Сто пуль в революцию: критика марксизма, коммунизма и социализма
- -
- 100%
- +
Особенно досталось Великому князю Иоанну III, создателю единого русского государства: «хотя огромная опасность, которую он на себя навлек, не смогла заставить его проявить даже каплю мужества, его удивительная победа ни на одну минуту не вскружила ему голову. Действуя крайне осторожно, он не решился присоединить Казань к Московии, а передал её правителям из рода Менгли-Гирея, своего крымского союзника, чтобы они, так сказать, сохраняли её для Московии. При помощи добычи, отнятой у побежденных татар, он опутал татар победивших. Но если этот обманщик был слишком благоразумен, чтобы перед свидетелями своего унижения принять вид завоевателя, то он вполне понимал, какое потрясающее впечатление должно произвести крушение татарской империи на расстоянии, каким ореолом славы он будет окружен, и как это облегчит ему торжественное вступление в среду европейских держав. Поэтому перед иностранными государствами он принял театральную позу завоевателя, и ему действительно удавалось под маской гордой обидчивости и раздражительной надменности скрывать назойливость монгольского раба, который ещё не забыл, как он целовал стремя у ничтожнейшего из ханских посланцев. Он подражал, только в более сдержанном тоне, голосу своих прежних господ, приводившему в трепет его душу. Некоторые постоянно употребляемые современной русской дипломатией выражения, такие как великодушие, уязвлённое достоинство властелина, заимствованы из дипломатических инструкций Ивана III».
О «исторической» нелюбви России к республикам: «Стоит ещё отметить те изощрённые усилия, которые Московия, так же, как и современная Россия, постоянно прилагала для расправы с республиками. Началось с Новгорода и его колоний, затем наступила очередь казачьей республики, завершилось все Польшей. Чтобы понять, как Россия раздробила Польшу, нужно изучить расправу с Новгородом, продолжавшуюся с 1478 по 1528 год».
О православной доминанте Москвы: «Православное вероисповедание служило вообще одним из самых сильных орудий в его действиях. Но кого избрал Иван, чтобы заявить претензии на наследие Византии, чтобы скрыть под мантией порфирородного клеймо монгольского рабства, чтобы установить преемственность между престолом московитского выскочки и славной империей святого Владимира, чтобы в своём собственном лице дать Православной церкви нового светского главу? Римского папу. При папском дворе жила последняя византийская принцесса. Иван выманил её у папы, дав клятву отречься от своей веры, клятву, от которой приказал своему собственному примасу освободить себя».
О «монгольском рабстве», о России и Западе: «Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала virtuosa в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира… Так же как она поступила с Золотой Ордой, Россия теперь ведет дело с Западом. Чтобы стать господином над монголами, Московия должна была татаризоваться. Чтобы стать господином над Западом, она должна цивилизоваться… оставаясь Рабом, т. е. придав русским тот внешний налет цивилизации, который бы подготовил их к восприятию техники западных народов, не заражая их идеями последних».
Вся русская история характеризуется как «рабство», колыбелью которой было по Марксу «кровавое болото монгольского рабства», князья и цари именуются «монгольскими рабами», страна в польском стиле называется не иначе, как «Московией».
Чем отличается эта марксистская русофобия и революционный расизм от взглядов идеологов национал-социализма? Да ничем, общеевропейский взгляд что тамошних нацистов, что марксистов, что русофобских представителей любых других идеологических измов.
Вот цитата из книги «Моя борьба» Гитлера: «Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам – превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы, действуя внутри более низкой расы…»
Поменяйте словосочетание «германский элемент» на «монгольский», а «низкую расу» на слово «раб», и вы получите текст Маркса. Такая же ненависть и такое же расовое пренебрежение, почти общеевропейское…
В 1865 году Маркс предложил на Лондонской конференции набросок программы для Женевского конгресса Интернационала, где в разделе «Международная политика» педалировал только один вопрос: «О необходимости уничтожения московитского влияния в Европе путём осуществления права наций на самоопределение и восстановление Польши на демократических и социальных основах»7.
22 января 1867 года Маркс, выступая на польском митинге в Лондоне, вопрошал: «Я спрашиваю вас, что же изменилось? Уменьшилась ли опасность со стороны России? Нет! Только умственное ослепление господствующих классов Европы дошло до предела… Путеводная звезда этой политики – мировое господство – остаётся неизменной. Только изворотливое правительство, господствующее над массами варваров, может в настоящее время замышлять подобные планы… Итак, для Европы существует только одна альтернатива: либо возглавляемое московитами азиатское варварство обрушится, как лавина, на её голову, либо она должна восстановить Польшу, оградив себя таким образом от Азии двадцатью миллионами героев».
Опасность со стороны России, «азиатское варварство», обвинения в стремлении к «мировому господству» – каких только русофобских напраслин ни сочинял Карл Маркс о нашей стране.
Как можно, зная эти марксовы тексты, быть русским и одновременно марксистом? Не понимаю. Впрочем, так же не понимаю, как можно быть русским и одновременно исповедовать какую-нибудь из других многочисленных западнических идеологий. Тоже не меньший нонсенс.
Русское тысячелетнее государство потому и отдельное, и суверенное, и независимое образование, что оно и есть самое яркое составляющее исторического факта – русского национального обособления, которое было реализовано нашими предками в далёком прошлом древнерусского государства. Обособление от соседей есть уяснение того, что мы – не они, а они – не мы. И это – абсолютно не переходимая религиозная, психологическая и политическая грань Русского мира, дожившего до сего дня. И строить будущее Русского мира с любой идеологией из-за этой внерусской грани – только подрывать народные силы и тратить безвозвратно русское время, как бы эта западная идеология ни называлась.
Кто финансировал революционную ненависть Карла Маркса?
В литературе существует множество свидетельств по поводу финансирования деятельности Карла Маркса. Кроме его «карманного» друга, фабриканта Энгельса, всю жизнь на свои средства тянувшего семью Маркса, есть ещё несколько составляющих безбедного существования борца с мировым капитализмом.
Первым, по крайней мере, как курьера, называют работорговца и пирата Жана Лаффита (1782–1854 гг.). Еврей по происхождению, закончивший свою карьеру приватизатора и контрабандиста, он стал доверенным лицом у финансистов Уолл-стрит в Нью-йорке. Такие финансовые воротилы, как Дюпон, Пибоди, и политики, как Линкольн и другие, поручали ему проворачивать самые темные дела.
В 1848 году Лаффита послали в Европу. В его дневнике об этой поездке написано так: «Никто не знал истинных причин моего пребывания в Европе. Я открыл счёт в парижском банке – кредит на хранение для финансирования двух молодых людей: господ Маркса и Энгельса. Им нужно помочь в осуществлении революции во всём мире. Они сейчас над ней работают».
Не меньше помогала Марксу крупнейшая ежедневная американская газета «Нью-йорк Трибьюн», принадлежавшая крупному финансисту хорасу Грили (1811–1872 гг.). Маркс напечатал в ней более пятисот статей в 1851-1861 годах, получая немалые деньги.
Вообще, надо сказать, борец с капитализмом неплохо уживался с самыми серьезными «акулами» из этого мира. Да и аристократические связи его жены эксплуатировались Марксом по полной программе.
Сводным братом жены «ниспровергателя старого порядка» был барон Фердинанд фон Вестфален, занимавший пост министра внутренних дел Пруссии в 1850–1858 годах и бывший доверенным лицом многих германских банкирских домов.
На протяжении всей жизни Маркса доходы с нескольких поместий семьи Вестфаленов были в его распоряжении.
В связи с этим интересна версия известного американского экономиста Энтони Саттона (1925–2002 гг.) о цели финансирования Маркса: «цель финансирования Маркса была одна – всей мощью марксистской философской канонады обрушиться на средний класс и таким образом добиться господства элиты. Марксизм – это средство для упрочения власти элиты. Он не ставит своей задачей облегчить страдания бедных или способствовать прогрессу человечества. Это всего лишь план элиты, как та утопия, “наивная и незамысловатая”».
Огромная помощь, осуществляемая западными странами СССР при Ленине, Сталине и Хрущеве, вполне вписывается в эти размышления и неплохо доказана Саттоном в его трехтомном исследовании «Западные технологии и развитие Советской экономики» (1917–1965 гг.) (1968 г., 1971 г., 1973 г.).
Пора изживать марксистское мировоззрение, если мы хотим жить дальше
Маркс в «Манифесте коммунистической партии» (1848 г.) утверждал, что «коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности». Это стремление к всеобщему насильственному обобществлению собственности в руках коммунистической партии усиливается в «Манифесте…» ещё и выступлением за «отмену права наследования».
И «уничтожение частной собственности», и «отмена права наследования», как мы видели в России XX столетия, происходили кровавыми диктаторскими методами, без всякого согласия со стороны репрессируемого населения.
Ужас марксизма и его революционной практики в том, что они происходят в тех обществах, которые Западу не жалко. Все марксистские кровавые эксперименты проводились вне Запада. В России, в Китае, в Индокитае, в тех странах, которые с помощью марксизма нужно было полностью утилизировать, списать с мировой исторической сцены.
Классовые террористы никогда не добирались до реальных финансовых центров Великобритании и США и почемуто всегда устраняли тех, кто вставал на пути этих стран.
Марксистский западнический идеологический дурман выветривается трудно. Он даёт всевозможные побочные синкретические отравления то разновидностями национал-большевизма, то невообразимым «зельем» типа православного сталинизма или другими вариантами политических снадобий на основе левоправых идеологических «бледно-белых поганок».
Но сегодня в России у марксизма нет будущего. Или если конкретизировать, то сегодня дилемма выглядит следующим образом: либо Россия, либо снова марксизм вместо России.
Сам Маркс нам – не отец и не учитель, а злобный дальний родственник тех красных вождей, которые кроваво правили нами во времена коммунистического ига. А потому пускай славу Марксу, русофобу и расисту, воздают только в узких кругах левых потребителей его идеологического «опиума», без которого они уже не могут представить своей жизни.
3. Фридрих Энгельс: марксистский генерал от русофобии
Фридрих Энгельс (1820–1895) родился в семье фабриканта. Его отец, а затем и сам Фридрих владели хлопкопрядильной фабрикой Ermen & Engels вместе со своим партнёром Эрменом. Учился в гимназии, но по настоянию отца её не окончил. Продолжил образование в Бремене на торгового работника. Затем слушал лекции по философии в Берлине, но так и не получил университетского диплома.
Фридрих Энгельс и классовый взгляд на семью
Фридрих с молодых лет любил породистых лошадей и хорошеньких женщин, этаких «гризеток» из простых и не сильно социально ответственных. Эти интересы он пронёс через всю жизнь. На склоне лет, в 1893 году, в одном из писем своему брату Герману Энгельсу он в шутливой форме писал: «Я никогда не прощу Бисмарку, что он исключил Австрию из состава Германии, хотя бы из-за одних венок»8.
Венок он ставил на одну доску с парижанками, а вот северных немок считал менее ветреными и оттого более скучными.
К институту брака Энгельс относился отрицательно. В одном из своих наиболее известных сочинений «О происхождении семьи, частной собственности и государства» он пытался доказать, что единобрачие является лишь одной из эксплуататорских форм семьи. Ему казалось, что изначально в человеческом обществе господствовали беспорядочные половые связи. Они ему казались более свободными, а оттого и более симпатичными и не вызывающими никакого отторжения.
Моногамная семья для Энгельса была столь же классово неприемлема, как общество и государство. «Семья, – утверждал классик марксизма, – даёт нам в миниатюре картину тех же противоположностей и противоречий, в которых движется общество, разделённое на классы со времени наступления эпохи цивилизации, и которые оно не способно ни разрешить, ни преодолеть»9.
Как коммунист он, естественно, отрицал и христианский брак, открыто живя сначала с Мэри Бёрнс (1821–1863), которая работала с девятилетнего возраста на отцовской фабрике, а затем (или не совсем затем) с её сестрой Лиззи (1827–1878). Расписался официально с обоими поочерёдно он только перед самой их смертью. Сожительство с этими ирландками не останавливало влюбчивого Энгельса от других романов так часто, что это даже беспокоило жену Маркса, которая небезосновательно боялась такого скверного примера для своего мужа. Тот также отрицал брак, что однажды привело к беременности их служанки. Чтобы не расстраивать супругу Маркса, родившегося ребёнка пришлось признать своим Энгельсу. После рождения Энгельс отправил родившееся дитя с глаз долой… в детдом.
Мировая революция, диктатура пролетариата, счастье всего человечества, коммунизм – ничего не должно было отвлекать двух закадычных друзей от этих «высоких» гуманистических идей.
Продав в 1870 году свою долю буржуазного бизнеса, Энгельс жил в Лондоне, состоял членом разных элитных клубов и предавался весьма дорогим удовольствиям, например, охоте на лис.
Какие же человеческие качества сам Энгельс считал особенно характерными для себя?
Судя по анкете в дневнике дочери Маркса Женни Маркс, главным своим качеством Энгельс почитал «относиться ко всему легко». Счастье ему виделось в образе «Шато Марго» 1848 года розлива. Любимым занятием он почитал «дразнить и быть дразнимым», «всё полузнать» и не заморачиваться особыми принципами.
Как истовый борец с частной собственностью и прочими буржуазными пережитками Энгельс к моменту своей смерти имел в Лондоне огромный дом, немалые деньги и многочисленные «ценные бумаги»10 «в виде государственных бумаг, акций»11, приносивших ему всю жизнь приличные проценты. Судя по завещанию, он имел своих постоянных маклеров – «господа Клейтон и Астон»12, повара и секретаря.
Но всемирно известен Фридрих Энгельс стал не типично буржуазной личной жизнью, а тем, что со своим другом Карлом Марксом создал одноимённое политическое учение и организовывал коммунистическое движение. Здесь он был непререкаемым, настоящим марксистским вождём.
Отношение Фридриха Энгельса к России
Энгельс считал себя военным знатоком и написал огромное количество статей по различным войнам своего времени. В кругу знакомых за многочисленные статьи по военным вопросам Фридриха Энгельса даже стали звать «генералом».
А поскольку Россия вела во время его жизни активную внешнюю политику и вынуждена была участвовать во многих войнах, то от Энгельса ей доставались постоянные марксистские журналистские пинки.
Основатели марксизма преподносились нам всегда как последовательные интернационалисты. Но именно марксистские взгляды не позволяли Энгельсу взглянуть на Российскую Империю и славян спокойным отстранённым взглядом аналитика. Как немец и революционер Энгельс был ужасно испуган венгерским походом русской армии в революционную Венгрию в 1848 году. Русская армия и славянское ополчение, подавлявшее венгерское восстание, создало в голове Фридриха неустраняемый страх перед панславизмом.
Немецкие и мадьярские цивилизаторы в глазах Энгельса втягивали славянских «варваров» в европейское движение13. И он искренне негодовал на их «варварскую» неблагодарность.
Идеолог марксизма, даже в семьях видевший классовую вражду, разделял нации на революционные и на контрреволюционные. «На стороне революции, – писал Энгельс, – оказались немцы, поляки и мадьяры; на стороне контрреволюции – остальные, то есть все славяне, кроме поляков… Откуда появилось это разделение наций, какими причинами оно объясняется? Это разделение соответствует всей прежней истории данных народностей… Среди всех больших и малых наций Австрии только три были носительницами прогресса, активно воздействовали на историю и ещё теперь сохранили жизнеспособность; это немцы, поляки, мадьяры. Поэтому они теперь революционны. Всем остальным большим и малым народностям и народам предстоит в ближайшем будущем погибнуть в буре мировой революции. Поэтому они теперь контрреволюционны»14.
Фридрих видел большую заслугу Австрии перед славянами в том, что те не превратились «в турок». И считал, что славянам «за неё стоит заплатить даже переменой своей национальности на немецкую или мадьярскую»15. Он предлагал им ассимилироваться в знак «благодарности».
Интересно, что роль России в том, что славяне не отуречились, наш теоретик не видел напрочь. В его глазах славянам нужно было бы совершенно правильно омадьяриться или онемечиться, а, например, вовсе не русифицироваться. Последнее ему приходило в голову только как страшный европейский панславистский сон. А ведь к тому моменту Российская Империя вела уже более ста пятидесяти лет русско-турецкие войны, в том числе и для того, чтобы славяне не отуречились.
Панславизм для него изначально был реакционен. хотя, например, для другого революционера, идеолога анархизма, русского по происхождению Бакунина он был, напротив, прогрессивен, как освободительное движение.
Но для Энгельса как немца ужас перед Русским царём первичен, хоть и завуалирован. Он писал: «Непосредственной целью панславизма является создание славянского государства под владычеством России от Рудных и Карпатских гор до Чёрного, Эгейского и Адриатического морей – государства, которое, помимо немецкого, итальянского, мадьярского, валашского, турецкого, греческого и албанского языков, охватывало бы приблизительно ещё дюжину славянских языков и основных диалектов. Всё это вместе взятое связывалось бы не теми элементами, которые до сих пор связывали Австрию и способствовали её развитию, а абстрактными качествами славянства и так называемым славянским языком, разумеется, общим для большинства населения»16.
Почему Австрия лучше России как объединяющая сила для Энгельса? Да только потому, что она немецкая и европейская. И он грозит России, славянам, что «при первом же победоносном восстании французского пролетариата… австрийские немцы и мадьяры освободятся и кровавой местью отплатят славянским варварам. Всеобщая война, которая тогда вспыхнет, рассеет этот славянский Зондербунд и сотрёт с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций. В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это тоже будет прогрессом»17.
Такой вот нескрываемый марксистский интернационализм, который и в советском изводе главной целью себе ставил борьбу с «великорусским шовинизмом». И, надо признаться, сильно в этом преуспел…
В другом своём сочинении «Германия и панславизм» наш мстительный культуртрегер заявляет, что «славяне… путём постепенного распространения панславизма впервые заявляют теперь о своём единстве и тем самым объявляют смертельную войну романо-кельтским и германским народам, которые до сих пор господствовали в Европе. Панславизм – это не только движение за национальную независимость, это движение, которое стремится свести на нет то, что было создано историей за тысячелетие; движение, которое не может достигнуть своей цели, не стерев с карты Европы Турцию, Венгрию и половину Германии, а добившись этого результата, не сможет обеспечить своего будущего иначе, как путём покорения Европы… Он ставит Европу перед альтернативой: либо покорение её славянами, либо разрушение навсегда центра его наступательной силы – России».
Интересно, что в своей статье Энгельс ещё не знает никаких украинцев, об освобождении которых потом будет столь сильно радеть марксист Ульянов-Ленин. Говоря о численности славян в Австрии и перечисляя славянские нации, он говорит о том, что русская представлена: «Тремя миллионами малороссов (русинов, рутенов) в Галиции и на северо-востоке Венгрии – единственной русской народностью, находящейся за пределами Российской империи».
Тогда даже враждебно настроенные к России писатели ещё понимали, что галичане – часть русского народа. И Энгельса эта этническая связь пугала. Ему грезилось, что «целый панславистский заговор грозит основать своё царство на развалинах Европы».
Энгельс о Польше как опоре против России
Для Фридриха Энгельса не все славянские народы были варварскими. Поляков он выделял. Потому что те, по его мнению, не связывали свою судьбу со славянским братством, с идеями панславизма, а тяготели больше к свободе и революции. В европейском стиле.
Он даже заявлял, что для рабочего класса «его внешняя политика с самого начала выражалась в немногих словах – восстановление Польши…»18. А само восстановление Польши было необходимостью как «отпор русской угрозе Европе»19.
Россия обвинялась Энгельсом в поглощении Польши. Тогда как в реальности Речь Посполитая была разделена между Россией и любимыми Фридрихом Пруссией и Австрией. Но к последним у немца претензий нет. «Что же касается России, – по мнению Энгельса, – то её можно упомянуть лишь как владелицу громадного количества украденной собственности, которую ей придётся отдать назад в день расплаты»20.
День расплаты – это день революции.
Энгельс приписывал России совершенно сумасбродные действия. Якобы используя принцип национальности и идеи панславизма, Россия ведёт дело к уничтожению Германии, Австрии и Турции. А также ведёт пропаганду по разрушению Швеции во имя «варварских» финских лапландцев. «В настоящий момент русское правительство, – утверждал он без всяких на то оснований, – имеет агентов, разъезжающих среди лапландцев Северной Норвегии и Швеции для агитации среди этих кочующих дикарей в пользу идеи «великой финской национальности»… под протекторатом России»21. Редчайшая антиисторическая чушь…
При этом надо отдать должное проницательности Энгельса. В отличие от очень многих европейцев, он правильно понимал часть русских устремлений. «Едва только Константинополь попал в руки турок, – писал он, – как великий князь московский вписал в свой герб двуглавого орла византийских императоров, объявив себя таким образом их преемником и мстителем в будущем; с тех пор, как известно, русские стремились завоевать царьград, царский город, как они называют Константинополь на своём языке»22.
И «первое и главное притязание России – объединение всех русских племён под властью царя, который называет себя самодержцем всея Руси (Samodergetz vseckh Rossyiskikh), в том числе Белоруссии и Малороссии»23.
Не выходя из шор классового сознания, Энгельс даже в покорении Польши видел классовую войну: «Россия начала подобную войну в Польше ещё около 100 лет тому назад, и это был превосходный образчик классовой войны, когда русские солдаты и малоросские крепостные вместе шли и сжигали замки польских аристократов лишь для того, чтобы подготовить русскую аннексию»24.
Но и «классовая война» в исполнении русских Фридриху не нравилась. Она была не искренней… а завоевательной.
Россия – не европейская страна
Почему же Энгельс был так критичен по отношению к Российской Империи? Да, это была монархия, а Энгельс был республиканцем. Да, Россия была традиционным обществом, а Энгельс проповедовал его разрушение. Да, Русские Самодержцы боролись с революциями в Европе, а ему хотелось революции по всему миру.
Но было и нечто другое, как мне кажется, по-настоящему определяющее позицию Энгельса.
В своей статье «Эмигрантская литература» он выразил её очень чётко: «Как ни развилась Россия со времени Петра Великого, как ни возросло её влияние в Европе… всё же она по существу оставалась такой же внеевропейской державой, как, например, Турция»25.
Чужеродность России для Европы, её «варварство» в глазах европейца – глубочайшее убеждение Энгельса. Его стремление «избавиться от русской реакции и русской армии»26 не исчерпывалось его революционизмом. Оно было глубже, это было цивилизационное неприятие России средним европейцем, каковым был Энгельс по своим бытовым и интеллектуальным стереотипам. Стереотипам глубоким, многовековым, германским, откровенным…