Опасное расследование. Детектив

Я вернулся из командировки под утро. Мне не терпелось узнать у Бориса результаты последних скачек. Я вышел за порог дома. Погода была по-летнему солнечная. Повсюду щебетали воробьи. Дрозд заливался весёлым свистом сидя на ветке вишни. Настроение было чудесное. День обещал быть весьма многообещающим.

Я неторопливым шагом двинулся к дому напротив. Входная дверь была не заперта, я вошёл в дом.

На столе лежала записка, написанная на клочке бумаги торопливым почерком:

«Я видел как „Алмаз“ тяжело преодолел последний барьер. Перед финишем его обошли две лошади. Трибуны взорвались. Я проиграл».

Заглянув через дверной проём в соседнюю комнату, мне предстала страшная картина: скорченное, окровавленное тело покоилось на полу, в руке пистолет, на виске запёкшаяся кровь. Было ясно, что смерть наступила мгновенно.

Борис никогда не говорил мне, что у него есть оружие. Для меня это стало новостью. Справившись с волнением, я немедленно позвонил в полицию.

Стоя посреди комнаты, я смотрел на труп Бориса и думал: «Какую величайшую глупость он совершил? Что же такое произошло и подтолкнуло его на безрассудный шаг? Но ни деньги же? Они этого не стоят, чтобы добровольно покинуть этот безумный, но чудесный мир».

Я знал, что Борис руководил коммерческим банком, был финансистом и вращался среди дельцов, зарабатывал на каких-то сделках. Дела шли в гору, и я не вникал в его бизнес. Он любил жизнь и прожигал её по-своему. Борис был склонен к авантюрам, бросался в полымя сомнительных сделок. Успех сопутствовал ему почти всегда и везде. Были и мелкие неурядицы, но они были редки и незначительны. В такие периоды жизни он ходил хмурый. Я предостерегал его не принимать опрометчивых решений. Его могли в любой момент подставить те люди, с которыми он в последнее время часто общался. Их жизненным критерием были только деньги, а такие простые человеческие качества, как честность, порядочность, поддержка и взаимовыручка – полностью отсутствовали. Но Борис не прислушивался к предупреждениям, не принимал всерьёз мои слова. «Вечно ты сгущаешь краски», – говорил он.

Мы были холостяками, и соседями. Некоторые наши интересы совпадали, и это сближало нас. В основном это касалось лошадей. Мы часто заходили друг к другу попить кофе, или что-то покрепче. Вели продолжительные непринуждённые беседы. Но теперь всё это закончилось одним выстрелом.

Полиция приехала быстро, но для меня этот отрезок времени был томительным. Процедуры с осмотром места происшествия и допросом заняли не менее трёх часов. После этого они закрыли дом и опечатали, а меня отпустили.

Мне уже звонили с работы и напомнили, что я участвую в послеобеденном заезде лошадей трёхлеток, поэтому торопился на ипподром. Меня дожидался первоклассный жеребец «орловской породы» вороной масти.

«Пепел» в отличном настроении выбежал из паддока, чуть касаясь земли, легко понёс меня к старту, грациозно пританцовывая галопом и мотая головой.

Это был хороший признак. Но иногда у него было плохое настроение, он без особого желания подходил к месту старта, а затем после звука колокола пассивно стартовал и не спешил к финишу.

Сегодня «Пепел» был просто великолепен на скаку. Он двигался на препятствие ровно, без усилий, совершал очередной прыжок аккуратно и своевременно, словно по классической схеме, и не нуждался в содействии наездника. После преодоления первого барьера я почувствовал, что жеребец резвый, его бег плавный. Скакать на нём было одно удовольствие. «Пепел» преодолел весь круг, не ускоряя темпа. Перед последним препятствием, я дал ему шенкеля и качнул поводок. Он перелетел барьер с лёгкостью птицы и далеко приземлился на противоположной стороне, легко оставив позади остальных лошадей. «Пепел» проворно мчался вперёд, невероятно энергичный после сложной дистанции. Я, насколько мог, пытался поддержать тот стремительный темп, который он избрал. Мы финишировали в одиночестве под громкие крики и аплодисменты зрителей на трибуне.

В паддоке, я спрыгнул с жеребца и отстегнул подпругу. «Пепел» был не уставший и вёл себя спокойно. Я погладил рукой по блестящей чёрной шее, увидел, что он почти не вспотел. К нам подошли несколько человек. Послышались поздравления. С улыбкой на лице, я махнул им рукой, подхватил седло и пошёл переодеться. Ко мне подошла Анжела – владелица жеребца «Пепел». – Савелий, вы просто молодец! – радостно вымолвила она.

Я вежливо кивнул, приветствуя её, и улыбнулся.

– Сегодня «Пепел» в ударе, – сказал я. – Он всё сделал сам, я ему не мешал.

– Скоро будут вручать приз, – напомнила она.

– К этому времени я подойду, – пообещал я и отправился в административный корпус. Я привёл себя в порядок и пошёл принимать поздравления.

Основной денежный приз и кубок «Серебряная подкова» получила владелица жеребца «Пепел» – Анжела Бельская. Мне же досталась небольшая денежная премия. Анжела старалась не ущемлять меня и из своих премиальных выделяла дополнительные субсидии. За это я был весьма благодарен.

Мы с ней встречались часто. У неё в конюшне всегда находилось от пятнадцати до двадцати взрослых лошадей. От одних лошадей она с лёгкостью избавлялась на аукционе, а других, как ей казалось более перспективных – покупала. Я один из немногих жокеев, кому она доверяла своих лошадей. В большинстве своём я оправдывал её надежды, занимая призовые места на соревнованиях по конному спорту с препятствиями. Наши беседы ограничивались только темой коневодства. Она всегда прислушивалась к моему мнению. Между нами сложилось взаимное уважение и доверие. Она мне нравилась. Одно время я пытался за ней приударить, но она вежливо отклонила мои ухаживания. И я понял, что я не мужчина её мечты. Я знал, что у неё был опыт неудачного замужества. И поэтому она несколько скептически относилась к мужчинам. Мне стало известно, что Анжела нравилась Борису, и даже у него возникли к ней глубокие чувства. Похоже, она отвечала взаимностью. Видя, что сегодня у неё хорошее настроение, я решил не говорить ей о смерти Бориса. Позже сама узнает.

Анжела была потрясающей женщиной. У неё были белокурые волосы, плавными волнами ниспадавшие на плечи, высокий лоб, большие лиловые глаза, тонкий нос, решительно сжатые губы… Её фигура внесла бы смятение в душу самого безупречного мужчины: очень длинные ноги и пышная грудь. Она была в сиреневой блузке, белых брюках для верховой езды, и в начищенных до блеска фиолетовых сапогах. От неё всегда исходил волнительный запах французских духов.

Анжела попросила меня подойти к тому месту, где проходил небольшой аукцион. На продажу были выставлены несколько лошадей. Анжела стояла, облокотившись на перила, и поглядывала на парадный круг, по которому водили лошадей. Она показала рукой на лошадь изабелловой масти.

– Мне нравится это прекрасное создание, – сказала она, глядя на кобылу с красиво изогнутой шеей и высоко поднятой головой. Её красивое тело покрывала шерсть цвета топлёного молока, кожа на всём теле розовая, глаза голубые, круп выпуклый. Редкая окраска, генетически связанная с соловой и буланой мастью.

На первый взгляд лошадь была неплохая. Но у меня тут же зародилось сомнение, и я его высказал: – Лошадь красивая, но чересчур жирная. Вероятно, она отъелась, её берегли и редко выводили на прогулку. Если её заставить что—либо делать, она просто не выдержит и протянет ноги.

Анжела грустно вздохнула.

– Лошади как люди полны противоречий, одни из них кажутся великолепными, а по сути – пустое место, а великолепные кажутся мелочью.

– Это бывает, но не всегда, – сказал я. – Тебе надо пройти курс обучения, по теме: «О воспитании скаковых лошадей и приготовлении их к скачке».

– Я уже столько перечитала специальной литературы, что всё остальное пойдёт лишь во вред, – проговорила она. – Лучше я спрошу совета профессионала. – Она искоса взглянула на меня. – Надеюсь, ты мне не откажешь?

– Не имею такой привычки, – проронил я.

Мы засмеялись.

– Вот и прекрасно, – сказала Анжела.

Я посмотрел на очередную лошадь, которую вывели в круг. Эта была рыжая, унылая кобыла, за которую никто не дал даже начальной цены, несмотря на все усилия служащего проводившего аукцион.

Предупредив Анжелу, я быстро двинулся в конюшню, чтобы посмотреть жеребца по кличке «Алмаз». Он значился в списке лошадей выставленных на продажу. Скоро его должны были вывести в круг. Я помнил, что «Алмаз» упоминался в записке, найденной в доме Бориса. Я подошёл к жеребцу и с разрешения тренера пощупал ноги, осмотрел зубы и глотку и, вернувшись к Анжеле, сообщил, что жеребец прекрасный.

Когда тренер вывел «Алмаза» в круг, я был восхищён его великолепием. Это был гнедой жеребец чистокровной породы «английская – скаковая». Он был доведён до высшей степени совершенства для выполнения единственной цели – скакать вперёд и как можно быстрее. По истине, жеребец соответствовал своему превосходному имени. Я видел, как загорелись глаза Анжелы и понял, что она купит его за любую цену.

Вдруг позади себя я услышал пренебрежительный мужской голос: – У него ноги длинноватые по сравнению с общими пропорциями тела.

– Конечно, может быть внешне это не совсем идеально, – согласился я. – Но у таких лошадей существуют свои достоинства.

– Какие? – с удивлением осведомился он.

– Очень часто из таких экземпляров получаются отличные лошади для барьерных скачек, – ответил я.

– Неужели. А я не знал.

«Алмаз» мотнул головой и обвёл присутствующих зрителей беспокойным взглядом. Это был признак капризного нрава. Затем он сделал несколько шагов назад, потянув за собой служащего и неожиданно встав на дыбы, заржал. Его в несколько приёмов успокоили. Жеребец, неохотно подчинившись, продолжил движение по кругу. Что—то ему не понравилось? А может быть кто—то? Лошади очень чутко реагируют на присутствие людей относящихся к ним враждебно. Я обратил внимание на мужчин стоящих близко к кругу. Они что—то обсуждали. Мой взгляд остановился на крайнем из них. Человек очень маленького роста прищурив глаза, с явной злобой смотрел на жеребца. Это был жокей по имени Заур, но за глаза его называли уничижительным прозвищем – «Карлик».

Я повернулся к Анжеле. – Ты видела последнюю скачку с участием «Алмаза»?

– Да, – ответила она. – Я думала, что он придёт первым. Он мчался в полном задоре, но пришёл вторым. Я была удивлена. Не знаю, что с ним произошло.

– А кто был наездником?

– Заур, – проронила она. – Гадкий тип. В тот день я увидела, как он ударил хлыстом по морде лошади. «Алмаз», сбросив его, убежал в конюшню.

– А владелец лошади – видел?

– Нет. Он находился в здании.

В это время служащий ведущий аукцион расхваливал жеребца, его историю и происхождение.

– Итак, его цена сто пятьдесят тысяч, кто больше? Сто пятьдесят за такого коня – это же не деньги! Давайте, давайте!

– Сто шестьдесят… сто семьдесят… сто восемьдесят… двести тысяч…

– Я его куплю, – сказала Анжела и посмотрела на меня.

Служащий аукциона накалял страсти.

– Двести двадцать тысяч… двести тридцать…

– Ещё минута и будет поздно, – сказал я.

– Двести сорок тысяч… может быть, двести пятьдесят тысяч? Спасибо, уважаемый. Двести семьдесят – против вас, сзади! Двести восемьдесят… двести восемьдесят тысяч раз…

– Так покупайте же! Иначе упустите…

Анжела вздохнула и подняла руку. – Триста тысяч!

Аукционист подхватил: – Триста тысяч! Новый покупатель! Есть желающие! Продано – раз… два…. Желающих больше нет? Продано Анжеле Бельской за триста тысяч.

– Это меньше, чем я хотела сегодня потратить, – сказала она.

– Рад за вас, – произнёс я. – Жеребец перспективный, если с ним поладить, то он себя ещё покажет и окупит все затраты.

Она одарила меня сияющей улыбкой, вынула из кармана смартфон и стала кому—то звонить…

Потом с хмурым видом выпалила: – Опять его телефон не отвечает.

Анжела взяла меня за руку. – Савелий, пожалуйста, найди моего водителя и попроси его пригнать машину под загрузку «Алмаза» и «Пепла», а я пока оформлю документы на покупку жеребца.

– Хорошо, Анжела, – произнёс я и направился искать водителя.

Пока я вышагивал по пыльной дороге в сторону стоянки грузовых автомобилей, я опять вспомнил о записке Бориса, и задал себе вопрос: Почему такой великолепный скакун не пришёл на финиш первым? Наверное, на то были причины. «Алмаз» был недостаточно подготовлен. Усталость и нервозность, тоже могут повлиять. Может быть, здесь кроется что—то другое? Предположим «Алмаз» в порыве спортивного задора усердно рвался к финишу, а Заур намеренно его придерживал. Отсюда вытекает нервозное поведение жеребца после скачки и попытка неподчинения жокею. Я поймал себя на мысли, что в последней гипотезе есть что—то похожее на истину, и я стал вспоминать всё, что было известно о «Карлике».

Заур Абдулин, фигура в спортивных кругах конного спорта весьма приметная. Я был знаком с ним пять лет. Он приехал в наш город откуда—то из среднеазиатского региона. На вид ему было чуть более тридцати лет. У него были черты лица монголоидного типа. Заур был смуглый, маленький, кривоногий. Несмотря на свой рост, был очень ловок и подвижен. Глаза узкие с косинкой. Когда он смотрит в лицо, трудно понять, глядит он на тебя или в сторону. Заур был мастером, опытным жокеем. На коне держался уверенно. На скаку мог показывать разные цирковые штучки, которые я со своим опытом профессионального наездника, выполнить не мог. Часто лошади под ним становились призёрами больших турниров. Я не знал его семью, где живёт и с кем дружит. Заур был осторожный, близко ни с кем не сходился, ко всем относился одинаково ровно. Он любил лошадей, поэтому его внезапная агрессия к «Алмазу» выглядела, по меньшей мере, весьма странной.

К моему удивлению на стоянке грузовых автомашин я столкнулся с Зауром. Он протянул мне руку. Я сухо пожал.

– «Пепел» великолепно финишировал, – сказал он без эмоций и с непроницаемым видом. – Поздравляю.

– Спасибо, – буркнул я и спросил: – Как ты оцениваешь «Алмаза»?

Он мгновенно взглянул на меня и отвёл взгляд.

– У него есть потенциал, но конь очень своенравный, – сказал он. – Общего понимания я с ним не нашёл. Может быть, у тебя с ним будет по—другому.

– Не надо было бить его по морде, – откровенно заявил я.

– Я не бил, – вдруг резко выпалил он.

– Не ври, – изрёк я. – Люди видели.

– Какие? – повысил он голос.

– Неважно.

– Им показалось, – недовольно пробурчал он, пожал плечами и зашагал в сторону конюшен.

Я посмотрел ему вслед, покачал головой и направился к знакомому водителю, который копался возле трапа микроавтобуса «Iveco Dally» для транспортировки лошадей.

Водитель, стройный красивый парень, по имени Олег с улыбкой приветствовал меня. Я передал ему просьбу Анжелы. Он торопливо убрал трап, сел в машину и поехал в сторону конюшен. Я проводил его взглядом и подумал, что на ипподроме оставаться нет смысла. Скачки закончились. Народ повалил к выходу. Часы показывали без четверти пять.

Я пошёл к своей машине. Мой новенький «мерседес» стоял в ряду с иномарками, многие из которых уже покидали автостоянку. Я сел в него, включил приёмник: передавали результаты скачек. Слушая новости, я взглянул в зеркало, в отражении на меня смотрел спортивного вида коротко стриженый брюнет с синими глазами на смуглом лице, боксёрским носом, плотно сжатым ртом и мощным подбородком. Многие отмечали у меня, умные проницательные глаза. Я им не возражал. Мне уже тридцать семь, но выглядел не старше тридцати. Отнюдь это не моё личное суждение, а мнение поклонниц. Моя физиономия мрачна. Брови озабоченно нахмурены. В моём сердце боль от тяжёлой потери друга.

Я причесался, запустил двигатель и тронулся с места. Выехав за ворота, и преодолев несколько поворотов, я очутился на центральной улице загруженной движением автотранспорта.

Я ехал, изредка бросая взгляд по сторонам. Мелькали красочные афиши, вывески и баннеры созывая клиентов. Я подумал о том, что в нашем городе каждый магазин, косметический салон или фирма стараются превзойти конкурентов, потому что доходы населения уменьшаются, покупательский спрос падает. В ход идёт любая реклама, пиар—компания или коммерческая схема, чтобы заставить выложить свои кровные обычного обывателя, заморочить ему мозги, всучить косметический набор, либо ещё какую—нибудь красивую штучку, которые покупателю задарма не нужны.

А есть любители пускать пыль в глаза, выставляют напоказ своё богатство, а по сути, играют свою роль, влезают в доверие, обманывают и обкрадывают доверчивых граждан. А потом с набитыми бумажниками спускают эти деньги в ресторанах, казино и тотализаторах, бессмысленно прожигают жизнь.

В общем, жуликов и проходимцев в нашем городе хоть пруд пруди. Полиция, конечно, борется со всяким деклассированным элементом, усердно переписывает ворох бумаг с отчётностью, ведёт непримиримую борьбу с этим злом, но искоренить не в состоянии.

Маневрируя среди машин, я думал о жизни и смерти. В моей памяти возникло добродушное приветливое лицо Бориса. Я вспомнил его слова: «У меня намечается сделка, после которой я буду абсолютно независим». Они были сказаны в тот день, когда я уезжал в командировку. Через двое суток его не стало. Зная Бориса достаточно хорошо, я отверг мысль о самоубийстве. Сомнение, закравшееся в мою душу, не давало покоя.