Хранители Севера

Сказав это, она бросила на подругу многозначительный, полный немой мольбы взгляд. Та с трудом сдержала ответную улыбку и едва заметно кивнула. Лёгкого движения было достаточно. Талли мгновенно выскользнула из-за стола, отодвинув стул с громким скрипом, и поспешно направилась к выходу. Её волосы прыгали на плечах в такт решительным шагам.

– И всё-таки она что-то затевает, – пробормотал Бернар, не отрывая взгляда от её удаляющейся спины. – Готов поспорить на свой последний серебряник, она опять «случайно» с кем-то столкнётся.

Мелисса прикрыла губы краем кружки, пытаясь скрыть смех.

Глухой, резкий стук раздался внезапно. Адриан поставил свою кружку на стол с такой силой, что тёмный эль выплеснулся через край, растекаясь по дереву липкой лужей. Его светлые брови грозно сдвинулись, словно две тучи перед грозой.

– Вам не стоило её отпускать, – произнёс он холодно. – Снаружи может быть небезопасно. Вы не знаете этих мест.

Девушка медленно повернулась к нему, наклонив голову чуть вбок. В её глазах вспыхнул стальной огонёк – спокойный, но отточенный до остроты, будто клинок, только что извлечённый из ножен.

– Если вы считаете, что с вашим собственным капитаном ей может что-то угрожать… тогда да, возможно, не стоило отпускать, – отрезала она, и её слова повисли в воздухе. – А вам, возможно, не стоило назначать его ответственным за нашу безопасность, или я ошибаюсь? – Её губы изогнулись в лёгкой, почти невинной улыбке, но глаза оставались холодными и ясными.

Мужчины прищурился. Он не сказал ни слова в ответ, только крепче сжал челюсть, отчего под скулами резко обозначились жёсткие желваки. Внутренний монолог зазвучал в его голове, как мантра: Контроль. Просто держи себя в руках. Она провоцирует, не поддавайся.

Он вцепился в эту мысль, как утопающий в соломинку. Но внутри всё кипело и бурлило. Она знала, куда бить, и делала это безжалостно и намеренно.

Он вцепился в это слово, как утопающий в спасательный круг. Но внутри всё кипело. Она знала, куда нажимать, и делала это намеренно.

«Успокойся. Она – важный гость. Почему её слова так задевают? Просто дыши, не позволяй ей увидеть слабину.»

Его затянувшееся молчание только подстегнуло её. Она высоко приподняла бровь, взгляд её стал вызывающим, будто говорил: Ну? И что дальше? Так и будешь молчать?

Непроизвольно его кулаки на столешнице сжались так, что костяшки побелели. Он физически чувствовал, как по жилам разливается жар. Воздух между ними сгустился, наполнился невидимым электричеством. Протяни руку – и искры вспыхнут сами собой. Ещё мгновение, и что-то должно было неминуемо случиться: либо вспышка гнева, либо взрыв, который уже нельзя будет контролировать.

– Ух ты… тут прям запахло жареным, причём не только из кухни, – раздался нарочито беззаботный голос сбоку.

Бернар, залпом допивший остатки эля, резко поднялся.

– Пойду, эээ… осмотрю наши комнаты. Ещё разок. На всякий случай, – пробормотал он, избегая смотреть на них.

Он, не оглядываясь, поспешно направился к лестнице, его шаги гулко и торопливо стучали по деревянному полу.

– Комнаты уже проверены, – сухо, сквозь зубы бросил Адриан ему вслед, но Бернар делал вид, что не слышит, и лишь ускорил шаг, стараясь поскорее убраться из эпицентра надвигающейся бури.

Мелисса не удержалась – коротко, резко фыркнула то ли от нервозного смеха, то ли от накопившегося раздражения.

– Мы уже поняли, что с вашими людьми может быть небезопасно, так что пусть он всё проверит ещё раз, – бросила она ядовито, не отводя вызывающего взгляда. – Вдруг ваш капитан что-то упустил.

Он тяжело, почти с шумом выдохнул, опустил глаза в свою почти пустую кружку.

– Я вас чем-то обидел? – спросил он, и его голос звучал приглушенно, но в нём слышалось искреннее недоумение, смешанное с усталостью. – Не совсем понимаю, почему вы так остро реагируете на каждое моё слово.

Она нахмурилась, внезапно осознав, что не может найти логичного, достойного ответа. Она отвела взгляд, чувствуя, как жар стыда заливает её щёки.

«И вправду, что я творю? Почему каждое его слово, каждый взгляд цепляется за что-то внутри и выводит меня из себя? Ничего не понимаю. Нужно скорее уходить, пока не наговорила ещё больше глупостей и не усугубила всё окончательно.»

– Вы правы, – выдохнула она наконец, разжимая пальцы и опуская плечи. – Я перешла черту. Вы ни в чём не виноваты. Я просто… очень устала с дороги, вот и не сдержала себя. Мне лучше пойти отдохнуть и прийти в себя. – она подалась вперёд, собираясь встать, но он внезапно протянул руку.

– Подождите. – его тон смягчился, стал почти деловым. – Я хотел обсудить с вами проведение бала. Времени осталось совсем немного, его организацией займётся леди Эбигейл, старшая дочь графа Даррена. Вам не стоит беспокоиться – всё уже практически…

Её лицо резко изменилось. Брови приподнялись от изумления, а взгляд сузился, становясь острым и подозрительным.

– Простите… какой ещё бал? – голос её прозвучал тише, но в нём явно читалось нарастающее непонимание.

– Бал в честь нашего будущего союза, – спокойно, как о чём-то само собой разумеющемся, пояснил он. – Это необходимость. Жители обоих королевств должны своими глазами увидеть, что, между нами, больше нет былой вражды, что мы движемся к миру.

Она помолчала, осмысливая услышанное, а потом медленно откинулась на спинку стула.

– О-о-о, вы так самоуверенны, – её голос прозвучал натянуто. Она скрестила руки на груди, защитный жест, а нижняя губа попала под зубы; она чуть прикусила её, сдерживая нарастающее раздражение.

– Не совсем понимаю, – мягко, почти с искренним любопытством отозвался он, но в его глазах мелькнула тень настороженности.

– Ах, не понимаете, – в её голосе вспыхнула откровенная, колкая язвительность. – Я о том, что ещё даже не ясно, договоримся ли мы вообще, а вы уже собрали весь свой высший свет, чтобы показать им нас, как цирковых зверей. Показать, как хорошо у вас получилось приручить дикарей с севера.

Вокруг них по-прежнему слышались звуки жизни таверны: смех, звон кружек, чьё-то весёлое, пьяное бормотание, но за их столом, в самом углу, воцарилась почти мёртвая, гнетущая тишина. Воздух вокруг них сгустился, стал тяжёлым и зыбким.

– Это не так, – резко, почти отрывисто возразил Адриан, и его голос впервые за вечер потерял всю свою выдержанность.

Мелисса выпрямилась в стуле, её подбородок поднялся чуть выше – едва заметное движение, но его хватило, чтобы её голос зазвучал твёрже, холоднее, полным презрения:

– Уверены? Не вижу, где я ошиблась. – голос её дрожал от едва сдерживаемого, кипящего внутри гнева. – Вы же просто хотите доказать своей знати, что достойны стать королём. Блеснуть, показать всем: «Смотрите, какой я великий правитель! Я сумел организовать пышный бал даже с демонами, которых вы все так боитесь!»

Желваки на его скулах резко заиграли, выдавая ярость, которую он с таким трудом сдерживал.

И тут девушка почувствовала, как глубоко внутри неё начинает клокотать и подниматься тёмная, живая волна магии. Воздух в зале задрожал, стал вибрировать. Магические лампы на стенах мигнули, вспыхнули неровно и тревожно, отбрасывая прыгающие тени. Она наклонилась вперёд через стол, сокращая расстояние между ними до минимума.

– Какой же вы лицемер, – прошипела она так тихо, что слова были слышны только ему. – Всё это – лишь игра для вас, и вы используете нас как разменные фишки в своей политике. Хотите доказать им, что справитесь с теми, кого никто и никогда не мог контролировать.

Её голубые глаза ярко вспыхнули холодным светом – всего на миг, но этого было достаточно. Один из гостей за соседним столом беспокойно обернулся. Он что-то почувствовал – сдавленность в груди, внезапный холодок страха, шедший от их угла.

Лицо кронпринца оставалось бесстрастной маской, казалось, он даже перестал дышать. В его голове бились, сталкиваясь, обрывки мыслей: «Как они могли узнать о последней воле отца? Они не могли, это государственная тайна. Тогда почему она так сказала? Или… для них со стороны это действительно выглядит именно так? Не понимаю…»

Он медленно, с усилием выдохнул.

– До чего же вы невыносимы.

Но Мелисса уже не слышала. В ней всё кипело. Всё: тело, разум, кровь. Магия, до сих пор спрятанная глубоко внутри, теперь вырывалась наружу, обжигая изнутри ледяным огнём. Пальцы непроизвольно дрожали. Древний, дикий хаос рвался к свободе, требуя выхода.

«Нет… нет… нет. Нельзя. Нельзя позволить ему выйти. Держи себя в руках! Контролируй!»

Она резко зажмурилась и медленно, почти беззвучно выдохнула сквозь стиснутые зубы. Внутренним усилием она старалась втолкнуть разбушевавшееся пламя обратно внутрь – загнать бурю в самые глубины, пока та не сорвалась с цепи окончательно. Ещё мгновение, и будет поздно. Она чувствовала это каждой клеткой своей кожи, каждым нервом.

«Плохо. Дела очень плохи. Надо уйти. Сейчас.»

– Лучше я пойду. Провожать не нужно, – бросила она глухо, голос звучал хрипло и неестественно.

– Лучше я пойду. Провожать не нужно, – бросила глухо.

Стул с резким, пронзительным скрипом отозвался по деревянному полу. Её движение было настолько порывистым, что шнуровка у горла рубахи развязалась сама собой. Ткань распахнулась, обнажив тонкую, бледную линию шеи и ключиц. Белая прядь волос выскользнула из-за уха и упала на воспалённую щеку. Мелисса раздражённо, почти грубо откинула её назад и шагнула прочь от стола, не глядя на него. Пока она шла, её губы беззвучно шептали яростные проклятия в адрес этого кареглазого мужчины, чьё самоуверенное спокойствие выводило её из себя сильнее любой открытой угрозы.

«Нахальный. Самодовольный. Высокомерный…»

Она была так поглощена своими яростными мыслями, что едва не врезалась в молодую официантку, появившуюся перед ней внезапно, словно из ниоткуда. Та несла поднос, на котором дрожали полные кружки с тёмным элем. От толчка пена плеснула через край, проливаясь на деревянный пол.

– Простите! – девушка в испуге попятилась, глаза её расширились от страха.

– За всё заплатит тот мужчина, – резко, почти отрывисто бросила Мелисса, не глядя на неё и указывая пальцем через плечо в сторону Адриана, который продолжал сверлить её спину пристальным, тяжёлым взглядом.

Официантка лишь испуганно кивнула, прижимая поднос к груди. Мелисса не стала задерживаться, прошмыгнула мимо, почти касаясь плечом, и решительно шагнула на первую ступеньку лестницы. Дерево под её ногами жалобно заскрипело.

«Как он посмел? Как он посмел решать за нас? До чего же самоуверенный, напыщенный индюк. Нет, просто нет слов.»

Магия внутри неё бурлила, словно разъярённый шторм, готовый в любой момент вырваться наружу и смести всё на своём пути. Пальцы покалывало, будто по ним ползли сотни невидимых раскалённых иголок. Она знала этот тревожный знак. Это происходило каждый раз, когда эмоции брали верх над разумом, и она начинала терять контроль над силой, дремавшей в её крови.

«И кто он такой, чтобы назначать этот дурацкий бал? Что он вообще знает о нас? О наших обычаях? О нашей боли? Может, он ещё и станцевать с ним прикажет? Для потехи своей знати?»

Она крепко сжала кулаки, так что ногти впились в ладони, оставляя на коже резкие красные полумесяцы.

«Чёрт.»

Её Королевство голодало. Звери Хаоса выжгли дотла их склады, разорили деревни, обратили в пепел поля. Караваны с продовольствием перестали приходить – купцы отказывались рисковать жизнями, опасаясь нападений. Всё, что раньше можно было достать через теневые каналы, контрабандой, теперь стало почти недоступным. Её народ, её люди отчаянно нуждались в этой сделке, в этом союзе, в любой помощи. И всё же, как же ей до боли хотелось бросить всё это к чёрту и просто развернуться, уйти. Вернуться домой. Сказать ему прямо в лицо, глядя в эти непроницаемые карие глаза: «Нет. Бала не будет, и соглашения не будет.»

«Посмотрела бы я тогда на его вечное спокойное лицо. Срывался ли он хоть когда-нибудь по-настоящему?»

Но нет, она не могла. Слишком многое было поставлено на карту. Слишком многие жизни зависели от её выдержки, и именно это осознание своей связанности, этой вынужденной уступчивости злило её сильнее всего.

«Как же всё сложно.»

Мелисса остановилась на пороге своей спальни. Грудь поднималась в резком, рваном дыхании, магия клокотала внутри. Она прикрыла глаза, понимая, что сейчас необходимо взять себя в руки.

«Просто вдох… выдох… дыши, соберись.»

Снизу, почти неслышно, скрипнула доска, она мгновенно напряглась. Скрип повторился – кто-то медленно, предельно осторожно поднимался по лестнице. Девушка задержала дыхание, прислушиваясь. И вдруг звук оборвался. Больше ни шагов, ни дыхания, лишь её собственное сердце билось с нарастающей, глухой силой.

«Странно… Очень странно.»

Её рука легла на холодную бронзовую ручку. Она толкнула дверь спальни и вошла, стараясь двигаться естественно, как будто всё в полном порядке. Сделала шаг, будто случайно обронила на пол лёгкий шёлковый платок. Медленно присела, давая себе время осмотреться. Повернула голову, скользнула быстрым, острым взглядом в глубину коридора. За поворотом, ведущим к лестнице, мелькнула быстрая, почти неуловимая тень. На её лице тут же появилась кривая, беззвучная ухмылка. В глазах блеснул холодный азарт.

«А вот это уже интересно…»

Она вошла в спальню, но не захлопнула дверь до конца, оставив тонкую, почти невидимую щель. Прислонилась ухом к прохладному дереву, прислушалась. В коридоре стояла мёртвая тишина. Никто не двигался, даже скрип не повторился.

«Значит, ночью. Ждут, когда усну.»

Единственный логичный вывод, который пришёл ей на ум. Подойдя к кровати, она опустилась на колени. Руки нырнули под неё и нащупали знакомую, потрёпанную сумку. Притянула её к себе, молния разошлась с сухим, отрывистым звуком.

– Не то… тоже, не то…

Пальцы торопливо рылись в сумке пока наконец не наткнулись на шершавую кожу ножен. Кинжалы. Мелисса достала их осторожно, почти благоговейно, будто приветствуя старых, верных друзей. Тонкий, с чуть изогнутым лезвием, ушёл к голени – она крепко зафиксировала его ремешком. Второй, покороче, но увесистый, пристроился на бедре – скрытый под складками рубахи, но доступный за долю секунды. Последний – с выбитым на рукояти знаком её рода – лёг под подушку, его рукоять удобно упиралась в ладонь. Теперь – всё. Она была готова. Кто бы ни прятался за тем углом, пусть только попробует сунуться сюда. Сюрприз будет незабываемый.

Девушка подошла к выключателю магической лампы. Лёгкий щелчок, и комната утонула в мягкой, пульсирующей полутьме. Тени потянулись по стенам, как живые существа, а бледный свет от уличного фонаря за окном едва касался пола, рисуя на нём причудливые узоры. Она легла с грацией кошки, лениво растянувшейся после удачной охоты. Рубаха чуть приподнялась, обнажив полосу кожи на бедре и рукоять кинжала. Пальцы правой руки, лежащей поверх грубого серого одеяла, ритмично, почти бесшумно постукивали по ткани. Глаза прикрылись, но веки не были сомкнуты полностью. Уголки губ изогнулись в напряжённой, готовой улыбке ожидания.

ТАЛЛИ

Дверь с глухим, окончательным щелчком захлопнулась за её спиной. Девушка шагнула в ночь и сразу же зажмурилась – резкий, колючий мороз ударил в лицо. Она вдохнула глубже, позволяя ледяному воздуху прочистить лёгкие и вытянуть из неё всё напряжение, что копилось весь этот долгий, невыносимый вечер. Деревня спала, укутанная густой тишиной и тяжёлым снежным одеялом. Словно всё живое затаилось, спряталось от пронизывающего ветра и назойливых тревог. Немногие фонари едва покачивались на ветру, отбрасывая тёплые, золотистые пятна света на искрящееся снежное покрывало. Отдельные хлопья медленно кружились в воздухе, несколько сели ей на волосы, одна задержалась на щеке, совсем не тая. Она выдохнула, и перед самым лицом зависло маленькое, плотное и неторопливое облачко пара. Здесь, под этим бесконечно чёрным, бархатным небом, усеянным бриллиантовыми звёздами, под монотонным, успокаивающим хрустом снега под сапогами, было на удивление спокойно. Она прикрыла глаза, затаившись в этом мгновении, в этой хрупкой тишине.

– Где же ты можешь быть?..

Она пошла вперёд, вглядываясь в смутные силуэты домов и навесов, в тёмные провалы между ними. Снег пружинил под её сапогами, издавая тот самый умиротворяющий звук. И вдруг – тихое, едва различимое, но такое знакомое ржание. Она остановилась, как по команде, замерла на месте. Прислушалась, снова тот же звук, приглушённый стенами. На её губах заиграла лёгкая, почти детская, беззаботная улыбка.

– Для начала конюшня, – сказала она себе вслух, уже более уверенно, и двинулась туда, откуда донёсся звук.

С самого детства лошади были для неё чем-то бесконечно большим, чем просто животные. В них было врождённое достоинство. Упрямая, ничем не сломленная свобода и какая-то глубокая, бездонная мудрость, от которой замирало сердце. Эти тёплые, внимательные, выразительные глаза, казалось, могли прочесть в тебе всё – любую тревогу, ложь, спрятанный страх. Лошадь или принимала тебя сразу, всем сердцем, или не подпускала к себе вовсе. Эту простую, честную прямоту она любила в них больше всего. Она выросла среди людей, их интриг и условностей, но по-настоящему собой, настоящей чувствовала себя только с ними. Когда просто сидела на корточках у стойла, наблюдая, как крупная, тёплая морда доверчиво тянется к пригоршне сена. Когда терпеливо мыла их крепкие, твёрдые копыта от налипшей грязи. Когда вплетала в густую гриву яркие ленты, хотя прекрасно знала, что он стряхнёт их с первым же энергичным взмахом головы. Лошадям она могла отдать всю ту нежность, ту заботу, что так редко и так осторожно позволяла себе дарить другим.

Конюшня показалась впереди – массивное, добротно сколоченное здание с чуть покосившейся крышей и широкими воротами, затянутыми грубой верёвочной петлёй. Из щелей между досками пробивался слабый, тёплый свет, а воздух вокруг был густо насыщен знакомыми запахами: сухого сена, свежего навоза и старого, смолистого дерева. В этих суровых краях лошадей ценили не меньше, чем коров, поэтому местные жители старались поддерживать в конюшне относительный комфорт и чистоту.

Талли ловко поддела пальцами верёвочную петлю и толкнула тяжёлую дверь. Та нехотя отворилась, громко скрипнув. Пара ближайших лошадей лениво подняли головы, одна из них тихонько, приветственно ржала. Остальные оставались в полудрёме, свернувшись в углах своих стойл, их дыхание было ровным и спокойным, убаюканное ночным покоем. Она медленно пошла вдоль центрального прохода, пальцы её скользили по деревянным перегородкам. Сапоги глухо шуршали по слежавшейся, душистой соломе. В полутьме её глаза внимательно шарили по стойлам, пока не наткнулись на знакомую морду.

– Моя хорошая… – её губы тронула широкая, беззаботная улыбка.

В стойле неподалеку стоял её любимец. Грациозный, мощный жеребец, его шерсть отливала тёмной медью, а густая грива ложилась на сильную шею тяжёлыми, ровными волнами. Он повернул голову, фыркнул знакомым, бархатистым фырканьем и медленно, величаво шагнул к ней, к самой решётке. Не было никаких сомнений – он узнал её. Она сделала шаг навстречу, вытянула руку. Её пальцы скользнули по его бархатистой морде, а он с тихим урчанием уткнулся тёплым носом в её плечо, дыша ровно и глубоко.

– Вот и ты, – выдохнула она с облегчением, – держи, это тебе.

Она рассмеялась, доставая из глубокого кармана заветный кусочек сушёного яблока. Тёплая морда немедленно потянулась вперёд, и её холодные пальцы ощутили влажное прикосновение упругого, шершавого языка. Конь бережно, почти деликатно взял угощение. Захрустел с явным удовольствием, а потом неожиданно ткнулся тяжёлым лбом ей в ладонь, настойчиво требуя ещё.

– Ах ты, жадный подлиза, – выдохнула Талли, качнув головой, но улыбка не сходила с её лица. – Всё, больше ничего нет. Разве что мой сапог… хочешь попробовать на вкус?

Он громко фыркнул, будто понял шутку, и брызнул слюной. Она погладила его по морде, медленно, с рассеянной, почти машинальной нежностью, полностью забыв о времени и оставшемся позади напряжённом вечере. А потом шагнула ещё ближе и, не торопясь, провела ладонью по его широкой, могучей груди. Под пальцами чётко ощущалась мощная грудная клетка, игра сильных мускулов под плотной, тёплой шерстью. Её ладонь поднялась выше, к шее, к густой, немного спутанной после дня гриве. Она присела прямо на край низкого стойла и, перебирая толстые пряди пальцами, принялась медленно, ритмично чесать его за ухом. Конь блаженно прикрыл глаза. Его дыхание стало глубоким и ровным, почти сонным. На одно мгновение – такое короткое, что его не хватило бы даже на полный вдох – весь остальной мир перестал существовать. Не стало никаких тревог, сомнений, сложных разговоров и колющих взглядов. Была только она, он и эта глубокая тишина, пронзённая лишь запахом сена и тихим скрипом старых досок. Девушка и не заметила, как пролетело время. Пора было уходить. Она глубоко вздохнула, опустила руки, затем осторожно обняла его за шею, прижалась лбом к его тёплому, упругому боку, застыв так на несколько последних секунд.

– Мне пора, не скучай без меня, – прошептала она, и губы её коснулись его тёплой, бархатистой шеи. Она отступила на шаг. Он потянулся за ней, протянув шею, но тут же остановился, будто поняв. Она ещё раз провела ладонью по его гладкой шее, сжала в пальцах прядь густой гривы, прощаясь, и развернулась к выходу. За спиной протянулось тихое, почти вопросительное ржание.

Дверь заскрипела, закрываясь за её спиной. Снаружи её снова встретил колючий мороз и тонкий, рассыпчатый снег, громко хрустящий под подошвами сапог. Она шагнула за порог, потянулась к массивному деревянному засову, уже собираясь наглухо закрыть ворота амбара. Но в тот самый момент, как будто внутри её сознания щёлкнул невидимый выключатель, всё её тело резко, до судороги, напряглось. Сердце ухнуло в пятки, замерло, а потом забилось с бешеной силой. Но прежде, чем она успела обернуться на подозрительную тишину, что-то тяжёлое и тупое со всей силой обрушилось на её голову. Мир перед глазами взорвался ослепляющей белой вспышкой, затемнение съело края зрения. В ушах зазвенело, как будто раскачали гигантский бронзовый колокол, и его оглушительный гул застыл, врезался в кости черепа. Ноги предательски подкосились, потеряв опору, и она рухнула лицом в снег. Воздух вырвался из груди коротким, приглушённым вскриком. Плечо больно ударилось о мёрзлую, жёсткую землю, затылок снова получил приглушённый, но от этого не менее болезненный удар. Сознание начало затягивать мутной, чёрной пеленой. Всё плыло, мерцало, расплывалось в серых пятнах. Но тело сработало по памяти – среагировало раньше, чем смог опомниться разум. Она инстинктивно перекатилась в сторону, одновременно выхватывая короткий, верный кинжал, спрятанный под поясом. Что-то горячее и липкое залило левую сторону лица, затекло за воротник. Она моргнула, и мир вновь болезненно качнулся.

Кровь.

Она медленно текла по виску, заливала щёку, тёплыми струйками стекала на шею, пропитывая воротник рубахи липкой темнотой. Сердце бешено колотилось в панике, и с каждым его ударом боль в голове усиливалась, пульсируя раскалённым железом. Талли инстинктивно коснулась раны пальцами и тут же зашипела от резкой боли, отдёрнув руку. Она с силой стряхнула прилипшие ко лбу мокрые пряди и чуть расфокусированным, затуманенным взглядом скользнула по фигуре нападавшего.

Перед ней стоял высокий, крупный незнакомец. Его лицо скрывала чёрная, плотно облегающая маска, оставляющая открытыми лишь глаза. И в этих глазах не было ни тени сочувствия, ни сомнений, ни колебаний, только бешеный, хищный блеск, холодный и злой, как у голодного зверя, почуявшего близкую добычу и запах крови. В его руке, затянутой в грубую перчатку, был зажат окровавленный булыжник. С его неровного края тяжёлые, алые капли неторопливо стекали на идеально белый снег, оставляя на нём яркие, багряные пятна. Одна. Вторая. Третья.

– Кто ты… – выдохнула она, не узнавая свой собственный, прерывистый и хриплый голос.

Пальцы перехватили рукоять кинжала покрепче, до белизны на костяшках. Зрение расплывалось, плыло, левая сторона лица горела огнём, но адреналин уже глушил боль, заставляя сосредоточиться.

– И это прославленные Асуры? – его голос прозвучал хрипло, с грубой, циничной издёвкой. Он склонил голову набок, будто изучал беспомощную жертву. – Твой удел, крошка, – греть мою постель, не более того.

Он громко, мерзко рассмеялся, и Талли почти физически ощутила ту мерзкую ухмылку, что скрывалась под тканью маски. Её взгляд, обычно светлый и ясный, потемнел, сгустился до цвета грозовой тучи. В глазах сверкнула холодная, отточенная сталь. Она с силой сплюнула на снег кровь, скопившуюся во рту. Кинжал в её руке чуть дрогнул, и она медленно, но уверенно сместила центр тяжести, перенеся вес на переднюю ногу. Мышцы спины и ног натянулись, тело заняло низкую, собранную боевую стойку, готовую к мгновенному броску.