Тарантелла

3.

Деметрио

Наконец, дом. Небольшое палаццо на окраине старого города – всегда было местом, где я мог отгородиться от мира. Толстые каменные стены, построенные несколько веков назад, хранили тишину и прохладу даже в самые жаркие сицилийские дни. Но сегодня эта тишина давила на меня, словно тяжелый гранитный блок.

Я сидел за столом, разложив перед собой документы Велии. Карта маршрутов с красными отметками точек контроля занимала центральное место. Каждая линия, каждый значок говорили о чьей-то жизни, чьей-то судьбе. Мой опыт в Афганистане научил меня читать такие карты как открытую книгу: здесь кто-то потерял товар, там – людей, а в этом месте явно происходила сделка, которая закончилась проблемами.

Список контактов лежал справа от карты. Я внимательно изучал каждое имя, каждую кодовую метку, представляя себе этих людей. Фарид Хассан. Три года работы с кланом Амати. Надежный партнер, сказала Велия. Слишком надежный для человека, который работает в нашем мире.

Или у меня уже чертова паранойя?

Я взял ручку и начал делать пометки на полях документов. Заметил несколько странных совпадений в сроках поставок через порт Бендер-Аббас. Слишком много операций было перенесено в последние месяцы. Это могло означать только одно – кто-то специально создавал видимость нормальной работы, маскируя свои настоящие намерения.

Но мои мысли постоянно возвращались к Велии. Проклятье. Я пытался сосредоточиться на работе, но ее образ стоял перед глазами. Она сильно изменилась за эти годы. Та юная мечтательница, которую я помнил, превратилась в женщину, которая знала цену власти и умела ею пользоваться. Ее зеленые глаза, когда-то полные наивных надежд, теперь стали холодными и расчетливыми.

Или кровь Амати просто взяла вверх?

Я вспомнил, как она стояла в своей мастерской среди антиквариата. Белые перчатки, испачканный чем-то фартук, забранные наверх волосы. Небрежно, но это только подчеркивало ее женственность. И этот запах – смесь красок, старых книг и чего-то неуловимо-возбуждающего…

Резко встав из-за стола, я подошел к окну. Ночной Палермо светился немногочисленными огнями, но этот свет не мог сравниться с тем, как горели ее глаза, когда она говорила о контрабанде предметов искусства. Как раньше, когда студенткой рассказывала что-то из своих учебников по истории искусств.

Сейчас же Велия действительно преуспела в этом деле. Даже слишком хорошо.

И как же она чертовски хороша сама.

Проклятье.

Нельзя позволять себе такие мысли. Особенно сейчас, когда ситуация становится все более сложной. Эти новые игроки… Что-то в их действиях казалось мне знакомым.

Тактика, стиль работы – это не любители. И если они смогли проникнуть в нашу сеть, значит, у них есть серьезная поддержка изнутри…

Что мне надо сделать?

Проверить все недавние операции через Иранский коридор.

Проверить сделки с местными группировками в Афганистане.

Установить наблюдение за Фаридом Хассаном.

Перепроверить связи семьи Монтальди через Пакистан.

И не думать, черт меня дери, о ней.

Кажется, план не такой уж сложный….

За исключением последнего пункта.

Вдруг я услышал шорох снаружи. Мгновенно потянувшись к пистолету, лежащему в верхнем ящике стола, я замер, вслушиваясь в ночь. Старые инстинкты бывшего военного не подвели – шаги на террасе были слишком тяжелыми.

Подойдя к окну, я осторожно выглянул наружу. Снял пистолет с предохранителя. Сделал шаг. И…

Твою мать! Я тут же узнал это серьезное лицо с невозмутимым взглядом даже перед дулом пистолета.

– Винсенте!

Чертов Амати.

– Я мог тебя застрелить! – раздраженно произнес я, рассматривая его.

Но тот даже не шелохнулся. Темная футболка, пижонские джинсы, пиджак. Он будто бы пришел на заключение сделки в ресторан. И кажется, подкачался с нашей последней встречи.

– Если бы хотел меня убить, ты бы уже это сделал, – произнес Винсенте с той же холодной уверенностью, которая всегда заставляла меня внутренне напрягаться. Его голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась сталь, готовая пронзить любого, кто посмеет перейти ему дорогу. – С возвращением.

Его черты лица – резкие, острые: высокие скулы, прямой нос, четко очерченные губы. Но главной особенностью его внешности всегда был взгляд. Хищный. Расчетливый. А порой какой-то бездушный. Даже пустой. Сейчас его глаза смотрели на меня с холодным спокойствием, будто он заранее знал, что я не нажму на курок. И я тут же вспомнил, как боялся увидеть этот взгляд у Велии.

Винсенте стоял прямо, с уверенной осанкой человека, который привык командовать и быть услышанным. Даже сейчас, когда я держал его на прицеле, он не выглядел ни испуганным, ни напряженным. Он просто был… Винсенте. Тот самый парень, которого я когда-то считал другом. Тот самый человек, который теперь вызывал во мне смесь недоверия и раздражения. Он был младше меня на год, но что-то в его манере держаться напоминало уже дона, управляющего семьей десятилетиями.

Я опустил пистолет.

– Спасибо. Выпьешь?

– Не откажусь.

Мы прошли в дом. Я достал бутылку виски и два стакана, стараясь не показывать своего напряжения. Винсенте никогда просто так не наносил визитов. Особенно в такое время.

Его присутствие здесь означало лишь одно – он хотел что-то сказать. И это «что-то» явно касалось не только текущего расследования.

Я вернул пистолет в ящик, подал Винсенте стакан и кивнул на документы, разложенные на столе.

– Работаю, как видишь. Пытаюсь разобраться в ситуации с маршрутами. Велия сегодня передала мне материалы.

Винсенте приподнял бровь, сделав глоток из стакана, и лениво прошелся взглядом по бумагам.

– Да, она упоминала об этом. Кстати, Паоло тоже говорил о некоторых странностях в последних операциях. Особенно касательно поставок через Бендер-Аббас. Может, тебе стоит поговорить и с ним.

Его слова заставили меня внутренне напрячься. Сначала чертов звонок. Теперь это. Что я знаю о Паоло Лорети? Кажется, его семья занималась отмыванием денег. Тогда какого черта он занимается этими историческими игрушками для богатеев? Контролирует финансовые операции? Или личный интерес? И стоило об этом подумать, как челюсти непроизвольно сжались. Но я продолжал сохранять невозмутимое выражение лица.

– Они хорошо работают вместе, – добавил Винсенте, словно невзначай. – Сестренка и Паоло. Отличная команда.

Я сделал глоток виски, чтобы скрыть свою реакцию. Это было уже слишком очевидно. Второй намек за последние минуты о том, что у Велии есть другие варианты. Более подходящие, с точки зрения ее семьи. Даже смешно, что братец больше озабочен выгодно пристроить сестренку, чем ее отец. Хотя Винсенте всегда был одержим властью сильнее, чем дон Амати.

А ведь когда-то я действительно верил, что мы друзья.

Когда-то был готов получить за него пулю.

Но о какой дружбе может идти речь, если человек считает себя выше тебя?

Хорошо, что мне хватило мозгов понять это вовремя.

– Я заметил несколько нестыковок в документах, – произнес я, решив перевести разговор в более безопасное русло. – Особенно в расписании поставок через Иранский коридор. Кто-то явно пытается замести следы.

Винсенте кивнул, но его взгляд оставался пристальным.

– Проверь. Именно поэтому ты здесь. Никто лучше тебя не справится с этим расследованием.

Похвала явно к чему-то. И, смотря на Винсенте, я внутренне напрягся, понимая, что сейчас услышу что-то неприятное для себя.

– И, Деметрио… – он сделал паузу, глядя мне прямо в глаза, – как ты знаешь, в нашей семье важно не только найти правду. Важно сделать это правильно. Без лишнего шума. И без… ненужных эмоций.

Его слова были как удар ниже пояса. Прямой и точный. Винсенте предупреждал. Конечно, он помнил о моих чувствах к Велии. Наверное, догадывался, что тогда, три года назад, она отвергла ухаживания подходящего мужчины из-за желания быть когда-нибудь со мной и своих мечтаний о другой жизни.

И помнил, что ее отец отнесся к ее решению в разы спокойнее, согласившись с ее доводом, что перед замужеством она хочет окончить колледж.

Какой-то порочный круг.

Снова тот же город, та же ситуация и те же люди. Я, Велия, более подходящий кандидат на горизонте и Винсенте, явно сделавший работу над ошибками. Готов поспорить на что угодно: дон принял решение вернуть меня единолично.

– Я всегда действую профессионально, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. – Уж ты-то это знаешь лучше других.

Винсенте еле заметно усмехнулся. Ненавижу такие разговоры, но пришлось научиться их вести для таких случаев. Интересно, как скоро я отправлюсь проверять ирано-афганскую границу и маршруты?

Или Винсенте сменил тактику?

– Знаю, – произнес он, сделав еще один глоток виски. – Именно поэтому ты до сих пор жив и работаешь на нас. Но даже самые профессиональные люди иногда поддаются слабостям. Особенно когда дело касается… семьи.

Его намек был очевиден. Велия – часть семьи Амати. Я же всегда оставался чужаком, пусть и занимал важное место в их делах. Для Винсенте это различие было ключевым. Он никогда не позволит мне об этом забыть.

Его семья отдает приказы. Я их исполняю. Это все, что для него важно.

– Моя задача – решить проблему. Никаких слабостей. Только работа. Я понял.

Винсенте поставил стакан на стол и скрестил руки на груди. Его взгляд стал еще более пронзительным, словно он искал в моих глазах то, что я пытался скрыть. Словно хотел поставить жирную точку в этом разговоре, которая могла бы раздавить меня, если уж Афганистан не сделал из меня кровавое месиво физически, то он сделает это эмоционально.

– Послушай, Деметрио, – начал он, понизив голос и качнув головой. – Мы не чужие люди. И… я не хочу говорить с тобой так. Это идиотизм.

Одно из немного, в чем я с тобой согласен. Кроме части про чужих людей. Вот только этот переход с красивого словоблудия до прямого диалога, напоминание про дружбу и попытка вести «открытый разговор» не подействуют. Винсенте – не просто стратег. Он паук, который плетет паутину и точно знает для кого.

Неужели он думает, что я поведусь на его «внезапное решение» перестать говорить по-рабочему?

– Поэтому скажу прямо, по-дружески: знаю, что между тобой и Велией… что-то было. Или, возможно, все еще есть. Это не мое дело. Но если это «что-то» помешает расследованию или поставит под угрозу интересы семьи, я лично прослежу, чтобы проблема исчезла. Понимаешь?

В переводе: мне плевать, что между вами, но если помешаешь моим планам на сестру, то ты труп.

Суровые семейные нравы. Как будто бы не уезжал из Афганистана.

Но его слова звучали как приговор. Я знал, что Винсенте не шутит. Если он решит, что я представляю угрозу для клана Амати, он устранит меня без колебаний. Дружба или прошлое сотрудничество ничего не значат, когда речь идет о защите семьи.

Кто бы мог подумать, что у Сицилии и Афгана столько общего?

– Понимаю, – ответил я коротко. – Но тебе не о чем беспокоиться. Моя единственная цель – разобраться с новыми игроками. И я сделаю это, как всегда, быстро и чисто.

Винсенте кивнул, но его лицо оставалось напряженным. Казалось, он хотел сказать еще что-то, но передумал. Вместо этого он снова взял стакан и сделал глоток. Почему мне кажется, что он что-то недоговаривает? Более того, я в этом почти уверен.

– Хорошо, – произнес он после паузы. – Просто помни, что Велия выбрала свой путь. Она больше не та наивная девочка, которая мечтала о побеге из нашего мира. Теперь она знает чего хочет. И ее выбор… он не включает тебя.

Не «почти». Уверен. Слишком много предупреждений за один вечер. И явно к чему-то.

Но эти слова все равно ударили больнее, чем я ожидал. Возможно, потому, что в них была правда. Велия действительно изменилась. Она стала частью мира, который когда-то пыталась покинуть. Вот только теперь я еще сильнее хочу узнать причину этого.

– Ясно, – только и смог выдавить я, стараясь скрыть свои эмоции.

Винсенте допил остатки виски и поставил стакан на стол.

– Завтра аукцион, – сказал он, направляясь к выходу. – Велия представит тебя Фариду Хассану. Так что больше не буду отвлекать от сбора данных.

Я кивнул, хотя он уже почти вышел из комнаты.

– Еще кое-что, – добавил Винсенте, остановившись на пороге. – Паоло тоже будет там. Убедись, что твои действия не вызовут лишних вопросов. Это никому не надо.

И с этими словами он ушел, оставив меня одного с документами, мыслями и чувством, что завтрашний день будет дерьмовым.

Я не понял, как стакан Винсенте полетел в стену, окрашивая ее остатками виски. Осознал лишь порыв избавиться от его фантома в своем доме. Но и после этого не почувствовал облегчение. Только жгучее желание сломать что-нибудь еще.

4.

Велия

Сандра увлеченно рассказывала о своих планах на детскую комнату, но я никак не могла сконцентрироваться на ее словах. Пусть обычно я с интересом слушала все, что она говорила о будущем племяннике, сегодня мои мысли были далеко.

Траттория, расположенная в самом сердце Палермо, всегда казалась мне местом, где время двигается иначе. Утренний свет проникал через старые деревянные жалюзи, рассыпаясь золотистыми полосами по потертому деревянному полу. Запах свежесваренного кофе смешивался с ароматом только что испеченного хлеба и легкой нотой базилика из кухни. За соседними столиками раздавались приглушенные голоса: кто-то обсуждал последние новости, кто-то просто наслаждался тишиной этого часа, прежде чем город полностью проснется.

Мы с Сандрой сидели за высокой деревянной стойкой, за которой хозяйничал Джузеппе – старый друг семьи, который знал нас с братом детьми. Его движения были размеренными и уверенными, будто каждое утро он повторял один и тот же ритуал: налить кофе, подать булочки, обменяться парой фраз с постоянными гостями. Все здесь дышало спокойствием и уютом, но для меня это чувство было обманчивым. Каждый уголок этой траттории хранил истории, которые лучше не ворошить.

После встречи с Деметрио я не смогла спокойно спать. Каждую секунду думала о нем, о том, через что он прошел. А когда, наконец, под утро все-таки заснула, то мне снился этот ненавистный Афганистан.

Я никогда там не была, но мой разум рисовал его так ярко, будто я жила там годами. Пески, раскаленные до оранжевого свечения под безжалостным солнцем, тянулись бесконечно. Они скрипели под ногами, забивались в глаза, оседали на губах.

Кровь… Она была повсюду. На земле, на камнях, даже на ладонях, когда я пыталась укрыться от нее. Темные пятна смешивались с песком, образуя мутные ручейки. И среди этого хаоса – Деметрио. Он стоял посреди поля боя, его силуэт был размытым, как будто реальность отказывалась принимать его полностью. Но я видела его глаза. Холодные, полные боли, которые он никогда не позволил бы себе выказать наяву.

Пули со свистом рассекали воздух вокруг нас, и каждый их звук отзывался во мне дрожью. Они летели мимо, но близко. Я хотела кричать, звать его, но из горла не вырывалось ни звука. Деметрио просто стоял там, будто прикованный к месту, медленно оседая на землю. Я видела, как жизнь покидает его. Это было медленное угасание, словно пламя свечи, которое постепенно затухает на ветру.

Я пыталась подбежать к нему, но мои ноги будто застряли в этом бесконечном песке. Чем сильнее я старалась, тем глубже погружалась. Воздух становился гуще, тяжелее, и каждый вдох давался с трудом. А Деметрио продолжал тонуть в этом аду, который сам выбрал. Его лицо оставалось спокойным, почти безразличным, но я знала: он уходит. Уходит окончательно…

– … вот здесь будет кроватка, а напротив – комод с игрушками, – продолжала Сандра, размахивая руками и показывая эскизы, которые она набросала на салфетке. Я снова начала ее слушать. Ее глаза светились радостью, а голос звучал мягко, почти мелодично. Она была счастлива, и это чувствовалось даже сквозь мое отстраненное состояние. Ее светлые, почти платиновые волосы были собраны в небрежный пучок на затылке, но несколько выбившихся прядей мягко обрамляли лицо. Ее черты лица были мягкие, но четкие – истинно итальянскими: высокие скулы, аккуратный нос с легкой горбинкой и полные губы. В свои двадцать восемь лет Сандра источала спокойствие и зрелость, но в глазах по-прежнему плясали искорки беззаботности, свойственные молодости.

Кажется, она была счастлива быть просто женой и матерью и передать все дела мне. Я же так и не могла понять свое отношение к новой работе. Или просто предпочитала много об этом не думать.

Я кивнула, делая вид, что внимательно слушала все это время, и отпила глоток кофе. Он обжег язык, но боль была едва заметной. Мои мысли были заняты совсем другим. И эта траттория их не успокаивала.

Здесь мы подростками встречались с Деметрио. Пили кофе. Разговаривали обо всем. Даже не помню, когда я стала надеяться на что-то большее. Когда начала фантазировать о нем в спальне. Когда стала делиться своими мечтами и планами.

Было непривычно видеть его вновь после первой командировки. Я уже изучала историю искусств в колледже, он выглядел еще более возмужавшим. Я верила, что он повидал реальную жизнь, к которой так стремилась тогда. Мы снова оказались здесь. Не у меня дома, но на территории, которая все равно под контролем отца. Он знал, что Джузеппе присматривал за нами. Да и мы тоже.

Поэтому мы лишь говорили. Говорили. И говорили. Часами. Забывая о времени и делах.

Казалось, Деметрио был готов слушать обо всем, что отвлекало его от военных воспоминаний, а я не решалась спрашивать об этом много, рассказывая то, что зацепило меня на лекциях.

И здесь же, после потери груза для важного коллекционера, я думала, как решить проблему. Кому доверить расследование. И отец вдруг вспомнил о нем.

Он хорошо знает Афганистан. Хорошо знает маршруты и людей там. Он верен семье. Сама того не осознавая, думая о пригодном для работы человеке, я описала Деметрио. И дала согласие на решение отца вернуть его в Палермо.

И все это крутилось в голове, словно клубок ниток, который невозможно распутать. И чем ближе наставал час аукциона, тем более нервно я себя ощущала. Думать о встрече с ним и встретиться лично оказалось совершенно разными по сложности задачами.

– Ты вообще меня слушаешь? – внезапно спросила Сандра, внимательно прищурившись. Ее тон был игривым, но в нем чувствовалась легкая обида.

– Конечно, слушаю, – ответила я, выдавив улыбку. – Кроватка справа, комод слева.

Она рассмеялась, качая головой.

– Нет, кроватка слева, а комод справа. Но ты хотя бы попыталась.

Ее смех был заразительным, и я невольно улыбнулась шире. На мгновение мне показалось, что можно забыть обо всем: о контрабанде, о Деметрио, о вечных играх клана. Но это ощущение быстро прошло.

Чего нельзя сказать о моем нервном напряжении. Может, не стоило пить эспрессо?

За окном послышался звук мотороллеров, объезжающих площадь. Город медленно оживал, готовясь к новому дню. Я знала, что скоро придется вернуться к делам: проверить подготовку к аукциону, собраться, снова столкнуться с Деметрио… Но пока что я просто сидела здесь, в тишине траттории, и наблюдала, как Сандра дорисовывает очередной эскиз на своей салфетке. Ее спокойствие казалось таким искренним, таким настоящим.

– Извини. Слишком много мыслей.

– Понимаю, эти аукционы только кажутся не таким уж и сложным делом, – понимающе отозвалась она со странной улыбкой. – Сплошные нервы. Особенно с этими проблемами. Мне даже неловко, что все это свалилось на тебя.

– Все в порядке, – заверила я. – Как тебе сказал врач? Надо относиться к себе бережно. Представь, что древний кувшин для вина, ойнохоэ…

– Ой, не напоминай мне эту страшную, разваливавшуюся от дыхания вещь, – засмеялась Сандра. – Все могу понять, но не этот ужас с тремя носиками. Пока не получила деньги за него, не верила, что его действительно купят.

Я улыбнулась ей, снова сделала глоток и медленно проглотила кофе. Может, возвращать Деметрио на работу – ошибка? Но какой смысл рассуждать об этом, если он уже здесь?

За окном город уже полностью проснулся. Шум мотороллеров сменился гулом машин, криками уличных торговцев и далекими звуками музыки. Палермо снова стал самим собой: хаотичным, шумным, живым. И в этом шуме было что-то успокаивающее. В отличие от тишины, которая порой казалась громче любого крика.