- -
- 100%
- +
ГЛАВА 1. Сегодня
Хьюго
Я не люблю снег. А в середине лета тем более. Я люблю, когда тепло. Можно даже жаркую погоду до одури. Солнце горячее, небо синее, море еще синей, песок желтый. Девушки разноцветные. Лично мне годятся любые. Даже 60+. Я не привередливый. Молоденькие, конечно, лучше. На моей родине возраст согласия – четырнадцать лет. В Империи – шестнадцать. В Столице Империи – восемнадцать. Но там такие фифы живут, на кривой козе не подъедешь. Хотя мне никакая коза не нужна. Я инкуб. Бабы – мое все.
Но снег шел. Падал с бледных небес, словно так и задумано во второй половине лета. Я вытащил руку из окна дилижанса. Снежинки таяли на ладони, оставляя капли воды, словно слезы. Я длинно сплюнул в сугроб на обочине.
– Харчевня скоро? – крикнул я вознице.
– Скоро, – равнодушно ответил он.
Я подмигнул пухленькой купчихе на лавке напротив. Ммм! Поиграю с ней, уж это точно, когда эта хёггова колымага до места доберется. Я чувствовал голод во всех смыслах. И милашка-жена торговца полотном подходила для этого дела абсолютно. Я чуял ее розовую попку в тонких панталонах с крахмальными кружевами. И ямочки на полненьких коленочках в запахе лаванды и присыпке ромашковой от пота. Еще раз: ммм! Я прикрыл веками глаза. Тонкая прорезь в батистовых панталонах стала почти осязаемой. Я мысленно всунул правую руку в святая святых. Погладил, поласкал. Прижал большим и указательным пальцами тугой пульс, а три вложил в жаркую влажную глубину. Раз-раз-раз.
– А-ах! – деревенская дурочка не смогла удержать стона. Закатила глаза и пыхтела, как паровая машина для глажки. Шесть человек в дилижансе уставились на купчиху с любопытством, в том числе и муж. Только я глаз не открыл. Успеется.
Постоялый двор сообщил о себе заранее. У меня тонкое обоняние, тоньше гораздо, чем у хвастунов-парфюмеров. Запах жареного на углях мяса, рыбной похлебки из угря с укропом, пшеничных лепешек со сливками и сладкой клубникой, вываренной в меду. Где они тут берут ягоды под таким снегопадом, хотел бы я знать?
Громоздкая карета остановилась. Я, подняв воротник теплой меховой куртки, и подтянув ботфорты к самому паху, вылез наружу. Я не планировал двигаться через горы и дальше, поэтому сразу подошел к возчику расплатиться. Застал негромкий разговор:
– Перевал закрыли, дядя. Дня три, а то и все пять дороги не будет. Поэтому распрягай лошадок, возничий, да заодно не забудь внести денюжку в общий харч. У нас так принято, да и тебе с помощником выгодно…
Здоровенные мужики оглянулись на меня. Поклонились. Возчик коротко и без почтения, местный бородач наклонил шею низко. На всякий случай. Я знаю таких деревенских хитрованов. При случае зарежут за медяк и будут довольны.
Я перебросил оговоренную плату водителю дилижанса и поторопился в харчевню. Если вся путешествующая орава будет торчать здесь неделю, то надо номер по-бырику приличный занять. Часов через пять-шесть здесь начнут арендовать брикеты сена для скота, только чтобы голову преклонить.
Мила
Я чувствовала себя отлично. Во-первых, Вишня перестала дурить. Нормально шла под новым седлом и не капризничала. Она любит тихую снежную погоду, так же, как и я. Во-вторых, Клара уснула и всю дорогу молчала. Не высовывалась поминутно из кареты и не давала бесконечных дурацких советов-распоряжений. И в-третьих, никто не признал во мне женщину. Фантастически удачно вышло! Благородная юная леди под охраной и в сопровождении брата едет к своему возлюбленному жениху. Класс!
– Госпожа, – понизив голос, чтобы никто не услышал, конюший обратился ко мне, – перевал закрыли. Дальше дороги нет. С вашего позволения, я найму здесь комнаты для вас и вашей…
Тут он совершенно перешел на шепот. Я кивнула, разрешая. Этот огромный взрослый мужчина рождал во мне трепет.
Вскоре комнаты были приготовлены. Здоровяк конюший перенес туда Клару на руках. Та даже не проснулась. Вот это нервы и здоровье! Поскольку мы обе остались без горничных, брать этих болтливых дур на серьезное дело – себя не уважать, я раздела сонную девушку сама. Она что-то бормотала, прикрыв плотно большие глаза веками. Тонкое белье, отороченное вилльерскими прошивками ручной работы, шло ей необыкновенно. Отбеливало гладкую кожу, необъяснимым образом скрадывая красноватый оттенок.
– Спасибо, милая, – проговорила красавица, путая меня с горничной. И нырнула под пуховое одеяло в момент.
Мне спать не хотелось. Все же рисковый кураж гнал адреналин в кровь. Я подошла к хорошего размера зеркалу.
– Что покажешь, старое стекло?
Зеркало осталось к моей подначке равнодушно. Я не рассчитывала особо. Способности к колдовству у меня нулевые. Обидно, конечно. Быть бесталанным человеком в мире, где любая девчонка-горничная способна щелчком пальцев разжечь камин, глупо. И не безопасно. И не всякая горничная может… И все-таки еще раз. Обидно!
Я пригладила щеткой короткие волнистые волосы, надела берет и вышла в коридор.
ГЛАВА 2. Буквально, третьего дня
Хьюго
Есть люди, которым не отказывают. Не тянет, как-то.
Когда четверо мужиков в долгополых рясах окружили меня и велели следовать за ними, я не стал возражать. Метку “Слуга Всеблагой” я отлично чуял на их плечах. Интуиция моя не слабее нюха. Иногда я даже чужие мысли расслышать в состоянии. Но это умение я не развиваю и не афиширую. Слишком хлопотно.
Псы Всеблагой запихнули меня в серый тарантас с задраенными окнами. Расселись по углам и уставились.
– Играешь без денег с серьезными людьми? – открыл рот самый старый из них. Старший, наверняка.
– Нет, – я лучезарно улыбнулся, – я ваще не азартный.
Вчера сидел в холдем с братьями по вере. Не шла карта, хоть тресни.
– Уверен? – слуга Всеблагой холодно усмехнулся.
– Да зачем мне врать, особенно вам, – ответил я максимально честно.
Старший сделал незаметное движение пальцами и трое бойцов ринулись ко мне. Я тут же задрал руки вверх. Через десять минут жизнь моя поменяла направление. Строго на Северную Гряду.
– Не надо никого убивать, – интимно приблизив дыхание к моему уху, говорил начальник, – не вздумай! Барышня – дочь известного, уважаемого и богатого человека. Никакого зверства. Никаких извращений! Девушку просто следует соблазнить и обесчестить. О-по-зо-рить. Чтобы тема королевской свадьбы сошла с повестки дня. Ну, остальное, Болт, тебе не интересно, и не касается.
Воняло от него чесноком. Специально нажрался, серорясый, чтобы я его не сглазил. Чего только люди не придумают! И я терпеть не могу свое юношеское прозвище.
– Моя фамилия…, – начал я было.
– Да кому она нужна? – махнул оскорбительно-небрежно в мою сторону старший.
Я захлопнулся. Все равно настоящей фамилии у меня нет. Я могу присвоить любую. Пес Всеблагой толково и в подробностях изложил план. Если все пойдет, как надо, то в следующую субботу я вернусь в Лучший Город земли. На благословенное Побережье теплого моря.
– Гонорар? – я прищурился.
– Ты охренел, Хёггова нечисть!? Сгниешь в долговой яме! Да тебе свои же голову баранью тупой пилой отрежут…
Сейчас самое время торговаться. Вряд ли у них под рукой имеется еще один молодой инкуб. Тот, которому я вчера продул целое состояние, выглядел лет на двести с гаком.
После битого часа мата, шипения, насмешек, плевания через плечо и в морду, взаимных угроз и бессмысленной езды по городу кругами, мы ударили по рукам. Я получил отпущение долгов и приличные подъемные. А заодно пожизненную камеру в Святой Каталине в случае провала миссии.
Мила
В раннем детстве меня водили к гадалке. Жила тогда странная цыганка на Рыночной площади. Считается, что я помнить не могу, но я помню.
Я помню солнечный день. Я держу маму за руку, и мы идем быстро. Обе закутаны в покрывала. От макушек и до пяток, как жены восточного владыки. Какая я жена? Мне всего года четыре. Мама купила мне красное яблоко в карамели на палочке. Вкуууусно. А гадалка нагадала, что мальчика мама не родит, а я замуж никогда не выйду, а стану монахиней. И посоветовала не убиваться, а взять сироту на воспитание. Мол, в ней-то все дело. В младенце, которого уже буквально в эту самую минуту кладут в почтовый ящик возле Храма Всеблагой Заступницы.
Так вот. Ничего из этого предсказания не сбылось. Мой брат родился вовремя и здоровый абсолютно. Теперь ему восемнадцать, он совершенно невыносимый столичный сноб. Торчит в свите Принца и возвращаться в родную провинцию не собирается. Сирота воспитана и упитана. Я сейчас думаю, что цыганка нарочно наплела моей маме небылицы, чтобы пристроить младенца в добрые руки. Впрочем, Клару я люблю, она мне, как младшая сестра. И да! Я выхожу замуж за Принца. Так что провалилась уважаемая цыганка по всем пунктам.
Почему вспомнилась старая история? Я оглянулась на дверь нашего номера. Все тихо. Если Кларисса уснула всерьез, то ее можно вынести вместе с мебелью, вещами – она не заметит. Как любит повторять наша няня: “дочь аптекаря, она и есть дочь аптекаря”. Почему аптекаря? Этого добрая женщина объяснить не могла.
А! Я поняла, в чем дело.
Чего только не предсказывали по поводу моей помолвки с Эриком. Каких только опасностей не предполагали! Ведь он наследник престола, и конкуренция в невестах у него бешеная. Ничего не сбылось. Никаких тайных убийц и подметных писем. Никто не пытался нас поссорить, подсовывая компромат в обе стороны. Ничего. Милое поздравление от его матери, и пожелание как можно скорее познакомиться. Все чинно, мирно, очень вежливо. Гладко. Меня ждут во дворце на Большой летний праздник.
Это я придумала переодеться парнем, а Клара вызвалась изображать невесту. Гарри, наш конюший, по прозвищу Сердитый, покачал головой на маскарад, но вслух возражать не стал. И правильно! Мне скоро двадцать два года, я достигла всех мыслимых границ совершеннолетия. Можно я как-нибудь постараюсь и справлюсь с путешествием сама?
Навстречу по коридору шел мужчина. Черные волосы, бледная кожа, кружево белой рубашки под тонкой меховой курткой. Стройные ноги. Высокие ботфорты. Поравнявшись, он повернул голову ко мне и посмотрел. Синие глаза. Хищный нос, скулы и мягкий рот. Тут от него пришла волна. Энергия. Чужая, густая, вкусная, как шоколад. Такая же сладко-горькая. Опасная и манящая сразу. Я зажмурилась и по инерции сделала вперед несколько шагов.
Не будь дурой, Ми, не оглядывайся! Велела я себе.
И оглянулась. Незнакомец сделал то же самое. Сложил губы в усмешку. Коротко кивнул. Две секунды. Я помчалась по лестнице вниз, звонко стуча каблуками сапог. Позади хлопнула дверь. Он остановился в соседнем номере?
ГЛАВА 3. Кто?
Хьюго
Какая она смешная, эта Ми! Да уж не будь дурой, малышка Ми, а то дяденька Хью разглядит, как следует, что ты прячешь в своих панталончиках. И это не мальчишеский писюн, точно. Впрочем, девственной плевы я тоже не учуял. Странно. Я машинально пожал плечами. Очень странно. Как-то ни то, ни се. Как это может быть? какой-то умелец начал дело и бросил на полдороге?
Я вытащил из кошелька медальон на цепочке. Предполагалось, что он мне поможет опознать невесту Принца. Откинул крышку. Посмотрел. На бледно-голубом фоне делала губки бантиком девица. Блондинка. Все. На этом отличительные черты заканчивались. Глаза, нос, рот у портрета были. Даже ушки. На этом все. Сто тысяч мильонов таких поделок лепят умельцы-ювелиры. Отличаются они только мастью.
Я поднес безделушку к носу. Тонкий девичий аромат, изрядно затоптанный другими отпечатками пальцев и тел. Но чей? Носила ли собственный портрет на шее пресловутая невеста? Не факт, да и зачем бы ей? Такие вещи дарят обычно. И как он к слугам Всеблагой попал? Много вопросов. Слишком много. И я не сыщик, разгадывать загадки не умею и не хочу. Одним словом, наверняка известно одно. Девица должна быть здесь на постоялом дворе. Потому что по этой дороге ей просто негде быть. Снегопад мне в руку. Или на руку.
Я стал спускаться по лестнице. Большой обеденный зал шумел многими голосами. Чавкал, стукался чарками и кружками. Выпивал и закусывал. Здоровенный камин гудел, пожирая колотые березовые чурки. Возчики, возницы, кассиры дилижансов, пассажиры с крыш и запяток, те, что попроще, развешивали, распластывали к огню ближе зипуны, куртки, плащи на просушку. В воздухе стоял густой лошадиный дух. Я крякнул. Как я собираюсь вычислить невинную девицу в этом народном супе?
Двери в малый «господский» зал стояли плотно прикрытые. Ладно.
Мила
Я приказала Сердитому Гарри сесть за стол вместе с нами. Это в отцовском дворце конюший стоит за креслом суверена. Здесь мы в дороге.
– Без чинов, Гарри! – прошипела я. Взрослый мужчина подчинился.
– Мы же не уйдем сразу после ужина, да? – Клара вытянула шею, чтобы услышать мой ответ. Но взгляд! Взгляд ее жадно разглядывал присутствующих.
И неудивительно. Она впервые путешествует так далеко от дома. И как! Как взрослая дама. Приказывает и сама выбирает меню. О как!
Хотя, если быть до конца честной, я самостоятельно выбралась из дома в третий раз в жизни. И уже мечтаю, что бы люди Принца во главе с моим братом появились на постоялом дворе побыстрее. Слишком много посторонних. Бедных, богатых. Старых, молодых. Разных. Непривычных. Успевает ли следить за ними Гарри и его люди? Я вспомнила незнакомого мужчину в коридоре второго этажа. Странный тип. Рядом с таким особенно остро чувствуешь, как далеко до родного безопасного дома.
Я запретила себе ныть и пугаться каждого чужака. Выпрямила спину. Заломила берет на затылок. Я аристократический отпрыск Высокого Дома Королевства. Могу сидеть за столом при дамах в шляпе.
Чистой публики хватало. Каре из столов заполнено всклянь.
– Микочка, ну мы ведь останемся? Да? Я слышала, что в такие вечера гости в тавернах засиживаются допоздна и развлекают друг друга интересными историями, мы ведь не уйдем? – громким шепотом, торопливо и испуганно-весело уговаривала меня Кларисса.
Конечно, не будь рядом со мной Клары, я бы даже на секунду не задумалась, оставаться или нет. но она в своем шелковом нежно-лиловом платье привлекала слишком много внимания. И хорошенькая она барышня, с этим уж точно не поспоришь.
– Я могу сесть за ваш стол, господин? – раздался приятный баритон.
Почему я сразу догадалась кому он принадлежит? Я поспешно вскинула голову.
Брюнет в ботфортах и дорогой шубе обращался не ко мне.
Сердитый Гарри медленно поднялся на ноги и выпрямился во весь свой немалый рост. И все равно осталась пара-тройка сантиметров за нахальным чужаком.
– Имею честь рекомендоваться. Хьюго Ламберт. Дворянин.
Он слегка поклонился. Распахнул куртку, продемонстрировав кружевную сорочку, расстегнутую до самого пояса узких черных штанов. Безволосая грудь, левый плоский сосок, мышцы пресса, глубоко втянутый пупок. Высокие, под самый корень ботфорты облегали сильные стройные бедра. Внушительная гроздь, плотно обтянутая рейтузами выдавалась бесстыдно вперед и сомнений в серьезных производительных качествах и намерениях господина Ламберта не оставляла. Я не рискнула оглядываться, затылком чуяла, куда заточены взгляды всех дам. Не дожидаясь разрешения, мужчина уселся напротив Клары. Перевел взгляд на ее лицо. И больше не снял. Впервые в жизни я узнала, что некоторые поговорки можно понимать буквально. Господин Ламберт положил глаз на бедную Клариссу.
Она немела, бледнела, краснела, куска хлеба не могла проглотить, глотка вина не смела выпить. Только приворожено глядела на брюнета напротив. Тот спокойно ел. Ее неестественное внимание ничуть не мешало уверенному в себе мужчине лопать радужную форель на гриле с овощами.
Я растерялась. Я не знала, как поступить. Устроить скандал, так вроде бы ничего не происходит…
В какой-то момент Клара словно вынырнула из дурмана. Повернулась ко мне и обессиленно сказала:
– Пойдем спать, пожалуйста. Я очень устала.
Губы господина Ламберта раздвинулись в усмешке. Он отвернулся и велел налить себе еще вина.
– Я лягу поперек двери, – заявил Гарри, – а ребята устроятся в гостиной.
Я согласилась. Пятеро охранников заняли места у дверей и окон. Я раздела Клару и разделась сама. Мы легли в мою кровать, обнявшись, как сестры. Как в детстве держались друг за друга, начитавшись страшных сказок. За гляделками негодяя Ламберта я совершенно ничего не съела. Но усталость победила голод. Засыпая, я видела, как Сердитый Гарри читал небольшую книжицу под светом яркой луны.
ГЛАВА 4. Промазал!
Мила
Я проснулась от звука. Тихая приятная мелодия. Откуда? Флейта, скрипка, клавесин. Клавесин особенно изумил. Дорогой инструмент, встречается в замках, дворцах, да и то не во всех. Я три года обучалась игре на клавесине. Считается, что у меня талант, но я не верю. Я ж не глухая. Тот, кто исполняет ночную мелодию владеет настоящим мастерством. И скрипач. И флейтистка. Почему я решила, что на флейте играет седая миниатюрная дама в траурном платье?
Что за мура лезет в голову? Я резко села. Музыка продолжилась. Место на подушке рядом пустовало. Клара! Корова волоокая! Он ее все-таки приворожил, колдун проклятый!
Я вытащила из-под подушки миниатюрный самострел. Да! я не так проста, как кажусь. Я натянула галифе, запихав в широкие штаны ночную рубаху.
Луна взошла. Я мысленно сверилась с календарем. Третий час утра. Я получила хоть домашнее, но весьма приличное образование. Для девицы моего статуса, даже чересчур.
Конюший спал у порога, свернувшись калачиком, как маленький ребенок. Книжка его лежала рядом. Я бесшумно подошла и подняла толстенький томик. “Все об инкубах и суккубах. Издание семисот-ое, дополненное”. Подивившись выбору конюшего, я обошла его скрюченное спящее тело и скользнула за дверь. Музыка в голове звучала ненавязчиво плавно. Интересно, слышит ее еще кто-нибудь?
Дверь в соседний номер была приоткрыта. Словно приглашала зайти. Я подобралась на цыпочках. И балету меня учили в детстве. Я застыла на кончиках пальцев и заглянула внутрь. Тяжелый огнестрел холодил бедро и давал чувство храброй уверенности.
Хьюго
Я не особенно люблю девственниц. Вечно пищат, жалуются, и требуют жениться. Толку от них как от партнеров, за редким исключением, никакого.
Прелестная малютка Милена девственницей не была. Разумеется, я подстраховался на этот случай. В яркий момент страсти уколол булавкой подружку в нежное местечко между стройных ножек. Заткнул ранку кружевной сорочкой. Получилось вполне правдоподобное пятно. На миг сделалось противно: никогда до этого не прогибался перед псами Всеблагой. И через секунду простил себя. Не торчать же на самом деле вечность в Святой Каталине, если златовласка честь свою для меня не уберегла.
Мы чудесно поладили к общему удовольствию. Я не стал будить ее до конца, подозревая, что она страшно болтлива, как все девчонки. Не хватало еще, что бы на звук сюда явился здоровенный охранник или ее псевдобратец в берете.
– Я хочу целовать тебя везде, любимый, можно-можно-можно, – шептала горячо малышка, раскрепощенная моей магией абсолютно. Я великодушно кивнул.
Мы устроились в широком кресле посередине комнаты. Щедрая луна позволяла видеть красавицу в подробностях. Я отправил ее на колени перед собой.
– Знаешь, как собачки делают язычком? Быстро-быстро лижут все вкусное и сладкое. Вот так, – я, смеясь, показал, как, – вот так, умница!
Я убедился, что подруга меня поняла, приподнял себя и подставился быстрому горячему касанию. Слюни текли рекой и капали. Несостоявшаяся чья-то невеста полировала мои яйца с хлюпом. Щекотно бешено, я ржал и терпел. Сколько мог.
– Все. Погоди, милая.
Я поймал барышню за подбородок и придержал, заставив замереть. Провел болезненно тугой головкой по мягким губам. Мммм! Этот момент я особенно люблю!
– Открой ротик, дорогая, сделай мне приятное.
Я слегка подправил ее позу, чтобы лучше смотрелось со стороны. Я ведь тоже своего рода художник. Длинные волосы блондинки сверкали в золотом свете луны и колыхались в такт фрикциям, метя кончиками по ковру песчинки и мелкий мусор. Шаги в коридоре. Наконец-то! Я шире распахнул халат и расставил ноги.
Мила
По лестнице кто-то поднимался, я услышала звон железных набоек по ступенькам и шуршание длинной юбки. Ничего не оставалось, как нырнуть внутрь чужого номера. Мне повезло: сразу за дверью обнаружилась вешалка с одеждой. Я обхватила ночнушку руками, как могла, чтоб не выдала белизной и нырнула в чужие вещи.
Человек в юбке и подкованных сапогах остановился в двух шагах от меня. Вздохнул почему-то тяжело и притворил за собой дверь.
Из комнаты донеслись странные звуки. Как будто кто-то без ложки, через край хлебал из миски горячий суп. Откуда здесь суп? Я отказывалась верить своим ушам.
– Какая гадость, нечестивый! Сейчас же прекрати! Имей уважение к моему сану! – грубый немолодой голос приказывал. Возмущение и брезгливость.
– Плевал я на твой сан. Вот баба, вот кровь. Если надо, то я повторю шоу для зрителей. Что скажешь? В расчете? – баритон соседа не узнать невозможно. Ухмыляется.
– Да угомони ты ее, извращенец!
– Завидуй молча, серорясый!
Они орали шепотом.
Я выглянула из-под шубы в комнату.
Я выросла в большом дворце, набитом господами, слугами, охранниками, торговцами, рабочими и, Всеблагая ведает, кем еще. Я знаю, что такое минет. Бедняжка Клара была похожа на живую рыбу, насаженную садистом поваром на шампур. Ладно. На счастливую рыбу. Может быть даже, на самую счастливую.
Господин Ламберт поймал Клариссу за подбородок, аккуратно вынул себя из замершего неподвижно рта. Сказал:
– Посиди спокойно, детка, отдохни.
Он взял ее ладошки и сложил в молитвенном жесте на обнаженной груди девушки. Потом собрал волосы и разложил по плечам так, чтобы они укрыли Клару золотым плащом.
– А? Как вам, уважаемый слуга Всеблагой? Красиво?
Он ухмылялся, издевался и гордился одновременно.
Кларисса застыла на ковре прекрасной статуей.
Меня затрясло от возмущения. Какая сволочь! Гад! В куклы он играет живыми людьми! Маньяк!
– Это не она, – проговорил взрослый мужчина в монашьем одеянии, – ты промахнулся, Болт!
ГЛАВА 5. Договор
Хьюго
Что-то такое я подозревал. Уж слишком дело гладко пошло. Но надеялся проскочить. Неназываемый любит подшутить над человеком. Я, правда, не человек. Да в данном случае, какая разница? Я мужчина.
– Не та?! – возмутился я почти искренне.
Доктор Мартин, так, проболтавшись, назвал его один из подчиненных, тяжело вздохнул и принялся объяснять. Почему златовласка не тянет на невесту принца. Я в оправдание предъявил медальон с портретом. Слуга Всеблагой болезненно поморщился. Он сегодня открыто демонстрировал, насколько ему не нравится возложенная на него миссия. Почему? Сутки назад зануда Мартин собой гордился. Флюгер развернулся на оси? Брысь, вопросы! Я не занимаюсь разгадками чужих мотиваций. Я гениальный индикатор и генератор похоти. Я чую ее на расстоянии. Пью, ем, режу в куски. Остальное – без меня.
Где-то в районе входных дверей я услышал шорох. Что?
Мила
Я сидела под вешалкой тихо, как мышь. Вдыхала сумасшедший аромат одежды хозяина номера и подслушивала. Мелодия в моей голове сделалась едва слышной и украсила себя ироничным барабанным ритмом, словно насмехалась надо мной. Или сама над собой.
– Как же я ее найду? Или мне перетрахать всех здешних девок от… Сколько лет невесте? – проговорил раздумчиво Ламберт.
– Точных данных нет. вроде бы около двадцати. Натуральная блондинка, девственница – это достоверные сведения, – голос человека в юбке не отличался уверенностью.
– Слишком расплывчато. Рост? Цвет глаз? Худая, толстая?
Господин соблазнитель явно не хотел снова в лужу. Решил подойти к делу серьезно. Задавал вопросы. Его собеседник не знал ответов. Ну и парочка заговорщиков! За ужином, при свете ламп в столовой, мсье Ламберт выглядел куда как сообразительнее.
– Да! Скорее всего она могла поменяться платьем со своей горничной! – счастливо осенился мыслью старший мужчина, – наш человек докладывал, что объект обожает театральные спектакли, сама ставит различные представления. Да! Она определенно могла затеять маскарад. Ищи среди горничных, Болт!
– Ага! Двадцатилетняя горничная-девственница, – знакомо похабно заржал Ламберт, – если такое чудо здесь есть, я обнаружу его еще до обеда. И не называй меня Болт, серорясый!
– Да как же тебя называть, нечисть? – презрительно фыркнул монах.
– Я господин Хьюго Ламберт.
– Я мессир доктор Мартин.
Они не подали друг другу руки. Просто глядели в упор минуты три. И разошлись.
Мимо меня прошуршал тяжелый подол, и процокали каблуки. Я видела массивный перстень с прозрачным камнем – символ служения Всеблагой, на среднем пальце правой руки священника.