Марево

– Ясно, дядьПеть. Вот прямо сейчас и пойду.

– Молодец! – сосед похлопал Дениса по плечу, из его глаз исчезла сосредоточенность. Он развернулся и пошел к выходу.

… – Ну что, сосед, за встречу! – Никита Степанович поднял стопку, чокнулся с Денисом и со вкусом выпил, а потом обмакнул перо зеленого лука в солонку и смачно захрустел. Денис выпил и взял с тарелки кусочек сала с мясистыми прожилками. Так они выпили три-четыре стопки, поговорили о погоде, о здоровье, о стройматериалах, а затем Никита Степанович закурил и посмотрел на Дениса.

– Знаю, сынок, зачем ты пришел. Давай договоримся сразу. Я тебе рассказываю всё, что знаю про этих археологов, а ты слушаешь и не перебиваешь. Потом задаешь любые вопросы. Когда вопросы кончатся, мы прощаемся, и ты идешь домой. И больше эту тему не поднимаешь. Ни со мной, ни с кем еще. Ни в городе. – Никита Степанович так же, как дядя Петя, внимательно посмотрел на Дениса и продолжил:

– Нам тут посторонние не нужны. Начнут приезжать, с расспросами лезть, а этого не нужно. Живем мы тут и живем, и что здесь происходит – здесь и остается. Понял?

– Понял, Никита Степанович. – Денис действительно понял всю серьезность момента и решил не спорить. И действительно, если сейчас всё расскажут, зачем потом это теребить?

– Ну и хорошо. Я тебе не угрожаю, парень, просто предупредить хочу. По ходу дела сам поймешь. Вот слушай… – и Никита Степанович начал говорить, периодически наливая себе и Денису, выпивая, закусывая и закуривая:

– Мне тогда 11 лет было. Учился, с пацанами по селу гонял – всё как у всех. Только училка меня что-то невзлюбила. Наставила мне двоек, и в последний день занятий говорит – оценки у тебя плохие, будешь в летнюю школу ходить. Мне обидно стало – туда же одни дебилы ходят. У нас в классе двое было: один всё у женского туалета терся, за девчонками подглядывал. Другой мог на уроке достать таракана и начать его на горящей спичке поджаривать, – Никита Степанович брезгливо передернулся.

– И вот пришел я домой, думаю по дороге – как отцу с матерью сказать? А дома веселье! Отцов брат и племянник его, после армии, в гости пришли. Они сказали – к археологам завербовались на месяц, там землю копать надо, и платят хорошо. В колхозе у них дела сложные с трудоднями были, а деньги нужны на зиму. Вот и решили они.

Взрослые за столом сидят, я рядом трусь, и постепенно у меня мысль созревает – а ну как мне с ними махнуть? Ну и пусть отец выпорет, до смерти же не убьет? А с дебилами месяц за партой… это ж какой позор! Задразнят потом! По разговорам я понял, что дядья мои (я их так называл) решили у нас заночевать, отсюда автобус уезжает. И место они назвали, и время. Ну и я решился. Всю ночь не спал, а как стало рассветать, я бегом на площадь. Смотрю – правда автобус стоит, и двери открыты, водитель рядом курит. Я по-тихому в автобус залез, под задним сиденьем брезент нашел, накинул на себя и заснул.

Просыпаюсь – автобус стоит, жарко, и снаружи какие-то разговоры. Я вылезаю наружу, выхожу из автобуса, оглядываюсь. Стоят мужики какие-то, среди них дядья мои. Меня увидели – и давай ржать! Брезент пыльный, грязный, я весь перемазался. Они хохочут, тут подходят двое. Один – невысокий, коренастый, бородка у него такая… по скулам и подбородку идет. Другой – высокий, волосы длинные, в какую-то трубку затянуты. Спрашивают, но по-доброму: а это кто? Для чего он здесь?

Ну, дядья мои заступились – племяш, говорят. И спрашивают – чего ты сюда приехал? Я и рассказал, как на духу. Мужики так одобрительно зашумели, и дядья спрашивают у высокого – можно, он останется? Малой еще, нас не объест, а на легких работах поможет. Мол, пусть узнает, как хлеб достается! Да и парень тихий, не шебутной, беспокоить не будет. Те двое отошли, пошептались, потом подходят, говорят – ладно, пусть так. Только следите (это они дядьям моим) чтобы без дела не шлялся! И вообще, раз он с вами – вы за него отвечаете.

Пошли в здание. Там школа старая была, за ней лесополоса, а с другой стороны степь. В класс пришли, матрас мне дали, нашли кровать какую-то в подвале, и пошли слушать, чего и как надо делать. Дядья мне сразу сказали – ты слушай внимательно и всё запоминай. Мы, мол, копать будем, а ты на расчистке. Рука у тебя еще легкая, чтобы ничего не повредить. За то, что найдем, отдельные деньги заплатят. А долю мы тебе выделим. Ну а мне что? Деваться некуда, сам приехал, будь любезен кормежку отрабатывать. Послушали, посмотрели, как чем пользоваться, и пошли на раскоп.

Пару дней так покопали. На третий день возвращаемся, подходим к зданию. Тут сбоку, у школьной стены марево показалось. Я еще подумал – утром такое обычно бывает, а вечером ни разу не видел. И тут из-за угла школы выходят две тетеньки, молодые. Одна невысокая, светленькая, стрижка короткая, платьице на ней летнее. Другая – высокая, рыжая, волосы длинные, она в майке и штанах тренировочных. На ногах у обеих босоножки. Подходят к дядьям, о чем-то говорят, а те им отвечают. Я смотрю – странно как-то: вышли они вместе, а говорят каждая отдельно, светленькая дяде, а рыжая племяннику. И они тоже – каждый только с одной тетенькой. А воздух около них дрожит, переливается… За день устал я, весь день на жаре, сам понимаешь – тут взрослые не всегда тянут, а я пацан. Еще тот год жаркий был… Не стал дальше смотреть, пошел внутрь. Прохожу мимо них, а они никто на меня и не посмотрел, хотя я рядом шел. Ну, помылся я, дядья в душевую подтянулись, переоделись и пошли на ужин. И так оно и пошло. – Никита Степанович вздохнул.

– Время идет, работа делается, дядья мои с тетеньками общаются, каждый со своей. Подарки им делали из того, что на раскопе находили. Меня предупреждали – смотри, никому! Дядька чего дарил – уже и не помню, а вот племяш его своей рыжей букетик каменный подарил, я его нашел. Бывало, в лес уходили, бывало – в душ вместе заходили. Я уже в этих вещах кой-чего понимал, потому не лез: мужику в этом мешать не надо. Если откусил кусок – хочешь жуй, хочешь выплевывай, но решай сам. Бывало, вечером выйдешь на улицу свежим воздухом подышать и видишь: сидят они на лавочке. И вроде вместе, а каждая пара по отдельности. Смотрят друг на друга… и так смотрят! – Никита Степанович прикрыл глаза и покачал головой. – Просто ничего другого не видят! И марево каждый раз. То у школы, то снаружи, но рядом с ними. А расстаются, уходят они – и марево пропадает.

И вот пришел последний рабочий день, начальство вина и мяса привезло, на заднем дворе костер разожгли, сели все. Я других мужиков да и женщин как-то не особенно видел, а как все собрались – гляжу, а у костра все вперемешку сидят. Ну, мои дядья, конечно, со своими в обнимку, да и другие тоже.

Сидим все у костра, огонь сильный, воздух над ним так и переливается. Песни под гитару, тосты… Мне даже налили полстакана, но дядья предупредили – это тебе на весь вечер. Пока малой, больше не дадим. И вот сидим, я чувствую – меня сзади по плечу кто-то похлопал. Поворачиваюсь – а это высокий, Гена его звали. И он мне говорит: «Понимаешь, парень, тут такое дело… В общем, взрослым уединиться надо. Пошли, я тебя на ночь в сторожку определю, а утром разбужу. Там и замок изнутри, если что». Ну чего, я ж мужик, всё понимаю. Киваю головой, допиваю вино, дожевываю мясо, и мы пошли. В сторожке всё приготовлено было, я залег, заперся. Думал прикинуть, куда деньги потрачу… а сам отрубился. То ли воздух, то ли вино, то ли всё вместе.

Утром просыпаюсь от стука – другой голос, того, что с бородкой, Кирилла. «Вставай давай, а то без тебя уедем!» – и смеется. Встал, замок открыл, выхожу – а перед школой уже автобус стоит, и мужики садятся. Я в школу, умылся, вещи собрал и к автобусу. Захожу, смотрю – дядька мой на месте, рядом светленькая его сидит, улыбаются оба. А племяша нет. Я спрашиваю – а второй где? А дядька смеется – понравилось ему здесь, с подругой своей остаться решил. Сам утром мне сказал. И деньги свои получил, сам показывал, говорит, на новом месте пригодятся. Давай, парень, пристраивайся, сейчас поедем уже! Сел, поехали.

Приехали в село, Кирилл с Геной с нами рассчитались, и пошли мы втроем ко мне домой. Приходим, а отец во дворе стоит. Увидел нас и говорит так ласково – привет, братишка, вижу, что хорошо съездил. А ты, сынок, поди-ка сюда! – и ремень из штанов тянет, и глаза такие… нехорошие. Дядька увидел это дело, меня за спину отодвинул, а сам говорит – братик, погоди с ремнем. Тут такое дело… – и всё отцу рассказал. А в конце добавил: ты б его всё равно с нами не пустил, а парень молодец! Деньги заработал. Пошли в дом, там и поговорим.

Отец слушает, кивает, ремень вроде оставил в покое. Да и взгляд как-то помягче стал. Тут мать на шум выбежала, увидела меня и в крик – да как же! Да что такое! Да зачем ты так сделал! Дядька и ее в дом позвал. Зашли, поговорили. Дядька пачку денег на стол, начал считать. Отсчитал, отодвигает к родителям – вот, мол, доля парня вашего. А сам говорит – работал он честно, нам здорово помогал, куда не надо – не лез. Родители видят такое дело: я с руками, с ногами, с деньгами вернулся – немного успокоились. Только отец все-таки меня подозвал и такого леща отвесил – весь день потом голова болела. И говорит: это чтоб в следующий раз всё честно рассказывал и секретов от отца с матерью не имел. Дядька кивает – мол, правильно всё, за дело получил. – Никита Степанович помолчал.

– А запомнил я – светленькая эта стоит рядом с дядькой, за руку его держит, а ее вроде как и нет: ни отец, ни мать, ни дядька – никто про нее не вспоминает, никто на нее внимания не обращает. Ну потом, конечно, дядька с ней ушел, мы дома остались, а через пару дней он ее привел, познакомил. Вроде как Инна ее звали, только мне послышалось другое что-то. Свадьбу сыграли, всё как надо сделали. Жили они потом долго, спокойно, отец если что и рассказывал, то только хорошее.

А тогда отец спросил, что мне купить. Я говорю – велосипед новый. Он только крякнул, но без звука взял меня, и пошли мы в сельпо. Там как раз велосипеды взрослые завезли. Отец на вырост мне взял – гоняй, говорит, аккуратнее, тебе на нем долго ездить. А остальные деньги на хозяйство разошлись. Пацаны на меня потом так смотрели… Училку провёл, убежал, денег заработал, велик новый – в уважухе я был. Потом отец в школу пошел, с директором поговорил. Осенью училка та меня вроде как и не видела, но к доске вызывала и оценки по заслугам ставила. Но! – Никита Степанович поднял указательный палец. Денис, уже осоловевший, но старающийся держаться прямо (водку в таких количествах он обычно не пил), встряхнулся. А Никита Степанович продолжил:

– Но тем летом всё закончилось не просто. У племяша дядьки моего девушка была. Ну как девушка? Это она сама так думала. Он-то к ней не очень располагался. Галя ее звали, была она дочь председателя колхоза, потому ей все старались уступать: скажешь или сделаешь что-нибудь не то, а как потом к председателю пойдешь просить чего-нибудь? Она привыкла всё получать, чего захочет. И от родителей, и от других.

И вот она узнала, что «парень» ее там остался. Ой как завелась! Как по селу бегала! Я, кричит, этого так не оставлю! Я сама туда поеду и его привезу! А мымре этой все волосы повыдергаю! В общем, договорился ее отец с мужиком одним, у него своя машина была, Сидор Терентьевич его звали, и с утра они поехали. Галя всё выспросила – куда ехали, сколько времени, что на местности. Вот уехали они и вернулись, как стемнело. Я с пацанами на великах гонял, видел, как они приехали. Как и уезжали – вдвоем. Мужик ее у дома высадил, сам к себе поехал, Галя эта во двор ворвалась – только калитка хлопнула! – тут Никита Степанович захихикал.

– А у Сидора жена ревнивая была! В магазин только вместе с ним, и каждый раз его шпыняла – чего он так на продавщицу смотрит! И вот его жене втемяшилось в голову, что на самом деле он Галю подговорил, а сам к бабе в другую деревню поехал! Сидор домой приехал, машину загнал во двор, жена выскочила и давай его пилить! И такой он, и сякой, и она сама узнает, куда он ездил, и пойдет разбираться! Мужик устал, видать, с дороги, и наорал на нее. Дура, мол, ты, и девка эта тоже дура! Весь день, – орет, – между двумя районами мотались. То раскопки есть, а школы и лесополосы нет; то есть и школа старая, и лесополоса, и деревня за ней, только там ни про какие раскопки никто не знает, и земля нетронутая в степи, целина, считай. Накатали столько километров, – орет, – а уж председатель заплатит ли за весь бензин сожженный, кто ж его знает?

Утром проснулись мы от шума – дом того мужика рядом с нашим был. Я выхожу с отцом, смотрю – Галя этого Сидора чуть не силком к машине тянет. Поехали в райцентр! – кричит. Я в райком! В милицию! В КГБ! Я их всех на чистую воду выведу! – кричит. – Со всеми разберемся, а парня моего найду! Так и уехали в город. Сидор этот приехал днем, один, и был какой-то пришибленный. Жена опять выскочила, начала его пилить – он, не говоря худого слова, в ухо ей как даст! И в дом пошел. Та упала, потом заплакала, встала и за ним. А на следующий день приехала к колхозной конторе черная «Волга», на таких машинах тогда важные люди ездили. Вот приехала. Оттуда двое выходят, в костюмах, в шляпах, при галстуках, и в контору пошли. Через минуту оттуда народ повалил, а еще через полчаса эти двое вышли, в машину сели и уехали.

Председатель вышел, как, сказать, пыльным мешком из-за угла ударенный, и домой пошел. А назавтра с утра запил, и всю неделю пил. Отец еще, помню, ругался – самая страда, технику надо расставлять, урожай свозить, без председателя никуда, а он, пьянь такая, либо в сельпо трётся, либо, нажравшись, дома лежит. Через месяц, правда, Галю привезли. Приехала машина санитарная прямо к дому, двое в белых халатах под руки Галю вывели и в дом завели. Она идет – бледная, стрижка короткая (а у нее шикарные волосы были!), ноги переставляет как неживая. Через пару дней мать ее куда-то увезла, и с концами – больше Галя не возвращалась…

Денис опьянел как-то скачком, сразу, и больше старался поддерживать равновесие, чем слушать старика. В мозгу, затянутому паутиной пополам с ватой, проплывали фразы «…женился после армии… жена заела – ехай да ехай на раскопки… первый раз в военкомат… второй колодец чистить… третий жена ногу подвернула… а может, и правильно…» Тут Дениса встряхнуло, мозг как будто протерли мокрой тряпкой, и он внимательно посмотрел на Никиту Степановича.

Тот сидел за столом, положив подбородок на кулак левой руки, опираясь на локоть, и смотрел куда-то вдаль. Денис невольно повернул голову и увидел портрет, сделанный по свадебной фотографии: молодой Никита Степанович, в костюме и при галстуке, и крепкая статная девушка типично деревенского вида в белом платье и с фатой на голове. Никита Степанович явно заканчивал фразу:

– … Я ж после армии женился, потому как ждала она меня. Говорила – любит очень, да и я был не против. Молодой, красивый, сильный, что ж – всё по танцам скакать? В доме опять же женская рука нужна… Потом эти дела… А потом, уже постарше когда был, я всё вспоминал, как дядья мои на подруг своих смотрели, и как-то подумал – ну поехал бы… а вернулся бы я с тех раскопок? Если бы такая попалась, на которую только так и можно смотреть?

Никита Степанович вздохнул, посмотрел на Дениса, разлил остатки по стопкам и они выпили.

– Так что, парень, в жизни всякое бывает. Понял?

– Понял, – кивнул Денис. Сейчас он уже не ощущал себя пьяным, так, легкий хмель.

– И что же ты понял? – Никита Степанович окинул Дениса взглядом.

Денис уже хотел выдать какую-то дежурную банальность, но тут ему как будто кто-то прошептал в ухо, и он повторил:

– Если прикоснулся к чему-то непонятному и получил выгоду, не спеши делать это второй раз – ты не знаешь, чем это обернется.

Никита Степанович благожелательно кивнул.

– Что значит городской! Как ухватил! Вижу, мать тебя правильно воспитала, умным человеком. Ну что, сосед, вопросы есть? – Денис помотал головой.

– Тогда давай прощаться, – он привстал из-за стола, и Денис поднялся вместе с ним. Они пожали друг другу руки, Денис поблагодарил за интересный рассказ и пошел к выходу.

Едва дойдя до кровати, Денис упал и вырубился, а проснулся только на следующий день, ближе к обеду. Мать, которая не могла его разбудить с утра, сначала хотела звонить в «Скорую», но, узнав, в чем было дело, успокоилась. Пообещала, правда, «зайти к этому старому хрычу, чтобы он молодых не спаивал», но как-то не занялась.

Через несколько дней Денис уехал домой и больше об археологах не вспоминал. Он встретил женщину, которая понимала его, и которую понимал он, через несколько месяцев они подали заявление в ЗАГС и сыграли свадьбу. Сидя во главе стола, видя всех приглашенных и периодически целуясь с женой под крики «Горько!», Денис ни о чем не задумывался. Но уже ночью, лежа в постели под сладкое посапыванье жены, Денису вдруг пришла в голову мысль: « А смогу я когда-нибудь посмотреть на нее так же, как тогда на Рину?» Пытаясь понять это, Денис уснул.

ВОЙТИ В РЕЗОНАНС

… – Здравствуйте! Вы директор Института истории и археологии? – Миша внутренне напрягся, хотя беседа ещё толком не началась.

Сидевший за столом высокий, представительный мужчина в строгом костюме доброжелательно улыбнулся и кивнул:

– Добрый день! Действительно, я директор, Роберт Иванович Ямальский. Прошу, присаживайтесь! – и он показал рукой на стул. Миша представился и присел.

К этому разговору он готовился долго, почти целый год. Началось всё с поездки его старшего брата, Константина, на заработки. В село, где они жили с престарелой матерью, приехали археологи и стали нанимать людей на раскопки. Константин, желая заработать, согласился поехать на месяц, тем более что обещали прилично заплатить. Через месяц Миша с матерью пришли встречать автобус, однако среди вернувшихся людей (некоторые были с женщинами) Кости не оказалось.

На недоумённый вопрос родных «а где..?» один из нанимателей – высокий, гибкий мужчина лет 35, с длинными волосами, забранными на затылке в какую-то трубку с узором, державший в руках кожаную папку, ответил «он встретил на раскопках свою любовь; нам помогали местные жительницы, и ваш сын и брат решил остаться с ней. Он поручил мне передать вам…» и достал из папки пачку денег со словами «это половина того, что он заработал». Мать, в силу возраста относившаяся ко всему происходящему философски, покивала, сказала «что Бог ни делает, всё к лучшему» и добавила «будете в тех краях, передавайте ему привет». Мужчина улыбнулся, сказал «обязательно», передал пачку денег Мише, показал, где надо расписаться, пожал руки обоим и вернулся в автобус.

Придя домой, мать переоделась и сказав Мише «ты деньги спрячь», занялась домашним хозяйством. Миша же, разувшись и пройдя в большую комнату (залу), убрал деньги в сервант, сел на диван и погрузился в мысли. Костя был достаточно непредсказуем, и такое его поведение в принципе соответствовало сложившейся ситуации. Но одно мешало Мише поверить в правдивость всего происходящего. Костя был патологически скуп и даже жаден. Из-за чего-то своего – а тем более денег – он был готов практически на всё.

Частично – из-за материнского воспитания, которое состояло в следовании принципам «подальше положишь – поближе возьмёшь», «своя рубашка ближе к телу» и аналогичным. Частично – из-за собственной натуры. Миша помнил историю, случившуюся, когда он только пошёл в школу. Когда компания старших ребят начала «трясти» младших, вымогая у них деньги, в какой-то момент очередь дошла и до Кости (Миша тогда учился в первом классе, Костя – в четвёртом).

Старшие поймали Костю на улице, «вытрясли» у него деньги, выданные на завтрак, и, посмеиваясь, пошли по своим делам. Пройдя несколько метров, они внезапно они услышали за спиной что-то среднее между всхлипываниями и визгом. Один из них развернулся… и получил удар гвоздём-«соткой» в глаз. На него прыгнул и повис красный от злобы, что-то нечленораздельно визжащий Костя. Все оторопели, поэтому мальчишка, вцепившись парню в ухо, смог нанести ему ещё несколько ударов, целясь в лицо и стараясь бить «под углом». Когда противников растащили (чтобы оттащить Костю, понадобились силы двух взрослых мужиков), прохожие вызвали участкового. Костю и всех старших поставили на учёт в детской комнате.

Родителям Кости (отец был тогда ещё жив, но уже плох из-за какой-то тяжелой болезни) пришлось заплатить родителям того парня, чтобы с Костей ничего не случилось – парень остался без глаза, к тому же лицо и ухо ему так поправить и не смогли. О службе в армии (и возможности поднять после этого свой социальный статус) для пострадавшего речи уже не шло, поэтому ему пришлось уехать в город после школы. Миша после такого мог учиться спокойно – слава старшего брата грела его всю школьную жизнь.

Потом их пути разошлись. Костя, отслужив в армии, вернулся в село, стал трактористом, потом выучился на комбайнёра – в общем, был «технической интеллигенцией». Миша же, уехав после школы в город, поступил в институт, закончил его, и через какое-то время неожиданно нашёл себя в программировании. Достиг определённых высот, смог зарабатывать соответствующие деньги – конечно, не миллионы, но для себя, и чтобы помогать матери по хозяйству, хватало. В этом году, приехав в отпуск, он узнал, что Костя хочет купить машину. Причём что-то, подходящее для сельской местности – настоящий, не паркетный, внедорожник. Кредитов Костя не признавал, а своих денег не хватало. Поэтому подвернувшиеся археологи стали для Кости просто кладом. И вот теперь…

Через какое-то время на Мишину почту пришло письмо от Кости. Тот писал, что жив, здоров, живёт со своей подругой. Они собираются расписаться и завести полноценную семью, уже есть своё хозяйство. Даже несколько фото было приложено. Всё так… да не так! Миша хорошо знал стиль писем Кости, тот писал ему в город несколько раз. Это письмо было написано другим человеком. Хотя на фото был именно Костя. Девушку рядом с ним Миша не знал, да она ему и была неинтересна. Наверное, та, которую Костя встретил на раскопках и из-за которой решил остаться.

Миша отправил на адрес, с которого пришло письмо, несколько сообщений, но ответа так и не получил. Тогда Миша решил заняться поисками брата всерьёз. Как назло, куда-то пропали и экземпляр договора с археологами, который заключил Костя, и визитка одного из них, а адрес института Миша помнил смутно. Тогда он решил подойти к делу аналитически. Вернувшись в город, Миша засел в Интернете. Для начала он через поисковую программу нашёл по похожему адресу институт с аналогичным названием. Но когда он туда позвонил, ему ответили, что институт сугубо учебный и раскопками они не занимаются за недостатком финансирования.

Миша поблагодарил, завершил вызов и задумался. Вспомнив импортные фильмы, где для поиска преступников на стену вешают карту и на ней соединяют места преступлений нитками, а потом выявляют центр событий, он решил сделать так же. Миша рассудил логически: судя по тому, как действуют эти «археологи», схема у них отработанная. Значит, свои «экспедиции» они должны осуществлять в провинции, но не дальней – чтобы можно было найти молодых, физически сильных мужчин (он видел товарищей Кости по работе). «Работу» свою они осуществляют в то время года, когда высыхает земля, чтобы было удобнее копать, скорее всего – конец весны, лето, начало осени. Первое допущение – «археологи» действуют в сельской местности, где рядом с местами проживания людей можно найти широкую неосвоенную территорию (степь), которой в силу различных причин люди не особенно интересуются. Возможно, что их устраивают и леса, но это как раз проверяемо.

Исходя из этого, Миша глубоко нырнул в Интернет. Он искал паблики небольших городов и сёл, расположенных в степном и лесостепном поясе России, и находя такие, проверял летние новости как за текущий год, так и за три прошлых года. Если в официальных группах ничего не было, просматривал неофициальные, с названиями типа «Подслушано в…».

Сначала эффекта не было, и Миша хотел уже бросить это дело, но затем внезапно его версия начала подтверждаться. Пошла информация, из городков и посёлков в степной зоне, не только о раскопках, но и о свадьбах, сыгранных по их окончании, а также о молодых мужчинах, решивших уехать из своих родных мест. Правда, поиски были не такими уж лёгкими. Миша, несмотря на все меры предосторожности, умудрился дважды поймать какой-то совершенно неизвестный, но очень жестокий компьютерный вирус, причём во второй раз вирус частично отформатировал жёсткий диск на Мишином компьютере. И это не говоря о ряде заказчиков, которые внезапно расторгли с Мишей ранее заключённые договоры (правда, уплатив неустойку).

Раньше такого практически не случалось, поэтому Миша рассудил, что за ним следят. И хотя он и «шифровался» как только мог, но справедливо не считал себя «гуру» в таких вопросах, поэтому и на него мог найтись соответствующий специалист высокого класса. Миша на некоторое время прекратил поиски, усиленно занялся повседневной работой с оставшимися заказчиками, и параллельно наносил на карту полученную информацию. Городки и посёлки, откуда Миша получал подтверждение своим рассуждениям, складывались в сложную геометрическую фигуру, но центр у неё всё-таки постепенно определялся.