- -
- 100%
- +
Она шла немного впереди, и я не уставал любоваться плавной походкой девушки и дивными линиями её уже женского тела. Погладив взглядом нежную подколенную ложбинку и сильные, пружинящие в движении икры ног, я в очередной раз подивился щедрости природы.
Девушка поднялась в салон машины, и провожать её взглядом дальше я посчитал неприличным. У трапа самолёта я дождался, пока поднимутся все пассажиры, и вошёл последним. Симпатичная стюардесса указала мне направление к моему месту, и я чуть не онемел. Рядом со мной кресло занимала та самая девушка, которой любовался.
– Разрешите? – спросил, склонившись в её сторону.
Она молча кивнула.
– Может быть, – я не терял надежды услышать её голос, – вы хотите сесть на моё место у иллюминатора?
Девушка, даже не взглянув, отрицательно покачала головой и сдвинула в сторону свои дивные колени, чтобы пропустить меня. Тончайшая паутинка серого нейлона подвесила эти шары в воздухе, сделав их ещё привлекательнее.
Я сел в своё кресло и уставился в иллюминатор. До Москвы было около пяти часов лёту, и у меня ещё было время на знакомство. По трапу поднимался экипаж, и я обрадовался – первым шёл Виктор Ганжа.
«Как хорошо складывается день, – подумал я, – с его шутками и моим коньяком, да и ещё в пилотской кабине – это будет прекрасно».
Они шли по проходу. Витя на ходу поправил что-то в шкафчике над нашими креслами, и я не решился здороваться с ним первым. Сейчас он был не просто моим приятелем, а командовал экипажем лайнера, несущего в своём салоне больше ста человек.
Самолёт начал разгон, и я откинулся на спинку кресла. Моя соседка продолжала сидеть, держа спину так, словно она была на параде, а не в авиалайнере. Только глаза – она немного их прикрыла, дав мне тем самым осторожно рассмотреть своё лицо, – указывали на её волнение. Крохотное ушко женщины было розовым, как и чистая гладкая кожа щеки.
Овал подбородка чуть опустился, и я подумал, что девушка немного боится взлёта. Золотистые волосы соседки были аккуратно уложены, хотя и коротко стрижены. Это было странным, но мне показалось, что я вижу, как невидимый мастер укладывает и скрепляет лаком её причёску.
Подбородок девушки дрогнул, и я, перестав сквозь ресницы рассматривать незнакомку, отвернулся к иллюминатору. Мы уже летели, и я решил не тратить напрасно время на бессмысленные попытки знакомства и достал английский детектив. Сюжет романа был так умно и стремительно закручен, что я забыл о времени и сне. И тут моя соседка отчего-то напряглась. Словно гитарная струна натянулась и, коснувшись моего плеча, погасила энергию вибрации. Я поднял взгляд. По проходу в нашу сторону шёл Ганжа. Высокий, широкоплечий, в синем, удивительно ладно сидящем на нём форменном кителе, Витя был неотразим. Огромные карие глаза, с некоторой бесовщиной в их бездонной глубине, завораживали. Блестящие чёрные локоны, чуть прорежённые сединой, указывали на какие-то страдания и тайну.
«Да, – размышлял я, – экзальтированные особы перед таким молодцем не устоят».
Тонкая рука моей соседки взлетела, и женские пальцы пролетели по её безукоризненной причёске.
«Вот и всё, – подумал я, невольно вздыхая, – она уже шагнула ему навстречу».
Оглядев нас, но не выделяя меня, Витя поздоровался. Я кивнул, моя попутчица вздёрнула подбородок и негромко ответила.
– Я командир этой пиратской фелуки, – щёлкнув каблуками и чуть склонив голову, чётко проговорил мой приятель. Теперь он обращался только к девушке. – Хочу предложить вам увидеть небо не над головой, а под ногами. Поверьте, зрелище незабываемое.
Лёгкая волна прокатилась по высокой груди моей соседки, и я понял, что девушка сама встала под Витькин прицел. Она медленно поднялась и, неспешно оглядев пилота, шагнула в проход. Ганжа галантно пропустил пассажирку вперёд и, оглянувшись, подмигнул мне.
«А вот ещё и неизвестно, – я ответил ему вопросительной гримасой, – может, ты и промахнёшься…»
Прошло минут тридцать. Её выход из-за занавески, отделявшей салон от служебной части самолёта, я пропустил. Девушка уже шла по проходу, когда я её увидел. Блузка, как и короткая юбка, светились своей первозданной чистотой. Ни единой складки или примятости на них я не заметил. Причёска была по-прежнему безукоризненна. Глаза… Они, как я посчитал, рассказали бы больше одежды, но я не смог поймать её взгляд. Моя соседка неспешно приблизилась к своему месту и аккуратно опустилась в кресло. На меня пахнуло лёгким ароматом духов.
«Не каждую лань можно подстрелить», – почему-то злорадно усмехнулся я. Но тут к летучему дуновению жасмина вдруг примешалось что-то знакомое. Я невольно втянул воздух и понял, что чувствую запах армянского коньяка «Арарат».
«Не может быть!» – чуть не вскрикнул я и почти ослеп от вида её точёных голых колен. На них не было серой вуали чулок. Стрелок и в этот раз не промахнулся!
Высота
Вы когда-нибудь видели солнечный зайчик, упрятанный в женскую оболочку? Я видел, и могу утверждать, что это не только удивительно, но и неописуемо прекрасно. У того, о котором говорю я, были к тому же пушистые золотистые волосы, глаза небесной глубины и сочащиеся добрым теплом губы…
Она работала крановщицей и разъезжала под крышей нашего громадного цеха, а внизу больше трёх сотен рабочих и инженеров с любовью и вожделением провожали взглядами каждое её движение. Среди нас не было ни одного человека, который не мечтал бы о ней и не пытался завести роман. Самые отчаянные мужчины предлагали руку и сердце, но она только смеялась над всеми нами.
Один раз, проходя мимо собравшихся в курилке мужчин, крановщица сверкнула перламутром зубов и, дразня нас, сказала:
– Если кто-нибудь предложит мне что-нибудь не похожее ни на что, я решусь на очередную попытку познать мужчину.
Девушка медленно обвела взглядом наши лица, и даже те, кто утверждал, что видел в этой жизни всё и знает женщин лучше, чем собственную ладонь, опустили глаза. В лучшем случае они могли предложить проказнице домашнее переложение «Камасутры», бродившей в ксерокопиях по цеху, но ведь она тоже её читала.
Лично у меня на предложение крановщицы был свой ответ, но я не мог выступать в этом поединке. Уже несколько месяцев мы встречались с ней в тихих уголках цеха и в редкие перерывы читали друг другу стихи Есенина, Заболоцкого и Надсона.
Лучики её глаз, обойдя меня, сверкнули, как серия крохотных взрывов, и девушка направилась в сторону лесенки, по которой обычно поднималась под крышу в свой рабочий «шатёр». Когда до ступеней оставалось шага два, наш токарь-кудесник Коля остановил её. Он с широкой улыбкой подошёл к крановщице, нагнулся к прозрачному ушку, украшенному золотистым завитком, и что-то прошептал. Потом он, не глядя по сторонам, куда-то пошёл. Сбоку я видел, что её брови удивлённо дёрнулись, и она, не оглядываясь на нас, двинулась вслед за ним.
Они, провожаемые десятками глаз, поднялись по длинной лестнице, ведшей на плоскую крышу корпуса, где мы с Толькой иногда загорали, и закрыли за собой тяжёлый люк.
На курилку опустилась напряжённая тишина. Я оглядывал своих товарищей и не узнавал их. Впервые среди них не нашлось ни одного, кто сказал бы хоть слово по поводу того, что может сейчас делаться на крыше. Минут через двадцать сначала она, потом он спустились. Её глаза сверкали, словно утреннее небо после дождя, а Коля, не глядя в нашу сторону, прошёл к своему станку и спокойно принялся за работу.
Мы все переглянулись и разошлись по своим рабочим местам. Мне показалось, что все чувствуют себя униженными, как несостоявшиеся игроки, только что громко убеждавшие зрителей в своём мастерстве. А может быть, всё было по-другому и мы втайне завидовали Коле. Ведь он никогда не шутил и не заигрывал с крановщицей, но стоило ему прошептать ей что-то на ухо, как девушка, не колеблясь, пошла с ним туда, куда он её повёл.
Дед Сашка что-то хрюкнул, смотря на понурых мужчин, расходившихся к своим станкам, и повернулся ко мне:
– Настоящая женщина из двух мужчин всегда выберет того, кто постарше. – В его голосе звучал многолетний опыт, хотя, глядя на него и зная его, я мог бы с большой долей уверенности утверждать, что внимания женщин ему в жизни явно не хватало. К тому же совсем недавно он рассказывал мне о том, что слабо знает женскую половину человечества.
– А по-моему, в этом деле важны обе части: и опыт, и сила, – возразил я, чтобы, как мне казалось, отстоять честь мужской половины цеха, которую только что попыталась вывалять в грязи наша крановщица.
– С чего это ты взял, что пятидесятилетний мужик слабее тебя, двадцатипятилетнего щенка?
Разговор, на мой взгляд, был беспредметен, и я просто пожал плечами.
Несколько дней мы с крановщицей не встречались. Мне почему-то было стыдно смотреть ей в глаза. Да и она не торопилась на свидание со мной. Только в пятницу, к вечеру, девушка остановила кран и объявила через громкоговоритель, что у неё что-то искрит на пульте управления. Толька где-то спал, и дед Сашка, резанув по моему лицу своими голубоватыми глазами-свёрлышками, кивнул, указывая на лестницу. И я полез в её кабинку, висевшую на высоте четырёхэтажного дома.
Даже в этой тесноте она умудрилась, оставаясь лицом к лицу, не смотреть на меня. На что я, естественно, отвечал тем же. Я заменил сгоревший пакетник, а когда, собрав инструмент, опустил ноги в люк, она, глядя куда-то вниз, тихо проговорила:
– Я бы за него замуж пошла, да он не возьмёт.
– За любовь надо драться, – буркнул я банальность и, опуская за собой люк, услышал её тихий ответ:
– Душу человеческую не завоюешь никаким оружием.
Часа через два, движимый непонятным желанием сделать ей, а может быть, и ему добро, я подошёл к Коле. Он, напевая что-то незнакомое, вытачивал резцом сложный узел.
– Что это? – спросил я, удивлённый прозрачной лёгкостью мелодии.
Он взглянул на меня и, поняв, что речь идёт о музыке, улыбнулся.
– Дебюсси. С раннего утра у меня в голове звучит его триптих «Ноктюрны».
К своему стыду, я много слышал о Клоде Дебюсси, но похвастать тем, что в состоянии распознать его произведения, за исключением того, что постоянно крутили по Всесоюзному радио, не мог.
– Не дуйся, у тебя всё ещё впереди. И если бы ты вместо джаза слушал, как я, классику…
– Она сказала, что пошла бы за тебя замуж, – я перебил его.
В его глазах появилась какая-то тоска.
– Многие женщины хотели бы выйти за меня замуж, да и не только за меня. Уверен, что если бы ты каждой из своих девиц говорил о замужестве, то восемь из десяти согласились бы, почти не раздумывая. Ты здоровый и умный парень, но если говорить обо мне, то я люблю свою жену и не собираюсь менять её ни на одну женщину в мире.
– Тогда как же ты ей изменяешь?!
Похоже, мой эмоциональный всплеск озадачил Колю. Он расхохотался.
– Мальчишка. Извини, но ты ещё мальчишка и веришь, что всё вокруг только двух цветов. А мир, настоящий мир, он больше похож на радугу. И никто никогда не может провести чёткой границы между добром и злом, между любовью и влечением к женщине. Конечно, если жена вызнает о моём походе на крышу, то будет сильно обижена, но она знает, как я её люблю, знает и простит.
Сине-золотистая стружка, свиваясь в кольца, падала с детали. Его руки продолжали работу, а глаза то смотрели на меня, то снова сверялись с чертежом.
– А если бы она, я имею в виду твою жену, изменила бы тебе, что тогда?
Он вздохнул:
– Тогда бы я сильно призадумался и попытался переделать бы самого себя. На мой взгляд, если это произошло, то в большей степени её измена – это моя вина. Мы, мужчины, в силу стадности или желания показать свою силу, иной раз лезем не только на крышу. Женщины – создания другого плана. Если она не шлюха и не слаба на передок, то измена мужу или любимому для неё – высокий порог, граничащий с трагедией, а раз это произошло, то это моя вина.
Коля, не поднимая головы, посмотрел на проплывающий над нами кран:
– Если бы эта «бабочка» не оскорбила вслух всех мужчин цеха, я бы ни за что не пошёл бы с ней. Ни её голубые глаза, ни золотые локоны, ни тощий зад, обтянутый мужскими брюками – не вызывают во мне никаких эмоций. Я просто хотел показать, что среди нас есть мужчины, способные показать ей то, чего она сама не знает.
Я вздохнул и, стыдясь самого себя, спросил:
– А что это ты такое придумал, что она без слов полетела за тобой?
– Расскажу тебе это только для того, чтобы ты ещё лучше узнал эту жизнь, тем более, знаю, что ты не болтун.
Коля говорил коротко и без всяких подробностей, но перед моими глазами почти сразу встала картина той встречи…
* * *– Любовь со страхом. – Она, выбравшись вслед за ним на крышу, чуть прижмурилась от хлынувшего в лицо солнца. – Такого в моей жизни ещё не было.
Он молча подвёл её к краю крыши, ограждённой лёгким проволочным барьером.
– Смотри.
Женщина наклонилась, осторожно заглянула вниз, и в тот же миг мужчина, резким движением согнув её в поясе, чуть не перекинул через ограждение. Она вскрикнула и изо всех сил вцепилась в невесомую решёточку.
С почти двадцатиметровой высоты она увидела крошечные человеческие фигурки, копошащиеся на заводском дворе. Ветер ударил её в лицо, и животный страх забился в груди неистовым бубном. Она даже не заметила, как он стянул с неё рабочие штаны. Его напряжённая плоть вошла в её тело. Девушка вскрикнула, и никто бы не смог сказать, чего в её голосе было больше – страха, удивления или протеста.
Сильная мужская рука не давала ей упасть, как и не позволяла выпрямиться. Стоило ей, упираясь руками в хлипкую преграду, попытаться отойти, как земля, качнувшаяся ей навстречу, заставляла задерживать дыхание. Мужчина не спешил, и его размеренные движения то заставляли девушку нависать над пропастью, то отодвигали назад. В такт этому она то обмирала от страха, то успокаивалась.
Потом пришло то, что поразило и его – многоопытного и уже немолодого мужчину. Он неожиданно для себя почувствовал, что в жаркой женской глубине появилось неизвестное живое существо, которое, сжимаясь и разжимаясь вслед за его движениями, принялось высасывать из него жизнь, даря ему в ответ неслыханное удовольствие.
Когда девушка добралась до вершины наслаждения, невидимая сила вырвалась из её груди, и она даже не заметила, что висит на огромной высоте, а рабочие двора, привлечённые торжествующим девичьим криком, смотрят вверх…
Он замолчал, а я вдруг увидел, что сильные руки Коли стремительно развинтили кулачки патрона и выхватили готовую деталь. В его глазах засветилось удовлетворение. Мне показалось, что тусклый блеск обработанного металла доставил ему больше удовольствия, чем разговор о победе над женщиной.
– Коля, но всё, что ты сделал с ней, это, по сути своей, обычное насилие.
Он дёрнулся. Гладко выбритые скулы сжались, а глаза потемнели до неузнаваемости. Мне почудилось, будто от него повеяло холодом страха. Круглый кадык медленно прополз через вырез чёрной рубашки, и Коля, отложив в сторону новую заготовку, вытер руки чистой ветошью.
– Пойдём покурим, – голос моего собеседника разом потерял своё богатство и походил на звяканье старой жестянки.
Курилка была пустой, и мы сели друг напротив друга. Его сильные пальцы била мелкая и почти невидимая дрожь, а я не понимал, что в моих словах так взволновало его. Наконец он, аккуратно обломив фильтр, сунул сигарету в рот и чиркнул колёсиком зажигалки.
– Есть женщины, – в голосе Коли звучали сомнение и раздумье, – которые сами хотят этого. Они нуждаются в сильной руке. Слова нежности и любви они воспринимают как признак женственности или мужского бессилия. Вот и наша «бабочка» из таких. Ты ей читаешь стихи, и она на всякий случай подыгрывает тебе, только ради того, чтобы оставить себе запасной выход. Ты-то для неё выгодная партия: армию отслужил, обеспеченные родители, студент и без пяти минут инженер, умный, образованный человек. А замуж она захотела за меня – сильного и грубого зверя. Я с ней не разговаривал о любви и не пел ей песен при луне, а сделал то, чего она хочет – хочет, может быть, сама до конца того не сознавая. Такова сложная и изменчивая натура женщины. Я уверен, что она сейчас жалеет о том, что сказала тебе. Даже не сказала, а просто проговорилась, снова и снова переживая удовольствие от похода со мной на крышу. Живёт-то она одна, а тут в тесную кабинку забрался мужчина, от которого повеяло недавно пережитым удовольствием, – вот она и сломалась. Если бы ты там не пакетник ремонтировал, а взял бы её за грудь и швырнул на пульт управления, то она моментально забыла бы обо мне.
Он, докурив сигарету, сжал пальцами огонёк, бросил потушенный окурок в бочку с песком и пошёл к своему станку. Коля шёл, а я ломал голову над тем, что первый раз не слышу от него никакой мелодии. Мужчина шёл напряжённо, а когда на повороте поднял голову и посмотрел на плывущий под потолком кран, то я увидел – а может, мне показалось – в его глазах страх.
Только вечером, сидя в институтской аудитории, я понял, что если наша крановщица расскажет кому-нибудь о происшедшем или сама поймёт, что он перешагнул границы дозволенного, то это может закончиться для него трагедией нового ареста.
Месяца через два, когда токари отмечали день рождения Коли, он пригласил меня к столу. Мы выпили с ним по стакану водки, и он, обняв меня за плечи, прошептал:
– Спасибо!
И я понял, за что он благодарит меня…
Женская душа
В этой жизни Костя умирал трижды. Первый раз, когда в пятилетнем возрасте родители оставили его одного дома и мальчишка решил разобраться в том, что представляет собой электричество. Он взял с материнского трюмо рейсфедер, которым мама выщипывала брови, и сунул его металлические ножки в розетку. Спасла ребёнка соседка по коммуналке. Она работала врачом скорой помощи. Её бригада возвращалась с вызова, и она решила заскочить на минутку домой, чтобы положить в холодильник цыплёнка, по случаю купленного в соседнем гастрономе.
Второй раз – Костя сплавлялся с группой однокашников-студентов на бревенчатом плоте по реке Чусовой. Нарвавшись на подводные камни, их шаткий «ковёр-самолёт» развалился. Костю, как и всех остальных любителей экстремальных видов спорта, выбросило в реку. Но шлем потерял только он. Взбешённая порогами студёная вода с размаху приложила молодого человека головой о камни. К счастью, эту безжалостную шалость реки заметила его однокурсница. Девушка ухватила товарища за спасательный жилет и не дала утонуть.
И вот сейчас Костя уходил из этого мира в третий раз. Третий и, похоже, последний. По крайней мере, так, пряча от меня глаза, сказал его лечащий врач-онколог. Его мне рекомендовали как лучшего специалиста в нашей области, но теперь я считал, что ошибся в выборе, только сделать уже ничего не мог. Было потеряно самое важное – время.
Теперь, поднимаясь на третий этаж, в квартиру друга, я бесконечно ругал себя. Я думал, что с самого начала надо было везти Коську за границу, в Германию или Израиль, везти против его воли. Только там его могли спасти! А я решил…
Коська…
Почему эта стерва с косой выбрала его первым среди нас?!
Сказать о нём, что это верный друг, значило бы сказать, что он являлся таковым для всех мальчишек и девчонок округи. В остальном он был одним из нас – не лучше и не хуже. Обычный инженер с номерного завода. Вдовец. Восемь лет назад трагически погибла его жена. Детей у них не было. И Коська, бабник, каких поискать, больше не женился. Он никогда не говорил о своей потерянной в авиакатастрофе жене и не хранил ей верность ни при её жизни, ни после смерти, но при каждой нашей встрече, при любых обстоятельствах, он, молча и не чокаясь, выпивал в память о ней одну рюмку. Её вещи и фотографии продолжали находиться на своих местах. Могила жены во все времена года и при любой погоде была ухожена и убрана цветами. В остальном он так любил женщин, что не пропускал ни одной юбки.
Коська… Друг… Он умирал.
Лифт поднял меня на третий этаж. Я вышел и остановился у входа в его квартиру. Встал, почему-то не решаясь перешагнуть порог этого жилья. Не мог разом изменить пространство счастья и света, бывшее здесь всегда, на чёрный полумрак смерти. Я знал, что за дверью собрались все мои друзья и единственная женщина, оставшаяся в нашем мальчишеском сообществе и посвящённая во все наши дела и секреты, – моя жена.
Сколько я стоял – минуту, две? Дверь мне открыла Изабель, при этом негромко пожурив:
– Мы услышали шум поднимающегося лифта и твои шаги. Входи, чего застрял?..
Коська лежал на диване, укрытый по самый подбородок тёплым кашемировым одеялом. Я года три назад сам привёз его из Индии в подарок другу. Вовка, Петруха и моя жена сидели у накрытого стола, поставив его так, чтобы больной видел всех.
«Вы сами врач, – передо мной снова возникла сцена нашего разговора с его онкологом, – и поймёте меня правильно. Вашему другу осталось жить в лучшем случае месяц, и он это знает».
Сейчас, с трудом навесив на своё лицо нечто напоминавшее улыбку, я медленно перешагнул порог и оглядел друзей. Испуг, страх, скорбь – и только моя жена попыталась удержать нейтралитет. Коська с трудом приподнял голову с подушки.
– Заходи, Вить, а то у нас тут не пьётся…
Я взял в руки бутылку «Московской». Изабель улыбнулась мне, словно хотела попросить за что-то прощения и автоматически, медленно положила одну ногу на другую. На ней были мои любимые серые чулки. На её прекрасных, неповторимых в своей красоте ногах прозрачный и почти невидимый капрон работал лучше всякой «Виагры».
Красивые женские ноги всегда были бальзамом на душу для Коськи, вот и сейчас, на моё удивление, он порозовел и приободрился. Нет, онколог, лучший он там или нет, не понял Коськиной души, его сердцевины. Моего друга надо лечить не медикаментами, а красивыми женщинами. Изабель. Сейчас один её вид удерживал Коську на грани скорби и радости от последней встречи друзей.
Мы с давних времён, где-то лет с трёх, дружили вчетвером: я, Костя, Петруха и Володя. Все мы жили в Ботаническом массиве, в пятиэтажке номер тринадцать. Мы с мамой – на первом этаже. Петруха с родителями – на третьем. И тут же, в тупичке, жил вместе с предками и Коська. Вовка за это время дважды сменил, не покидая нашего дома, жильё. Сначала их в семье было трое. Они получили двухкомнатную квартиру в дальнем подъезде. Когда мы были в пятом классе, у Вовки появились сразу братик с сестрёнкой. И им дали четырёхкомнатную квартиру в среднем подъезде. Потом – угловую в нашем подъезде. В ней было пять комнат.
– Нет, чтобы сразу дать людям дом, – сказала моя мама, – дирекция гоняет многодетную семью по этажам обычной хрущёвки…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.