не Игра:Чужие квесты

Интерлюдия 2

– Дура!Дура!Дура! – говорила про себя Марина, пока шла к столику.

В этот момент она ненавидела себя, ненавидела своего учителя и командира Мазая, давшего ей это с виду простое, но, как оказалось, совсем, совсем, совсем не простое задание. Ненавидела всех этих людей вокруг, а больше всего, больше всегооооо, капитан государственной безопасности Марина Бекетова по прозвищу "Ласка", за хрупкими с виду плечами которой были десятки успешных операций как на Земле, так и в Вальгоре, ненавидела этого, этого напыщенного гада, этого урода, этого, этого… Слова словно повылетали из головы.

– Чай с мелиссой ему!!!?

Когда ей вслед прозвучали слова про чай с мелиссой, Маринка уже знала, что провалилась. А ведь Петрович предупреждал, что это задание едва ли не главное в ее жизни, это задание, от которого зависит судьба мира, мира, мать его, и она его провалила, даже не начав.

Ласка была одной из немногих доверенных, кому было известно всё:про Землю, про Вальгору, про "Хранителя" и даже про то, где сам "Хранитель" находился на Земле и где его астральный двойник находится в Вальгоре. Волосердин рассказал ей обо всем, кроме одного: почему он так печется об этом своем ученике. Ходили слухи, что Михаил, а теперь Никита, был внебрачным сыном генерала, еще поговаривали, что он был сыном лучшего друга Петровича, которому Мазай пообещал заботиться о ребенке. Много чего говорили, но Маринка слухам не верила, интуиция, которую бережно взращивал в ней учитель, четко и ясно говорила ей, что все это ерунда. А еще…

– Расстроилась? – Слегка насмешливый женский голос прервал Маринкины мысли на тему того, что она будет делать с головой Михаила-Никиты, после того как оторвет ее.

Марина подняла свои красивые и слегка раскосые карие глаза и тяжелым взглядом уставилась на появившуюся словно из неоткуда молодую женщину, уже сидящую напротив. Ее изумрудные с болотным оттенком зрачки смотрели прямо и…

– Вы!!!??? – Маринку прошиб холодный пот. – Но как? – Вы же, Вам же…

– Успокойся, смертная, вижу, ты узнала меня. И это, хорош уже рожи мне тут корчить, приди в себя наконец, а то мы тут внимание к себе привлекаем, ненужное.

Марина густо покраснела, но, сделав пару вдохов-выдохов по методике учителя, уже спокойным и слегка насмешливым взглядом посмотрела на богиню.

– Так-то лучше, девочка, узнаю легендарную Ласку. – Морена откинулась в удобном кресле. – Может уже закажешь чего-нибудь, я бы от черного чая с мелиссой не отказалась. – Богиня совершенно не по-божественному хихикнула.

Марина кивнула и набрала на коммуникаторе заказ. Секунд через сорок в центре стола поднялась небольшая платформа, на которой стояли две емкости с горячими напитками. Над столиком поплыл аромат кофе и мелиссы, причем мелисса перебивала запах кофе, ее было явно больше, чем требовалось.

Морена улыбнулась, оценив "шпильку" в свой адрес, провела рукой над своей кружкой и, взяв ее, сделала маленький глоток, местные напитки богиня любила.

Минуты две продолжалась битва взглядов, наконец Морена отставила кружку с чаем и, облокотившись на стол, приблизила свое безупречно правильное лицо к Маринке.

– Итак, ты влюбле… – Договорить богиня не успела, Маринка, подавившись, кашлянула кофе прямо в лицо красавице. Морена довольно ловко отпрянула назад и с улыбкой, достав из рукава платок, промокнула лицо себе, а потом протянула его зашедшейся в кашле Марине.

– Никаких больше напитков или еды, – продолжила Морена. – А то пока мы договорим, ты меня всю заплюешь, а запас платков у меня не бесконечен.

Маринка со злобой зыркнула на богиню судьбы, но промолчала.

– C твоего позволения, – Морена сделала паузу и, дождавшись Маринкиного кивка, – я продолжу. Итак, ты влюблена.

Маринка с платком у рта что-то промычала…

Морена изогнула безупречную бровь и вопросительно уставилась на почти успокоившуюся девушку.

– Я продолжу, – наконец сказала она. – Ты влюбилась с первого взгляда, и поверь богине судьбы на слово, влюбилась окончательно и бесповоротно. Произошло это, конечно же, не сегодня, но это так. И это единственное, чего не учел в своем плане этот хитрозадый гоблин-переросток. Молодая красивая девушка влюбляется в молодого красивого парня, ну как такое могло бы случиться? – Морена картинно всплеснула руками. – Ну надо же, вот же оказия.

Богиня подперла лицо ладонями и изобразила на своем прекрасном лице гримасу крайнего недоумения, от чего Маринка искренне рассмеялась, но потом, словно спохватившись, вновь стала серьезной.

– Ты же хочешь узнать, почему лучшего своего воина привратник отправляет охранять другого своего лучшего воина? – Не меняя позы, спросила Морена.

Уже понимая, что это знание может стоить ей жизни, Бекетова нахмурила брови и упрямо кивнула.

– Дай мне свою руку, – Морена подалась вперед и протянула раскрытую ладонь, не колеблясь, Марина положила свою ладонь в ладонь богини судьбы…

Глава 3.

Диван поражал своими размерами, я бросил сумку в кресло напротив, а сам, раскинув руки и ноги, облокотился на спинку и замер, наслаждаясь ощущением комфорта и уюта. Настоящая кожа, лакированное темно-красное дерево, вперемешку с блеском металлических деталей интерьера, даже Иваныч не мог себе позволить такой роскоши, как аэрокар представительского класса.

– Доброе утро, Никита Игоревич, – приятный женский голос ненавязчиво выдернул меня из оков неги. – Я Полина, ваш персональный нейробот и помощница, желаете отправиться на отдых? Могу предложить на выбор несколько приятных мест с высоким рейтингом Росстата и популярных на сегодняшние сутки блогеров.

Я молчал около минуты, Полина терпеливо ждала.

– Полина, – наконец произнес я, – а есть такое место, где при минимуме людей максимум комфорта?

– Есть, – просто ответила она, – проложить маршрут?

– Да, – просто ответил я, а сам в это время переместился на край дивана к большому тонированному окну.

– Как вы отнесетесь к эффекту отсутствия пола? – Полина сделала многозначительную паузу, а потом продолжила: – Отсутствия стен и потолка?

– О да, – произнес я и передвинулся обратно в центр дивана, приготовившись наслаждаться открывающимся видом. Обстановка вокруг мягко истаяла, оставив только диван и пару кресел напротив, и это было действительно потрясающе.

Спустя три часа, вволю налюбовавшись видами облаков, я захотел есть и, попросив вернуть интерьер на место, поинтересовался: «Полина, а когда у вас кормят?»

– Когда пожелаете, Никита Игоревич, могу предложить на выбор несколько десятков меню мировой кухни.

– Не надо несколько десятков, – засмеялся я, – хорошо прожаренный говяжий стейк с гарниром из свежих овощей и рюмка коньяка на твой выбор меня вполне устроят.

– Могу предложить коньяк «Крымская весна» 2014 года, его шестидесятилетняя выдержка прекрасно дополнит и полностью раскроет вкус вашего стейка.

– Прекрасно, – в тон Полине отозвался я, – весна – это то, что нужно.

В этот момент я ощутил сначала странное беспокойство, а потом тепло в правой части груди, словно там разгорался пожар. Инстинктивно хлопнув себя ладонью по этому месту, я сразу нащупал в нагрудном кармане что-то круглое, тут же вспомнив о странном браслете, врученном мне горничной Натальей. Однако браслет горячим не был, я внимательно присмотрелся. Неширокое металлическое кольцо, одевается, видимо, на запястье, внутренняя сторона слегка с розовым оттенком и какими-то символами, а вот внешняя отдавала синевой. Повинуясь непонятно откуда взявшемуся порыву, я надел браслет на левую руку…

– Воронов, вернитесь! Егерь-капитан Воронов, вернитесь сейчас же! Ну, Ворона, сейчас я до тебя доберусь и придушу собственными руками!

Михаил шел широко шагая и не оборачивался, красная ковровая дорожка, изрядно потертая, совершенно не заглушала звук его уверенных шагов, однако при последней брошенной в его широкую спину фразепритормозил, а потом и вовсе остановился, злить Алину Мерзоеву, штаб-майора и личного адъютанта начальника южной группы войск, а также своей однокашницы, он искренне не хотел. Так и стоял не поворачиваясь, пока Алина не встала перед ним во весь свой метр с кепкой рост, а потом с размаху влепив ему пощечину, затрясла отбитой ручкой в воздухе.

– Истукан каменный, чуть руку мне не сломал, гад!

Михаил улыбнулся: «Ну прости, Алиш, не сдержался», потом, нахмурившись, продолжил: «Там ведь вся моя группа осталась, да и я не должен был выжить…»

– Ну выжил же, Мишенька, выжил, значит судьба, значит рано тебе еще, чье время пришло, все там остались.Алина опустила голову: «Зря ты на Эльдара Шатоевича наорал, у генерала Акаева там сын погиб».

Что-то я не припомню бойца с такой фамилией, Михаил сложил руки на груди.

– Егерь-капитан Селиванов Егор Эльдарович, через год после нас выпустился, с отличием и правом выбора места службы. Только вот выбрал он самый дальний и опасный форт, настоящий мужик был и офицер. Отцовскую фамилию не взял, чтобы генеральским сынком не прослыть, материнскую взял. Он же ради вас приказ нарушил, как услышал переговоры по рации, так и бросился к ближайшей «стрекозе», и ребята все его за ним, только вот не знали они, что там тройное кольцо врагов будет, секретность была на первом месте. Они до вас всего семьсот метров не долетели, сбили их в ущелье, даже выйти никому не дали, там всех и положили.

– Значит, не показалось мне, и я действительно «стрекозу» видел, Михаил отошел и прислонился к стене спиной.

– Нет, не показалось,Алина уже вовсю рыдала, «А еще, еще, мы любили друг друга, и я ребенка его ношу», слезы хлынули ручьем…

Обняв подругу за плечи, он прижал ее к себе и тихонько гладил по голове, пока Алина не успокоилась.

– Короче, продолжила она, слегка отстранившись и стукнув маленьким кулачком по широкой груди Михаила. «Короче… Банду эту мы два года ловили, все без толку. Тут нашим мозгоправам и пришла идея с фальшивым караваном, ну типа вы иридий везете. Саиб с сыновьями настолько был уверен в успехе, что продал шкуру не убитого медведя. Покупателями тоже наши выступили, через своих людей с очень серьезной репутацией. В общем, на твою группу бросилась вся свора, четыреста бандитов. Вы положили около сотни, кстати выяснилось, что самого Саиба и двух из трех его сыновей ты со своими ребятами упокоил. После того как ты сигнальный маяк выпустил, там в радиусе пяти километров ничего живого не осталось. Кроме тебя… А то, что втемную тебя и твоих ребят «играли», так вы солдаты, приказ получили, приказ выполнили. И это, Мишшань, ты звезду забери, имей уважение к тем, кто в руках ее подержать уже не сможет», Алина снова всхлипнула и протянула маленькую красную коробочку, которая сгинула в огромной ладони Михаила.

– Я не знал, Алиш, ну… про вас с Егором.

– А тебе, Воронов, и сейчас ничего не положено знать, и не думай, что я такая добренькая, типа приказ нарушила и всё тебе вывалила, режим секретности еще не будет снят минимум пять лет. Это Эльдар Шатоевич приказал всё тебе рассказать, посчитал, что имеешь право знать.

Алина отстранилась и неспеша побрела назад, туда, где в открытых дверях кабинета стоял генерал-майор Акаев и молча наблюдал за происходящим. Уже на полпутиона остановилась и, не поворачивая головы, произнесла: «Я там номер положила своего брата, свяжись с ним, он тебе поможет исчезнуть на пару-тройку лет, заодно и нервишки свои подлечишь».

Брат Алины, Андрей Мерзоев, оказался главным экологом Восточного Саяна, принял Михаила как родного и после ночного застолья на служебной «стрекозе» доставил отставного егерь-капитана в деревеньку на шесть домов, в одном из которых Михаилу предстояло жить. Теперь уже обычный егерь и главный по всему, что растет, течет, плавает, летает или бегает, стоял перед своим, судя по виду, заброшенным домом, явно нуждающемся в уходе, а прежде всего в ремонте.

Следующие две недели прошли как один день, новоиспеченный егерь пилил, строгал, рубил и прибивал, местные поначалу никак не отреагировали на вновь прибывшую власть, но потом, глядя на то, как новый егерь обустраивается, через три дня проявили первую инициативу. Появилась «инициатива» ближе к полудню в виде Парамонова Ильи Силыча, местного жителя с бутылкой беленькой и двумя раритетными гранеными стаканами, и, как было известно Михаилу со слов Андрея, потерявшему двух своих сыновей в двух военных конфликтах пару десятков лет тому назад.

– Я тут мимо проходил, – дед облокотился на новый забор, – дай, думаю, загляну, чей-то тут деется, ежели человек хороший, то и познакомиться не грех, я вон…

– Ты чего тут удумал, старый? – звонкий и совсем не старушечий голос бабки Нюры, местной травницы и целительницы, прервал зарождающийся пиитет двух мужчин.

– А чегой удумал, то самое, значица, и удумал! Знакомиться, грю, будем, – Силыч сделал шаг назад от забора.

– Так не сивухой же твоей угощать гостя будем! – Бабка Нюра поставила на землю огромную корзину, накрытую простыней, из-под которой призывно показались несколько горлышек бутылок и листья свежей зелени, а пошедший аромат жареного мяса заставил Михаила подавиться моментально наполнившей рот слюной.

Застолье удалось на славу, кроме Силыча и бабки Нюры подошли и остальные, каждый принес что-то свое. Кто-то капустки квашенной, кто-то груздей моченых, а кто-то и вовсе с горшком вареной картошки. Набралось девять человек вместе с Михаилом. Все глубокие старики, и живы только благодаря стараниям бабки Нюры, как оказалось, действительно прекрасно разбирающейся в местной флоре и фауне. Ее настойки не только поднимали настроение, но и самым непостижимым образом лечили тело и душу. Накрыли прямо во дворе, благо погода стояла теплая и солнечная. Уже ближе к вечеру, заручившись обещанием нового жильца помочь с ремонтом еще четырех домов, старики разбрелись по домам.

– Где это тебя так? – Бабка Нюра, держа в руках полотенце, подошла к умывающимуся по пояс голому Михаилу, чье тело было покрыто многочисленными шрамами и заросшими дырами.

– Много где, баб Нюр, не хочу об этом говорить…

– Ну не хочешь так и не говори, – бабка Нюра посмотрела на заходящее солнце, – только я не про шрамы на теле спрашивала, а про те, что на душе твоей и сердце, там их много больше, чем сверху.

Михаил повернулся и посмотрел в темно-зеленые с болотным оттенком глаза травницы…

По истечении двух недельвсе дома в деревеньке были приведены в порядок, бабка Нюра продолжала удивлять не только знанием трав и умением ими пользоваться, но и своей выносливостью, в хождении по лесам и звериным тропам не было ей равных, не только не отставала, но и первой на привал не просилась никогда. Михаил быстро набирал форму, а боль постепенно уходила, освобождая место новым воспоминаниям и впечатлениям от увиденных красот и видов местной природы. Местные нового егеря глубоко уважали и по-стариковски любили, балуя его всевозможными соленьями с вареньями. Михаил сначала отказывался, а потом сдался, заполняя свой погреб все новыми и новыми деликатесами. Раз в месяц, через служебный коммуникатор, Воронов отправлял краткий отчет о состоянии дел: увеличении поголовья копытных, пришедшей с севера медведицы с тремя медвежатами и много еще такого, о чем в своей прежней жизни даже не догадывался. Так прошел год…

Тихий стук в окно выдернул Воронова из мягких лап Морфея.

– Михаил, проснись! – Голос бабы Нюры был тревожным, даже когда Силыч с крыши упал и ногу сломал, он таким не был, а вот сейчас…

Михаил глянул на часы, три тридцать три, и бегом бросился открывать дверь. На пороге стояла баба Нюра, одетая по-походному.

– Собирайся! – коротко бросила она и присела на ступеньках крыльца.

Он ничего не стал спрашивать, за долгие месяцы совместных походов по тайге они научились понимать друг друга без слов, надо, значит надо, и через пять минут две фигуры, одна огромная, а другая маленькая, скрылись в северной части леса.

– Шшшш, – зашипела бабка Нюра минут через двадцать быстрой и молчаливой ходьбы, – тише ступай, ирод косолапый, учиться и учиться еще по лесу ходить, справа видишь бугорок, семейство барсучье там обретается, перебудишь их, они весь лес перебудят, очки свои нацепи, коли не видишь ничего.

Кто такой ирод Михаил не знал, была догадка, что это, видимо, кто-то большой и неуклюжий, раз уж бабка Нюра его упомянула, но прибор ночного видения послушно надел, не желая отставать от резвой бабки. Внезапно впереди, метрах в пятидесяти чуть справа, полыхнула яркая вспышка, да такая, что Михаил сдернул с лица ПНВ и закрыл слезящиеся глаза ладонями. Зрение полностью не вернулось, а бабка Нюра уже толкнула его в спину со словами: «Ну чего встал как вкопанный, иди глянь уже чего там, ты же власть местная». Проморгавшись, Воронов двинулся вперед, и метров через сорок увидел слабенькое свечение: «Метеорит что ли упал?» Успел подумать он и замер, пораженный открывшейся картиной. На обширном участке мха и лишайника, словно на зеленой пастели, раскинув руки в стороны, лежала девушка. Белоснежные длинные волосы, видимо, были заплетены в косу, которая сейчас разметалась, и онасветилась!!! Неяркий белый свет обрамлял безупречную фигуру и странного вида облегающую темную одежду с изящными наплечниками, и… девушка была красива, красива как, как… богиня. Михаил опустился на одно колено и проверил пульс, заметил, что свечение едва пульсирует в такт биения сердца.

– Ну! Чего встал как истукан, девок что ли не видал? – голос бабки Нюры, прозвучавший над самым ухом, вернул трезвость мышления.

– Кто это, баб Нюр? – Михаил поднялся во весь рост и посмотрел на бабу Нюру уже совсем другими глазами. – Ты же знала, что тут будет, почему не предупредила?

– Знала, не знала, чего теперь говорить, потом всё тебе обскажу, коли нужда будет. А пока бери ее и пошли в деревню, а то не ровен час подохнет, а на кой она тебе дохлая?

Михаил спорить не стал, и на бабкины слова внимания не обратил, а как оказалось зря. Действительно, спросить и потом можно будет. Бережно взяв незнакомку на руки, он поразился, насколько это оказалось легко, по телу пробежала теплая волна, а руки… Руки засветились тем же светом, что и девушка, сердце сначала сжалось, словно в тисках, а потом раскрылось и погнало кровь по телу с удвоенной, нет, с утроенной мощью. Бабка Нюра, глядя на это, только усмехнулась и, хлопнув Михаила по спине, кивком головы указала в сторону деревни.

Ее звали Светлана, поначалу Михаил боялся даже смотреть в ее сторону, ощущения, которые он при этом испытывал, были для него в новинку настолько, что даже пугали. Баба Нюра настояла, чтобы он отнес ее к себе в дом, а позже и сама пришла с целой корзиной дурно пахнущих трав и бутыльков. Михаила она выгнала, оставшись с гостьей наедине и о чем-то разговаривая с ней на непонятном, но красивом языке. Деревенским сказали, что Света – невеста Михаила и что были они в ссоре, оттого Михаил в их глухомань и переехал, чтобы, значит, подальше от любимой. А оно вон как обернулось всё, в общем, чувства победили, а разлука помогла. Местные прослезились и поверили каждому слову, еще бы, вона красота какая, и как такую бросить-то можно было, обозвали Михаила лохухом и разошлись по домам.

Спустя пару днейСвета вновь удивила Михаила, заговорив с ним на великом и могучем так, словно это был ее родной язык…

Они проговорили всю ночь, три бутылки настойки бабы Нюры из ее особых запасовканули в небытие. Света говорила и говорила, а Михаил слушал и слушал, удивлялся, но верил каждому ее слову, да и как не верить, когда у тебя на коленях сидит богиня и вы оба светитесь всеми цветами радуги, как новогодние гирлянды…

Через девять месяцев Света родила, счастью Михаила не было предела, он ни на шаг не отходил от любимой, постоянно находясь рядом. Светлана улыбалась ему в ответ усталой, но такой же красивой улыбкой. Ее свет стал тусклее, но когда любимый брал ее за руку, разгорался вновь, переливаясь всеми доступными цветами и их оттенками. Заботу о новорожденном баба Нюра полностью взяла на себя, сославшись на опыт и знания.

Как-то вечером травница заявила, что сегодня малышу будет лучше переночевать у нее, а им двоим побыть наедине и отдохнуть, Света лукаво подмигнула мужу, и тот согласился.

Михаил открыл глаза, то, что его разбудило, было далеко и приближалось, у них оставалось минут семь, не больше. Когда ты долгое время живешь вдали от цивилизации, любой посторонний звук фиксируется на больших расстояниях. Этот звук Воронов помнил очень хорошо, две боевые «стрекозы» идут друг за другом на высоте тридцати метров. Две группы по семь бойцов в каждой, не больше пятнадцати при любом раскладе, и они летят за ней, за его любимой, и он им ее не отдаст…

Когда стихли выстрелы, баба Нюра аккуратно переложила спящего малыша в люльку и перенесла ее в дальний угол, накрыв плотным шерстяным одеялом. Сама же вышла в центр комнаты и встала прямо напротив двери. Через минуту дверь с треском распахнулась, повиснув на одной петле, а на пороге стоял невысокий мужчина в странном изодранном доспехе с перебитой рукой на перевязи, сделанной из автоматного ремня. Лицо гостя было в запекшейся крови, а губы то и дело обозначали боль.

– Явился, значит, – баба Нюра с ненавистью посмотрела в единственный глаз гостю. – Ты ведь знал, что эта девочка спасла ваш мир, и все равно пришел за ней! – Голос бабы Нюры перешел в рёв. – Это она разрушила последний накопитель и предотвратила вторжение!!!

Егерь-майор Мазай сделал шаг назад. Его единственный не заплывший глаз смотрел, как баба Нюра преображается в высокую зеленоглазую женщину с идеальными чертами лица и волосами цвета воронова крыла вместо прежних седых.

– Есть протокол, – пересохшими губами хриплым голосом проговорил он. – По нему все нелегалы подлежат уничтожению.

Морена мгновенно переместилась вперед и нанесла удар такой силы, что Мазай вылетел из дома, а упав на спину, перекувыркнулся через голову назад еще два раза, и это в штурмовом «ратнике». Грудь обожгла невыносимая боль, и, сорвав части обгоревшего доспеха, майор обнаружил у себя на коже яркую круглую печать с непонятными символами, печать горела черным, постепенно угасающим огнем.

– Я Морена, богиня судьбы и воздаяния! Заклеймила тебя, смертный, своей печатью!.. Когда очнешься, в моем бывшем доме найдешь мальчика, его полное имя в вашем мире – Михаил Михайлович Воронов. Его отец – великий воин и мой лучший друг, его мать – великая магиня и моя лучшая подруга. До наступления тридцать третьей весны ты его опекун и защитник. – Богиня наклонилась к самому его лицу и заглянула в не заплывший глаз. – Если не выполнишь условие, участь твоя и всего, что тебе дорого, будет незавидной, а теперь отдай, что нашел. – Мазай протянул Морене небольшой браслет, поблескивающий тусклым металлическим светом. Богиня взяла браслет и влепила мужчине пощечину… Голова егерь-майора дернулась, и он затих…

– Ваш стейк, Никита Игоревич, – торжественно произнесла Полина.

Я открыл глаза и перевел мутный от слез взгляд на огромную тарелку с дымящимся стейком и красиво уложенными овощами, отодвинул в сторону все это великолепие и, взяв деревянной рукой снифтер, выпил содержимое двумя большими глотками, совершенно ничего не почувствовав. Полина что-то говорила, но я ее не слушал и не слышал, мыслями я был далеко во времени и пространстве, я продолжал любоваться отцом с матерью, их любовью ко мне и друг к другу. Что-то непостижимым образом изменилось во мне, я чувствовал не только родительскую любовь, но и силу отца и мощную магию матери. По телу бегали теплые волны силы и чего-то еще, чего-то, с чем еще предстоит разобраться. «Перенос игровых навыков в реал, говоришь?!» – зло усмехнулся я…

Интерлюдия 3

Морена смотрела на рыдающую Ласку и молчала, в словах не было нужды: «Плачь, девочка, плачь, когда вы с Мишуткой начнёте действовать, времени для слёз уже не будет», – проговорила она, поглаживая Маринкину руку.

– Как действовать, как? Он меня, он меня, – Марина что-то пробурчала, – и отправил за чаем, чтобы сбежать, я…я...я некрасивая, – Марина успокаивалась, но ещё всхлипывала.