Агенты «Аль-Каиды»

1. Оперативный состав

По асфальтированным дорожкам учебного центра на разрешенных десяти километрах в час медленно ехала черная «Волга». В случае необходимости мощный форсированный двигатель мог легко развить скорость и до двухсот километров в час, хотя весила машина втрое больше базовой заводской модели. Сходство с горьковским оригиналом было лишь внешним. Во всем остальном это совершенно другой автомобиль. За внешней металлической обшивкой дверей и крыльев скрывались прочнейшие титановые пластины. Днище устилал десятисантиметровый пласт кевлара. Второй такой же пласт располагался между мягкой внутренней обшивкой и металлической крышей. Автомобильные стекла представляли собой многослойный стеклопакет в палец толщиной, обклеенный светоотражающей пленкой, не позволяющей снаружи заглянуть в салон. Колесные диски были снабжены устройством подкачки шин и системой впрыска быстро отвердевающего полимерного состава для заполнения возможных пробоин автомобильных покрышек. Все эти меры были призваны обезопасить водителя и пассажиров машины от интенсивного огня стрелкового оружия, осколков противопехотных и минометных мин, ручных и реактивных гранат и позволить покинуть зону обстрела. Для вызова подкрепления, боевого охранения, группы эвакуации или просто отдачи экстренных приказов в машине была установлена система кодированной радиосвязи, исключающей возможность радиоперехвата и их дешифровки. Для отражения внезапного огневого нападения в кузове машины были проделаны открываемые бойницы, а под сиденьями водителя и пассажиров неизменно находились четыре специальных девятимиллиметровых автомата с полным боекомплектом.

Но сейчас стекло сидящего на заднем сиденье пассажира было чуть опущено, и через приоткрытое окно проникал прозрачный весенний воздух. Сейчас можно было не опасаться нападения, потому что вокруг были друзья. Сидящий за рулем водитель неторопливо крутил баранку. Расслабился и подобрел лицом расположившийся на переднем сиденье адъютант-телохранитель. А сидящий за его спиной плотно сбитый сорокапятилетний мужчина откинулся на отнюдь не мягкое, а достаточно упругое кожаное сиденье и с удовольствием вдыхал запахи тающего снега и прелой прошлогодней травы, обнажившейся на проталинах. Легкий ветерок обдувал его коротко подстриженные седые волосы.

В жизни ему приходилось дышать смрадом камбоджийских и никарагуанских болот, вдыхать каменную пыль афганских гор и раскаленный воздух ливанской пустыни. Он на себе испытал, как разъедает глаза и кожу едкий дым горящей нефти, вытекающей из взорванных резервуаров грозненской нефтебазы, как наливается свинцом голова и слипаются веки от смрада пылающих плантаций опийного мака в горных долинах Афганистана, как прожигает экипировку капающий с ветвей никарагуанских джунглей горящий напалм. За двадцать лет службы в частях специального назначения генерал-майор Углов хорошо узнал, что такое запах крови, хлещущей из раны простреленного тобою навылет или насаженного на боевой нож врага. Но сейчас генерал Углов ни о чем не вспоминал, просто радовался встрече со своими старыми и новыми друзьями.

Они отвечали ему тем же. Увидев приближающуюся машину начальника управления, офицеры останавливались и, отдав честь, приветствовали командира подразделения сдержанными, но от этого не менее радушными улыбками. Для всех бойцов и командиров управления «В», как в официальных документах ФСБ именовалось созданное еще в 1981 году легендарное подразделение «Вымпел», генерал Углов был своим. И все без исключения бойцы «Вымпела», от новичков до ветеранов, воспринимали его прежде всего как боевого товарища и уже затем как командира.

Владимир Углов пришел в создаваемый в системе КГБ совершенно секретный отряд специального назначения для проведения операций за пределами СССР в «особый период» с первым призывом еще старшим лейтенантом и с тех пор ни разу не изменял ему. Даже когда в 1994 году уникальное диверсионно-разведывательное подразделение передали в структуру МВД, он не ушел из отряда, не бросил «Вымпел» и всячески подбадривал оставшихся в отряде бойцов. Остался, хотя многие офицеры, оскорбленные непониманием и безразличием к судьбе отряда со стороны руководства страны, уходили из «Вымпела» в другие силовые структуры или вообще увольнялись со службы. Верность Углова родному подразделению оценили и офицеры «Вымпела», и руководство Федеральной службы безопасности, когда назначило его командиром вновь возвращенного в ФСБ отряда…

«Волга» начальника управления проехала мимо общежитий и офицерских казарм жилого городка, миновала корпуса учебных классов, крытый бассейн для тренировок боевых пловцов, построенный по принципу бомбоубежища подземный тир для стрельбы из различных видов оружия и свернула к открытому стрельбищу, но, не доехав до него, притормозила у полигона с различными типами полос препятствий. По приказу генерала водитель остановил машину у наблюдательной вышки, возле которой прогуливались четверо молодых офицеров, одетых в зимнюю полевую форму, в звании от капитана до майора. «Призывники», – мысленно заметил генерал Углов, взглянув из окна машины на сосредоточенно расхаживающих у наблюдательной вышки офицеров. Ветераны «Вымпела» таким словом называли всех бойцов последнего призыва, независимо от их воинских званий. Пройдет год или два, в отряд придут новые бойцы, и пополнение предыдущего призыва перейдет в разряд «стариков», а до этого момента им всем именоваться «призывниками». Командир «Вымпела» знал, что все без исключения бойцы последнего призыва прошли через Чечню. Одни побывали там еще во время службы в своих прежних подразделениях, другие оказались там уже в качестве бойцов «Вымпела». Но таких в последнем призыве было немного. С момента создания «Вымпела» в отряд набирали только лучших из лучших. А настоящие солдаты никогда не пытаются отсидеться в тылу, если в стране идет война. И неважно, как она называется: контртеррористической операцией или локальным вооруженным конфликтом. Если Отечество в опасности, солдат идет его защищать, если он, конечно, настоящий солдат. Во всяком случае, так считал генерал Углов, хотя у многих нынешних российских военачальников его откровенная убежденность могла вызвать лишь улыбку.

Открыв дверь, командир «Вымпела» легко выбрался из машины. В кругу друзей он мог позволить себе небольшое отступление от правил безопасности: выйти из машины раньше телохранителя. Генерал-майор Углов и сам по себе представлял весьма грозную боевую единицу и лет пятнадцать назад приравнивался к мотопехотному взводу вероятного противника. С той поры немало воды утекло. Владимир Углов сменил майорские погоны на погоны генерал-майора, но и сейчас он мог вести одновременный бой с несколькими хорошо вооруженными противниками. Причем при отсутствии у этих противников специальной диверсионной подготовки победа однозначно осталась бы за сорокапятилетним генералом.

При виде выбравшегося из подъехавшей «Волги» генерала бойцы у смотровой вышки синхронно замерли по стойке «смирно». Единственный среди них майор собрался отрапортовать начальнику, но его опередил стремительно вышедший из дверей смотровой вышки полковник:

– Четвертая оперативно-поисковая группа прибыла для выполнения практических занятий на полосе препятствий.

– Товарищи офицеры! – приветствовал командир отряда собравшихся у полигона бойцов, после чего пожал руку командующему ими полковнику, являющемуся начальником оперативного отдела управления «В» и одновременно одним из преподавателей учебного центра.

– Разрешите начать занятие, товарищ генерал?! – по уставу обратился полковник-преподаватель к прибывшему в учебный центр командиру «Вымпела».

Полковник Бондарев и генерал-майор Углов знали друг друга без малого пятнадцать лет. Долгое время, до того как Углов был назначен командиром отряда и получил вышитую звезду на беспросветный погон, оба ходили в одном звании. Поэтому между собой, даже в присутствии других офицеров, разговаривали на «ты». Однако сейчас, чтобы подчеркнуть важность момента для собравшихся на полигоне бойцов «Вымпела», Бондарев избрал официальный тон.

– Приступайте! – Углов утвердительно кивнул головой.

Они дружили семьями, хотя и внешне, и характером мало походили друг на друга. Углов – поджарый и подтянутый, с отточенно быстрыми порывистыми движениями и проницательными глазами на сужающемся к подбородку лице. Бондарев, на полголовы ниже своего начальника, но шире его в плечах и бедрах, имел типичную коренастую фигуру борца. Из-за своей крупной, бритой почти налысо головы, короткой мускулистой шеи и широкого округлого лица он производил впечатление медлительного увальня, что являлось в корне неверным. Мастер спорта по самбо Бондарев одно время прочно удерживал звание лучшего рукопашника подразделения. Несмотря на свою стремительную реакцию, полковник Бондарев был ярым противником поспешных действий и никогда не торопился с принятием решений. Он обладал вдумчивым умом и мог держать в голове множество мельчайших деталей, поэтому спланированные им операции отличались исключительной продуманностью и поразительной слаженностью действий всех участвующих бойцов. Зная не понаслышке хватку своего старого друга, Владимир Углов, возглавив «Вымпел», назначил полковника Бондарева начальником оперативного отдела.

– Майор Аникин, капитан Федотов, на исходный рубеж! – распорядился Бондарев, обернувшись к офицерам, и, взяв прибывшего начальника под локоть, уже другим тоном сказал: – Пошли посмотрим.

– Что ты меня, как девку, за руку поддерживаешь?! – тихо, чтобы не услышали оставшиеся на месте бойцы, возмутился командир подразделения. – Или боишься, что я на лестнице ноги переломаю?!

Бондарев убрал руку и сдержанно усмехнулся. Ему всегда нравился незамысловатый и откровенный, как и сам начальник подразделения, генеральский юмор. Впрочем, полковник и сам не остался в долгу:

– Ну да. Ты в госпиталь. Меня на твое место исполняющим обязанности. А я командовать страсть как не люблю.

Последняя фраза была произнесена, когда Бондарев вслед за Угловым вошел внутрь выстроенной на границе полигона башни и по крутой железной лестнице начал подниматься на смотровую площадку, расположенную на высоте десяти метров от земли. Офицеры уже заняли обозначенные позиции на исходном рубеже. Убедившись в этом, Бондарев взял с полки потертый и местами поцарапанный, но вполне исправный морской бинокль и протянул его Углову:

– Надо?

– У меня свой, – с наигранным высокомерием ответил начальник управления и извлек из захваченного из машины матерчатого чехла натовский полевой бинокль, столь любимый за свою компактность в диверсионно-разведывательных подразделениях.

Углов поднес бинокль к глазам, и замершие вдалеке человеческие фигурки приблизились настолько, что командир отряда смог разглядеть выражение их лиц.

– Давай сигнал, – обратился он к стоящему рядом преподавателю.

Бондарев взял в руки сигнальный патрон и, отвинтив с него металлический колпачок, дернул за капроновый шнур. С оглушительным свистом над смотровой вышкой взвилась в небо сигнальная ракета, и выжидавшие на старте бойцы устремились вперед по двум параллельным маршрутам трехкилометровой полосы препятствий. Продолжая следить за бегущими по изобилующему ловушками и преградами полигону офицерами, Углов спросил:

– Полагаю, ты уже определил кандидатов на роль командира группы.

Бондарев хитро улыбнулся и утвердительно кивнул, но, сообразив, что начальник не видел его жест, поспешно сказал:

– Федотов и Овчинников.

– Овчинников – это тот, кто участвовал в освобождении траулера, мастер спорта по парашютному спорту? – вспомнил генерал. – Грамотный и отлично подготовленный офицер.

– Прикажете отменить проверку?

Отняв от глаз бинокль, Углов повернулся к начальнику отдела:

– Значит, считаешь – Овчинников недостоин?

– Почему, – возразил Бондарев. – Они все достойны. Поэтому и проводится проверка, чтобы выбрать лучшего.

Командир подразделения задумчиво покачал головой, затем вновь вернулся к наблюдению за тем, что происходило на полигоне. Испытуемые только что преодолели «лесные завалы» и приступили к форсированию стремительной «горной реки». Капитан Федотов на несколько метров опережал своего соперника. Вновь опустив бинокль, генерал Углов неожиданно сказал:

– Ты знаешь, американцы вновь отказали нашим в выдаче Мартынова. Заявили, что российская прокуратура не представила достаточных доказательств для его ареста и экстрадиции.

– Шантаж, вымогательство, организация заказных убийств и захвата гражданского судна – всего этого американцам мало?! – возмутился Бондарев.

Генерал Углов грустно усмехнулся:

– В Лос-Анджелесе Мартынов живет, как добропорядочный гражданин. И американцам нет дела до того, что он совершил в России.

– Конечно, они ведь мнят себя хранителями «демократических ценностей», защитниками прав и свобод личности. Только трактуют их так, как им в данный момент удобно, – Бондарев тяжело вздохнул. – Прокуратуре надо было арестовать Мартынова еще тогда, когда его бандиты захватили траулер, а не дожидаться, когда он выедет в Штаты, чтобы потом добиваться от американцев его экстрадиции. Организация вооруженного захвата судна, разве это не повод для ареста?! А то что получилось: наши парни отбили траулер у мартыновских бандитов, освободили команду и сдали пиратов следователям, а те их на третий день выпустили! Согласно протоколу вместо автоматов, которые наши парни у них изъяли, они были вооружены помповыми ружьями, заметь, принадлежащими им на законном основании. Вооруженный захват траулера превратился в конфликт за право собственности. В итоге, натуральные пираты оказались на свободе, а их организатор преспокойно убыл в США и живет там, судя по всему, припеваючи.

– У меня вообще создалось впечатление, что мартыновские бойцы не хотели выходить на свободу, пока наше подразделение не вылетело из Владивостока обратно в Москву, – заметил генерал Углов.

– Потому что только нас и боятся! А на закон и следствие плюют! – поддержал его Бондарев. – Ладно, хватит об этих мерзавцах. Дай срок, они за все ответят. Посмотрим лучше, что у нас делается на полигоне.

Он приложил к глазам морской бинокль, который перед этим предлагал командиру отряда. Углов вновь воспользовался привезенным с собой натовским биноклем. Оба начальника увидели, как по натянутому тросу Федотов и Аникин преодолели заполненный водой ров и нырнули в лабиринт, состоящий из сваренных между собой стальных труб и переплетений колючей проволоки. Отрыв Федотова сократился до минимума. Но когда капитан уже вырвался из лабиринта, а майору оставалось преодолеть последние метры, за его спиной с резким воем взвилась в небо красная сигнальная ракета. Полковник Бондарев повернулся к начальнику управления:

– Майор Аникин подорвался на установленной растяжке и выбывает из дальнейшей борьбы.

Командир «Вымпела» лишь молча покачал головой.

Через несколько минут капитан Федотов закончил прохождение полосы препятствий. Вслед за ним финишировал и майор Аникин, крайне раздосадованный своим результатом. Подрыв не замеченной им сигнальной мины лишил его всякой надежды возглавить оперативно-поисковую группу.

– Кирсанов, Овчинников, на исходный рубеж! – объявил начальник оперативного отдела, перегнувшись через ограждение смотровой площадки.

Двое ожидавших своей очереди офицеров бегом отправились к началу полосы препятствий. Бондарев подождал, когда они займут исходные позиции, после чего взял в руки еще один сигнальный патрон и, дернув за шнур, выпустил в небо очередную красную ракету. Два капитана на исходном рубеже сорвались с мест и устремились к финишу. Капитан Овчинников уже на первых метрах вырвался вперед, и по мере преодоления полосы его отрыв постоянно увеличивался. Генерал Углов с явным удовольствием наблюдал за ним. Когда Овчинников добежал до заполненного водой рва, его отрыв от соперника составлял более ста метров. Он ловко обвил ногами натянутый над водой трос и, интенсивно работая руками, заскользил по нему на противоположный берег. Спрыгнув на землю и оказавшись перед «лабиринтом», он сместился на несколько метров влево, затем вправо и, очевидно, наметив себе маршрут, нырнул в хитросплетение стальных труб, колючей проволоки и растяжек сигнальных мин. Наблюдающий за ним начальник управления затаил дыхание. Лавируя между препятствиями, капитан Овчинников уверенно продвигался вперед. И когда он, не потревожив ни одной сигнальной мины, вырвался из лабиринта, генерал Углов облегченно перевел дыхание. За стальным лабиринтом, который бойцы «Вымпела» прозвали «паутиной», находился макет полуразрушенного двухэтажного деревянного дома, где по шатким деревянным конструкциям нужно было взобраться на второй этаж, а затем спрыгнуть оттуда вниз, на утрамбованный до состояния камня снежный наст. С внешней легкостью Овчинников преодолел и это препятствие и, спрыгнув с полуразрушенных стропил, перекувырнулся через плечо, чтобы смягчить удар о землю, и вновь оказался на ногах. Когда он, безупречно пройдя все препятствия, наконец финишировал, опередив своего соперника почти на целую минуту, командир «Вымпела» с довольным видом повернулся к начальнику оперативного отдела:

– Овчинников на тридцать секунд улучшил время Федотова.

– На тридцать четыре, если быть точным, – с невозмутимым видом поправил его полковник Бондарев. – Но на заключительном этапе соревнуются двое кандидатов, прошедших полосу препятствий без ошибок и показавших на финише лучшее время.

– Федотов и Овчинников?

Начальник оперативного отдела утвердительно кивнул.

– Ладно, командуй, – согласился Углов. – Я подожду здесь.

Оставив командира наверху, Бондарев спустился к подножию смотровой вышки и, дождавшись возвращения второй пары проходивших полосу препятствий офицеров, распорядился:

– Капитан Федотов, капитан Овчинников, полоса номер три. Снаряжение: автоматы «вал», высотная экипировка, муляжи ножей. Напоминаю: при опоздании кандидата более чем на тридцать секунд на ножевой спарринг он считается проигравшим. Все, получайте снаряжение и на исходную. Старт через три минуты.

Получившие последние указания капитаны бегом бросились на пункт выдачи снаряжения и боепитания. Начальник отдела с улыбкой посмотрел им вслед, а затем направился к смотровой вышке.

2. Кандидат на должность

командира оперативно-поисковой группы

капитан Овчинников

В первую пару Бондарев поставил Вальку и Дмитрия Аникина. Я, конечно, болел за Вальку и, когда он, в отличие от Дмитрия, безошибочно прошел «паутину», радовался его победе, как своей собственной. Правда, когда я сам обошел на полосе Сашку Кирсанова, то понял, что в финале мне будет противостоять очень серьезный соперник.

С Валькой Федотовым я познакомился без малого два года назад, когда пришел в «Вымпел». Он уже служил в отряде, правда, всего несколько месяцев. Можно сказать, мы с ним из одного призыва. При нашей первой встрече он мне совсем не понравился: задумчивый, хмурый. Мне больше по душе веселые, жизнерадостные мужики. Я и сам такой. Но когда мы с Валькой оказались в одной казарме, на соседних койках, я узнал, какой это замечательный парень. На тренировках, особенно в первые дни, мы все уделывались, как бобики. А когда возвращались в казарму, меня начинала грызть досада, оттого что не могу уложиться в элементарный норматив, который «старики»-вымпеловцы выполняли, казалось, вообще без напряжения. А ведь в своем воздушно-десантном полку я считался лучшим командиром взвода. От отчаяния я уже готов был подать рапорт о переводе в прежнюю часть и, наверное, так и сделал, если бы не Валька. Это он сумел внушить мне веру в себя. Заставил обидеться на себя, на свое нетерпение, на свою слабость и в конце концов победить – взять, вытянуть этот проклятый норматив и встать в один строй с ветеранами «Вымпела».

А потом нас отправили в Чечню. Для меня это была уже третья командировка к «духам», но то, чем мне приходилось заниматься в Чечне и как командиру десантного взвода, и как замку[2] разведроты во время двух предыдущих командировок, по сложности задач не шло ни в какое сравнение с заданием «Вымпела». Прежде мы охраняли автоколонны, проводили зачистки да несколько раз высаживались с «вертушек» на горные базы и лагеря боевиков. Задача «Вымпела» оказалась предельно конкретна – очистить Грозный от вражеских диверсионных групп. Вот так, ни много ни мало! Я к тому времени был уже не новичком на чеченской войне (как-никак два раза по полгода провел на блокпостах, в рейдах, секретах и дозорах) и кое-что понимал. Как, например, то, что самое опасное место для наших войск – это Грозный. Вся остальная территория республики распределена между чеченскими тейпами. Жители каждого села за свой район отвечают, так уж повелось исторически. А Грозный интернационален, он ничей. Поэтому там и собираются самые разные бандиты. В родном районе они пакостить остерегаются, чтобы своих родственников и односельчан не подставлять, а в ничейном Грозном это можно делать практически безнаказанно. Опять же Грозный – это сосредоточение наших войск и органов государственной власти, что в сочетании с обилием полуразрушенных нежилых зданий, соединяющихся подвалов, всевозможных туннелей, где можно укрыться, делает его крайне привлекательным местом для проведения терактов.

Прибывшую в Чечню часть отряда командование группировки разместило на военной базе в Ханкале, откуда мы и отправлялись в рейды на Грозный. Бондарев (он тогда командовал нашим подразделением) разбил городские кварталы на сектора и в каждый сектор направил по одной оперативно-поисковой группе. Мы с Валькой попали в одну группу. Кроме нас, там были еще два «старика»-ветерана. Наша группа «чистила» сектор в районе промзоны. Жилых зданий там практически нет, одни полуразрушенные цеха. И вот в этих цехах объявился чеченский снайпер, не боевик с винтовкой «СВД», а именно снайпер-профессионал. Он обстреливал проходящие через промзону автомашины и охотился за пешими военнослужащими. Нашим ни разу не удалось засечь его огневую позицию, в то время как он за неделю убил шестерых: четырех солдат и двух офицеров – капитана и подполковника. Скрывался он мастерски. Но мы за три дня поисков все же отыскали в развалинах его следы, а затем и несколько замаскированных лежек. Просчитали тактику бандита: он ночью, под прикрытием темноты, пробирался на выбранную позицию, тщательно маскировался и ждал утра. Когда с рассветом в городе возобновлялось движение, он выбирал цель, как правило, первым же выстрелом убивал выбранную жертву и по подвалам тут же уходил в свое долговременное убежище, которое скорее всего находилось совсем в другом районе. В результате никакие, даже самые оперативно организованные облавы уже ничего не давали. Вместо показавших свою неэффективность облав мы решили применить тактику засад. Присмотрели несколько точек, наиболее выгодных для ведения снайперского огня, поблизости оборудовали свои схроны и стали ждать. Ночь и первую половину дня караулим, а после обеда отсыпаемся (чеченский снайпер в это время никогда не стрелял), а с вечера опять на своих местах. Вот тогда я и узнал, что такое настоящая засада. По двенадцать часов приходилось неподвижно лежать на острых кирпичах. А схрон узкий: не пошевелиться. Да и нельзя, чтобы случайным шорохом своего присутствия не обнаружить. Опять же из-за тесноты наших убежищ мы отказались от громоздких автоматов и отправлялись в секрет, имея при себе только бесшумный «ПСС»[3] да по паре осколочных гранат.

Мы с Валькой контролировали второй этаж полуразрушенного заводского цеха. По центру цеха обрушились потолочные перекрытия, разделив все пространство второго этажа на две части. Наши наблюдательные позиции располагались с разных сторон завала, примерно в тридцати метрах друг от друга. «Старики» располагались в соседних помещениях. И вот на четвертый день около трех утра я услышал хруст шагов по осыпавшейся со стен штукатурке. Судя по всему, идущих было трое или даже четверо, и направлялись они к серединному завалу. Видеть их я не мог, так как контролировал выходящие на улицу оконные проемы, а повернуть голову не решался, чтобы ненароком не обрушить какой-нибудь маскирующий мой схрон камень или осколок кирпича. Можно было не церемониться, если бы знать заранее, что это боевики. А я отнюдь не был в этом уверен. В цех могла забрести какая-нибудь, вроде нашей, разведгруппа, хотя по договоренности с командованием федеральных сил никаких других групп, кроме нас, в районе промзоны в эту ночь не должно было быть. Но помимо федеральных войск в Грозном размещаются и милицейские части, и спецназ Минюста, и оперативники ФСБ. Так что эти трое или четверо могли оказаться кем угодно. А ожидаемый нами снайпер должен был прийти один. Во всяком случае, так мне казалось. Поэтому я лежал тише мыши, напряженно прислушиваясь к раздающимся по соседству шорохам. Судя по звуку шагов, группа разделилась: двое из пришедших повернули назад, а третий направился в сторону окна – моего окна. Когда он вошел в мой сектор обзора, я сразу понял, что передо мной боевик. Он был в камуфляже и с зеленой повязкой поперек головы. В предрассветных сумерках невозможно было разобрать ее цвет, но я сразу понял, что повязка именно зеленая. В правой руке боевик бережно держал обмотанную тряпками «эсвэдэшку». Так бережно держит оружие только снайпер, потому что от исправности и надежности оружия зависит его жизнь. Снайпер остановился возле оконного проема, как раз напротив меня, постоял несколько секунд, примериваясь к огневой позиции, потом расстелил перед окном принесенный с собой поролоновый мат, бросил на него армейский бушлат и уселся сверху, подогнув под себя колени. Наступил самый выигрышный момент для нападения, потому что чеченский снайпер оказался развернут ко мне спиной. Я вскочил из своего укрытия, сбросив с себя плащ-палатку вместе с осколками устилающего ее битого кирпича и одновременно выдернув из кобуры пистолет, и, пока снайпер не успел подняться с колен, всадил ему в спину, над правой лопаткой, десятиграммовую пулю из своего «ПССа». Снайпера швырнуло на стену, и он сполз по ней, заваливаясь на правый бок, что соответствовало проникающему ранению в правую верхнюю часть спины. Но, заметив это, я ощутил стремительное движение слева от себя, а скосив глаза в сторону, увидел здоровенного бородатого чеченца, разворачивающего в мою сторону ручной пулемет. Достать пулеметчика я никак не мог. Ствол его пулемета уже глядел мне в живот, в то время как моя рука с зажатым в ней пистолетом по-прежнему была направлена на поверженного снайпера. Я сделал единственное, что мне оставалось: упал на пол и покатился к противоположной от меня стене. Я выиграл лишь несколько мгновений, потому что спастись на открытом пространстве от пулеметной очереди нет никакой возможности – пулеметчик все равно тебя достанет. Ночную тишину расколол грохот выстрелов. Но внезапно пулеметная очередь захлебнулась, и в наступившей тишине я услышал, как лязгнуло ударившееся о бетон оружие, а затем и шмякнулось на пол тело чеченского боевика. Еще не до конца веря в свое спасение, я приподнялся с пола и увидел Вальку Федотова с пистолетом в правой руке.