Хранители Севера

Столы, расставленные вдоль стен, буквально ломились от изысканных угощений. На массивных серебряных блюдах, отполированных до зеркального блеска, громоздились замысловатые пирамиды из экзотических фруктов – рубиновые гранаты, бархатистые, словно обтянутые кожей младенца, персики, тяжёлые гроздья винограда, каждая ягода которого была искусственно покрыта тончайшим инеем сахарной пудры. Рядом, на изысканном белоснежном фарфоре с кобальтовой росписью, располагались более сложные, диковинные яства: нежные паштеты из дичи, украшенные ажурными узорами из свежей зелени, прозрачные, почти как стекло, ломтики копчёной рыбы на воздушной подушке из зелёного салата, крошечные тарталетки с золотистой, рассыпчатой корочкой, от которых в воздух поднимался тёплый, дразняще-пряный пар.

В самом центре зала плавно и торжественно кружились пары. Лёгкие, скользящие шаги вальса сменялись чёткими, церемонными ритмами полонеза. Музыка лилась с небольшой, утопающей в зелени галереи, где музыканты с полной самоотдачей и вдохновением вели свою сложную партию. Скрипки пели высоко, чисто и пронзительно, виолончель отвечала им густым, бархатным, волнующим аккомпанементом, а фортепиано скрепляло всё это звуковое великолепие воедино, задавая незыблемый, завораживающий ритм. И над всем этим празднеством парил уходящий в заоблачную высь расписной потолок. Фигуры ангелов и античных богинь на старинных фресках казались почти живыми в этом мерцающем свете; они, казалось, с молчаливым любопытством наблюдали за земным празднеством с своей небесной высоты, утопая в лёгкой дымке, что поднималась от горящих свечей и тёплого, густого дыхания возбуждённой толпы.

И вот, в самый разгар веселья, огромные двойные двери из белого, резного дерева, украшенные тончайшей золотой резьбой, медленно, с торжественным скрипом распахнулись. В зал тут же ворвался свежий поток прохладного ночного воздуха, принеся с собой пьянящий аромат ночных цветов и далёкий, едва уловимый шепот садовых фонтанов. На высоком балконе, опираясь изящно на ажурное кованое ограждение, появился фигура распорядителя бала. Его ливрея из тёмно-синего, глубокого бархата была щедро расшита сложными золотыми шнурами, а ряд медных пуговиц сверкал, как вереница маленьких, но гордых солнц. Он обвёл зал властным, привыкшим к повиновению взглядом, торжественно раскрыл длинный свиток с оттиском гербовой печати, и его голос, низкий, поставленный и невероятно звучный, легко перекрыл нарастающий гул голосов:

– Лорд Вашингтон и его спутница, леди Уильямс!

Замолкли последние, затянувшиеся аккорды менуэта. Весь зал замер и в едином порыве повернулся к началу парадной лестницы. На самой верхней ступени, озарённый дрожащим светом массивных канделябров, возник высокий, сухощавый пожилой мужчина. Его тёмный, безупречно сидящий на нём костюм казался прочным лаковым панцирем, а лицо с жёстко очерченным тонким ртом и высоким, интеллигентным лбом выражало лишь вежливую, холодную и отстранённую учтивость. Леди, изящно державшаяся за его согнутую руку, была его полной противоположностью: её лавандовое платье из легчайшего шифона струилось мягкими, пластичными складками, а несколько нитей речного жемчуга на её шее мерцали мягким, сдержанным, внутренним светом, выгодно оттеняя фарфоровую бледность её кожи.

Едва они сошли вниз, растворившись в толпе, как властный, звучный голос распорядителя вновь прокатился под сводами:

– Его светлость, Герцог Пирс!

В проёме двери возникла следующая фигура – одинокая, высокая и неспешная. Герцог вошёл не торопясь, с почти демонстративной небрежностью. Его тёмно-синий фрак, сшитый без единой лишней складки, отчётливо обрисовывал широкие, мощные плечи и узкую талию, а взгляд холодных зелёных глаз скользнул по собравшимся с явной скукой.

Но зал уже почти не смотрел на него. Напряжение, витавшее в воздухе, нарастало с каждой секундой. Приглушённый гул, похожий на тревожное жужжание потревоженного улья, становился всё громче и настойчивее. Шёпот, полный нетерпения и жгучего любопытства, перекатывался от одной изысканной группы гостей к другой. Дамы нервно обмахивались веерами с преувеличенной, почти судорожной быстротой, а кавалеры то и дело откашливались и поправляли и без того безупречно завязанные галстуки. Все взгляды, скрытые за масками вежливости и явные, полные ожидания, были прикованы к распахнутым настежь дверям. Все, как один, ждали главных виновников торжества – загадочных, будто сошедших со страниц древних, полузабытых легенд, Асуров.

– Почему они опаздывают? – прошептала одна юная дама в розовом, наклоняясь к соседке так близко, что страусиные перья в её высокой причёске едва не коснулись обнажённого плеча собеседницы. Её тонкие, тщательно выщипанные брови недовольно сдвинулись, образуя две изящные, сердитые чёрточки.

– Полагаю, чтобы произвести эффект, милая, – ответила та, не меняя лёгкой, загадочной улыбки, и принялась с удвоенным вниманием натягивать перчатку на своё тонкое запястье, будто этот процесс вдруг потребовал всей её концентрации.

Где-то в толпе звякнуло хрустальное стекло – кто-то слишком резко поставил бокал на поднос замершего слуги. Десятки голов дёрнулись в сторону звука, глаза расширились на мгновение, но это была лишь ложная тревога. Ожидание становилось почти осязаемым, тяжёлым и густым, как бархатные портьеры, висящие в дверных проёмах.

И тут голос распорядителя, усиленный внезапно наступившей тишиной, грянул под сводами:

– Приветствуйте Его Высочество, Кронпринц Адриан!

Музыка оборвалась на полуслове, скрипка замерла с высоким, невысказанным звуком, повисшим в воздухе. Весь зал разом затаил дыхание. Все взоры, как по невидимой команде, устремились к вершине парадной лестницы. Принц Адриан появился в проёме. Его чёрный, строгий мундир, лишённый каких-либо вычурных украшений, сидел на нём с безупречной, почти вызывающей простотой, лишь мягкий, глубокий блеск дорогой ткани подчёркивал ширину плеч и безукоризненную осанку. Светлые волосы, гладко зачёсанные назад, открывали высокий, умный лоб и резкие линии скул и упрямого подбородка. Спускаясь, он позволил своему отстранённом взгляду медленно скользнуть по замершему в почтительном молчании залу. Гости, как по команде, склонили головы в глубоких, почтительных поклонах. Он ответил коротким, едва заметным кивком, и этого оказалось достаточно, чтобы бал снова ожил, и музыка зазвучала с новой силой.

Не спеша, Принц двинулся вдоль стены, его конечная цель была ясна лишь ему одному. У дальней массивной колонны, в уединённой тени, его уже ждал Брайан. Сегодня тот выглядел как само воплощение дерзкой, почти опасной мужской элегантности. Тёмно-бордовый мундир облегал его крепкое, тренированное тело с подчёркнутой точностью, говорящей о силе, привыкшей к дисциплине и резкому движению. Ни одной лишней детали, ни одного броского аксессуара, только безупречный крой и воротник белоснежной рубашки, небрежно расстёгнутый на одну пуговицу, открывающую узкую полоску загорелой, испещрённой мелкими шрамами кожи. Подойдя почти вплотную, они коротко, почти незаметно переглянулись.

– Готов? – голос Брайана был низким, почти неразличимым под нарастающие аккорды оркестра.

– Не знаю, когда я вообще бываю готов к подобному, – отозвался Адриан, и его пальцы сами потянулись к ближайшему столику с хрустальными бокалами, где искрилось игристое вино.

Он поднёс бокал к губам и сделал неспешный, маленький глоток. Прохладная, живая жидкость мягко обожгла язык миллионами крошечных, взрывающихся пузырьков, оставив после себя свежий, чистый вкус спелого летнего винограда. На мгновение он закрыл глаза, позволив этому простому ощущению разлиться по уставшему телу, отгоняя прочь остатки накопившейся напряжённости.

Брайан, наблюдая за ним, усмехнулся одним уголком губ и склонил голову набок, словно изучая редкий и любопытный экспонат.

– Не торопись, – проговорил он вполголоса, переходя на их личный, доверительный тон. – Насладись хотя бы этим моментом. Пока есть возможность.

– Они опаздывают, – заметил Адриан, и его взгляд снова принялся скользить по толпе, выхватывая знакомые лица, фиксируя нервозные улыбки и слишком быстрые, суетливые движения вееров.

– Я знаю, – коротко хмыкнул Брайан, прищурив свои острые, всё подмечающие глаза. Он отпил из своего бокала, и его глоток был таким же уверенным и стремительным, как и он сам. – Ты что, девушек не знаешь? Им вечно не хватает времени на последние штрихи. Но можешь не волноваться, мне уже доложили – они на подходе.

– Но ты же прекрасно понимаешь, – голос мужчины понизился до опасного, интимного шёпота, предназначенного лишь для одного уха, – они совсем не обычные девушки. И их опоздание может быть знаком.

– Да уж… – Брайан на мгновение задумался, его насмешливый взгляд стал чуть более серьёзным и пристальным, но лишь на мгновение. Потом его губы растянулись в той самой, знаменитой лукавой, обезоруживающей улыбке. – Но всё-таки девушки, со всеми вытекающими… вечными особенностями.

Принц слегка, почти незаметно склонил голову, и напряжённый уголок его рта дрогнул, готовый превратиться в улыбку.

– Посмотри, – тихо, с лёгким намёком на облегчение, выдохнул он.

МЕЛИССА

Девушки почти бежали по бесконечным, сияющим мрамором коридорам дворца, отчаянно приподнимая подолы своих бальных платьев, которые внезапно казались невыносимо тяжёлыми. Шёлк шелестел и вздымался вокруг их ног, словно живое, встревоженное существо, пытающиеся замедлить их бег. На них оборачивались все: и служанки, застывшие с подносами в руках, и дворецкие с ключами на поясах, и даже неподвижные, как каменные изваяния, стражники у резных арок – их обычно бесстрастные лица на мгновение искажало неподдельное изумление. Гулкие, торопливые шаги девушек громко отдавались под высокими сводами, нарушая чопорную, церемонную тишину, возвещающий всей округе, что они опаздывают, и каждая упущенная секунда на счету.

– Чёрт, – выдохнула Талли, на ходу пытаясь расправить непослушную складку на своём платье и нервно дёргая край юбки с тончайшей серебряной вышивкой, напоминающей морозные узоры. – Этот проклятый узор… он хоть ровно идёт?..

Она мельком, почти истерично осмотрела сложный рисунок, тянувшийся вдоль всего подола, будто от его безупречности и симметрии зависела не только её репутация, но и судьба всего вечера. И в каком-то смысле так оно и было. Сердце колотилось у неё в груди, отчаянно и громко, заглушая даже эхо собственных шагов по холодному мрамору. В голове крутился лишь один навязчивый, яркий образ: ослепительный зал, льющиеся волны музыки, и он.Брайан. Его твёрдая, уверенная походка, когда он пойдет через всю толпу, не сводя с неё зелёных, насмешливых глаз. Его рука, протянутая для приглашения на первый, самый важный танец. И, конечно же, самое сладкое, самое желанное – выражение лица принцессы Доротеи, когда та с изумлением и сдерживаемой яростью поймёт, кого он выбрал.

Мелисса бежала рядом, но её мысли витали далеко от бальных залов и танцев. В каждом повороте коридора, в каждой нише со статуей, у каждого занавешенного тяжёлой тканью арочного проёма её взгляд лихорадочно выискивал одну-единственную, знакомую до боли фигуру.

«Он должен уже быть здесь. Где он? Почему его нигде не видно? Если с ним что-то случилось по дороге…»

Грудь сжалась от холодной, липкой тревоги, с каждой секундой нараставшей, как волна перед крушением, грозя захлестнуть её с головой и унести в пучину паники.

– Чёрт возьми! – Талли резко остановилась, едва не врезавшись носом в огромные белые двери, ведущие в бальный зал. За ними уже ясно слышались приглушённые, но мощные звуки оркестра и нарастающий гул сотен переплетающихся голосов. Она сжала кулаки, и в её широко распахнутых глазах плескалась настоящая ярость, смешанная с животной паникой.

– Если этот болван не появится в ближайшую же минуту, я придушу его собственными руками! И его любимый меч ему не поможет!

Перед ними уже стоял глашатай с резным деревянным жезлом в руках, готовый провозгласить их прибытие перед всем высшим обществом королевства. Он уже глубоко вдохнул, грудь его высоко поднялась под расшитым камзолом, а посох замер в воздухе, готовый громко ударить о сияющий пол, но Мелисса резко, почти отчаянно вскинула руку, и её голос, сорвавшийся на пол-октавы выше обычного, разрезал напряжённую тишину преддверия:

– Подождите!

Её взгляд лихорадочно метнулся по-пустому, безмолвному коридору за спиной, выискивая в полумраке знакомый силуэт.

«Где же ты, Бернар? Где?»

Глашатай замер в нелепой, застывшей позе, растерянно уставившись на главную горничную, которая лишь едва заметно пожала узкими плечами, всем видом показывая, что не понимает причины задержки.

– Не знаю, где этот бестолковый, – сквозь стиснутые зубы прорычала Талли, сжимая кулаки так крепко, что тонкая лайковая перчатка натянулась на побелевших костяшках, – но, если он опоздает хотя бы на секунду, у него будут очень, очень большие проблемы!

К ним, бесшумно скользя по мрамору, поспешно приблизилась старшая горничная. Её обычно невозмутимое, строгое, как маска, лицо выражало теперь крайнюю степень обеспокоенности, а нахмуренные брови почти сходились у переносицы.

– Ваше Высочество, – обратилась она к Мелиссе, склонившись в идеально выверенном, почтительном поклоне, но в её потухших глазах читался немой, настойчивый вопрос. – Что-то случилось? Вас что-то беспокоит? Гости уже в сборе.

Девушка застыла. На миг, всего на одно короткое, дрожащее мгновение, она почувствовала, как знакомая, тёмная тревога сжимается в груди тугой, ледяной змеёй, готовясь ужалить. Мысль, которую она всё утро отгоняла прочь, вдруг обрела чудовищную, ужасающую реальность и вес.

«А если он не просто опаздывает? Если он не придёт вовсе? Если с ним что-то случилось? Почему его до сих пор нет? Он никогда не опаздывал так надолго.»

Холодная, липкая паника подбиралась всё ближе, подступая к самому горлу, сдавливая виски.

«А вдруг это Гильдия Нечистых? Если они выследили его по дороге? Если схватили, когда он возвращался от Саймона? Что тогда делать? Мы не можем просто войти на бал, улыбаться и танцевать, пока не узнаем, что с ним…»

– Нет, ничего страшного, – сказала она вслух совершенно ровным, почти ледяным голосом, и сама удивилась, как он не дрогнул, не выдал внутренней бури. Но глубоко внутри, в самой глубине её существа, уже начинал нарастать тревожный, оглушительный грохот, предвещающий настоящую бурю.

– Даже не думай, – Талли резко развернулась к ней, перехватывая её взгляд. Её прищуренные глаза блестели стальным, предупреждающим отблеском; она читала подругу как открытую книгу и точно знала, куда та мысленно направляется. – Я тебя знаю. И нет. Просто нет. Мы не уйдём.

Принцесса отвернулась, сжав бледные, лишённые румянца губы в тонкую, упрямую линию. Её пальцы бессознательно, с силой скомкали нежный шёлк своего роскошного платья, не чувствуя его ценности.

– А если с ним правда что-то случилось?.. – её голос прозвучал приглушенно, почти шёпотом, полным невысказанного страха и вины.

Подруга раздражённо, с шумом вздохнула, сцепила руки на груди так, что тонкие швы на перчатках заскрипели под напряжением. Она изо всех сил сдерживала готовую вспыхнуть ярость, но её щёки уже залил яркий, гневный румянец.

– Он взрослый мальчик, вооружённый до зубов, и прекрасно сможет сам разобраться во всём, во что вляпался, – её голос прозвучал твёрдо, отчеканивая каждое слово, но в нём явно слышалось нарастающее нетерпение и досада. – Мы весь день готовились к этому моменту, мы должны были войти вместе, все вместе, и теперь ты хочешь просто всё бросить и уйти сломя голову на его поиски?

Мелисса опустила взгляд, чувствуя, как на её плечи давит невыносимая тяжесть долга и ответственности. Она прекрасно понимала раздражение Талли, понимала, как важен для неё этот вечер, как она мечтала увидеть Брайана, блистать и танцевать. Но её собственный долг, долг правителя и друга, стоял неизмеримо выше любых личных, пусть и таких сильных, желаний. Она не могла думать только о себе и своём счастье, если Бернар и правда находился в опасности. Она не имела права игнорировать этот голос интуиции, этот холодный ужас в груди.

Девушка уже сделала твёрдый шаг назад, её тело развернулось в противоположную от дверей сторону, когда за её спиной, из глубины тёмного коридора, внезапно раздался сбивчивый, запыхавшийся, но до боли знакомый и такой долгожданный голос:

– Успел! Я здесь!

Бернар ворвался в коридор, тяжело дыша, будто за ним гналась целая армия преследователей. Он на ходу застёгивал чёрные пуговицы своей парадной рубашки, и один рукав всё ещё беспомощно болтался, обнажая белоснежное запястье. Повезло, что волосы у него были коротко острижены, иначе сейчас они определённо торчали бы во все стороны, как после урагана. Его голубые глаза лихорадочно блестели, а на лбу и висках выступала мелкая испарина.

– Где ты пропадал?! – рявкнула Талли и в ту же секунду подскочила к нему, влепив кулаком по плечу так, что у него едва не перекосилось лицо от внезапной боли и неожиданности.

– Ай! – юноша поморщился, инстинктивно дёрнувшись назад. Удар пришёлся точно в то самое место, где под тонкой тканью рубашки ещё ныла и саднила свежая, не до конца зажившая рана после ночного происшествия. – Ты с ума сошла?! – он отшатнулся, поднимая ладони в защитном жесте, – Я же успел, как и обещал!

Мелисса выдохнула так глубоко и облегчённо, что у неё на мгновение закружилась голова. Плечи её непроизвольно опустились, будто с них наконец-то сняли невидимый, давивший все эти долгие минуты каменный груз.

– Мы едва не пропустили из-за тебя весь бал! – выпалила Талли, вызывающе вздёрнув острый подбородок. Её голос звенел от сдерживаемой ярости, а рука вновь инстинктивно замахнулась для очередного «воспитательного» толчка, но вдруг замерла в воздухе. Её цепкий взгляд скользнул по его расстёгнутому воротнику и неожиданно зацепился за едва заметное красноватое пятно у самой ключицы. Оно резко выделялось на фоне бледной кожи, похожее на свежий синяк или ссадину, а может, и на что-то похуже. Она нахмурилась, и гнев в её глазах мгновенно сменился настороженным любопытством.

«Странно. Откуда это? Он же не говорил…»

– Что у тебя здесь? – спросила она уже тише, и её пальцы, будто сами собой, потянулись к его шее, чтобы отодвинуть мешающую ткань и разглядеть получше.

Но Бернар резко, почти отчаянно дёрнулся назад, и мгновенно, с неловкой поспешностью, застегнул оставшиеся пуговицы наглухо, пряча подозрительную улику под слоем чёрной ткани. Его кадык нервно дёрнулся, но уже через секунду его лицо застыло в привычной, бесстрастной маске, будто ничего и не произошло.

«Чуть не попался! Проклятая неосторожность… Надо быть внимательнее…»

– Ничего, – бросил он холодно, намеренно отводя взгляд в сторону. – Пустяк. Не стоит внимания.

Талли отшатнулась на полшага, ошеломлённо глядя на него. В груди у неё закипала обида, смешанная с жгучим негодованием. За то, что он молчит, за то, что отталкивает её, за эту внезапную, необъяснимую стену, которую он возвёл между ними в самый неподходящий момент.

– Что ты скрываешь от нас? – прошептала она, и в её голосе послышалась предательская дрожь. – Мы же одна команда, или уже нет?

Она впилась в него взглядом, пытаясь проникнуть сквозь броню его молчания, разгадать тайну, которую он так отчаянно пытался спрятать. Но он лишь стиснул челюсть, а его взгляд стал острым, отстранённым и непроницаемым.

– Я невероятно рада, что ты цел и невредим, – негромко произнесла Мелисса, уверенно вставая между ними, словно живой щит. – Но давайте отложим этот допрос на потом. Сейчас не время. Нас уже заждались.

Она пристально, по очереди, посмотрела на обоих, и в её властном взгляде читалась непреклонность, не терпящая возражений. Дождавшись от них нервных, неохотных кивков, она глубоко вдохнула, собираясь с духом. Её пальцы привычным, отточенным жестом поправили идеальную линию причёски, смахнув несуществующую прядь, и она выпрямилась во весь рост, принимая безупречный вид, полностью готовый к выходу.

Глашатай, уловив этот решительный жест, тут же трижды громко, с размахом стукнул своим тяжёлым, резным посохом о полированный пол. Огромные двери с гулким, торжественным скрипом начали медленно, величаво распахиваться, выпуская наружу ослепительную волну света, мощные звуки оркестра и тяжесть сотен замерших в едином ожидании взглядов.

– Дамы и господа! – возвестил его поставленный голос, легко заглушая последние, затихающие шёпоты.

Время на раздумья, сомнения и выяснения отношений безвозвратно закончилось.