Лох Серёга, экстрасенс и убийца

Понедельник

1

…Маленький, как игрушечный, паровозик едет медленно, на месте машиниста впереди мохнатый енот в красной фуражке. А за ним вагончики, много, пять или даже шесть. В них сидят собачки, кошки, обезьянки, другие зверушки, все мяукают, лают, разговаривают о чём-то друг с другом.

Впереди тоже маленький домик с большой вывеской «вокзал», на нём медный колокол и медвежонок в красной фуражке – начальник вокзала – громко, с удовольствием, бьёт – старается, сообщает о приходе поезда.

– Бам! Бам! Бам!

Все в цирке смеются, хлопают, и маленький мальчик во втором ряду, тоже смеётся и хлопает ладошками изо всех сил. Светлые, короткие волосики, нарядная, тоже светлая, курточка с большими блестящими пуговицами – какой прекрасный сон! Это он, тот самый маленький мальчик…

– Сёмка, просыпайсь! – раздался из-за тонкой фанерной дверки пронзительный голос бабки Агафьи, у которой снимал комнату. Звала почему-то Сергея так, он не возражал, не всё ли равно.

Сел на кровати, тяжело вздохнул, бабка была известной знахаркой-травницей, к ней приезжали лечится не только из соседних деревень, но и из большого города, который стоял за железной дорогой. Она позвала его с собой в лес, копать какие-то лечебные корешки, почему-то делать это надо было обязательно ранним утром, иначе теряли свою силу.

А кто это спит рядом на тонком, клетчатом одеялке? Такой очень большой и очень рыжий, по имени, конечно, Рыжик. Но так котюгу звала только хозяйка дома, бабка Агафья, Сергей придумал ему другое, солидное имя, и произнёс громко:

– Доброе утро, мистер Рэд! – и кот приоткрыл один зелёный глаз. Кроме этого имени придумал ему ещё три – утром Барсик, днём Барсук, а вечером Барселон. Но глупый, – или очень хитрый, – котюга не обращал на них внимания, не откликался ни на одно.

– Вставай, лодырь! – продолжал Сергей, в ответ кот муркнул:

– Мр-р-р! – был весьма самостоятельной личностью, бабка Агафья его не кормила совсем, кот целыми днями пропадал в лесу, охотился на мышей и на зазевавшихся птичек. Приходил домой только ночевать и охранять от домашних мышей бабкины запасы разных целебных корешков и трав.

– Лодырь! – повторил Сергей и погладил кота, тот сразу перевернулся на спину и задрал вверх все лапы, не открывая глаз громко замурчал, затарахтел, как маленький трактор.

В тесной кухоньке Сергей готовил себе завтрак, яйцо вкрутую, бабка Агафья разрешала ему брать утром одно – только одно! – болящие пациенты приносили в большом количестве не только яйца, но сметану, сало, вареных куриц, всё сразу прибирала в холодильник и потом увозила в соседнюю деревню к сестре.

Котюга уже сидел рядом и с интересом следил, что делает Сергей, не мурлыкал, чуть неодобрительно махал хвостом, длинным и тоже рыжим.

– Хочешь половинку? – Сергей очистил яйцо, взглянул на кота. Тот махнул хвостом посильнее.

– Мур-нет! Я люблю мясо! Пошёл на охоту! – и выскочил в открытую форточку, умчался в соседний лесок ловить мышей. Сергей только вздохнул – мясо тоже любил, но есть его, в отличие от котюги, приходилось не так часто.

2

Была ещё ночь и лес стоял совсем не такой, как днём – деревья чёрные, мрачные, кусты тоже, так и казалось, что в них кто-то сидит, прячется. Кое-где, в низинках, лежал белой ватой туман, невысокий, негустой, и быстро, на глазах, таял.

Баба Ага резво бежала по одной ей ведомой тропинке, шустро обходила ямы и горелые пни. Сергей шёл как во сне, ни чего не видел под ногами, спотыкался на ровном месте и чуть не падал. На ней чёрно-коричневое пальтишко до колен, в руке костыль-клюка, через плечо большая сумка-мешок.

Вот остановилась, клюкой раздвинула траву, из неё выглянула шляпка мухомора, большая, ярко-красная, даже в темноте горела словно фонарик. Сказала ему негромко и ласково:

– Вырос, милок, молодец. Вчерась тебя рвать не стала, а сёдня – самый раз. – Ножичком срезала гриб, подняла.

– Глянь, Сёмка, какая красотища! Нигде такую не увидишь! Самый пользительный гриб! Он, да ещё поганки! Недаром лесное зверьё их уважает, хрумкает да облизывается. Конешно, людям их есть не надо, а вот я настою на водочке, само то, глотнёшь чуток – многие хвори как рукой сымет.

Сергей молчал, с детства знал – эти грибы ядовитые, но спорить не стал, настроение не то. Да и всё равно не переубедить – бабка отличалась редким упрямством. Если что-то вобьёт себе в голову – то хоть кол теши на ней, ничего не поменять.

Она ещё что-то говорила, много и неразборчиво, не слушал и вдруг что-то увидела в кустах, кинулась туда. Невольно взглянул – стояла возле высокой и толстой дудки, ствол темно-зелёный и почти без листьев. Позвала радостно:

– Сёмка! Подь сюды! Вот он, корень золотой! Показался! Всё самое важное из земли сосёт – растёт-наливается. А как вырастет выше человеческого роста, так можно выкапывать. Сваришь его, станешь пить три раза в день по столовой ложке, и через месяц все желудочные и кишечные хвори сгинут, как и не было. – Достала из своего бездонного мешка-сумки небольшую лопатку. – Копай, да осторожнее, а я второй поищу.

Копать так копать, он резво взялся, думал быстро управиться, да не вышло! земля оказалась твердой, каменной, а потом пошла одна глина, лопатка просто застревала в ней. Кое-как добрался, выдрал проклятый корешок – оказался длинным и кривым. Бабка Ага подскочила, отрезала от стебля, сунула в сумку.

– То, чё надо! Идём дальше!

А дальше сухой лес кончился, началась мокротень, что-то вроде полуболота. Из неглубокой коричневой жижи торчали высокие, большие кочки, заросшие пожелтевшей травой. Хорошо, что бабка дала старенькие, короткие резиновые сапоги, в своих суконных тапочках погиб бы.

Она ловко бежала вперёд, прыгала с кочки на кочку, помогая себе клюкой. Серёга, хоть и ступал осторожно, то и дело соскальзывал с них в воду. Всё это ему совершенно не нравилось, зачерпнул сапогом немного воды и остановился.

– Дальше не пойду, тут всё глубже и глубже, да и змеи, наверное, есть…

Бабка подскочила поближе, замахала клюкой.

– Сёмка, не боись! Глыбко не будет, а змеюки добрые, их только трогать-дразнить не надо, – вытащила из сумки баночку тёмного стекла. – Вот, держи, если вдруг цапнут, помажь чуть-чуть, но не шибко, а то кожа до мяса слезет. И пошли – самые главные корешки тама растут.

Сказала и запрыгала дальше, Сергей двинулся было за ней, но через несколько шагов замер от испуга. На кочке, прямо перед ним, стояла змея! На хвосте! И глядела на него маленькими черными глазами! А изо рта высовывался и пропадал – раз за разом! – раздвоенный язык-жало!

– Гадюка! – завопил изо всех сил. – Змеиное болото!

Бабка Ага закричала издалека, слух у неё был отменный.

– Ты не базлай! Это Яшка царь болотный! Не пугай его и не тронет! – подбежала поближе и повернулась к гадюке: – Яшенка! Не серчай! Мы только корешки копнём, три штуки, и живо уберёмся!

Гадюка, похоже, её поняла, рот закрыла, язык не показывает, но глаз с Сергея не сводит. Бабка ускакала дальше, а он не знал, что делать. Вернулся бы, да как одному отсюда выбраться? Но, всё-таки, шагнул, нога соскользнула с кочки, чёрная вода забулькала, снизу пошёл густой вонючий воздух пузырями, Яшка этот, проклятый, сразу рот открыл и язык высунул.

– Наплевать на тебя! – сказал Сергей зло и громко, шагнул было на следующую кочку и тут змея прыгнула!

– Ай! – отчаянно изо всех сил завопил, взмахнул лопаткой и ловко, на лету, отрубил у неё голову! Две части гадюки упали в воду, крутились там в каком-то безумном танце… И тут ветер возник на болотине, зашумел, подул сильно и перестал, начался какой-то гул, забулькала вода. Сергей оглянулся и похолодел – из болотной жижи на кочки прыгали змеи! Сотни, тысячи уже стояли на хвостах с открытыми ртами и высунутыми жалами! Всё население болота, все подданные гадючьего царя-Яшки, голова его плавала-шевелилась возле ног Сергея, открывала рот, словно хотела укусить.

Собрался бежать – и не мот, ноги не слушались, а змеи с кочки на кочку, всё ближе и ближе. И вот уже первые на его ногах, кусают их через тоненькие джинсы, прыгают и на грудь, на курточку, на голые руки.

Завопил дико, сбрасывал в воду, бил и бил там лопатой, рубил на части, всё новые и новые гадюки вылезали. из болота, под ногами уже суп-вермишель из змеиных кусков, но конца им нет. Не помня себя, прыгая по кочкам, проваливался в воду до колена и закричал отчаянно:

– Гады! Сдохните! Сдохните все! – и вдруг увидел: с груди, с рук и ног гадюки сразу свалились, забили хвостами и через минуту всё было кончено – не осталось ни одной живой, продолжали ещё еле шевелиться, и тонули, исчезали в черноте.

– Чё ты натворил, ирод? – бабка Ага неслась мимо кочек, разбрызгивая ядовитую коричневую воду своими сапогами. – Всех поубивал змеючков! Ведьмак ты! Видеть тебя не хочу! Убивец! – повернулась и, не разбирая дороги, рванулась назад.

3

Сергей скорее кинулся прочь, подальше от этого проклятого места, бежал час, а, может, и два, наконец, выбрался на сухую полянку. Упал, сбросил сапоги, полные воды, стянул мокрые штаны – все ноги в укусах! Распухли, красные, кровь течёт, и руки такие же, но поменьше, хорошо, что до лица не добрались. Вспомнил про бабкину мазь, достал баночку, всё смазал, руки и ноги, и завопил от боли – их сразу словно облили кипятком, словно сдирали кожу, вздулись и распухли ещё сильнее. Быстро вытащил из кармана куртки бутылку с водой – слава Богу догадался её взять, – обтёр укушенные места. Стало легче, кожа уже не горела, упал в тень и замер, боялся пошевелиться.

Мазь оказалась клёвой! Скоро опухоль на ногах и руках сошла на нет, следов укусов не стало видно, в голове прояснилось, чувствовал себя нормально. Полежал ещё немного, встал и пошёл домой. Тропки никакой не было, продирался сквозь кусты, обходил деревья, оглядывался всё время – нет ли гадюк?

Благополучно добрался до домика, сел на лавочку у дверей. Тяжело вздохнул – ну и ночка! Спасибо бабке Aгe! Только бы она не распсиховалась, только бы не отказала от квартиры. Вспомнил о важном, достал из-под скамейки маленький медный колокольчик, улыбнулся и позвонил.

– Динь-динь-динь.., – тихонько запел он как давным-давно, тысячу лет назад, когда мальчик в светлой курточке играл с котёнком и того тоже звали Барсиком, но никак не Барсуком или Барселоном, ведь котёнок был совсем маленьким. Тогда мальчик жил с мамой в большом городе и стоило только позвонить – Барсик прибегал к нему из другой комнаты…

Сейчас же Сергей без труда договорился с мистером Рэдом, что тот тоже будет появляться на звоночек. И вот снова…

– Динь-динь-динь.., – через несколько минут откуда-то, из редких досок заборчика, возник рыжий Барсик! Пронесся стрелой, запрыгнул на колени, и замурчал, запел свою радостную песенку.

– Как прошла охота? – спросил его.

– Мур-р-р, прекрасно!

– Много мышей поймал?

Барсик хитро прищурил зелёный глаз, сделал вид, что вспоминает-считает.

– Мур-р-р, сто штук, но осталось ещё больше,

– Молодец! Тогда идём загорать! – Сергей встал, поднял кота и пошёл на своё любимое место, на солнечный холмик.

Там быстро разделся, лёг, котюга растянулся рядом и продолжал мурчать.

Снятой у бабки Агафьи комнаткой был чрезвычайно доволен.

И не только тем, что даром – лишь копать огород, колоть дрова и караулить дом, весь посёлочек лечился у неё, никто бы не полез, бабку любили и побаивались, а чужие люди тут не ходили.

Доволен был самим домом – маленький, из потемневших брёвен, с двумя окошками, стоял на невысоком холме, покрытом редким кустарником и выгоревшей до белизны травой. Стоял вольготно одиноко на краю посёлка, почти рядом с железной мачтой-башней линии электропередачи. Её провода возникали из леса и уходили дальше в лес, к другой такой-же башне. И пели-гудели всё время, круглые сутки, то тише, то громче…

4

Уже месяц с лишним живёт тут и почти каждый день лежит – загорает, впитывает солнце, чувствует, как оно наполняет его силой. Немного задремал, не слышал, как рыжий котюга снова сбежал в лес. Встал, жарковато, надо пойти в дом. Ехать в институт опасно, ведь совсем не спал, ещё уснёшь там всем на смех.

Лег в своей комнатке на кровать, но сна, почему-то, не было, выпить бы какую-нибудь таблетку. И вспомнил – не так давно тоже не спалось и бабка Ага дала чёрную бутылочку…

В тёмном коридорчике она собиралась в лес за травами, увидела его, спросила насмешливо:

– Чё, Сёмка, не спится? Думаешь, поди, много о лишнем, ненужном, о девках-вертихвостках, ходят, жопами крутят, прости Господи, откель и взялись, ране таких не водилось… Ох, не к добру это, не к добру…

Молчал, ответить было нечего, да и зачем? Её все равно не переубедить, но вспомнил вдруг девиц со своего курса: разных, но и одинаковых – всегда мрачных и озабоченных. Бабка сунула руку в бездонный мешок-сумку на плече, вытащила маленький пузырёк.

– Голову себе забил, вот сон от тебя и бежит. Держи, дам тебе капелек сонных.., – подала пузырёк. – Пять капель на полстакана воды, пей кажинный день вечером, и на девок перестань слюни распускать.

Взял стекляшку, открутил белую пробку, осторожно понюхал. Запах был ещё тот! Сшибал напрочь с ног! Воняло каким-то болотом и даже падалью. Чуть усмехнулся.

– Отрава…

Бабка резво протянула руку забрать пузырёк, спрятал его за спину.

– Дурень ты, и ухи холодные, – она, вроде бы, даже рассердилась, хотя прежде сердитой не видел её ни разу. – Запомни, в лесу отрава не растёт, там только всё пользительное, не сумлевайся. Пять капелек, понял, больше не надо, – сказала и вышла, только дверь чуть скрипнула.

Снова осторожно открыл и понюхал пузырёк – точно, отрава! Усмехнулся – не боись! Никто от бабкиных капель пока не помер. Налил полстакана воды и решительно начал капать. Но какие пять! Сразу вылилось полпузырька! Вода потемнела, пошёл какой-то шип.

Засмеялся, сказал весело и беспечно:

– Классная газировка получилась! Имени бабки Аги!

А веселился совершенно напрасно, не задумывался из чего сделаны эти капельки. А ведь она их настаивала на ядовитых мухоморах – обязательно перезревших, почерневших, – и добавляла туда отвар разных корешков, известных только ей одной. Любой врач, узнав состав капелек, сразу бы грохнулся в обморок. Бабка Агафья лечила ими все болезни, но для каждой отмеряла строгое количество капель и число приёмов в день.

Ничего этого, конечно, Сергей не знал и даже не догадывался, капли как капли, вроде валерьянки, собрался уже пить, но тут его Ангел-хранитель – говорят есть такой у каждого хорошего человека, – толкнул под локоть и больше половины стакана пролилась, коричневые доски пола сразу стали почти белыми.

Сергей ничего не заметил, вернее заметил, но ничуть не удивился, зажал пальцами нос, закрыл глаза и всё оставшееся глотнул залпом. Даже крякнул – дурачок есть дурачок! – стакан хотел поставить на стол. И вдруг стены комнаты начали медленно, неумолимо сдвигаться, всё теснее и теснее, собирались раздавить. Сердце билось, трепыхалось, словно пойманная птичка в кулаке. Пошатнулся, выронил стакан, всё вокруг поехало колесом. Упал лицом на пол, провалился в чёрную, бездонную яму…

Вторник

1

Сергей, он же Серёга, иногда, редко, Малина – его фамилия была Малинин, шёл-бежал по тропинке. Торопился, ведь после бабкиных капель проспал на полу не вставая до утра. Невысокий, худощавый, короткие светлые волосы, высокий лоб, лицо обычное, нос, глаза и рот тоже, таких парней кругом полно.

Был студентом пединститута, опаздывал на лекцию, боялся – грехов за ним накопилось немало, в деканате давно смотрели косо на прогульщика, грозились снять со стипендии. А это полный кирдык – переводы от дяди, брата покойной матери, были весьма небольшими.

А день выдался чудесным! Солнышко светило ярко, гладило тёплыми лучами-руками, ветерок дул ласково и нежно, на синем небе ни облачка. Хотя ветер может разом смениться на северный и тогда налетят чёрные облака и начнётся дождь. Настроение у него было тоже отличное и голова удивительно ясной, всё-таки бабка Ага с её каплями молодец!

Вдруг захотелось петь или читать стихи, и начал – громко, благо никого нет близко:

И замолчал, мрачноватые стишата его не вязались ни с ясным днем, ни с прекрасным настроением.

Скоро тропинка привела к железнодорожным путям, остановился – справа медленно тянулся длинный грузовой состав, бесконечная гусеница одинаковых темных вагонов, а слева уже нёсся паcсажирский поезд – красный тепловоз и зелёные набитые людьми коробки. Движение здесь было весьма оживлённым – поезда следовали один за другим.

Недалеко – метров сто – был переход через пути, железный, надёжный мост, но редко кто из деревенских им пользовался, надо подниматься-спускаться, все ходили напрямую. Тут главное смотри в оба, иди и оглядывайся, не зевай.

2

Вот и сейчас, едва прошёл товарняк, на путях показалась девчонка, быстро бежала-прыгала через рельсы, только мелькали длинные ножки. Слава Богу – проскочила благополучно, перед самым носом страшного тепловоза, тот только загудел, как древний мамонт.

Подскочила поближе – высокая, стройная, красивая. Личико милое, губки бледные, без следов помады, тёмные волосы сзади болтаются хвостиком, небольшим и симпатичным. Улыбнулся ей, сказал:

– Быстро бегаешь-скачешь, как заяц! Молодец! Но гляди, не запнись!

Тоже заулыбалась, словно были давно знакомы, хотя видел её первый раз.

– Сам не шлёпнись! А то отрежет тебе яйца и прибор! Как жить-трахаться станешь? – и спросила потом:

– Ты кто такой, весёлый? Студент, чё ли, который у бабки Агафьи живёт?

Сергей опять улыбнулся, девчонка эта ему сразу понравилась.

– Вроде бы я…

– Клёво! А зовут тебя как? Имя-то есть?

– Имеется, Сергей я,

– Серёга, значит, ясно. А я Тома…

Он удивился и даже малость огорчился, имя это не понравилось, никак не подходило к ней.

– Какое-то странное имя…

– Сам ты странный! Шизик какой-то, про меня даже песня есть, может слыхал? Давай, спою, – и, не дожидаясь ответа, запела:

Тома, Тома,

Выходи из дома…

Голос у неё оказался довольно приятный, снова улыбнулся.

– Никогда не слышал такую…

Тут она ему выдала, без запинки:

– Ну, ё-ка-лэ-мэ-нэ! А чё ты вообще слышал? Тебе твоя кликуха тоже не светит, ты Иван!

Снова удивился.

– Почему?

– По-кочану, понял? Оно мнe не катит! В сказках есть такой Иванушка-дурачок. Точняк – это про тебя!

Рассердиться на болтушку не мог, так смеялась-улыбалась прекрасно-замечательно, а она продолжала:

– Колись, бабка Агафья дома, или усвистала в свою деревню?

– Угадала, свалила туда, – постарался попасть ей в тон.

Тут Тома эта вдруг обрадовалась, хотя радоваться, вроде бы, было нечему. Снова заулыбалась, зубки белые, ровные…

– Один, значит, кукарекаешь там? Тогда приду, проверю, как живёшь,

Сергей малость испугался – этого ещё не хватало! Девица оказалась какой-то настырной, таких не любил и даже побаивался, имел печальный опыт обращения с ними там, дома, в школе. Одна всё учила его целоваться… Торопливо сказал:

– Не застанешь, бываю тут мало, занимаюсь, в читалке сижу.

Тут Тома развеселилась по-настоящему, не просто улыбалась, а хохотала во всё горло.

– Ну, ты даёшь! Прикинь – просто профессор! Только очков нету, и бороды! Заучился, бедный – дохлый, как скелет! Принесу тебе котлетку, подкормишься, иначе ничё у тебя работать не будет!

Он от таких её слов только рот открыл, а закрыть не получилось, так и стоял, правда – дурак дураком. А Тома всё своё:

– Ночевать приходишь? Вот и я приду ближе к ночи, погляжу, какой ты трахальщик!

Совсем этим его убила, покраснел, как морковка, а она ещё громче.

– Ха-ха! Не боись, у меня СПИДа нету, справку покажу! Готовься, Серёга-Ваня! – и побежала, понеслась по дорожке вдоль домов. Вскидывала коленки высоко, чуть не до пояса, юбчонка, коротенькая, серенькая в клеточку, вилась возле них. Вилась – задиралась так, что увидел беленькие трусишки… Улыбнулся, сказал вслух:

– Девка молодец! Просто супер! Надо будет у бабки Аги узнать, кто такая. – Она ему весьма понравилась, сам человек не из весёлых, точнее просто грустный, испытывал симпатию ко всем весельчакам. Стоял, улыбался и глядел, пока она не скрылась за домами.

3

Очень боялся, что в деканате его возьмут за жабры – прогулял вчера все лекции из-за бабки Аги, но обошлось, никто и не заметил. Только староста группы – Ирка – погрозила кулаком, улыбнулся ей, хотя и знал: всё равно отметит прогул, служба у неё такая. И подумал, а может, встреча с Томой оказалась счастливой? Спасла от выговора – уже третьего по счёту. Вспомнил её легкомысленную болтовню и снова улыбнулся – на душе малость посветлело, почувствовал себя не таким одиноким.

Началась лекция, в аудитории устроился, как всегда, в последнем ряду, сел и закрыл глаза. Лектор, молодой и кудрявый, что-то увлечённо рассказывал, не слушал, даже немного задремал, не закрывая глаз.

Но вот лекции кончились и все потянулись кто куда – домой или в столовую, была в этом же здании, в подвале, Сергей тоже двинулся вниз. В небольшой очереди старался не глядеть на стоявшие на раздаче разные вкусности, а было их там немало. Салат из красных помидорчиков с зелёным лучком, ещё один – тёртая свеколка со сметанкой, тарелки с огненно-красным борщем и супом вермишель с курицей. И котлеты! Большие, жареные до коричневой темноты, картофельное пюре рядом, а на нём кусочек сливочного масла…

Стоявший перед ним толстый Петька резво собрал на подносе и салат, и борщ, и котлеты – две порции, четыре штуки! Компота два стакана, один из сухофруктов, другой – консервированные мандарины… Сглотнул набежавшую слюну, сказал ему в спину:

– Куда набрал столько? Гляди, не лопни!

Петька не оборачиваясь ответил весело:

– Не боись! Всем известно – пока толстый сохнет, худой сдохнет! – и дошёл, потащил скорее свой корм. Такой довольный в предвкушении обжорства, улыбался-смеялся, что Сергей не выдержал.

– Уронишь! Вот будет смехота!

Но, конечно, ничего Петька не уронил, спокойно прошагал дальше, а Сергей поставил на свой поднос тарелку самого дешёвого картофельного супчика, ещё тарелку с одной котлеткой, а пюре – тоже картошечка – побольше, масло не взял, прихватил два стакана чёрного, безвкусного чая, подвинул всё кассирше и протянул заранее отсчитанные копейки. Та взглянула – за ним никто не стоит, чуть улыбнулась.

– Тебе сегодня бесплатно, проходи…

Не удивился, так бывало не раз, сунул деньги в карман, и потащил поднос, глядел внимательно на столики – важно было выбрать за которым никто не сидел и хлеб на тарелке лежал нетронутой высокой горкой, ведь был бесплатным, дармовым.

Нашёл такой дальний столик, сел, суп оказался горячим и вкусным, котлетка ещё вкуснее, хотя и очень маленькая, чай крепко-сладким. Быстро съел половину хлеба, остальное аккуратно завернул в бумажные салфетки и положил в карман.

Тетя Маша – кассир столовой, пожилая, добрая женщина, его жалела, – если никто сзади не стоял и не видел, деньги за обед не брала. Вроде бы всё хорошо – еда стоила копейки, – но сейчас он вдруг подумал: Зачем? Зачем эта милостыня? Что он – нищий? Нет, и в подачках не нуждается! Чувство собственного достоинства у Сергея было болезненно-обострённым. Решил – нет, так дело не пойдёт!

Отсчитал снова деньги за обед, всё до копейки, дождался, когда у кассы никого, подошёл, положил на тарелочку, чуть улыбнулся.

– Большое спасибо вам, но больше не надо, мне бабки дядя присылает…

4

В этом городе – не большом и не маленьком, среднем, – педагогический институт и колледж искусств, бывшее культпросветучилище, стояли почти рядом, по две стороны большого старинного сквера. Здание института было новое, четыре этажа огромных окон, светлое, недавно поштукатуренное и покрашенное, в нежно-кремовый цвет.

Колледж наоборот находился в невысоком кирпичном доме, построенном ещё в прошлом веке купцом-благодетелем для гимназии, в которой учились его дети. Окна небольшие и там всегда сумрачно, горел свет даже днём. Но, всё равно, здание было намного красивее коробки-новодела.

Институт появился в городе не просто так, а стараниями его мэра, до этого было обычное педучилище. Мэр же решил добиться, чтобы здесь был вуз. Это дело оказалось непростым, в областном центре идею поддержали, но в министерстве завернули все бумаги – город небольшой, всего сто тысяч жителей, хватит и училища, а для института нужно не только здание, но и преподаватели с учёными степенями.