Со смертью нас разделяют слезы

К слову, отец запрещал мне читать всякую чувствительную литературу, потому книжного шкафа я в комнате не держал. Всю «контрабанду» прятал либо под кроватью, либо в запертом ящике. Помню, душа класса, Такахаси, как-то раз пожаловался, что ему некуда прятать порнуху, и я его немного понимал.

Летнее солнце припекало все нестерпимее. Хосино не опускала руки и по-прежнему искала, чем еще растрогать меня до слез. В ход шли не только фильмы и книги, но и радиопьесы и видео из Сети. Как-то раз она притащила двух таких же эмоциональных подруг, и мы устроили киносеанс на четверых. Все трое, кроме меня, глаза выплакали, поэтому атмосферка в кабинете сложилась самая что ни на есть располагающая к душевным переживаниям. На меня поглядывали с неодобрением, и, боюсь, список людей, считающих меня бесчувственным сухарем, пополнился двумя новыми именами. Я, конечно, догадывался, что обязан всплакнуть, если хочу как-то спасти лицо, но ничего не получилось.

Окончательно отчаявшись, Хосино в бессильной злобе даже попыталась скормить мне пачку самой острой лапши. Но мы согласились, что это против правил, поэтому я ограничился лишь дегустацией, а остаток порции, проливая горючие слезы, проглотила она.

Как-то раз в субботу накануне летних каникул – а дело происходило в середине июля – мы устроили первое выходное заседание кружка. Я считал, что киноклуб собирается исключительно по будням, и, когда в пятницу Хосино подошла предупредить меня об изменении расписания, искренне удивился.

Она не объявила программу заранее, поэтому в назначенный час я дожидался одноклассницу на обговоренном ранее месте: на станции, а точнее, возле странного сферического арт-объекта.

– Привет! – крикнула мне Хосино, прибывшая минута в минуту.

На сегодняшнюю встречу она явилась в белой хлопковой кофточке с длинным рукавом и коротеньких джинсовых шортах. Я удивился: кто по такой жаре носит длинные рукава? Неужели она настолько мерзлявая? Но, поскольку раньше мне доводилось видеть одноклассницу исключительно в школьной форме, сердце вдруг пропустило удар. Только прическа осталась неизменной: извечный хвостик.

– Так что, каков план?

– Ну, ну, всему свое время. За мной! – скомандовала Хосино и шагнула к турникету, который пропустил ее, едва она активировала проездной. Я послушно поплелся следом.

Где-то час мы ехали, чередуя электрички и метро. Еще минут пятнадцать шли пешком. Наконец, впереди показался футбольно-бейсбольный крытый стадион, а вокруг нас, как я только теперь заметил, сновали люди в футболках спортивных болельщиков. Видимо, скоро должен был начаться матч: зрители вереницей тянулись ко входу.

– Вот, держи билет. Выиграла в лотерею, так что один дарю, – с озорной улыбкой объявила Хосино.

Я не понял, как футбол связан с деятельностью киноклуба, но молча принял подарок.

– Ты знал, что людей трогают не только кинематограф и литература, но и спорт, а? Я после чемпионатов всегда рыдаю, даже после «Косиэна»[6]. Правда, в нашей школе бейсбольная команда слабая, так что я его только по телевизору смотрела, – объясняла она, пока мы поднимались по лестнице.

Похоже, смирилась, что вымышленными историями мое сердце не растопишь, и придумала новый подход. Однако я никогда не увлекался спортом и сомневался, что меня доведет до слез какая-то игра. Если честно, я и правила-то толком не знал и не понимал даже принципов, по которым мяч мог объявляться «вне игры». Или, скажем, ладно: в бейсбольной команде – девять человек, а в футбольной сколько? Я помнил лишь, что в этой игре всем, кроме вратаря, запрещается касаться мяча руками. Собственно, этим мои познания и ограничивались.

– О, смотри! Вон наши места.

– Неплохие. Особенно с учетом того, что на халяву достались.

Усевшись, мы принялись за бургеры, которые купили по дороге. Передо мной простиралось огромное зеленое поле – мы сидели как раз по центру.

Вскоре спортсмены начали разминку, и зрители, которые заняли места по бокам стадиона, за воротами, подняли вой. Захлопали в ладоши, развернули плакаты, замахали цветными полотенчиками – в общем, поддерживали кумиров кто во что горазд. Меня просто-таки смывало волной их энтузиазма, и я порадовался, что мы сидим далеко от этого безумия.

– Хосино, ты за кого болеешь?

– Как – за кого? Конечно, за хозяев! Ребята в красном. Правда, обычно я смотрю игры только национальной сборной, так что эту команду не знаю, – рассмеялась та.

Губы у нее испачкались в майонезе. Я не стал на это указывать, сделав вид, что не заметил, и терпеливо ждал начала матча. Если до свистка Хосино спокойно уплетала бургер, то с первых секунд игры просто-таки взвилась от переполнявшего ее волнения. Каждый раз, как ее фавориты атаковали вражеские ворота или, наоборот, им грозил гол, она вскрикивала. Меня игра тоже неожиданно захватила, и я сам не заметил, как уже вовсю болел за красных.

– А-а-а-а-а!!! Разини!!!

Прямо перед перерывом они таки пропустили мяч. Хосино от разочарования чуть не сползла по сиденью на пол и тут же повесила нос. Все, кто болел за хозяев поля, ахнули, а фанаты гостей, наоборот, взревели, как еще ни разу за матч.

Во время перерыва, вернувшись из туалета, одноклассница похвасталась:

– Смотри, что купила! Мне идет?

По дороге она успела набросить на шею красный шарф команды хозяев с номером 10 и фамилией игрока: Миягава.

– Ага, очень даже.

– Спасибо. Я уверена, во втором тайме он задаст жару!

Я фыркнул, потому что сомневался, возможно ли вообще переломить сложившийся ход игры, однако почти сразу Миягава и в самом деле забил гол.

В тот миг, когда от удара мяча натянулась сетка ворот, стадион взорвался от ликующего рева. Хосино, вскочив с места, запрыгала зайчиком и дала пять какому-то соседнему дядьке.

Я тоже не удержался, но ограничился простыми аплодисментами.

Миягава подобрал мяч, который противники неудачно выбили из угловой позиции, и гол вышел не особо красивый, однако счет по крайней мере сравнялся.

– Смотри, как я им подсобила! Может быть, теперь прорвутся!

Хосино так и колотило от эмоций – я ее такой даже в школе не видел. И хотя мяч забил Миягава, но она ликовала так, будто это ее собственная заслуга. Глаза ее блестели от волнения.

Хозяева поля, видимо, выдохлись в первой половине матча, поэтому ушли в глухую оборону, а гости наседали на их ворота так, что того и гляди снова забьют.

Каждый раз, как они атаковали ворота, меня оглушал отчаянный крик Хосино. Я думал, все закончится ничьей, но потом было назначено дополнительное время, и тут хозяева заработали право на пенальти.

Когда судья указал на точку и засвистел, стадион ахнул. Хосино как раз отвлеклась на то, чтобы глотнуть воды, упустив этот момент, и единственная непонимающе заозиралась по сторонам.

– Пенальти. Наверное, сейчас все решится.

– А? Пенальти? Да ты шутишь! Что? – недоумевала Хосино, как будто не поняла объяснения.

Когда нападающий поставил мяч на отметку, она сложила ладони рупором и, не отрывая глаз от игрока, закричала:

– Пожалуйста!!!

Казалось, она вот-вот расплачется.

Нападающий неспешно побежал к мячу. Я, Хосино, все на стадионе впились в него взглядами. Когда мяч полетел, все повскакивали – даже я поднялся, хотя и с опозданием. Вратарь ошибся, прыгнул не туда, и мяч угодил прямо в сетку.

– Ура-а-а-а-а-а!!! – завопила моя одноклассница, и стадион вздрогнул. Даже я победно сжал кулак и, вслед за остальными, захлопал в ладоши. А вскоре сирена оповестила о конце матча.

Когда я оглянулся на спутницу, щеки у нее уже блестели от мокрых дорожек. Мы встретились взглядами, и она с доброй улыбкой вытерла лицо полотенцем.

Я тут же отвернулся: сердце не выдерживало смотреть, как Хосино улыбается мне сквозь слезы.

– Сэяма-кун!

– Мм?

Девушка подняла руки, чтобы я дал ей двойное пять. Увидев мое замешательство, она сама ударила по моим ладоням с тихим хлопком.

– Эх, и со спортом не вышло, – пробормотала она на обратном пути, уже в поезде. После матча голос у нее слегка подсел: видимо, слишком сильно кричала.

– Зато было весело. Если бы я болел за любимую команду на решающем матче, то, может, и расплакался бы.

Хосино несколько разочарованно хмыкнула и поджала губы. Как и всегда, когда проваливался один из ее коварных планов.

– Сэяма-кун, ты в следующее воскресенье свободен?

– Скорее всего. А что?

– Узнаешь, когда придет время! Встречаемся там же! – с вызовом усмехнулась она.

Опять что-то задумала. Она пускала в ход самые изощренные стратегии, но, похоже, постепенно смирялась с мыслью, что довести меня до слез – непосильная задача.

В понедельник и вторник мы, побродив по салонам проката дисков, по наводке продавцов наконец выбрали пару фильмов. На деятельность кружка школа выделяла какой-никакой бюджет, и прокат мы оплатили как раз из него. В среду и четверг мы оценивали приобретения, и опять расплакалась только Хосино. Я уже привыкал к распорядку.

Но вот наступило воскресенье.

Под палящими лучами самого невыносимого летнего солнца я доплелся до ближайшей станции, а вскоре уже тащился к тому же странному сферическому арт-объекту, у которого мы с Хосино встречались в прошлый раз. По выходным вокруг него толпилось достаточно много народа, но я тут же заприметил знакомый хвостик. Сегодня подруга нарядилась в шикарную красную футболку с рукавом по локоть и черную юбку. На груди я прочитал загадочную надпись «Red Stones», но больше меня заинтересовал бинт на ее левом запястье.

– Что с рукой?

– А, это? Масло на сковороде стрелялось, обожгла, – объяснила девушка, пряча руку за спиной.

– Ого, вот растяпа. И что, куда мы сегодня? – спросил я.

Но Хосино опять загадочно проворковала:

– Вот на месте и узнаешь!

Я безропотно последовал за подругой, и вскоре она привела меня к небольшому концертному залу. Все вокруг заполонили девушки в таких же, как у Хосино, футболках с надписями «Red Stones» на груди.

– Дай угадаю: мы на концерт?

– Бинго! Хотя сейчас уже было несложно.

– Но у меня нет билета.

Хосино вытащила из сумочки две карточки и одну протянула мне:

– Помнишь, я говорила, что в кружке есть еще одна девочка, из двенадцатого класса? На самом деле мы хотели сходить вместе с ней, но она загремела в больничку, сказала, чтобы я пригласила кого-нибудь еще – а я и не стала упираться.

Мне стало немного неловко, но не пропадать же билету? И я согласился. Только про себя решил, что надо обязательно навестить сэмпая[7] в больнице и принести какой-нибудь достойный гостинец.

– «Ред Стоунз»… – озадаченно прочитал я на билете незнакомое название.

Отец с детства запрещал мне слушать музыку, так что я о них прежде не слышал.

– Да ладно, ты не знаешь «Редов»? Они же суперзнаменитые! Их по всем музыкальным каналам крутят, и они в топе чартов у старшеклассников!

Да что я поделаю, если их не знаю? Я отвернулся от Хосино, соловьем разливающейся про величие этой группы, и шагнул ко входу в зал.

– Между прочим, музыка потрясает душу! Я плакала над их песнями.

А, так вот почему музыка была для меня под запретом. Родители берегли меня от всего, что может довести ребенка до слез. Некоторые люди плачут от музыки, картин и фотографий. Они не знали, как я отреагирую, и старались по возможности вообще не выпускать меня из дома.

– Так вот. Раньше у них был гитарист Рюдзи, но его в прошлом году не стало. Погиб при пожаре, когда спасал кого-то из пожилых соседей. Ох, как я рыдала… Я была на их концерте прямо перед трагедией, тогда тоже не сдержалась.

Хосино рассказала, что после смерти гитариста группа осталась играть уже в составе трех человек. Раньше все слова и музыку писал Рюдзи, но теперь должность композитора занял вокалист Сёя. Группа переживала череду бурных взлетов и падений.

– «Редов» и раньше слушали, но после Рюдзи на них обратили внимание не только у нас, но и во всем мире. В следующем году у них намечается тур по Европе. Уверена, Рюдзи на том свете очень за них радуется.

– Ого. Здорово.

После гибели гитариста количество просмотров клипов в Сети перевалило за десятки миллионов, и «Ред Стоунз» стали достоянием мировой сцены.

Однако и на этом вдохновенная речь Хосино не закончилась:

– Старшая девочка из нашего киноклуба, Момока-тян[8] – моя подруга детства. Вот она большая фанатка Сёи и очень переживала, что не попадет на концерт.

Так я и узнал имя нашей таинственной старшей участницы. В качестве гостинца я решил прикупить ей что-нибудь с концерта. А тут мы как раз нашли наши места и сели в ожидании начала выступления.

Я даже не заметил, как Хосино вооружилась красным лайтстиком. Впрочем, почти весь зал поменял цвет с помощью светящихся палочек. Верхний свет погасили, и осталось только это алое мерцание. Фантастический и совершенно незнакомый мне вид завораживал.

Прошла пара минут, артисты появились на сцене, и зал взорвался восторгом. Хосино, неистово размахивая лайтстиком, выкрикнула одно из имен. При этом свободной рукой она зажимала рот. Почти тут же зазвучала музыка. Подруга мне на ухо объяснила, что эта песня называется «Ставридка в кляре». Какое, кхм, оригинальное название.

Хосино вообще подробно представляла каждую песню. Мол, вот эта – про безответную любовь, а эта – про смерть лучшего друга, а эта написана по мотивам реального убийства.

И все это для того, чтобы я проникся песнями и расплакался.

Увы, ее план практически не сработал, и глаза у меня даже не увлажнились. Куда больше меня взволновало то, насколько близко Хосино приходилось ко мне наклоняться ради комментариев, поэтому на музыку я внимания почти не обращал.

Сноски