Хранители Севера

- -
- 100%
- +
“Они предали нас. Они наши враги. И останутся ими.”
Но дело было не только в гневе. Глубоко, под слоем ярости, в нём тлела тревога. Старый, знакомый страх – покинуть стены Королевства, оставить за спиной всё, что было домом. Скоро они пересекут стену и ступят на чужую землю, где нет знакомых улиц, где каждый шаг может таить угрозу. Сердце стучало слишком громко, глухо отдаваясь в ушах, а пальцы нервно подрагивали. Крики толпы слились в один сплошной гул, давящий на сознание. Спина под плотной курткой взмокла, ткань прилипла к коже холодным пятном. Он расстегнул ворот, впуская глоток воздуха, но тот не приносил облегчения, только запах пыли и чужих надежд. И тогда его взгляд – беспокойный, метущийся – упал на Мелиссу. Она шла впереди, неся себя с той же непоколебимой уверенностью, что и всегда. Спина прямая, затылок высоко поднят. Всё как должно быть у лидера. И лишь один жест, едва заметный, выдавал её: пальцы, сжатые в кулаки так сильно, что костяшки побелели от напряжения. Она боялась. Чувствовала то же самое, что и он – этот холодный комок страха где-то под рёбрами, но она не позволяла себе дрогнуть. Ни словом, ни взглядом, ни шагом. И в этой сдержанности, в этой готовности нести груз, даже если он давит до боли, было нечто большее, чем просто смелость – это было истинное лидерство. Бернар медленно выдохнул. Гнев отступил, сменившись странным спокойствием. Он расправил плечи и сделал шаг вперёд, чтобы идти с ней в ногу.
“Истинная Королева,”– промелькнуло у него в голове.
Мелисса остановилась ровно в шаге позади королевы. Она опустила подбородок, прижала ладонь к груди, и за её спиной Талли и Бернар синхронно повторили жест, будто связанные одной нитью. Королева Сицилия чуть кивнула, и они выпрямились – плечи расправлены, руки по швам, взгляды устремлены вперед. Тишина вновь накрыла площадь. Сердце девушки гулко стучало в груди, отдаваясь в висках ровным, настойчивым ритмом.
Талли привычно встала справа, на полшага позади, как всегда. Её дыхание медленно выравнивалось, но плечи всё же подрагивали, выдавая напряжение, которое не могла скрыть даже годами отточенная выправка. Слева замер Бернар – напряжённый, молчаливый, его лицо было каменной маской, но в глазах читалась готовность к бою. Со стороны они казались слишком юными, почти хрупкими в своих боевых куртках, и если бы кто-то из чужих увидел их сейчас, то наверняка подумал бы, что Атрея отчаялась и послала детей надеясь на удачу. Но те, кто знал, не сомневались: перед ними – трое лучших. Боевая элита нового поколения. Они не родились в огне, но прошли через него и остались стоять. Каждый из них был непревзойденным бойцом, отточенным и опасным.
Сицилия медленно обвела их острым и проницательным взглядом. Она видела всё: чёткий изгиб сжатой челюсти Мелиссы, чуть дрожащий палец на руке Бернара, мимолётную судорогу губ у Талли. Она читала их как открытые книги – страх, сомнения, решимость. Это были её бойцы. Её выбор. Её ответственность.
– Вам предстоит сложный путь, – заговорила она наконец, и её голос прозвучал чётко, без единой ноты сомнения. – Мелисса, Талли, Бернар, вы были выбраны, чтобы исполнить долг перед Атреей.
Её слова повисли в воздухе, словно тяжёлые капли дождя перед бурей, заставляя каждого на площади затаить дыхание. Смолкли даже шёпоты, стих ветер, будто прислушиваясь к каждому звуку.
– Ваше путешествие будет опасным, полным испытаний, страха и решений, за которые никто, кроме вас самих, не понесёт цену. – Она сделала шаг вперёд, и её тяжёлый взгляд обжёг каждого поочерёдно. – Вам предстоит ступить на землю, где нас не ждут с распростёртыми объятиями. Там, за границей, нас считают варварами, врагами. – На её губах промелькнула сухая, почти беззвучная усмешка. – Вы совсем не обязаны менять их мнение.
Пауза, которую сделала королева, показалась вечностью.
– Вы должны быть готовы защитить себя, друг друга и весь наш народ, – продолжила она, и каждый её звук отдавался эхом в сердцах слушателей. – Вы – острие меча Атреи, и вы – её щит. Покажите Бермону, что мы не те, с кем можно играть. Если они думают, что смогли сломить нас, то докажите, что это не так!
По толпе прошёл дрожащий шёпот. Кто-то стиснул пальцы на амулете так, что костяшки побелели, кто-то ахнул, прикрыв рот ладонью, кто-то невольно сделал шаг вперёд, будто желая быть ближе к происходящему. Одни переглядывались с тревогой, другие – с молчаливым одобрением, кивая в такт словам королевы.
Она кивнула в сторону, и из толпы отделился юноша в длинном сером плаще, который развевался за ним, как крыло. Он нёс в руках небольшую деревянную коробку, обитую по краям потускневшим металлом. Коробка была старой, местами потёртой до гладкости, но на крышке чётко проступали защитные символы. Юноша остановился перед Лестаром, низко поклонился и передал реликвию. Мужчина принял коробку, и осторожно повернувшись, протянул её королеве.
Сицилия провела кончиками пальцев по крышке, её губы беззвучно шевелились, произнося древние слова, и символы на крышке дрогнули, оживая под её прикосновением.
– Помните, – сказала она, и её голос прозвучал так, будто обращался не только к троим, но ко всей Атрее. – Атрея всегда будет с вами. Она никогда не оставит своих.
С этими словами она потянулась к замку, вплетая в движение частицу своей силы. Раздалось тихое шипение. Замок пришёл в движение и начал медленно вращаться, символы на крышке задвигались, один за другим, сплетаясь в новый, сложный узор, который светился изнутри тусклым синим светом. Изнутри повеяло холодом.
Щелчок.
Шкатулка раскрылась, и на тёмном бархате внутри сверкнули три браслета. Металл отливал на солнце сталью и кровью, а в центре каждого – крупный алый кристалл, гладкий, как капля расплавленного стекла, застывшая в момент падения. Камень пульсировали тусклым светом.
Королева Сицилия медленно вытянула один браслет, затем второй, третий. Подойдя к Мелиссе, она молча надела браслет на её запястье. Металл сомкнулся плотно, будто оковы, но в её глазах не было страха, только решимость. Пальцы королевы при этом чуть дрожали, но голос оставался твёрдым, когда она произнесла:
– Если окажетесь в опасности… если поймёте, что вам нужна помощь… разбейте кристалл.
На мгновение её взгляд задержался на дочери, и в нём читалось нечто большее, чем просто предупреждение – тревога, спрятанная за маской уверенности. Мелисса, поймав этот молчаливый посыл, кивнула, хотя внутри всё сжалось в тугой узел. Она знала, что воспользуется этим браслетом только в самом крайнем случае. Алый кристалл открывал проход через грань, но требовал огромной магической отдачи. А сейчас, когда грань нестабильна, воспользоваться им означало нанести ей ещё больший вред. Девушка опустила взгляд на браслет, ощущая, как его магия тихо пульсирует у неё на запястье – ровно, настойчиво, словно второе сердце. Это было больше, чем просто артефакт; это был последний мост, связывающий их с домом. Она подняла взгляд на мать.
– Мы не подведём.
Сицилия кивнула.
– Пора. – Голос Лестара прозвучал резко. Он бросил короткий взгляд на часы, затем отвернулся, не сказав больше ни слова.
Талли невольно поджала губы, наблюдая за его холодным безразличием. Радость, блеснувшая было в её глазах, угасла, как затухающая искра. Сердце заколотилось так быстро и громко, что казалось, его слышат все вокруг. Она не ждала слов – знала его слишком хорошо: он не скажет ни слова, не подойдёт, не обнимет. Но, чёрт побери, она всё равно ждала. Хотя бы взгляда, хотя бы едва заметного кивка, чего угодно, что могло бы означать: “Береги себя”. Но он так и остался стоять, неподвижный и словно чужой. Его спина была прямее, чем клинок, а взгляд устремлён куда-то вдаль, где не было ни её, ни этого момента, ни всего, что могло бы дрогнуть в его душе.
Королева Сицилия, заметив это, на мгновение задержала взгляд на Талли. Но ничего не сказала, только чуть сжала её запястье, надевая браслет. Тот клацнул, обхватывая руку. И девушка поняла – больше слов не будет, ни от отца, ни от королевы, ни от кого.
– Ну и пусть, – подумала она, откидывая всё лишнее. – Я справлюсь и без него.
Бернар стоял рядом и видел, как побледнело её лицо. Видел, как дрогнули ресницы. И всё же она не отступила, не опустила голову, только слегка отвернулась, будто бы смотрит на крепость.
А потом, как будто всё происходящее было частью большого замысла, небо над площадью вспыхнуло белыми крыльями, ввысь взмыла стая птиц. Они кружили над башнями, крикливыми голосами подхватывая слова королевы, и несли их дальше – за стены, за поля, к самым краям мира.
– Идите с честью! – голос Сицилии прорезал морозный воздух.– Пусть сила предков направляет вас, а тьма боится даже взглянуть вам в спину. Да пребудут с вами силы богов!
На мгновение всё застыло, как перед ударом грома, а потом площадь взорвалась. Люди кричали, выкидывали вверх руки, кто-то рыдал навзрыд, кто-то просто стоял, прижав ладони к груди. Дети визжали, пытаясь заглянуть поверх голов, старики вытирали глаза рукавами, женщины махали платками, утирая слёзы с щёк. Толпа расступилась, открыв дорогу. Мелисса шла первой. Она смотрела вперёд, не позволяя себе ни оглянуться, ни моргнуть лишний раз. Внутри будто всё сжалось: воздух стал плотным, вязким, а сердце билось так сильно, что, казалось, его слышат даже стражи на башнях. Браслет на запястье пульсировал едва заметно, как напоминание: обратной дороги нет. Талли шла чуть в стороне, рядом. Её лицо светилось широкой, улыбкой, но в уголках губ всё же дрожало напряжение. Она здоровалась с народом кивками, поднимала руку, ловила взгляды, черпая в них поддержку. Бернар замыкал тройку. Молчаливый, сосредоточенный. Его шаги были тяжёлыми, лицо мрачным. Он не искал глазами никого, не кивал, не улыбался, лишь крепче сжимал рукоять ножа у бедра. Он шёл туда, где его ненавидели, и был к этому готов.
Королева осталась стоять неподвижно, её тяжелый и пронзительный взгляд не отрывался от одной фигуры в отряде.
“Мелисса…”
В её глазах, в этом неподвижном взгляде, горело не просто беспокойство – это была тихая, сдержанная буря из страха и надежды. Королева не произнесла ни слова, не сделала ни одного жеста, но дочь чувствовала это прощание каждой клеткой своего тела – не обернулась, не замедлила шаг, лишь чуть прямее выпрямила спину. Девушка почувствовала, как в груди болезненно сжалось, и странное предчувствие, холодное, как утренний иней, коснулось её сердца: путь их не будет лёгким, и домой они не вернутся прежними.
Они уходили всё дальше от крепости под гул толпы, под звон голосов, под пронзительные крики птиц, круживших в небе, будто провожая их в дальний путь. Двое воинов замыкали строй. Их шаги глухо отдавались в булыжнике, по которому уже начинал ложиться свежий снег, хрустя под сапогами. Ветер поднимал крохотные вихри, тут же сдувая их с тропы. И вот, среди белой пелены, выросла она. Величественная, несокрушимая ледяная стена. Она будто прорезала небо, упираясь в серые облака, уходя вдаль за пределы видимости. Её гладкая поверхность сияла тусклым синим светом, словно под слоем льда мерцали запертые звёзды. Мороз от неё веял за десятки шагов, обжигая кожу и заставляя дыхание сбиваться. Она отделяла их от остального мира, дарила защиту, и одновременно сдерживала тьму, что копилась по ту сторону. Мелисса замерла. Всего на миг.
– Помнишь, когда мы впервые увидели её? – тихо спросила Талли, подходя ближе.
Мелисса кивнула. Тогда, совсем маленькой, она стояла здесь, вцепившись в руку подруги, и смотрела на стену как на чудо. Сердце замирало от трепета, словно она стоит перед чем-то священным, вечным. И это чувство не ушло даже сейчас, спустя годы, оно стало только глубже, острее.
Двое воинов шагнули вперёд. Их ладони, покрытые шрамами и мозолями, коснулись поверхности ледяной стены. В том месте, где пальцы соприкоснулись с древним льдом, разлился мягкий голубой свет. Он проник глубоко внутрь, растекаясь по структуре стены, пробуждая её из тысячелетнего сна. Воины закрыли глаза. Их зрачки вспыхнули тем же светом. Лёд задрожал, и по его гладкой поверхности пошли трещины, они сплелись в причудливый узор, напоминающий древние руны. Из самого центра медленно открылся высокий узкий проход. Воздух наполнился низким гулом, будто стена пела свою ледяную песню, провожая их. Девушка бросила взгляд через плечо. Где-то позади, в снежной дымке, еле угадывались очертания куполов крепости – её дом, её прошлое, всё, что она знала и любила. Ещё миг – и они исчезнут из виду, растворившись в белой пелене. Она вдохнула полной грудью, задержала дыхание, пытаясь сохранить в лёгких частичку родного воздуха, и решительно шагнула вперёд. Талли практически вприпрыжку последовала за ней, её движения были порывистыми. Она боялась, что проход вот-вот исчезнет, захлопнется, и ей снова придётся остаться там, где она больше не хотела быть. Бернар замешкался. Его взгляд скользнул вверх, к серому, низкому небу. Он попытался запомнить каждый оттенок, каждую тучу на случай, если больше никогда не увидит этого. Затем качнул головой и отгоняя тяжёлые мысли, и шагнул внутрь. Проход тотчас сомкнулся за его спиной, отрезая путь назад.
Внутри было тихо. Стены туннеля изо льда светились изнутри, будто в их толще пульсировали живые звёзды. Проход жил. Он чувствовал их, двигался вместе с ними, затягивая лёд за их спинами. С каждым шагом становилось светлее, глубже. Тишина нарастала, и даже эхо их шагов звучало глухо, приглушённо. А затем – вспышка. Ослепительная, резкая, вырывающая из ледяного плена. И за ней – открытое пространство.
Чужой мир.
Мелисса машинально коснулась рукояти меча. Пальцы легли на знакомую кожаную обмотку, привычно сомкнулись вокруг неё. Она сжала её чуть сильнее, чувствуя, как холод металла проникает сквозь перчатки.
“Всегда быть начеку, даже когда кажется, что всё спокойно.”
Они остановились перед самым выходом. Свет был ослепляющим, как рассвет после долгой ночи, но без тепла, только холодное, пронзительное сияние, заставляющее щуриться.
– Вот оно, – произнесла она почти шёпотом, не то себе, не то остальным, и её голос прозвучал странно громко в этой ледяной тишине.
Девушка скосила глаза на друзей. Талли уже трепетала от нетерпения, переминаясь с ноги на ногу. Её глаза сверкали, а щёки пылали румянцем, будто она только что пробежала несколько миль.
– Ну что вы как дети? Почему стоим? Пошли уже! – воскликнула Талли, хлопнув ладонями по бёдрам с таким энтузиазмом, что эхо отозвалось в ледяных стенах. – Мне не терпится! Хочу увидеть Бермон! Хочу вдохнуть его воздух, почувствовать, как он пахнет! – она вытянула шею вперёд, театрально вдохнув, словно уже ощущала чужой ветер на губах.
Бернар метнул на неё тяжёлый взгляд, потом фыркнул, едва заметно, и закатил глаза. Он выглядел ещё более мрачным, чем обычно. Плечи были напряжены, рука чуть сдвинулась к рукояти кинжала на поясе.
Мелисса бросила на него беспокойный взгляд и беззвучно проговорила, шевеля губами:
– Всё будет хорошо.
Он прочитал это по губам, и не ответил, но коротко кивнул.
Талли в ответ на эту немую сцену громко и с чувством закатила глаза:
– Ох, ну что с вами. Давайте уже, нас ждёт приключение, а вы тут драму разыгрываете, – она подпрыгнула и встала на носки, надеясь увидеть, что там, за ослепительным светом, прямо сейчас.
Мелисса не сдержала лёгкой усмешки. Её собственное напряжение чуть ослабло, растаяв под напором энергии подруги.
– Согласна. От этого не сбежать.
На её слова Бернар лишь кивком указал на выход. Девушка сделала глубокий вдох, ощущая, как холодный воздух обжигает лёгкие, и решительно шагнула вперёд – в ослепительный свет, в неизвестность, в тот мир, что ждал их за ледяной стеной.
Глава 7
МЕЛИССА
Яркий, отраженный от бесконечного снега свет на мгновение ослепил. Мелисса инстинктивно зажмурилась, резко прикрывая лицо ладонью. И в тот же миг на неё обрушился шквал – морозный ветер ударил с такой силой, будто сама стихия решила проверить её на прочность. Он взвился ледяным порывом, подхватил с земли тучи свежего, рыхлого снега и швырнул их ей в лицо, в волосы, за шиворот куртки. Крошечные, острые кристаллики тут же облепили её ресницы, заискрились на обветренной коже. Это был не просто холод – это был сам Север. Живой, дышащий, безжалостный. Он мгновенно забирался под одежду, пробирался сквозь малейшие щели в броне, впивался в кожу ледяными иглами, будто намеревался добраться до самого сердца и заморозить его.
Девушка сделала глубокий вдох, выпрямила спину, сбросив с себя оцепенение, и медленно перевела взгляд вперёд, вглядываясь в белую пелену. На фоне белоснежного, безжизненного пейзажа выделялась группа людей. Их было не так много.
– Ставлю серебряную, что все, кто здесь, не в милости у своих командиров, – произнесла она с едва уловимой, сухой усмешкой в голосе.
Уголки её губ чуть дрогнули, приподнявшись в насмешливом выражении. Рядом Бернар тихо фыркнул, едва заметно качнув головой.
– Ну, по крайней мере, это объясняет их… воинственный настрой, – буркнул он вполголоса, скептически оглядывая нестройный строй.
И действительно, даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – эти люди совершенно не готовы к свирепости севера. Ледяная пустыня встретила чужаков со всем своим гостеприимством. Их алые плащи, кричаще-яркие на фоне белоснежной монотонности, бессильно трепетали под ударами ветра, словно пытаясь вырваться и улететь в более тёплые края. Шарфы, небрежно намотанные на нижнюю часть лиц, оставляли лишь узкие прорези для глаз. И в этих глазах, слезящихся от холода и ветра, читалась вся гамма нарастающего отчаяния: раздражение, сменяющееся злобой, глубокая усталость и – возможно, самое главное – леденящая капля страха. Они были похожи на беспомощных птенцов, выброшенных в стужу. Кто-то бесконечно переминался с ноги на ногу, пытаясь хоть как-то согреть замёрзшие конечности. Кто-то яростно тёр в перчатках онемевшие пальцы. Кто-то жалобно втянул голову в плечи, пытаясь полностью исчезнуть внутри собственного обмундирования. Один из солдат, совсем юный, судорожно зажал руки под мышками и принялся мелко приплясывать, пытаясь сохранить хоть каплю тепла. Для большинства из них это был первый визит на Север, и с каждой минутой становилось очевиднее, что он вполне может стать последним. Они могли слышать о нём леденящие душу истории, читать сухие строчки донесений о потерях, слушать пьяные байки бывалых ветеранов. Но ничто не могло передать, что по-настоящему значит – стоять посреди этой бескрайней, безмолвной и абсолютно безжалостной пустыни. Мир за гранью цивилизации не был негостеприимным. Он был враждебен. Северная пустыня уже забрала тысячи жизней, не делая различий между врагами и союзниками. Их путь сюда, к самой границе, был смертельным риском, но выбора у них не было. Приказ есть приказ.
Мелисса почувствовала взгляды сразу, едва её ботинок коснулся утоптанного снега за пределами ледяного прохода. Они обрушились на неё десятками невидимых игл – любопытных, оценивающих, прожигающих. Они щекотали кожу, цеплялись к лицу, к глазам, к каждой детали её облика, словно пытаясь разгадать загадку. В этих взглядах не было прямой враждебности, но в них клокотала густая смесь недоверия, недоумения и почти животного любопытства. Она не стала торопиться, не бросила ответный вызов. Пусть смотрят. Это была вполне ожидаемая реакция, она прекрасно это понимала. Они с Талли и Бернаром вышли из самой толщи ледяной стены – невозмутимые, собранные, абсолютно спокойные. Холод, вынуждавший других сжиматься в комок, казалось, вообще не касался их. Их лёгкая на удивление одежда, не выдавала ни малейшего признака дискомфорта. Словно сам суровый Север признал их своими детьми и даровал им защиту против своей собственной ярости. И этот контраст был разительным. Пока солдаты Бермона, зябко кутались в алые плащи, тяжёлые меха и нелепые шарфы, пряча обмороженные лица, они стояли прямо и свободно. Пока те теснились друг к другу, инстинктивно ища спасения от бури, они были расслаблены и невозмутимы. Пока их тела предательски дрожали, а глаза щурились от колющего ветра, они смотрели на мир прямо и ясно, без тени страдания.
Она медленно провела взглядом по отряду, внимательно их осматривая. Их было не больше десятка. Кто-то выглядел до предела вымотанным, плечи его ссутулились под невидимой тяжестью, кто-то ёрзал на месте, явно раздраженный и не скрывающий своего презрения ко всей этой затее. Один солдат, бледный от боли, почти всей массой опирался на древко копья – было видно, как новые, неразношенные сапоги жестоко натёрли ему ноги. Другой, посиневший от холода, беззвучно шевелил губами, яростно потирая запястья и с трудом сгибая одеревеневшие пальцы. Но был один взгляд, который резал общую картину. Он не просто скользил, а впивался. Мелисса почувствовала его раньше, чем увидела – лёгкое, почти призрачное касание на шее, будто кто-то провел по коже кончиком лезвия. Её сердце пропустило один удар, внутренне всё сжалось, но она подавила мгновенный порыв обернуться. Спокойно, с обманчивой рассеянностью, она продолжала скользить взглядом по лицам, пока он не нашел его сам.
Он стоял чуть поодаль от остальных, прислонившись к обледеневшей скале. Не кутался в плащ, не пытался согреть лицо. Руки были скрещены на груди, а тёмные, пронзительные глаза, смотрели на неё без тени страха, лишь с холодным, наглым любопытством. Он изучал её так, будто хотел разобрать по винтикам, заглянуть под слои кажущегося спокойствия, за стальной взгляд и безупречную осанку, чтобы увидеть саму суть.
“Интересно.”
Мелисса почувствовала, как уголки её губ самопроизвольно дрогнули, складываясь в короткую, почти невидимую усмешку. Невысказанный вызов. Она даже не заметила, как в ответ взгляд незнакомца стал ещё пристальнее, ещё глубже.
“Ты не знаешь, с кем играешь”, – промелькнуло у неё в голове, и она плавно, с королевским равнодушием, отвела взгляд, переводя его на Талли.
Подруга, в отличие от неё, ничуть не скрывала своего живейшего интереса. Её глаза сияли, как у ребёнка, попавшего на ярмарку диковин. Она с нескрываемым любопытством окидывала каждого бермонского солдата, будто разглядывала необычные товары на рыночном прилавке.
– Ну и лица у них, – пробормотала она с преувеличенным сожалением, абсолютно не заботясь о том, кто может услышать. – Будто мы у них последнюю лепёшку отняли.
Мелисса едва заметно качнула головой, и на её губах вновь мелькнула тень усмешки.
– Или принесли ту самую лепёшку, но с ядом внутри. Смотря как посмотреть.
Бернар не вмешивался в их тихий обмен репликами. Он держался чуть позади, в прохладной тени ледяного прохода, где было меньше ослепительного света и режущего ветра, зато предостаточно обзора. В отличие от девушек, он не испытывал ни малейшего любопытства. Его внимательный, настороженный взгляд методично отслеживал каждое движение в отряде, бесстрастно оценивая возможные угрозы и просчитывая варианты.
– Десять человек, – тихо, почти беззвучно бросил он, не отводя глаз от солдат. – Если что, справимся. Без лишнего шума.
Но затем его внимание зацепилось, словно коготь, зацепившийся за ткань. Один из них – не такой, как остальные. Он стоял чуть в стороне, и в этой отстранённости была не робость, а уверенность. Рост, выправка, манера держать плечи – всё в нем кричало не о простом рыцарском звании. Он не ёжился от холода, не переминался с ноги на ногу, и, в отличие от своих сослуживцев, не прятался в груду мехов и шерсти. Его шарф сполз на плечи, обнажив лицо – бледное, с холодным, почти фарфоровым сиянием на фоне свинцового неба. Слишком утончённое для простого солдата: прямой, гордый нос, резко очерченные скулы, подбородок с идеальным, будто выточенным резцом скульптора, изгибом. Светлые, почти льняные волосы небрежными прядями спадали на высокий лоб. А вот глаза, они были тёмными, как спелая ежевика, почти чёрными, и смотрели слишком внимательно и оценивающе. Однако не это привлекло внимание Бернара больше всего. На алой, развевающейся на ветру накидке незнакомца, высоко у горла, сияла брошь. Простая и до боли узнаваемая: голова льва, будто застывшая в момент перед рыком, с холодными сапфировыми глазами. Этот символ невозможно было перепутать ни с чем. Знак Королевского Дома Бермона. Пальцы юноши непроизвольно дернулись, на миг сжавшись в тугой кулак, но тут же расслабились, а на лицо легла привычная маска бесстрастия. Он лишь вскинул подбородок, чуть склонил голову набок, и уголки его губ дрогнули в едва уловимой, ледяной усмешке.
– Значит, нас удостоил встречей сам кронпринц, – процедил он сквозь сжатые зубы. – Какая неожиданная честь.
АДРИАН
Адриан нахмурился, едва его взгляд скользнул по приближающейся группе. Он ожидал увидеть нечто иное – закаленных в боях воинов, чьи лица были бы изрезаны шрамами, а глаза – пусты и холодны, как сама северная пустошь. Он готовился к тяжёлым, испытующим взглядам, к ауре безразличия и смерти, которую обычно источали посланники с Севера. Но реальность оказалась иной. Совершенно иной. Перед ним вышли трое молодых людей. Нет, даже не так. Трое детей, на вид едва ли достигших совершеннолетия. Первой его внимание привлекла светловолосая девушка с короткой, дерзко выстриженной челкой. В её широко распахнутых глазах сверкал живой, почти безрассудный огонек, слишком наивный для того, кто видел ужасы битв. Казалось, это её первое настоящее приключение за пределами родных стен. Чуть позади, в её тени, стоял юноша. Угрюмый, с плечами, напряженными до каменной твердости. Его лицо было сплошной теневой маской с колючим взглядом, словно уже вступал в бой с каждым, кто осмеливался на него посмотреть. И, наконец, вторая девушка – та, что явно вела эту странную группу. Её взгляд был цепким, анализирующим, но лишённым хищной агрессии. В ней угадывалась выучка, внутренний стержень, сила, но не та звериная, неконтролируемая угроза, которую Адриан привык встречать у тех, кто носит оружие не для украшения. Он машинально сжал челюсть, чувствуя, как по спине пробегает раздражение.




