- -
- 100%
- +
Часть первая.
I
Забайкалье. Военный гарнизон. 1985 год.
Грузовик трясло нешуточно. Коробки с книгами и посудой, деревянные ящики с пожитками, у военных именуемые контейнерами, громыхали, заваливаясь то на одну сторону, то на другую. В кузове сидели трое. Крепкий, по-военному коротко стриженый мужчина с лицом обветренным и загорелым, скуластый и ясноглазый. Миловидная женщина с гладкими волосами, собранными в узел, изящно-грациозная и оттого похожая на балерину. И, наконец, девочка лет пятнадцати, ясноглазая как отец, изящная как мать, весьма очаровательная, если не сказать, красивая. На мужчине была потертая лётная куртка, военная рубашка и военные же брюки. Звали мужчину Андрей Луговой, и был он офицером-летчиком, дослужившимся на сей момент до подполковника. Женщина приходилась ему женой, девочка, соответственно, дочерью.
Итак, грузовик трясло на ухабистой дороге, слева и справа от которой мелькал унылый пейзаж ранней сибирской осени. Марина, так звали жену Лугового, вытащила из какого-то узла платок, обвязала им голову, потому как задул ветер, и глянула на мужа, чуть прищурившись.
– Сколько мы уже едем? Три с лишним часа. Андрей, неужели ты не мог договориться, чтобы нам дали нормальный транспорт?
– Мариш, в части был грузовик и на том спасибо. Сперва вообще газик дали, я старлею говорю: ну и куда я со своими девчонками и кучей барахла в газик втиснусь?
– Андрей, ветер жуткий…
– Ты замерзла? Женька, а ты?
– Я – нет, нисколечко, – Женька, так звалась девочка, улыбнулась и глянула на мать. – Мам, хочешь я тебе свой плащ…
– Сидеть смирно, – Луговой стащил с себя куртку, накинул ее жене на плечи, затем перегнулся через бортик кузова и крикнул. – Коль, сколько еще до гарнизона?
Из кабины высунулась голова в военной фуражке. Голова зычно прокричала:
– Ско-оро уже, товарищ подполковник. Почти прибыли. Километров шесть, не больше-е-е.
– Трусишь, заячий хвост? – Андрей сел обратно, подмигнул дочери.
– Нисколечко, – Женька помотала головой.
– А чего ей бояться, она с тобой уже пятую школу меняет. Ей не привыкать, – Марина поджала губы. – Надо было соглашаться и ехать в Москву…
– Мариш, не в Москву, а в Подмосковье. Полк в Кубинке стоит…
– Какая разница? В любом случае, не такая дыра, в какую ты везешь нас …
– Мам, ну ты чего? Если ты из-за меня, то я в любую школу могу ходить, – Женька поправила растрепавшиеся от ветра волосы.
– Ты? Можешь? Ах да, конечно-конечно, ты у нас все можешь. Ты у нас с отцом замечательно спелась, – Марина раздраженно отвернулась.
– Марин, перестань… Прошу тебя. Женька-то тут причем? Не срывайся на ребенке, – Луговой подсел к дочери, обнял ее за плечи. – Жека, школа хорошая, я узнавал. Пропустила ты меньше месяца, так что без проблем догонишь…
Грузовик свернул направо и прибавил газу, оставив за собой пыльный хвост.
Через пару минут он затормозил перед металлическими, окрашенными в защитный цвет воротами с красной звездой по центру. Тут же к грузовику подбежал коренастый солдатик, отдал честь, распахнул ворота, и грузовик въехал на территорию военного гарнизона, в котором дислоцировался полк военной истребительной авиации.
II
Он бежал по футбольному полю, ловко попинывая мяч. Лет ему было ровно столько же, сколько другим пацанам, что носились вместе с ним по жухлой, выгоревшей за лето траве. У него была такая же, как у всех, сотню раз стираная майка, такие же старые треники, такие же раздолбанные кеды, такая же мокрая взлохмаченная голова. Но он выделялся. Подбородок его уперто выпирал вперед, в серых живых глазах было что-то дерзкое, бесстрашное.
– Ванька-а-а! Котов, давай!
Один из мальчишек рванул к нему, с разгону врезался в его живот и от удара Ванька рухнул на траву.
– Котов, Котов!!! – пацаны-болельщики завопили, засвистели в два пальца.
Ванька вскочил в одно движение, кинулся к нападающему, завладел мячом.
– Кот, давай, Ко-о-от! Ну же… Ну-у-у!!!
Ванька погнал мяч по полю, направил его в ворота противника и что было сил, ударил ногой…
В шесть секунд мяч настиг ворота, миновал их… и предательски вылетел на дорогу, где тут же раздался оглушительный визг тормозов и грянул какой-то дикий грохот.
Коробки с книгами и посудой, деревянные ящики с пожитками дружно завалились на бок, как подкошенные, а из тех, что были плохо закрыты, высыпалось на дно кузова содержимое. Одна из коробок ударила Марину по ноге, и от боли она вскрикнула. Луговой тут же кинулся к жене, Женька отчего-то выставилась на пацана, что бежал к машине за мячом, водитель – молоденький солдатик, очухавшись от шока, принялся вытирать пилоткой взмокший лоб, а сидевший рядом с ним человек в фуражке мигом распахнул кабину, спрыгнул на землю и заорал во всю глотку.
– Котов, паршивец, у тебя глаза на заднице или где?!!! Ты какого черта мяч под колеса, а?! Какого черта, сукин ты сын?!!!
– А какого черта ваш боец рот разевает, первый день за рулем? Ему не человек под колеса кинулся, мог бы ехать и не тормозить! – Ванька подхватил мяч и рванул к полю.
– Я тебе язык твой вместе с гландами выдеру и на заднице завяжу! Ты мне поговори еще, поговори! Некому тебе шею намылить, так я намылю! – человек в фуражке сплюнул на землю, сунул в рот папиросу и запрыгнул обратно в кабину.
– Шел бы ты в баню, дядя Коля, солдатам шеи мылить! – Ванька перепрыгнул через бревно, рванул по полю, пнул мяч, и он с разлета угодил в ворота.
– Го-о-ол!!! Го-о-о-о-ол!!! – пацаны завопили, как резанные.
– Как ты, Мариш? – Андрей глянул на жену.
– Нет, ты посмотри какой наглый мальчишка, – Марина сдвинула брови, не обращая внимания на мужа. – И хам какой! Надеюсь, он с тобой в одном классе учиться не будет? Чтобы ты с ним общаться не вздумала, ясно? Женя! Женя, ты что оглохла?
Женька меж тем сидела, глядя в сторону футбольного поля, на котором как ни в чем не бывало, носился «наглый мальчишка».
– А? Чего, мам? Чего?
– Наглый хам, говорю, вот чего. И хватит уже на него пялиться.
III
– А-а-а! Не тронь меня, пусти! Пусти-и-и!
– Отдай! Моё!
– Не отдам! Щас как врежу!
– Подвинься, дурак!
– Сама такая!
– Не дам тебе мой ржавый гвоздь!
– Нужен мне твой л-лжавый гвоздь, у меня л-логатка есть!
– Валентина Григорьевна! Валентина Григорьевна-а-а, а Борисенко опять пристает!
В спальной комнате старшей группы детского сада стоял дикий галдеж. Повсюду были разбросанные подушки, на полу валялись пух и перья. Из-под стареньких кроваток торчали круглые попы в разноцветных трусах и маленькие босые ноги.
– Собираем, собираем! Кому сказала, разгильдяи! Борисенко, отползи от Щукиной и не щекочи ее за пятку! А ты Щукина не верещи! Борисенко, ты меня понял, бестолочь?
Няня Валя, румяная, горластая девица, оглядела комнату, встала на колени и заглянула под кровать. Из-под кровати теперь выглядывал лишь толстый Валин зад.
– А ну-ка… вот ты где… Попался, Котов? – няня пошарила рукой, поймала за шиворот кого-то и вытащила этого кого-то из-под кровати, – Так! Котов, кто у Тарасова все пуговицы с мясом отодрал, а?!
– И карман тоже, – из-под кровати раздался писклявый голос.
– У пуговиц нету мяса, – Пашка Котов, забавный, пухлый мальчика лет шести, выставился на няню, насупился и запыхтел в две дырки круглого носа.
– А ты не умничай! – няня Валя поправила волосы, выбившиеся из толстой косы, наклонилась к Пашке, глядя ему в самые зрачки. – А кто у Попова печенье за обедом стырил, а? Молчишь?! А кто жрал цветы с клумбы? В них червяки, Котов, чер-вя-ки!
– Подумаешь, что червяки! А Игорь Катю поцеловал! Он ее не только поцеловал, он на ней жениться даже хочет! – Пашка вытер грязный от пыли нос. – А вы, Валентина Григорьевна, полы под кроватью не моете. Во-о!
В доказательство Пашка сунул под нос няне грязную ладошку и надул от возмущенья щеки.
– Котов, вот все дети как дети, а ты, как самое настоящее чудовище! – няня Валя не выдержала, захохотала, схватила Пашку за шею. – Вот я не знаю, не знаю, что я с тобой сделаю! Задушу я тебя, Котов, и меня помилуют!
– Не помилуют вас, а в тюрьму посадят, – Пашка спокойно освободил шею и сделал два шага назад, на всякий случай. – А будете меня обижать, я брату нажалуюсь, и он вам уши оторвет.
– Брату твоему самому уши оторвать надо. Во сколько он сегодня за тобой придет? Опять во дворе прошляется и про тебя забудет? Я тебя, Котов, тут до ночи стеречь не собираюсь. У меня, может, личная жизни имеется, – няня Валя отряхнула халат, взяла веник и принялась заметать перья.
IV
Возле первого подъезда кирпичного пятиэтажного дома стоял военный грузовик. Несколько солдатиков выгружали из кузова ящики и коробки, затаскивали их на второй этаж. Женька спрыгнула на землю, размяла затекшую от дальней дороги спину и осмотрелась по сторонам.
Двор был уютный, со всех сторон окруженный деревьями. На натянутых от дерева к дереву веревках хлопало на ветру белье: простыни и пододеяльники, детские майки и колготки, чьи-то огромные подштанники и рейтузы. Неподалеку поскрипывали пустые качели. В деревянной песочнице возились два малыша. Две мамаши сидели напротив на скамейке и щелкали семечки.
В метрах четырех от грузовика прыгали в «классики» девчонки. Женька направилась было к девочкам, но передумав, развернулась, и зашагала к подъезду. Разговаривать с девочками было не о чем, девочки были младше Женьки.
Из подъезда тем временем выскочил пацан, взъерошенный, как воробей, в массивных, как у старого профессора очках. Пацан, точно глухой, громко крикнул Женьке:
– Привет!
– Привет…
Женька улыбнулась, но тут же вытаращила глаза, поскольку из подъезда снова выскочил пацан. Точно такой же. Взъерошенный и в очках. Один в один копия первого.
– Привет! – второй пацан заорал еще громче.
– Если выскочит третий, я чокнусь…– Женька продолжала таращиться на пацанов.
– Новенькая? – пацан «номер один» стащил очки с носа, глянул на Женьку, близоруко щурясь, протер очки рубашкой.
– Новенькая, – Женька кивнула.
– В какой класс? – пацан «номер один» напялил очки обратно и оглядел Женьку с головы до ног.
– В девятый.
– Здоровски! К нам! – пацан «номер два» ткнул пальцем в брата. – Он – Вадик. А я – Эдик.
– Ясно, – Женька улыбнулась. – А я – Женя.
– Здоровски! Айда, Женя, – Вадик схватил Женьку за руку, потянул ее за собой. – Айда с нами, в соседний подъезд! В подвал! Мы тебе кое-чего покажем!
– Я не могу. Я только что приехала…
– Побежали, не пожалеешь! – Эдик схватил Женьку за другую руку. – Там та-ки-е классные чудики…ва-а-аще…
– Какие еще чудики? – Женька оглянулась, посмотрела на грузовик. Солдаты все еще разгружали вещи. – Ну ладно, побежали. Только быстро!
V
Квартира была хорошая, с двумя большими светлыми комнатами и весьма просторной кухней. Марина обошла всю квартиру и, несмотря на светлое время суток, включила везде свет.
– Ну как? – Андрей, улыбаясь, выглянул из коридора, в который солдаты затаскивали здоровенный ящик.
– Никак, – Марина пожала плечами. – Жить можно.
– Разрешите доложить, товарищ подполковник?
К Луговому подбежал молоденький сержант.
– Докладывай.
– Товарищ подполковник, все вещи доставлены.
– Отлично, – Андрей осмотрел ящики, крикнул солдатам. – Спасибо, ребята!
– Разрешите идти? – сержант взял под козырек.
– Разрешаю.
– Есть!
Закрыв за солдатами дверь, Луговой вошел сначала в одну комнату, затем в другую и, наконец, заглянул на кухню. Марины нигде не было.
– Мариш, ты где?
Марина сидела на бортике ванной и смотрела в зеркало, что осталось на стене от прежних жильцов.
– А-а, ты тут… – Луговой вошел в ванную, сел рядышком с женой, обнял ее за плечи. – Устала?
– Оставь меня, – Марина отстранилась, резко встала.
– Марин… Марин, у любого человека есть предел терпения, – Андрей медленно поднялся, достал из кармана пачку с сигаретами, потеребил ее в руках, затем крепко смял в кулаке. – Я уже не знаю, как мне с тобой себя вести. Женька не слепая, она уже взрослая девчонка, она уже соображает. Марин, я не могу на таком градусе ежедневно, мне ведь еще работать надо, мне летать надо.
– И что? Летай себе, пожалуйста. Я тут причем? – Марина сцепила на груди руки, голос ее стал неприятно резким. – Что ты от меня хочешь, что-о?
– Ничего, – Андрей спокойно смотрел на жену. – Ничего особенного. Просто хочу, чтобы ты не раздражалась. Хочу, чтобы ты была такой, как раньше. Марин… ты очень изменилась после санатория…
– Причем тут санаторий? Причем?! – Марина вдруг закричала, глаза ее стали мокрыми. – Что ты привязался к этому санаторию? Раз в жизни съездила одна, а ты уже черт знает что думаешь…
– Не заводись, я ничего не думаю, – Луговой подошел к жене. – Я просто вижу, что с тобой что-то происходит…
– Хватит! Замолчи-и-и! – Марина кинулась в комнату, но вдруг резко остановилась, поймала ртом воздух, мучительно, с хрипом выдохнула и замерла в совершенно нелепой позе.
– Мариш… – Андрей вбежал в комнату. – Опять? Я сейчас! Лекарство в сумке?
На кухне Луговой схватил сумку жены, перевернул ее, вытряс все содержимое.
Первое во что тут же уткнулся его взгляд, был конверт. Точнее несколько конвертов, крепко перетянутых резинкой. Обычные почтовые конверты с адресом отправителя и адресом получателя, с двумя штемпелями в углу. Получателем была Луговая М. Е., а отправителем некий Петрушин Ф.Н.. Отправитель был из Ленинграда.
Луговой осторожно взял конверты, точно боясь обжечь или испачкать руки. Лицо его тут же напряглось, где-то у левой скулы бешено запульсировала вена. Сунув в карман руку, Луговой вытащил пачку с сигаретами. Пачка была смята. Луговой швырнул пачку на пол, так же осторожно положил конверты в сумку, взял лекарство и быстро зашагал в комнату.
VI
В подвале было темно, свет пробивался сквозь маленькое оконце, которое загораживали какие-то старые доски. Женька вместе с братьями-близнецами пробиралась через груду всевозможного хлама в виде ведер, великов, санок, цинковых корыт и прочей хозяйственной дребедени. По дороге Женька задела головой чьи-то старые лыжи, лыжи с грохотом упали со стены. Сделав еще несколько шагов, Женька зацепила подол плаща за колючую проволоку, натянутую в виде ограждения вдоль стены. Подол Женькиного плаща предательски затрещал.
– Вот тебе и здрасьте! Что теперь будет?! – Женька в ужасе выставилась на новенький, но уже порванный плащ, но вдруг услышала чье-то жалобное поскуливание.
У стены в куче старых тряпок возились четыре щенка. Совсем маленькие. Еще слепые, мокрые и беспомощные.
– Ой… – Женька, разом забыв про плащ, опустилась на колени, прямо на грязный земляной пол.
– Скажи, классные чудики? – Эдик довольно улыбнулся.
– Они сироты, – Вадик опустился рядом с Женькой.
– Как сироты? А где их мама? – Женька протянула руку, и тут один из щенков вцепился Женьке в палец и принялся его сосать.
– Маму прапор Бутейко пристрелил, – Эдик перестал улыбаться, вздохнул печально. – Он вечером…
– Короче было так, – Вадик перебил брата. – Прапорщик Бутейко напился в дежурке на летном поле. Финка туда прибежала к солдатам, они ее любили очень, подкармливали. Ну, короче, прапор пьяный поплелся в зеленый домик… в туалет, то есть, а Финка ему под ноги кинулась. Он табельное оружие вытащил и как ша-р-р-рахнет!
Щенок не отпускал Женькин палец. Нос у него был теплый и влажный.
– Он, наверное, решил, что ты его мама, – Вадик погладил щенка по мягкой шерстке.
– Не трогай, – Женька вдруг нахмурилась, отпихнула Вадика. – Я его домой заберу.
– А тебе родители разрешат? Нам мама сказала, что с лестницы нас вместе с собакой спустит.
– Разрешат, – Женька взяла щенка на руки, расстегнула кофту, сунула щенка за пазуху. – Ладно, я пошла. А то меня, наверное, потеряли.
– Ну пока…
– Пока.
– Завтра в школе увидимся.
– Увидимся.
VII
Необыкновенные узорчики из разноцветных стеклышек. Солнышки, цветы, снежинки. Повернешь немного и, оп – вместо них уже яркие звездочки. Повернешь еще и, оп – золотые шарики, красные и синие кубики.
Оля, девочка с огромным бантом, смотрела в детскую трубу-калейдоскоп. Рядом с ней стоял гордый и довольный Пашка.
– Ну, все! Посмотрела и хватит. Отдай, – Пашка вырвал у Оли игрушку, – Я тебе и так бесплатно показал.
– А где ты такую взял? – Оля восхищенно выставилась на трубу.
– Мне папка прислал!
– Нет у тебя никакого папки, – Оля презрительно хмыкнула. – Врешь ты все, Пашка!
– Дура ты, Оля! – Пашка надулся, бережно спрятал трубу в пластмассовый чехольчик. – Была бы ты мальчишкой, я бы тебе сейчас по башке треснул!
– Кото-о-ов! Павлик! На выход! За тобой пришли!
Из коридора донесся Валин бас.
– Дерется, как бандюк отпетый. Всех обижает, всех, – Валя, недовольно морща нос, глянула на Ваньку Котова.
Ванька стоял, опираясь о стену, руки – в карманах штанов, между зубов – спичка. Стоял Ванька, молча, с равнодушной, отсутствующей физиономией.
– Грубит воспитателям, нагрубил маме Костика Полунина. За калейдоскоп со всех детей по десять копеек содрал…
– Не со всех! – Пашка подбежал к Ваньке, обнял его за ноги, крепко к ним прижался. – Привет, Ваня!
– Привет, шнурок, – Ванька потрепал брата по вихрам. – Чеши за вещами живо!
– Чешу! – Пашка радостно кивнул и вприпрыжку понесся к раздевалке.
– Видно, что мальчишка без отца растет… – Валя, глядя Пашке вслед, вздохнула. Задумалась о чем-то, потеребила кончик косы.
Ванька тут же напрягся, вытащил из зубов спичку, впился в Валю колючим взглядом.
– А больше вам ничего не видно? Нет?! Не вашего ума дело, с отцом он или без отца!
Багряные и золотые деревья проносились с бешеной скоростью. Пашка сидел на раме велика, восторженно крутя башкой по сторонам. Внезапно он вдруг нахмурился, вроде как вспомнил что-то.
– Вань, а Вань…
– Чего тебе? – Ванька прибавил скорость, свернул к домам.
– Да ладно…ничего…– Пашка покусал пухлую губу. – Просто спросить хотел…
– Хотел, значит, спрашивай.
– А я передумал.
– Передумал, значит, не спрашивай.
Пашка закинул голову. Облака на небе были похожи на стадо бегущих барашков. Пашка поморгал круглыми, как две вишенки глазами и тихо спросил.
– Вань, а, Вань… А калейдоскоп мне точно папка прислал?
Ванька нахмурился, принялся усилено крутить педали.
– Вань… а, Вань, ты чё молчишь? Не слышишь?
– Слышу.
– А чё не отвечаешь?
– Папка.
VIII
Грузовика во дворе не было. Женька огляделась и быстро зашагала к подъезду. Внешний вид Женьки был испорчен: порванный и уже изрядно испачкавшийся плащ, грязные колени, растрепанные волосы.
В подъезде Женька остановилась на первом этаже и растерянно пробормотала:
– Номер квартиры…
Щенок за пазухой завозился. Женька сунула за пазуху руку, погладила теплую шерстку.
– Тише-тише, не паникуй, найдем мы нашу квартиру… Сейчас у соседей спросим…
Женька подошла к двери, что была обита черным дерматином с медными цифрами «37», и решительно нажала на звонок.
Дверь распахнулась быстро. На пороге стоял забавный, пухлый мальчишка.
– Фу-у, это оказывается девчонка какая-то большая, – мальчишка выпятил нижнюю губу, с досадой почесал макушку. – А я думал, это мама с Ваней пришли.
– Ты что один? – Женька присела на корточки, заглянув мальчишке в глаза. Глаза у него были круглые и черные, как две спелые вишни.
– Ага, – мальчишка кивнул. – Ваня меня из садика на велике привез и маму встречать помчался. Мама всегда с работы тащится, как ишак с авоськами. Ой, а чё это у тебя там шевелится?
Мальчишка бесцеремонно оттянул ворот Женькиной кофты и сунул свой нос Женьке за пазуху.
– Ого-о, пёсик… Какой он страшненький, а где ты его взяла?
– Женька! Ты где была?
По лестнице спускался отец. Выглядел он скверно. Точно не спал три ночи или был серьезно болен.
– Пап, у меня щенок, можно?
– Можно. Иди домой.
– Папа, что-то случилось? – Женька смотрела на отца с тревогой. Лицо у отца было непривычно хмурое. – Ты на работу?
– На работу. Иди домой.
Луговой быстро спустился по лестнице, открыл дверь подъезда и тут Женька, спохватившись, закричала.
– Пап, а номер квартиры у нас какой?
– Сороковой.
– Пока, сосед, – Женька направилась к ступенькам.
– А у меня калейдоскоп есть. Мне его мой папка прислал, – мальчишка с деловым видом сунул руки в карманы штанов. – Ты ко мне приходи. Я тебе калейдоскоп дам позырить, а ты мне с пёсиком дашь поиграться. Заметано?
– Заметано.
Женька засмеялась, перепрыгивая через ступени, побежала вверх по лестнице.
– Господи, ты на кого похожа?! Что с твоим плащом, в какой грязи ты на коленях ползала?! И вообще, где ты шлялась?! Не успели приехать…
– Мам, у меня с собой щенок, он будет жить в моей комнате. Если ты его выкинешь, я уйду вместе с ним, – Женька решительно расстегнула кофту, достала щенка. Щенок тут же заскулил.
– Что-о??? – Марина задохнулась от возмущения, выставилась на щенка, как на мокрицу.
– Его надо покормить, – Женька спокойно смотрела на мать.
Марина хотела было что-то сказать, вскинула руки, но тут же обессилено опустилась на ящик. Сидела она так пару минут и все это время Женька не спускала с матери глаз. Наконец, Марина встала, подошла к окну и, встав к Женьке спиной, тихо произнесла.
– На подоконнике на кухне пакет с молоком. Достань из серой коробки блюдце.
IX
В летной столовой было оживленно, хотя занято было всего несколько столиков. Молодые летчики что-то громко обсуждали, хохотали, травили анекдоты.
Официанток, обслуживающих летный состав было три. Тучная пожилая тетка с уставшим, одутловатым лицом. Неопределенного возраста особа с пережженными от краски волосами, размалеванная дешевой косметикой, точно портовая девка. И пышущая здоровьем блондинка, лет тридцати пяти.
У блондинки было открытое, исконно русское лицо, аппетитные формы, живые, смеющиеся глаза и милые ямочки на круглых щеках. Блондинка толкала перед собой тележку с тарелками и плыла, соблазнительно покачивая широкими бедрами.
– Алька, ты нас кормить сегодня будешь?
– Алевтина, ты мне салат с капустой не дала…
– Аль, ты чего в субботу делаешь? Приходи к нам вечером в общагу…
Алька, так звалась хорошенькая официантка, не обращая внимания на крики молодых офицеров, быстро миновала зал и подъехала к столику, обособленно стоявшему у большого окна.
За столиком сидело двое летчиков старших по званию. Темноволосый подполковник с вытянутым лицом и крупным орлиным носом, и симпатичный, широкоплечий полковник с небольшой лысиной, тщательно прикрытой одинокой прядью.
– Товарищ полковник, вот… рыбка и картошечка…
Алька поставила перед полковником тарелку, задев его при этом покатым бедром.
– Рыбка и картошечка… – полковник кашлянул в кулак, придвинул тарелку, глянул на подчиненного. – Сань, у меня в машине…
– Понял, товарищ командир! – подчиненный быстро встал из-за стола.
Едва он отошел, полковник снова кашлянул, воровским движением погладил Алькину коленку.
– Солнышко, в субботу… как обычно…
– Миша…
– Солнышко, не могу без тебя, погибаю…
– Миша-а…
– Все, иди. Иди, не мозоль глаза…
Алька улыбнулась игриво, развернула тележку и покатила ее к выходу.
***
Спустя пять минут в стареньком светлом пальтишке и бежевой беретке Алька бежала к выходу с тяжелыми сумками в руках.
– Алевтина…
От мужского туалета к Альке быстро шагал молодой капитан в летном комбинезоне.
– Ой, Слав, мне некогда. Меня там уже, наверное, сын дожидается…
– Аля, – капитан подошел к Альке, прижал ее к стене, навалился всей грудью. – Аленька…
– Слав, отвали. У меня руки заняты, а то бы врезала.
– Поматросила и бросила, чертовка? – летчик крепко обнял Альку, зашептал ей что-то на ухо.
Алька засмеялась, но тут же округлила глаза и закричала.
– Ну чего смотришь, чего? Он сам пристал, у меня руки заняты!
У входа в столовую, пожевывая спичку и глядя исподлобья, стоял Алькин сын Ванька.
Капитан тут же отпрянул, и как ни в чем не бывало, посвистывая, направился в туалет.
Ванька проводил летчика ненавистным взглядом, подошел к матери.
– Дождутся они, скоро всем им рожи бить буду. Сумки давай!
– Суровый ты у меня, Ванечка. Хоть бы поздоровался с мамой…