- -
- 100%
- +
– Вот… Это книги, а это – конспекты мои по летной подготовке, – Луговой протянул Женьке стопку книг и тетрадей. – Конспекты еще со времен летного училища, думаю, человеку твоему пригодятся.
– Спасибо, папка! Ты себе даже не представляешь, какое ты сейчас важное дело сделал! – Женька, прижала к груди стопку книг и тетрадей, чмокнула отца, светясь от радости, рванула в коридор.
– Ты куда?
Из кухни вышла Марина.
– Мама, я на минутку! Я быстро! Я мигом!
Женька выскочила из квартиры.
– И что это у нее в руках было? – Марина, изобразив на лице знак вопроса, уставилась на мужа.
– Книги и конспекты по летной подготовке, – Луговой улыбнулся.
– Понятно, – Марина сдвинула брови. – Мне не нравится, что она с ним общается.
– Это почему? – Луговой с искренним удивлением посмотрел на жену. – По-моему, он отличный парнишка.
– А, по-моему, он шантрапа. Яблоко от яблони недалеко падает.
– Марин, ты о чем?
– Ни о чем, а о ком. Можно подумать, ты не знаешь, что его мать вытворила…
– Ты про Алю? Она же тебе нравилась…
– Нравилась, пока я не узнала, что она из себя представляет, – Марина сцепила на груди руки. – Я же не знала, что она такая… м-м-м… гулящая… Приличная женщина должна быть замужем, должна мужа своего любить, а не чужих по…
Тут Марина, точно собственным языком подавилась, щеки ее мгновенно вспыхнули. Не глядя более на мужа, жена подполковника Лугового быстро скрылась за дверью кухни.
XXIII
– Вот… Держи, будущий летчик!
Женька с грохотом опустила на стол огромную стопку книг и тетрадей.
Ванька ошарашено выставился сначала на стопку, затем на Женьку, потом снова на стопку и вдруг стал хватать книги, листать их и что-то шептать. Женька замерла возле стола, не спуская с Ваньки глаз. Наконец, Ванька пришел в себя и возбужденно заговорил.
– Женя! Женечка, какая же ты молодец! Женька, спасибо тебе огромное!!! – Ванька завис над книгами, глаза его при этом горели, точно два фонаря. – Ух, ты! Тут про высшие пилотажи! Тут про бочку, про петлю Нестерова, про штопор… Тут про спарку… Я сегодня всю ночь читать буду!
Ванька оторвался от книг, выставился на Женьку, затем вдруг схватил ее в охапку, оторвал от пола и, радостно вопя, закружил Женьку по комнате.
– Женя-я-я! Женька, ты настоящий друг! Ты мой самый лучший друг! Спасибо тебе!!!
– Ванька! – Женька засмеялась звонким счастливым смехом. – Ваня! Пусти! Пусти-и-и!!!
– А мне вот кажется, что вы влюбились…
В дверях комнаты застыл, глядя на Женьку с Ванькой, хлопая круглыми глазами, Пашка.
– Чего ты, шкед, сказал? – Ванька опустил Женьку на пол. – А ну, чеши отсюда живо!
– Я сказал, что вы влюбились, мне так очень кажется, – Пашка пожал плечами, направился в коридор. – Могу и уйти, подумаешь.
XXIV
– … таким образом, захват Сталинграда позволил бы фашистским войскам перерезать жизненно необходимые для Советского Союза водные и сухопутные пути, надежно прикрыть левый фланг наступающих на Кавказ немецких войск и создать…
В девятом классе шел урок истории. Историчка, совсем еще молоденькая девчонка, видно недавно окончившая институт, худенькая и остренькая, вышагивала с самым серьезным видом между рядов.
В это самое время Ванька Котов обеспокоенно глядел на пустое место возле Тани Носовой. Место это принадлежало Женьке Луговой, но Женьки почему-то в классе не было.
– … одним из немаловажных факторов, сорвавших планы немцев, стал провал наступательной операции на Воронеж. Без труда захватив правобережную часть города, противник не смог развить…
Ванька повернул голову и выставился в окно. За окном, далеко-далеко, возле дороги кто-то бежал. Бежал, размахивая портфелем, прямиком к школьной аллее. Ванька, точно гусь, вытянул шею.
Вскоре этот кто-то приблизился и оказался толстой десятиклассницей. Ванька нахмурился и снова уставился на пустое место, точно там за это время могла появиться Женька. Но Женьки не было и от этого на душе у Ваньки было гадко. Точно какой-то вредитель-грызун грыз Ванькину душу.
– Ванька… – сидевший рядом с Ванькой Димка Косяков слегка подтолкнул Ваньку локтем, придвинул к нему тетрадку.
"Завтра в пять часов по телеку кино про летчиков! Приходи, вместе посмотрим!"
Ванька пробежал текст глазами, отвернулся и снова уставился на Женькину парту.
– Чего с тобой, Кот? – Димка глянул на Ваньку, зашептал, прикрыв рукою рот. – Ерзаешь на стуле весь урок. Зад у тебя, что ли чешется?
– Отвали.
В это время в дверь класса постучали. Ванька тут же подпрыгнул на стуле. Однако надежды Ванькины развеялись как утренний туман, поскольку в класс заглянул бритый под ноль пятиклассник.
– Ирина Анатольевна, вам из учительской просили передать, что Женя Луговая заболела.
– Ясно, спасибо, Тимофеев.
Историчка раскрыла классный журнал, сделала в нем пометку.
– Ирина Анатольевна! – Ванька вдруг вытянул руку. – Ирина Анатольевна!
– Что случилось, Котов? Ты чего так кричишь?
– Ирина Анатольевна, можно я выйду?
– Иди, конечно, раз тебе приспичило, – историчка закрыла журнал. – Только быстро, Котов, я вообще-то тему новую рассказываю!
Ванька схватил свою спортивную сумку, рванул к двери.
– Котов! Котов, тебе сумка в туалет зачем?!
– А у него в сумке горшок! – Димка Косяков, подпер кулаком щеку, выставил на историчку озорные глаза.
Через минуту Ванька Котов пулей влетел в раздевалку, схватил куртку, пулей рванул на улицу.
XXV
– До свидания, поправляйтесь, я завтра к вам еще зайду…
Полковой врач Елена Юрьевна Нагибина вышла из квартиры Луговых, направилась к лестнице, и тут ее едва не сшиб с ног Ванька Котов.
– Ой! – от неожиданности Лена вскрикнула.
– Простите! – Ванька отдышался, уставился на Лену, точно на мессию. – Вы доктор?!
– Доктор, – Лена кивнула.
– Вы у Жени Луговой были?
– У Жени, – Лена снова кивнула, оглядела Ваньку с интересом.
– Что с ней?!
– Тише, тише… – Лена улыбнулась. – Не надо так паниковать, это раз. У Жени ангина, это два. И третье, я настоятельно советую вам, молодой человек, нанести свой визит позже, поскольку я сделала Жене укол и сейчас она будет спать.
– А позже, это когда?!
– Зайдите вечером.
– А вечером, это во сколько?!
– Какой вы, молодой человек, неугомонный, – Лена улыбнулась, стала спускаться по ступенькам. – Зайдите в шесть!
XXVI
Ванька сидел на кухне, сжимая в руке пустую бутылку из-под кефира. Лица на Ваньке не было, а если и было, то не Ванькино точно. Еще вчера Ванька летал, как воздушный шарик и вот теперь этот шарик сдулся и печально осел.
– Ты чего тут сидишь?
На кухню зашла Алька, глянула на сына, засмеялась.
– Вот поросенок! Измазался, один в один, как Пашка! Вань, ты же не маленький, – Алька вытерла Ваньке грязный от кефира подбородок, подошла к раковине, включила воду. – Ты с Женей в кино идешь?
– Она заболела, – Ванька оставил в покое бутылку, уставился в окно. – У нее ангина.
– Подумаешь, заболела… Выздоровеет! Тоже мне болезнь нашел! Через пару дней от этой ангины… – Алька вдруг умолкла, выключила воду, повернулась к Ваньке. – Сынок? Ванечка…
Ванька все так же сжимал пустую бутылку, глядя в окно.
Алька подошла к Ваньке, взяла его за подбородок, заглянула в воспаленные Ванькины глаза и едва слышно прошептала.
– Ванечка… Ты что ее любишь?
Ванька отвернулся, молча, кивнул.
– Ох… Ванечка… – Алька присела напротив сына на корточки. – Да ведь ты у меня совсем взрослый стал… А я вот, глупая, и не заметила. Это хорошо, Ваня. Это очень хорошо, когда человек любит. Значит, он живой. Значит, у него душа есть. Без любви ведь наша жизнь пустая, как твоя бутылка из-под кефира, – Алька улыбнулась, встала, прижала Ванькину голову к груди и, все так же улыбаясь, беззвучно заплакала. – Любовь, сынок, это самое замечательное, что есть в нашей жизни. От любви человек лучше становится, от любви он изнутри прекрасным светом светится. И не надо любви своей стесняться. Не надо чувства свои прятать! Если цветок красивый вырос, зачем же его в землю зарывать? Люби, Ванечка, люби! И пусть все знают, пусть завидуют, если сами не способны на такое прекрасное чувство. Люби, сынок! Я горжусь тобой, слышишь? Очень горжусь…
XXVII
Женька Луговая спала, у Женьки был жар. По крайней мере, два часа назад. После укола анальгина Женьке стало легче, жар немного спал, и Женька провалилась в глубокий сон. Дышала Женька тяжело, щеки ее пылали, волосы взмокли, на лбу блестела липкая испарина.
Марина потрогала Женькин лоб, взяла со стола градусник, стала его стряхивать.
– Мама…
От неожиданности Марина вздрогнула.
– Господи, Женя, как ты меня напугала! Спи.
Женька разом села на постели, точно не спала вовсе.
– Мама…
– Ложись, ты чего скачешь? – Марина присела на краешек Женькиной кровати.
– Мама, мне нужно ненадолго кое-куда сбегать, – Женька откинула одеяло.
– Что-о??? – Марина в ужасе уставилась на дочь, тут же накрыла ее одеялом. – Женя, у тебя тридцать девять и четыре! Немедленно ложись в постель!
– Мама, – Женька заплакала. – Он же не знает, что я заболела. Он же переживать будет. Он же будет ждать меня сегодня возле…
– Женя, у тебя жар, ты не в себе, – Марина вытерла Женькины слезы. – Успокойся, тебе нужно поспать…
– Мам, дай бумагу и ручку, я напишу ему записку! – Женька почти закричала. – Пожалуйста, мамочка! Отнеси ему записку, я тебя очень прошу! Я тебя умоляю!
– Ну хорошо, – Марина встала, взяла со стола Женькину тетрадку и шариковую ручку, протянула их Женьке.
Женька тут же слабой рукой стала что-то писать на листке.
– Держи, мама. Передай…
– Передам. Ложись быстро…
– Спасибо тебе…
Женька откинулась на подушке, посмотрела на мать уплывающим взглядом, свинцовые Женькины веки сомкнулись, и Женька тут же провалилась в глубокий, тяжелый сон.
Марина вышла из комнаты, плотно закрыла за собой дверь, вошла на кухню, развернула Женькину записку, быстро ее прочитала и так же быстро ее порвала.
В это самое время в квартире Луговых раздался дверной звонок.
Марина отправила в карман то, что минуту назад было Женькиной запиской, вышла в коридор, открыла входную дверь.
На пороге стоял Ванька Котов. Ванька держал в руках какой-то сверток.
– Здравствуйте, я…
Ванька не успел договорить, поскольку Марина резко захлопнула дверь прямо перед Ванькиным носом.
Часть третья.
I
В далекий сибирский военный гарнизон, в котором дислоцировался полк военной истребительной авиации, пришла долгожданная весна. Уже дней десять как покрыла деревья молодая изумрудная листва, из земли вырвалась на волю такая же изумрудная нежная трава и цвет зелени этот, такой свежий и такой весенний окутал весь военный гарнизон.
В гарнизоне было четыре часа после полудня. В чистом небе, ревя реактивными двигателями, привычно пролетали истребители. По земле, точнее по дороге, привычно вышагивали кирзовые, гуталином начищенные, солдатские сапоги.
– … вьется, вьётся знамя полковое-е
Командиры впереди-и
Солдаты в путь, в путь, в путь!
А для тебя родная-я-я
Есть почта полевая-я-я…
Взмах руками, взмах ногами… левой, левой… горланя на весь гарнизон, солдаты шагали мимо школы. Мимо солдат быстро прошли женщина и девочка.
– … и до которого часу эти твои дополнительные занятия?
– Мам, я не знаю. Молекула нам билеты к экзамену объяснять будет…
– Это я уже слышала.
– Ты хочешь за мной зайти?
– Я не успею, у меня в шесть репетиция. Прошу тебя, без провожатых. Чтобы одна и чтобы сразу же домой, ты поняла?
– Поняла.
– Если я тебя опять с ним увижу…
– Не увидишь.
– Прекрати надо мной издеваться, я с тобой серьезно разговариваю! Мне не нравится, что он…
– Мам, я тоже серьезно разговариваю и я не издеваюсь. Ты меня с ним не увидишь. Пожалуйста, не нервничай, у тебя вчера был приступ.
– Могла бы не напоминать. Ну, все. Беги…
Марина, а женщиной была именно она, поцеловала Женьку, которая, ясное дело, была девочкой, окинула ее строгим взглядом, зачем-то огляделась по сторонам и, нахмурившись, быстро зашагала к офицерскому клубу.
Женька поправила волосы и, помахивая сумкой, с самым невинным видом, помчалась к дверям школы.
В школе, миновав раздевалку, Женька рванула было по коридору, но увидев вышедшую из учительской физичку, мигом занырнула в первый же попавшийся кабинет. Выглянув из него через минуту и убедившись, что след Молекулы простыл, Женька со всех ног рванула к спортзалу.
– Женя! Женя-я, ты куда-а?! Женя-я-я!
По коридору, с тетрадями в обнимку, бежали Эдик и Вадик Митрофановы. Оба кричали, оба улыбались Женьке.
Женька показала Митрофановым кулак, приложила к губам палец, Митрофановы при этом разом заткнулись, и тут же помчалась дальше.
– Опять? – Эдик глянул на брата.
– Ну, – Вадик кивнул.
– Может, и мы с ними?
– Ага, очки поправь! Очень мы нужны им, им вдвоем не плохо…
Женька тем временем ворвалась в спортивный зал, кинулась к окну, распахнула его, забралась на подоконник и выпрыгнула на улицу.
II
По пустой дороге, что тянулась от летной столовой, мимо солдатских казарм к жилым домам, шла Алька Котова. Нежная и свеженькая, точно наступившая весна. Несмотря на увесистую ношу в обеих руках, шла Алька легко и грациозно, точно на голове у нее красовался медный кувшин, как у африканской женщины. Ветер ласково трепал пшеничные Алькины волосы, солнце играло на румяном Алькином лице. Внезапно за спиной у Альки раздался звук автомобильного сигнала. Алька вздрогнула и обернулась.
Следом за Алькой медленно ехал военный ГАЗик, за лобовым стеклом которого просматривались два лица: лицо солдатика-водителя и лицо командира полка Хворостова. Лицо Хворостова широко улыбалось.
Алька нахмурилась, отвернулась и зашагала дальше. Еще грациознее, еще выше держа голову.
ГАЗик поехал за Алькой, время от времени сигналя.
Через несколько минут Алька, не выдержав, свернула с дороги к цветущей яблоневой аллее.
ГАЗик тут же затормозил, громко хлопнул дверью.
– Аля… Аленька… Ну, подожди…
Командир полка Хворостов догнал Альку, схватил ее за руку.
Алька остановилась, глядя куда-то под ноги, тихо произнесла.
– Не надо бы вам. Увидят нас…
– Не могу я без тебя, солнышко, – Хворостов достал из кармана кителя носовой платок, промокнул взмокший лоб. – Плохо мне без тебя. Совсем плохо.
– Нельзя нам, Михал Михалыч, – Алька шагнула в сторону. – Беду опять наделаем.
– Ну, подожди, подожди, – Хворостов снова схватил Альку за руку, впился в нее лихорадочно горящим взглядом. – Ну что же ты со мною делаешь, а? Я же дышать без тебя не могу… Слышишь? Скучаю я по тебе… Ну почему же ты такая бессердечная? Что же ты от меня, как от прокаженного бегаешь? Зачем, зачем ты так со мною, Аленька?!
– Миша… – Алька, наконец, подняла глаза, глаза у Альки были мокрые. – Да какая же я бессердечная, если я только о тебе и думаю…
– Солнышко! – командир схватил Альку за плечи. – Солнышко мое!
– Увидят, – Алька шарахнулась от командира.
– Придешь в субботу? – Хворостов не спускал с Альки горящих глаз. – Придешь?! Умоляю тебя! Умоляю! Приходи… Ну, пожалей меня, Аленька… Придешь? Придешь?!
– Приду.
Алька попятилась и, несмотря на тяжелую ношу, рванула меж цветущих яблонь, задыхаясь, кусая до боли губы.
III
Женька с Ванькой лежали на траве посреди летного поля и смотрели на небо. Вроде бы все та же Женька и все тот же Ванька, но нет… заметно повзрослевшие. И дело не в том, что оформилась Женькина фигура, что стало мужественней Ванькино лицо, нет, дело в другом. Глаза изменились у обоих. Взрослее глаза стали.
Итак, лежали Женька с Ванькой на траве, уставившись в небо. Небо над ними было лазурное, в нежных барашках перистых облаков, неспешно бредущих друг за дружкой по небесному простору.
Ванька смотрел в небо задумчиво, Женька сосредоточенно, громко и четко декламируя заученный текст.
– … внутренняя энергия, это энергия движения и взаимодействия частиц, из которых состоит тело. Внутренняя энергия зависит от температуры тела, от его агрегатного состояния, а так же от химических, атомных и ядерных реакций. Она не зависит от…
– Жень, а Жень… – Ванька раскинул руки и прищурился. – А ты когда-нибудь обнимала небо?
– Ванька, ты меня совсем не слушаешь, – Женька глянула на Ваньку, легонько шлепнула его по руке. – А я, между прочим, для тебя сейчас стараюсь. Я все это и так знаю, а вот как ты сдавать будешь…
– Жень, не злись, – Ванька посмотрел на Женьку. – Я ведь тебя серьезно спрашиваю.
– Ну что, Вань?
– Ты когда-нибудь небо обнимала?
– Небо? – Женька прыснула звонким смехом. – Какой же ты смешной, Ванька! Конечно же, я обнимала небо, я обнимала море, я обнимала ветер, я обнимала…
– Жень, смотри! Вот так раскинь руки! – Ванька раскинул руки. – Прищурься!
– Раскинула. Прищурилась.
– Видишь? Ты обнимаешь небо, Женька! И я тоже! Мы с тобой обнимаем небо!
– И, правда, обнимаем! – Женька засмеялась. – Как интересно!
Ванька придвинулся к Женьке, вложил ее ладошки в свои руки, раскинул их широко и закричал на все летное поле.
– Это наше небо, Женька! Твое и мое! Мы обнимаем наше с тобой небо-о-о!
– Ванька, – Женька вдруг перестала смеяться, посмотрела на Ваньку внимательно и очень серьезно. – Ты обязательно станешь летчиком. Обязательно, Ваня. Я в это верю. Пойдем, скоро папа приземлится.
– Уже? – Ванька глянул на часы и тут же вскочил на ноги, протянув Женьке руку. – Через десять минут пойдет на посадку! Помчались!
IV
Длинные тонкие пальцы ударили по клавишам, быстро и легко запорхали над ними…
Две пары ног, одни в раздолбанных кедах, другие в чистеньких мокасинах, пулей помчались по летному полю…
Пальцы взяли несколько аккордов, побежали по всей клавиатуре…
Две пары ног рванули к взлетной полосе…
Длинные пальцы ударили финальный аккорд и решительно захлопнули крышку рояля. Марина встала со стула, кинула на рояль ноты, прошлась туда-сюда по сцене, затем стремительно направилась к двери.
– Марина Евгеньевна, а у вас занятия сегодня?
В дверь заглянула кудрявая голова Зиночки Тюниной. Марина проскользнула мимо Зиночки, быстро зашагала по коридору.
– Занятия, Зиночка. В шесть. Скоро буду, – не глядя на начальницу клуба, Марина побежала к выходу. – Мне срочно нужно отлучиться!
V
Приземлившиеся истребители стояли в ряд вдоль полосы, мощные и хищные стальные птицы. Подполковник Луговой снял летный шлем, надел его Ваньке на голову, скомандовал.
– Полезай в кабину!
– Как в кабину?! – Ванька едва не подавился собственным голосом, лицо его вытянулось, глаза округлились.
– Как-как, ногами. Ставишь ноги на лестницу, забираешься наверх и садишься, – Луговой подтолкнул Ваньку к самолету. – Вперед! Не то передумаю! Боишься?
– Нет! Нет, что вы! – Ванька вцепился в поручни, рванул по лестнице.
Луговой стал подниматься следом за Ванькой. Женька подпрыгнула, дернула отца за рукав летной куртки.
– Чего, Жека? – Луговой обернулся.
Женька, светясь от счастья, подмигнула отцу, послала ему воздушный поцелуй. Луговой улыбнулся, покачал головой, стал подниматься дальше.
Женька отбежала от самолета, вытянула шею.
– Ну как? – Луговой наклонился, заглянул в кабину. – Порядок?
Ванька сидел в кабине и во все глаза таращился на бортовое оборудование.
– Нравится?
– Не то слово! – Ванька перевел на Лугового восхищенные глаза. – Спасибо вам, Андрей Владимирович! Спасибо огромное!
– Спасибо будешь говорить, когда летчиком станешь. Так, смотри сюда, – Луговой протянул руку, дотронулся до приборной доски. – Это что такое, знаешь?
– Это приборы контроля силовых установок, – Ванька выпалил, точно отличник на экзамене.
– Во, даешь! – Луговой улыбнулся, указал на две красные ручки, расположенные на кресле между Ванькиными ногами. – А это?
– А это рычаги катапультирования!
– М-мда… – Луговой лукаво прищурился. – А вот это, что ерунда такая?
– Это, Андрей Владимирович, не ерунда, это рычаги управления двигателями, – Ванька ткнул пальцем в кнопку на рычаге. – Это кнопка радиостанций, при помощи которой летчик ведет радиообмен с землей. А это кнопка отключения автопилота. А это…
– Отбой, – Луговой довольно кивнул. – Зачет сдан! Вечером заглянешь ко мне, я тебе еще кое-чего почитать дам.
– А Марина Евгеньевна… она дома будет? Она меня…
– Понял. Сам к тебе зайду.
– Андрюх! Ты зачем сопляка в кабину посадил?
По взлетной полосе к самолету шагал подполковник Зыбин.
– Как зачем? У него сегодня первый учебный вылет, – Луговой подмигнул Ваньке, пристегнул ему кислородную маску, закрыл фонарь кабины.
– Да ты, подполковник Луговой, никак с ума сошел! – Зыбин захохотал, подошел к самолету. – А я вот в свою кабину никого постороннего из суеверия под дулом пистолета не пущу.
– А это, Сань, не посторонний, это, Сань, будущий летчик, – Луговой открыл фонарь. – Ну, все, Иван, хорошего понемногу. Выгружайся на землю!
Через пару минут все четверо уже шагали по взлетной полосе. Женька с Ванькой впереди, Ванька, любовно прижимая к груди летный шлем Лугового, Луговой и Зыбин, отстав на несколько шагов.
– Дружба или лямур? – Зыбин улыбнулся, кивнул в сторону Женьки с Ванькой.
– А в таком возрасте, Сань, одно с другим крепко-накрепко замешено, – Луговой сунул руки в карманы летной куртки.
– Это точно. Жаль, что у взрослых такое редко случается. Либо одно, либо другое, а то и другое вместе, это уже редкость, – Зыбин помолчал немного, после чего продолжил. – Хороший парнишка, этот Ванька. Я вот на него смотрю и… в общем, Андрюх, ловить я себя на мысли стал, что сына хочу.
– Может, жениться все-таки надумаешь? – Луговой хитро прищурился.
– Может, на старость лет и надумаю, – Зыбин хохотнул, сунул в рот сигарету.
– Опять закурил? – Луговой покачал головой. – Что с головными болями?
– Да вроде отпустило, – Зыбин затянулся. – Последний раз недели три назад было.
– Ты уж береги себя, подполковник Зыбин, – Луговой хлопнул Зыбина по плечу. – Я без тебя никак!
– Во как совпало, – Зыбин захохотал, хлопнул Лугового в ответ. – И я без тебя никак!
VI
На почте было невыносимо душно. Хотя, возможно, дело было вовсе не в духоте. Пылало где-то внутри, точно огненная масса растекалась от сердца по всей груди. Марина прикрыла глаза, откинула голову, смахнула со лба капельки пота. Из телефонной трубки, что Марина крепко прижимала плечом к уху, раздавался мужской голос.
– … всего три дня пробуду в Иркутске. Ты сможешь выбраться? Алло! Алло, ты меня слышишь?!
– До Иркутска три часа езды… – Марина облизнула сухие губы. Говорила Марина едва слышно, точно голос ее придавила чья-то тяжелая нога.
– Алло! Ты куда пропала?! Алло-о?!
– Я тут… Я тебя слышу… – Марина снова прошептала, открыла глаза и вдруг схватила трубку в руки, прижала ее к щеке и закричала на все почтовое отделение. – Я приеду! Я обязательно приеду! Какого числа ты прилетаешь?!
Уже знакомая нам молоденькая почтальонша, уже привыкшая к Марининым визитам, оторвала голову от журнала «Советский экран», подперла кулаком подбородок, тяжело вздохнула.
Ворвавшись спустя час в квартиру, Марина кинулась в комнату. Радостный Бимка тут же помчался следом за хозяйкой, заходясь от счастья громким лаем, подпрыгивая и хватая Маринину за ноги. Не обращая внимания на собаку, Марина вытащила из шкафа дорожную сумку, стала закидывать в нее вещи.
VII
В распахнутое окно кабинета заглядывала раскидистая цветущая яблоня, солнечный луч играл на оконном стекле, вдали раздавались голоса марширующих по плацу солдат.
– … сто десять на семьдесят, товарищ командир.
Главный врач полка, Елена Юрьевна Нагибина сняла манжету тонометра с крепкой, волосатой руки полковника Хворостова.
– Норма, – Хворостов встал со стула, надел рубашку. – Вы, Елена Юрьевна, рапорт о переводе в конце прошлого года подавали, так?
– Так точно, – Лена отложила тонометр, едва заметно напряглась. – Подписали?
– Подписали, – Хворостов кивнул, сунул руки в рукава кителя.
– Куда и когда переводят? – Лена сцепила пальцы, так что они побелели.
– А никуда и никогда, – Хворостов пригладил одинокую прядь, надел фуражку. – Не хочу я вас отпускать, такое вот дело. Нет, если у вас, конечно, причины весомые, тогда…
– Никаких у меня причин! – Лена облегченно выдохнула. – Это необдуманный порыв был.