Баба Яга. Испытательный срок

ГЛАВА 5

Мой Серый лес ночью становился совсем другим.

Деревья казались исполинами, ночная мгла оживала и наблюдала сотнями глаз; Каждая кочка с кустом так и норовили поймать да уронить зазевавшегося путника и в идеале что-нибудь при этом ему сломать – трость, рогатину или ногу, тут уж как повезет.

В общем, это был обычный дремучий лес. Мой. Хотя бы по той причине, что я была его Ягой. Ягусей. Ягусенькой! До звания Яги мне ещё расти и расти. Зим триста, как сказал домовой.

Заразовцы по ночам в лес не ходили, ибо были закалены проказами нечисти: кикиморы в топи заведут, русалки в реке потопят, Леший закружит, волкодлаки задерут… Пересказывать все лишения, поджидающие людей, можно до рассвета. Но меня они не касались. Ибо я не человек. И даже уже не кикимора. Почему-то вспомнились слова из древней, но очень правильной книги: «Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка». Точнее не скажешь.

Горькие мысли так и роились в голове. Из-за них я никак не могла сосредоточиться и заняться, наконец, делом – собрать травы. Я всё шла и шла, а сама думала только о том, что мне непомерно не везло! Или это моя невнимательность виновата? Или меня кто-то проклял? Было бы неплохо – взять и спихнуть все несчастья на банальное проклятие! Его хоть снять можно. Или обратно доброжелателю отправить.

В небе всё ворочался гром. Дождь, утихнув на некоторое время, снова полил стеной. Я только и успела прижаться к колючему стволу ближайшего дерева. Помогало мало: ветки сосны находились высоко и не укрывали от дождя. Как и криво сплетенная корзина.

Мокрая, хромая, глупая кикимора, что ж тебе в сухой избе не сиделось-то?

– Яха-а, – шепотом позвал меня кто-то. Сзади. На ухо. Не завизжала я только потому, что от страха онемела. И медленно обернулась, придерживая рукой водруженную на голову плетенку.

Берес придирчиво осмотрел мой головной убор и так же проникновенно прошептал:

– Ты чехо делаешь?

– А ты?

– Тебя блюдю. У тебя ничего съестного нет, а то жрать охота?

– Не-ет.

– А ты как думаешь, тут есть что-нибудь съестное? – Берес алчно осмотрелся, обшаривая взглядом мокрые кусты.

– Да. Мы.

– Смешно. – Серьезно заметил Огненный пес и помотал башкой, сбрасывая с шерсти воду. – Одно расстройство, да?

Я вздохнула и перечислила, загибая пальцы свободной руки перед носом Береса:

– Я заговоры путаю и домового испортила в первый рабочий день, почесун на свою избу наслала и даже не заметила, что год жила в живом доме! Я застряла в человечьей личине на веки вечные и замуж вышла по ошибке. А супруг мой меня мало что ненавидит, так еще и за дитя бестолковое принимает! Нет, что ты, я не расстроилась!

Берес задумался, уставился на меня черными блюдцами глаз и неуверенно прошептал:

– Так я не понял, жрать тут есть чё?

«Треснуть бы тебя по морде! Дубиной». – Подумала я. Но вместо этого сказала:

– У Васи попроси, накормит.

– Не даёт. – Пригорюнился Берес. – Сказал, что не велено.

– Ужином кормит, а поздним ужином нет?! Скажи тогда, что я велела. – Рассердилась я. – Некогда мне. Я травы собираю.

– Да-а? – Поразился Огненный пес. – Под дождё-ом?

– Зато комары не едят. – Зло выплюнула я и решительно потопала к ближайшей полянке. Иван-да-Марья – первый пункт моего сбора!

– Я с тобой!

– Ты же сказал, что займешься избой! Будешь спасать мой дом от меня.

– Крес уже всё сделал. И меня за тобой послал. – Берес нагнал меня в два прыжка и засеменил рядом, старательно пряча черный нос от уже редких капель. Я даже стянула с головы корзину. Короткий сегодня дождь. Устал погодный волхв, что ли?

– Быстро он управился. Конечно, куда мне до сильномогучего Кащея! Ему заговор Яги перебить ничего не стоит, да?

– Да. – Непонимающе подтвердил Берес. – Вы, девицы, очень странные.

– Это почему?

Берес подозрительно обрадовался моему вопросу и деловито перечислил:

– Вот взять хотя бы тебя: замуж не зовут – злишься, сама позвала и сама же еще больше обозлилась…

– Это я-то? – Завопила я. – Это когда я злилась? Это кого я замуж звала?

– Именно! Колдуна искать не разрешили – злилась, а как разрешили – взбесилась…

– Я-а?

– Тебе Яга свой дом отдала – раз, Кащей в логово свое пустил – два, сам Змей твою избу охраняет, а Леший обереги на тропы ставит – три и четыре, все скопом премудростям учат – пять. Я могу и дальше перечислять, но опосля пяти считать не обучен. – Пожаловался Огненный пес. – А ты чего?

– А чего я?

– А ты над нечистью измываесся, лишние уши с рогами им приделываешь, Кащея заставляешь крышу латать, а в ответ даже не приголубишь. Где такое видано?

– Я-а? – Снова поразилась я и почувствовала острую нужду потерять сознание.

– Тебе супруг домового в помощь прислал? Прислал. А ты из него кого сотворила? Богатыря? И ладно бы беловолосого да ясноглазого, но нет, ты ж его под стать себя слепила: и волос черный, и глаз черный, и кожа…

– Это не я-а! – Завопила я, но осеклась.

– Получается, что Кащ… побратим мой не в твоем вкусе?! Это как? То есть, на себе его женила, а теперь можно и поганой метлой обхаживать?!

– Вот сейчас вообще всё не так, как ты думаешь! – Попыталась оправдаться я. – И зачем ему кикимора? То есть, это что принято так в Нави, чтобы два Стража супружниками были? Хорошо. Но я к такому не готова! Он, значит, девиц меняет как сапоги, а я что?

– Что? – Не понял Берес.

– Он даже имена нам одинаковые дает! Это чтобы случайно Марфушку Аленушкой не назвать? Молодцы краснощекие, те, что поумнее говорят: «Свет очей моих», «Яхонтовая моя», а Крес у нас прямой, как топор – «Яга» и все дела!

– Я ничего не понял. – Загрустил Огненный пес.

– Ты первый это начал. Я за травами пришла, а ты тут со своим побратимом в душу ко мне лезешь.

– Так собирай раз пришла!

– Вот и соберу!

Я развернулась и потопала обратно, потому что полянку с Иван-да-Марьей благополучно прошла. Берес сделал круг и поплелся за мной, на каждом шагу неловко отряхивая лапы от воды.

У-у, навьи дети..! Оба два!

Пока рвала длинные крепкие стебли, ругалась. Про себя. Потому что знать Бересу не стоило, какими словами я костерю великих и могучих стражей, – обидится.

– Больше бери, Яга, – подтрунивал надо мной пес, устроившись на поваленном дереве. – Заталкивай в корзину сразу кустами. Чего мелочиться-то?

– А ты не лезь под руку. – С угрозой процедила я. – А то я тебя туда же утрамбую.

– Нет в тебе уважения! Нисколечко нет! Но мы терпим, не обижаемся. Почему? Потому что тебя любим. Ты ж как сестра названная…

– Сестра? – Я отвлеклась от выдирания растения и обернулась. – Сестра?!

– Названная. – С гордостью подытожил Берес. – Другую бы давно на место поставил, а тебя прощаю. Великодушный я.

– Обоим?

– Где? – Растерялся пёс.

– Я вам обоим как сестра? Или только тебе?

– Для всех! – Уверенно заявил Берес. – Ценим, любим и дорожим тобой, Ягусенька ты наша…

– Сестра, значит, – я разжала пальцы, оставив в покое полувыдранный стебель, подхватила корзину и поковыляла в сторону избы.

Держись, Крес-Кащей! Я приближаюсь! Не нравится, значит, что в доме сестры твоей богатырь-домовой появился? Оберегаешь меня от слухов и позора? Мне тоже много чего не нравится! Сейчас пересчитаем, у кого список жалоб длиннее будет.

– Яга, ты куда? – Берес нагнал меня в два прыжка и потопал рядом, подметая брюхом мокрую траву.

– Домой.

– А чего на лице твоем такое выражение злое?

– Устала. Скажи-ка мне, брат, Крес меня в избе ждет?

– Вот сейчас я даже не знаю, что тебе ответить. Что-то страшно мне стало… А зачем он тебе?

– Соскучилась. – С угрозой в голосе процедила я. – Так что?

– Понятия не имею. – С жаром откликнулся Берес. – В избе, подле нее, на ней… Вариантов мно-ого…

Возвращалась домой я дольше, чем рассчитывала: промокла, измазалась в земле и получила пару мелких царапин, когда продиралась через ельник, решив сократить путь. Это было даже к лучшему! Ибо вывалилась я на поляну в ещё большей ярости, чем уходила.

Изба стояла на старом месте – не чесалась, не шевелилась, ставнями не подмигивала, лестницей не улыбалась. Единственным отличаем «было-стало» являлось отсутствие железного петуха на крыше.

Я на всякий случай поздоровалась с домом, но в ответ получила лишь облачко дыма из печной трубы. Это можно было расценивать как «тебе тоже привет» и как «пф-ф, опять припёрлась». Я выбрала первый вариант. Не такой обидный.

– Где он?

– Угрожающе спрашиваешь как! – Забеспокоился Берес. – Откуда я знаю! Я не знаю! Тут был.

– Кре-ес!

От моего вопля Серый лес замер. Даже ветер стих.

– Кре-ес!!!

– Чего орешь, спрашивается? Здесь он где-то…

– Где? – Я поставила корзину на лестницу и грозно посмотрела на Береса.

– Где-то… – Огненный пес проследил взглядом за корзиной, самостоятельно перелетевшей в избу (не без помощи невидимого домового, но выглядело это действительно ошеломляюще), и снова посмотрел на меня. – Чего взбеленилась-то?

– И мне интересно. – Послышался позади меня спокойный голос.

Я обернулась: ну, здравствуй, Кащеюшка, а вот и я!

– Давай поговорим, супруг мой! – Я взяла быка за рога, пока решимость под взглядом синих глаз не испарилась.

– Давай. – Неуверенно протянул Страж. – Здесь или в избу зайдем?

– В избу.

– Звучит угрожающе. – Прошипел Берес Кресу. – Я бы на твоем месте туда не ходил. Тут места для маневров больше, можно в лес утикать. А тама что? Тама только ежели под лавку забиться!

Страж проигнорировал друга и первым нырнул в избу, ловко взбежав по ступеням. Мне понадобилось больше времени, – с негнущейся ногой с ловкостью козла не поскачешь. Но опять же, плюс: когда я переступила порог, ярость уже грозилась вылиться наружу.

ГЛАВА 6

Крес сидел за столом с невинным видом: глаза круглые, брови домиком, пальцы сцеплены в замок. Лапушка, а не грозный страж Серого леса!

– Говори, Яга, я тебя слушаю.

– Яга-а? – Я оперлась на стол и нависла над Стражем как дятел над муравьем. – Меня зовут Крамарыка! Я – кикимора, попрошу не забывать! Ты зачем меня в супружницы взял? Зачем Ягой называешь? Почему про избу не сказал? Почему надменно себя ведешь? Почему в Навь спускался? О чём с ней говорил?

– Вопросов слишком много. – Так же спокойно отозвался Крес. – Спроси о главном.

О главном? А если все эти вопросы главные, тогда что?!

– И часто ты к Яге в гости наведываешься? – Определилась я.

В синих глазах вспыхнуло тёмное пламя, губы стража изогнулись в улыбке:

– Бывает.

– Бывает – это раз в травень? Или два? Или на дню несколько раз бегаешь? Где проход? Почему меня с собой не берёшь? А Берса берёшь?

– Нет.

Нет. Очень точно и совершенно непонятно!

– О чём с Ягой говорили?

– О тебе.

– Обо мне. И что ты ей такого сказал, что она мне свою избу отдала? Или все твои супружницы просто на голову добрые?

– Кто? – Глаза Креса распахнулись от удивления. – Что?

– Говори! – Я уселась на лавку и уставилась на стража в ожидании ответа. И вдруг поняла, что разволновалась так, что вцепилась в стол. Аж пальцы побелели.

– С ума сошла, кикимора? Да она мне как сестра была!

– Как и я?

– Нет!!! Не как ты!

– Что ты ей сказал обо мне?

– Правду! – Крес сорвался на крик, но быстро взял себя в руки. – Правду, Яга. Что ты чудесная, самая лучшая, красивая, добрая и немного взбалмошная. И что сделать тебя Стражем Калинова моста было большой ошибкой! Не потому что ты неопытна, а потому что я подвергаю тебя опасности. Огромной опасности! И я говорю не о волкодлаках или колдунах, а о детях Нави. А она сказала, что не согласна. И что это был правильный поступок.

Я задумалась. Мельком глянула на ведра с водой, но с этого места увидеть отражение не смогла.

– Ты считаешь меня красивой?

– Это всё, что ты услышала? – Поразился Крес.

– Я растерялась. – Смущенно пробормотала я. Что там говорил Страж: Яга была ему как сестра? Допустим. – Как блох вывел?

Глаза Стража стали совсем круглыми.

– Каких блох?

– Избяных, звери-человеки!

– Полынью. – Брови Креса превратились в одну линию. – Я не успеваю за ходом твоих мыслей.

Полынью-у? И никаких тебе заговоров и колдовства? Просто полынь?

Я представила, как Страж с угрюмой решимостью натирает ноги моего дома травой, изба при этом дёргается и хихикает, а блохи, зажимая носы лапками, прыгучим шлейфом удаляются в сторону Серебрянки.

– Помогло?

– Да. – Осторожно ответил Крес. – А почему ты улыбаешься?

– Потому что я бы до такого не додумалась.

Страж растерялся окончательно. А я почему-то вернулась к главному вопросу:

– Говори, о чём вы с ней разговаривали в Нави.

Крес ошарашено потер лоб, задумался на мгновение и выпалил:

– О том, что ты ничего не понимаешь. Сама задаёшься вопросом, сама на него отвечаешь, а потом на меня злишься, потому что ответ тебе не понравился. Если хочешь что-то узнать, не додумывай сама, а спроси у меня. Прямо спроси!

– О! Тогда я спрошу. – Я вскочила, уперла руки в бока и задала-таки вопрос, ответ на который искала больше года. – Почему, когда я называю тебя Синеглазкой, ты дергаешься так, будто я тебя вилами тычу? Потому что твоя Яга тебя так называла, да?

– Откуда знаешь? – Вздрогнул Крес.

– Вот про это я и говорю! – Я обличительно ткнула в супруга пальцем. – Дергаешься как ужаленный!

– Откуда, я спрашиваю?

– Глаза у тебя есть? Есть. И они синие. Ло-ги-ка!

– Тогда по твоей логике я должен называть тебя чернобуркой!

– Обидно сейчас! – Взвизгнула я. – Я тебя о Яге спрашиваю, а ты дразнишься!

– А ты ревнуешь что ли? – Поразился вдруг Страж.

Меня от одного такого предположения пробил холодный пот. Наглец! Глуподырей неотесанный! Да как посмел он такое предположить и про меня?!

– Я-а? Да ты никак белены объелся, супруг мой?

– А чего тебе Яга так интересна? Почему ты о ней выспрашиваешь?

– Потому что вы были близки! – Я даже развела руками, сраженная тугодумностью Стража. – Это же очевидно. Ты такой странный.

– А почему тебя так задевает, что мы были близки? – Прищурил синие глазищи Крес. – Именно она интересует. Ни Берес, ни Леший, ни Брегина…

Я нахмурилась:

– Брегина, кстати, тоже. И вот это её: Кре-ес, заноза моя золотоволосая-а… Убила бы!

Страж вдруг поднялся с лавки, подошел вплотную, приподнял мой подбородок пальцами, в глаза заглянул и прошипел:

– Вот про это я и говорю! Ты – человек. И чувства у тебя человеческие, нравится тебе это или нет.

– Я – кикимора! – Меня снова расперло от ярости. Больше потому, что тяжелым взглядом меня будто прижало к полу.

– Ты уже больше года как человек!

– Я уже больше года заперта в этой личине! И попрошу не путать!

– Смирись, Яга. Это не личина. Это ты!

– Я не хочу мириться! – Завопила я, теряя контроль.

– А придётся! – В тон мне заорал Крес. – Ты моя жена! Супруга! Жинка! Как ещё тебе это втолковать?! Когда ты примешь себя, примешь и этот факт!

– А если я не хочу?

– Да, Берес мне рассказал. – С тихой яростью процедил Крес. – Ты жалеешь, что помогла мне, что пришла в Глухомань, что стала моей… женой.

– Отчасти! Да! Ты это хотел услышать?

Крес вышел, хлопнув дверью. А я осталась стоять, пораженно уставившись в одну точку. Я была права! Я же была права?! Я жалела, что стала человеком, что потеряла Силу и возможность принимать личины. Но я никогда не жалела, что стала женой Синеглазки!

– Крес! Ты не так понял! Крес?!

Я ринулась прочь из избы, но меня остановил домовой. Нагло так остановил: мало того, что дорогу перегородил, так еще и рога угрожающе выставил.

– Обожди, хозяйка, дай ясну соколу подумать малеха. Весь мозг ты ему вынесла.

– А он мне нет?!

– Я сам тогда, поготь. Стра-аж! – Проигнорировал мой праведный вопль козел и бодро ускакал на улицу, цокая копытами. – Тутачки списочек я приготовил. Подмогнёшь?

Что ответил Крес (и как отреагировал на новый облик моего домового), осталось загадкой. Зато прозвучавшая фраза Васи: «Чувства чувствами, а горшки по расписанию» подсказала, что завтра мой муж снова заглянет на огонек. Хотя бы для того, чтобы отдать заказ домовому.

Тогда и поговорим!

ГЛАВА 7

Сна не было ни в одном глазу. Я прогулялась вокруг избы, понаблюдала за куриными ногами (так ни одна и не шевельнулась), поискала грибы – ни одного не нашла, зато весело провела время с комарами: они мне пели, я им аплодировала. Потом зашла в дом и сидела у окна до самого рассвета, рассматривая через листву и траву серебристую реку.

Утром меня отвлек от грустных мыслей осторожный стук в дверь, а затем совсем неосторожный влез в окно черного лоснящегося носа.

– Идем играть? – Радостно поинтересовался Берес, старательно принюхиваясь к горшкам в печи. – Будем отвлекать тебя от дум чёрных.

– Играть? – Поразилась я.

Василий бросил веник, коим орудовал с полуночи, и тут же материализовался на столе, восхищенно потряхивая козлиной бородкой:

– Я иду. Я. А во что забавляться будем?

– И с кем? – Немного ожила я.

– Ты, я, домовой и Изба. – Старательно перечислил Огненный пес, задумался и выпалил. – В кулачные бои.

Васенька от неожиданного предложения плюхнулся на пушистый зад и с оторопью прошипел:

– Стенка на стенку с Избой? А ты кулак той курячьей ножищи видал?

– Ну. – Нахмурился Берес. – И что?

– То и ну. Давай другую игру.

– В салки? – Предложила я, заражаясь весельем.

Васенька охнул и с обидой проорал:

– Мне как бегать прикажете, ироды? Вверх-вниз по лестнице? По прямой вы меня тут же догоните!

– Все на лестнице играть будем, чтобы не обидно. – Задумался Берес.

– Кудах! – Воспротивилась Изба. Видимо, была против, чтобы по ней бегала толпа нечисти.

– Мороз-красный нос?

– Там прыгать надо. Как прыгать мне, ась? – Снова взвился домовой. – От лестницы к окну? А избе что делать? От дуба к дубу носиться?

– Вертишейка! – Завопила я.

Тут все старательно задумались. Игра была простой, но веселой: можно беситься, бегать, прыгать в любом месте, притворяясь птичкой, а когда ведущий произносит «Волки», все вертишейки замирают. Кто двинется, того волк и съел. Выигрывает последняя оставшаяся птичка. Она же становится волком и игра начинается заново.

– На что играть будем? – Берес алчно посмотрел на домового и облизнулся. – На кормежку в любое время?

– Для чего мне твоя кормежка? – Обиделся домовой. – Давай на воду – будешь приносить по три ведра в любое время, как скажу.

– Кудах! – расстроилась изба. Видимо, не любила воду.

– На песню. – Решилась я. – Кто проиграет, поет.

– Ох, жестокая ты, Яга! – Восхитился Васенька. – Идёть!

Мы ринулись на улицу, чуть не посшибав злополучные ведра.

– Я первый вожу! – Только и успел застолбить место Берес.

***

Хорошо в Сером лесу на утренней зорьке. Птички поют, вода журчит, бабочки порхают. Мужик, пробирающийся к дому Яги, тоже так думал. Пока до места назначения не добрался.

«Иди вверх по реке до второго брода, как запруду с кувшинками увидишь, вертай в лес. Дом Яги аккурат на первой поляне стоит. Яга – деваха миловидная да спокойная, ты вежливо за себя попроси, выслушай да вертайся. И ничаго не бойся, Серый лес у нас спокойный, нечисти в нем отродясь не водилось, всё, шо про него говорят – враки». – Увещевали его заразцы. И улыбались. А он, мужик городской, поверил. И пошёл. И брод нашел, и запруду. А когда на полянку из кустов выглянул, тут же и ошалел.

Ибо по поляне, вереща и размахивая конечностями, носились:

– девка молодая и красивая (только рожи страшные корчила так, что у мужика от зрелища такого глаза повылазили).

– изба всамделишная (кудахча и поджимая на подскоках курячьи ноги).

– мелкий козел (видать, не уродился) дрыгался на лестнице, пришпиленной к избе.

– тощая рыжая собака сидела к ним спиной на краю поляны, что-то рычала и опосля оборачивалась. Изба, девка и козел замирали в странных позах и снова начинали носиться, как только пёс отворачивался.

Мужик тщательно подумал, всё взвесил и мудро решил, что:

А) Прыщ – не такая уж серьезная проблема, с коей нужно тревожить мудрую Ягу.

Б) Пора убираться с этого странного леса.

Потому тихонечко сначала отполз от кустов, а лишь потом обернулся к реке передом, к лесу задом. И столкнулся нос к носу с огромным медведем.

– Здравс-ствуй, добрый молодец! – протянул медведь прямо ему в лицо, вздохнул тяжело и с обидой добавил. – С-сами играют, а меня не поз-свали. Тебе тоже обидно?

Мужик задумался, скумекал, что речь животную понял, пискнул, закатил глаза и рухнул спиной в кусты. Но перед этим успел подумать о том, что из города он боле никогда не выйдет. Если, конечно, сможет вернутся.

***

– Вставай, расчудесный. – Заорала я и перевернула на мужика ведро воды. – Встава-ай!

Ледяная водица плюхнулась на неподвижное тело, просочилась сквозь одёжу и потекла далее в сыру землю. Мужик открыл глаза. Мы чудесному выздоровлению непередаваемо обрадовались, но тут же пожалели: очухавшийся гость выдал такой мощный вопль, что даже Изба попятилась. И только Леший восторженно всплеснул лапами:

– Во ореть! Давненько я таких воплей в С-сером лес-су не с-слышал…

– А чего ты в медведя обернулся? – Берес с опаской взирал и на осматривающегося ошалевшего мужика, и на потоки воды, хлынувшие в сторону Серебрянки.

– Так чтобы не пугать с-селянина. – Развел лапами «медведь». – Это ж как получаетс-ся: богатырь в лес-су – не к добру, а животина вс-сяко с-своей кажетс-ся.

– Так он же ж городской! Слабак как есть! Ты ж его чуть до сердечных колик не довел! – Взвился домовой с лестницы, потом сообразил на кого рот открыл и добавил. – Батюшка Леший.

– Ошибс-ся, – виновато пробурчал медведь и перекинулся в богатыря. Неподготовленный к таким видоизменениям мужик снова попытался потерять сознание, но не смог и потому лишь злобно взвыл. Зато выглядеть стал лучше: лицо порозовело, а глаза перестали напоминать яблоки. Только вот заметно проступившая седина на волосах меня не обрадовала – молод он ещё был для такого цвета.

– Чего хотел, болезный? – Ласково поинтересовалась я, заглядывая мужику в сливовидные очи. – Ты зачем пожаловал?

– ОсИп. – Выдохнул гость.

– Воды! – Тут же сориентировался домовой.

– Зовут меня Осип. – Исправился мужик. – К Яге пришёл за помощью.

– К тебе. – Подытожил Берес и обвел присутствующих таким многозначительным взглядом, будто был единственным, то понимал бубнёж многострадального Осипа.

– Ну, вот она я. Какая помощь нужна?

– Прыщ. – Выдохнул Осип.

– Надеюсь, это не фамилия. – Озадачился домовой. И, поймав мой недовольный взгляд, оправдался. – А кто знает этих городских? У них что ни имя, то катастрофа!

Берес, Изба и Леший с любопытством уставились на мужика.

– Прыщ у меня вскочил. – Подумав, объяснился Осип. – Думал, что Яга подмогнёт избавиться.

– Подмогну. – Обрадовалась я.

Остальные почему-то с опаской отступили на шаг. А Изба аж на три.

– Так передумал я. – Возрадовался неизвестно чему Осип. – Я пошёл?

– А прыщ? – Я вконец расстроилась. Больше потому, что мои так называемые друзья, сообразив, что колдовство откладывается, снова приблизились.

– Сам пройдет. – Махнул рукой мужик.

– Дай хоть гляну!

Противоречивые эмоции отразились на лице Осипа. Он так старательно думал, взвешивая «за» и «против», что мы все затаили дыхание.

– Чему быть, того не миновать! – Вдруг выпалил он, бодро вскочил на ноги и задрал рубаху аж до шеи, выставив на всеобщее обозрение тощую грудь. – Смотри, Яга!

Прыщ был великолепный: тугой, красно-желтый, здоровенный и набухший. Того и гляди брызнет в стороны.

– Фу! – С восторгом протянула я. – Чистотел прикладывал?

– Болтушку целебную наносил. Не помогло. – Честно признался мужик. – Болит, что хоть вой. Сдюжишь?

Друзья с опаской уставились на меня, я на прыщ.

– Сдюжу. – Определилась я. – Вася-а, ставь воду, готовь травы и свечи! Изба, стой смирно! Берес и Леший, в окно не суйтесь. Осип, заходи в дом.