пашей. Что за долгое время, не только она простила Пашу, но и вся семья была готова встретить Лисаковича спокойно, более цивилизованно. Видимо, влечение Ирины и пробуждение бывших чувств к Лисаковичу несколько туманили ее реальность. Пожалуй, то спонтанное приглашение, которое привело в квартиру новых людей, делило вину надвое. Лисакович обвинял себя, за то, что не уехал домой после выставки. Упрекал в мыслях Ирину, которая вовлекла его в подобный капкан. Но любой из этих направлений не давал ему четкого ответа: был ли он сейчас жив направившись к брату или к невесте. Ему было плевать на грубость Захара Петровича. Хорошо подумав, все что он сейчас сделал, это простил Ирину, тем самым рассеял ее беспокойство их дружеских отношений. Затем, увидев растерянность во многих чужих глазах, Лисакович взял на себя образ командира. Он в спешке попытался объяснить важность сплоченности и подчеркнул важность не паниковать перед неизвестностью. Каждый был равен, застряв в бетонной коробке с кучей вопросов. То, что они еще все живы, означало, что стоит побороться за жизнь, а не опускать руки. Лисакович раздал присутствующим задачи, которые должны были разбавить дурные мысли. Ведь общее дело должно не только отвлекать, но и помогать каждому прожить час за часом.