Необыкновенные приключения обыкновенного подкаблучника, или Почему овцы ходят за козлами

– Так и случилось не вчера. Вы в те годы индексы смотрели?

– В какие такие «те» годы?

– Когда токсин СиЭйч11 стал почвой для слухов едва слышимых, и то в очень ограниченных кругах. А потом в семействе Кеннеби случились перемены…

– Э… ну… да, что-то слышал… так что там с токсином?

– Привлекли наспех не тех и не там, не проверенных людей рекомендациям последовав. Вот и случилось то, что случилось…

– Я слышал, что там все погибли, не так ли? Нет людей – нет свидетелей.

– Тогда как Вы объясните изменения, произошедшие в домах тех, кто принимал решение сначала о найме спецов, которых слишком поторопились привлечь, даже не отфильтровав должным образом, а потом об их тотальном устранении столь жёстким и бесчестным способом, не расплатившись ни с кем из них, даже с теми, кто был лоялен?

– Изменения в домах? А они произошли?

– В паре расположенных на разных континентах закрытых и тщательно охраняемых школ для детей тех, кто не здоровается со всяким встречным без крайней тому необходимости, давайте, скажу я так обтекаемо, случился некий… скажем, мор. Кто-то раньше с ума сошёл, кто-то позже. За некоторых членов тех семей боролись довольно долго, привлекая самых выдающихся светочей медицинской мысли. Однако, и выжившие время от времени демонстрировали отклонения в поведении. Например, один считавшийся полностью вылеченным отправился в Океанию каннибалов кормить самим собой, как только сумел сбежать от охраны.

– А!.. Вы о Майкле Стоунфеллере?

– Неважна фамилия. Важна ответственность того, кто людей нанимает, перед ними и перед их… гарантом соблюдения сторонами условий Соглашения, давайте сформулируем так.

– Я пару раз терял нить. Причём здесь вообще некий токсин?

– Вы его тактико-технические характеристики просто не видели. Знаете, почему разработчики отказались от его воплощения в реальном боезапасе? Действует слишком медленно. Жертва сходит с ума спустя месяцы, годы, а то и десятки лет. Причём, зачастую незаметно даже для самых близких. А солдата на поле боя надо вывести из строя немедленно.

– И что Вы предлагаете, Сигизмунд Соломонович? Хотите мне продать такое средство?

– Боже упаси, Аркадий Акакиевич! Обладай я хотя бы намёком на местоположение источников такого рода информации, я бы общался не здесь и не с Вами. Впрочем, мы же не об этом. Я лишь предлагаю не жадничать и кого попало второпях не нанимать. Особенно, в Вашем случае.

– Что Вы знаете о моём случае?

– Ах, многовато мы с Вами говорим. Вот и очередной фрагмент Речи пропустили почти весь. Давайте же похлопаем.

– Да-да. – Ответил его собеседник, энергично включившись во всеобщие овации. – Я подумаю о Вашем предложении… кстати, слыхали новости? Сказывают, земелька в продажу поступит вот-вот. Со всем тем, что на ней уже есть… Только что получено из весьма заслуживающих доверия источников: нагадала одна весьма почтенная, Не Абы Кем рекомендованная мне гадалка. Интересует?

– То бишь, самому Не Абы Кому она уже не потребна?

…

– От потребности, – отметил сухощавый, чуть заметно морщась и массируя правую ключицу, – до умения её удовлетворить – не каждому дистанция по силам.

– Ага! Неученье – тьма. Как тараканы на свету забегали, – поддержал с довольной улыбкой коренастый, – Что, даёт знать накануне дождя? Надо же, кто бы мог подумать: обыкновенный подонок – торговец мертвечиной в детсады, а чуть не похоронил нас тогда.

– Не нас, а меня. И поделом мне. Сунулся слишком поспешно и самонадеянно. Недостаточно подготовился. И не он это был, а кое-кто другой. Меня же то существо из девочки с чёрным зонтом предупреждало: состригут спецы, не хуже нас с тобой подготовленные. И состригли. Спасибо, ты вовремя подоспел, а то бы кранты. В том болотце я бы и кормил сейчас сомов с раками своими гниющими ошмётками. Как сейчас модно говорить, прошёл бы ферментацию вне очереди…

– Не мне спасибо – половинке моей. Ты же нам рыбу обещал для пирога, она уже и тесто поставила, и поджарку приготовила. Так тесто принялось было поначалу, а потом вдруг возьми да и скисни ни с того, ни с сего. Она снова ставит, и опять то же самое. Никогда такого не было. И тебя нет и нет. Тогда она и говорит мне, что что-то неладно. Не опаздываешь, мол, никогда без уважительной причины. У неё же знаешь, сердечко какое чувствительное. Она у меня никогда не ошибается. У неё это наследственное. И бабка, и прабабка, и прапрабабка её людей шёпотом да наговорами лечили от хворей разных.

– Ты не рассказывал.

– Да она не очень любит об этом… бабуля её кому осколок давний, вдруг зашевелившийся, выманит из-под сердечка… и так аккуратно, что хирург в районной больничке только руками разводит… а кому и беременность нашепчет желанную, когда та отчаялась уже и надеяться. А те, вылеченные, её потом сторонились, как прокажённую. Ведьмой звали. Будто это ругательство какое.

– Н-да… дороги, как утверждал сатирик, – не единственная беда на Руси.

– Так вот я и подорвался тебя искать. Эти-то что тут делают?

– Вот это вопрос вопросов. И нам как раз поручено на него ответ-то поискать. Новым начальством. Главное, работа у нас с тобой снова есть. Причём посытнее прежней. В смысле оплаты. И отчётности этой бухгалтерской теперь нет. Меня же перед увольнением так замучила бухгалтерша, слов не подобрать цензурных. Куда, дескать, вы с Петром Тимофеевичем такую уйму денег потратили?

– Ну-ну, а ты что ей в ответ?

– Я же ей всё, как на духу: сколько водителю скорой, сколько за аренду развалюхи, потом тому шоферюге в автобусе, когда от погони уходили… мотели не самые легальные… ну и так далее.

– А она?

– А она давай мне под кожу лезть, как тот энцефалитный клещ. Номер, видишь ли, водительского удостоверения того водителя автобуса ей нужен просто позарез. Дескать, для отчётности. Ещё его ИНН, копия всех заполненных страниц его паспорта и акт приёма-передачи денежных средств, заверенный подписями трёх очевидцев.

– Ну, это – как всегда. Мало двух бед на Руси, так одна ещё и командовать другую строящими лезет. А ты что?

– Что-что… сначала спросил, хорошо ли её охраняют.

– Что, прямо так? И что она? Обрадовалась такому вопросу?

– Ещё как! Так развизжалась, давай кнопку тревожную жать, типа, я ей угрожаю. Чуть ей память не зачистил… но, мы же на своих не можем служебные Артефакты применять…

– До тревожной кнопки дошло? То есть, вязать тебя прибежали?

– Ну да… Гензель и Гретель. Первым – пупс тепличный розовощёкий стотридцатикилограммовый лет двадцати трёх, пристроенный кем-то из вспухших, подобно прыщу на здоровой коже, родственничков от армии на тёплой должностишке косить. Вбежал, запыхавшись, и в метре от меня запутался, где у него кобура, между какими по счёту складками под брюхом спряталась.

– Надеюсь, ты помог ему?

– Спрашиваешь. Отстрелит ещё себе что-нибудь, останутся его родители без внуков. Объяснил ему, что оружие – детям не игрушка.

– А дальше?

– За ним деваха прибежала лет на пять его старше, явно лелеющая планы колобка того сначала на себя, а потом и на себе. Ух, и цепкая! Коренные москвички так не умеют, только приехавшие. Я у неё дольше шокер её отнимал, чем у него кобуру. Секунды три минимум боролась прям насмерть.

– Повеселился, значит?

– Нет. Что там весёлого? Скорее, грустно всё. Просто вкратце пояснил присутствующим, что хотел выяснить, могу ли я бухгалтерше этой тайны государственные доверить без риска, что она их выдаст первому же встречному, знакомому с азами допроса с пристрастием. И выяснил, что нет. Ни ей, ни им. Заодно и набежавшему следом наряду указал на их недоработки.

– Покалечил кого?

– Не смешно шутишь, Пётр Тимофеевич. Они же солдаты. Они не виноваты. Присягу дали и выполняют приказ. Так, обезоружил сначала, потом немножко самых буйных обездвижил по возможности мягонько. Раз пришли на такую работу, нечего сопли жевать. Вот прапору их да, малость дал по центру принятия решений. Безрезультатно, кстати. То ли там сотрясаться было уже нечему, то ли привычный. На секунду-полторы завис, не больше. Пришлось ему банально катеты с гипотенузами сводить.

– Прониклись?

– Если ты о благородной плесени, по блату на местечке тёпленьком проросшей, то мне неинтересно. Они же не нас с тобой охраняют, на их счастье. А солдатам банку сигарилл и кругом марш в курилку рысью.

– Откуда сигариллы?

– Пупс обронил. От маменек, видимо, прятал в нагрудный карман, а грудь там – многослойная мансарда живота, так что карман оказался в горизонтальной плоскости со всеми вытекающими… в данном случае выпадающими. Первым выпал портсигар, затем удостоверение, несколько затёртых вырезок из порноглянца, пара влажных салфеток из точкальдса и горсть зубочисток.

– От маменек?

– Ну да, от обеих. Та, что с ним рядом, мечтает той, что постарше, живот с продолжением рода преподнести под нос высокомерно задранный, чтобы та её стала наконец воспринимать, как человекоподобное существо. А никотин, сам понимаешь, в этом деле да при его одышке…

– А с бухгалтершей чем кончилось?

– Короче, снова и снова пытался ей растолковать, что дело было в другом государстве, инэнэны там совсем не инэнэны, да и паспорта там при себе не носят даже те, у кого они есть. Мы, объясняю ей, выполняли нелегальную с точки зрения и на обоих американских континентах действующего, и международного законодательств работу, и составлять договоры и писать расписки было в принципе невозможно.

– И что она?

– Всё без толку. Чуть всю кровь мне не выпила. «Я напишу докладную, мы эти деньги из вашего жалованья вычтем». Тьфу, гангрена её итить. Да что я тебе рассказываю? Ты сам через это прошёл.

– Хм…

– Подожди-ка, что значит это твоё «хм»?

– Да ничего особенного, – усмехнулся коренастый. – Мне повезло просто.

– Как это? Ну-ка, колись!

– Да мне с бухгалтером подфартило. Моисеич у них есть такой, кучерявый, с залысиной, может, помнишь? Плюгавенький весь, а глазёнки хитрющие.

– В очочках круглых?

– Точно! Так тот, как я вошёл, сразу мне в лоб: «Потеряли, признавайтесь, Пётр Тимофеевич, деньги? Жара, усталость, недосып, многократное превышение установленного трудовым законодательством фонда рабочего времени. Вокруг толпы народа. Чужого, замечу, народа, Пётр Тимофеевич. Не нашего. Карманники всюду, опять же. А прикрытия нету – кадровый дефицит. Где же здесь Ваша вина?»

И поблёскивает на меня своими очочками лукавенько так, будто учитель несмышлёного ученика на правильный ответ за язык вытаскивает.

– Интересный он, этот бухгалтер. И вопросы такие задавал неспроста.

– Спроста или нет, а только дело тем и закончилось. Я на контузию сослался. Не помню, мол, ничего. Он так обрадовался: «Вот, ещё и контузия! Подписывать будете?»

– И?

– Ага, щас. Разбежался. Рука, отвечаю, ещё не слушается полностью. Он едва в пляс не пошёл. Проводил меня до двери буквально через минуту чуть не в обнимку. И всё. Оформили мне ещё и материальную помощь, хотя я не просил. Правда, всё равно уволили в запас.

– Понятно всё. Интересно было бы взглянуть, сколько денег они в действительности под эту «потерю» на нас списали.

– Да и хрен с ними. С нынешним нашим частником получше, чем в Конторе, будет.

– Поглядим ещё, слаще ли хрен редьки. И то, что частник он – совсем не факт. Человек, прямо скажем, совсем не такой простой, каким хочет выглядеть. Одни те его перстеньки только взять, что он на всякие важные встречи надевает. Видал галерею? Я пару шедевров мельком опознал. Один из них – вообще Артефакт с внушительной историей, место которому в закрытой лаборатории, а не у него на пальце. Очень необычный человек. И задачи ставит, прямо скажем, нестандартные.

[1] Курт Гёдель (1906-1978) – австрийский математик, член Национальной академии наук США и Лондонского королевского общества, автор известных и произведших в учёных кругах фурор «Теорем о неполноте», доказал, что доказывать мы с вами пока не настолько мастера, как нам хотелось бы (трактовка авторская)