Французский связной

Глава 5

Днем 29 ноября 1961 года щеголевато одетый француз лет сорока пяти небрежно вошел в парижское агентство компании «Дженерал моторс» на улице Герсан, чтобы получить доставленный по его заказу автомобиль. Все присутствовавшие в демонстрационном зале немедленно узнали в нем Жака Анжельвена, ведущего наиболее популярного во Франции телевизионного шоу «Парижский клуб». Эта передача транслировалась по всей Франции пять дней в неделю в полдень, в лучшее эфирное время, когда большинство французов приходят домой завтракать.

Автомобиль, владельцем которого стал Анжельвен, «бьюик-инвикта» 1960 года, уже побывал в употреблении. Агентству «Дженерал моторс» потребовался месяц, чтобы найти именно эту модель, и для подержанного автомобиля он был на удивление новым, с пробегом только 1669 километров, или 1043 мили по спидометру. До этого момента Анжельвен всегда водил одну из самых небольших и дешевых машин – «рено-дофин». «Бьюик» обошелся Анжельвену в сумму, эквивалентную шести тысячам долларов, то есть только на одну тысячу меньше его общего дохода за предыдущий год. С большой гордостью и приятным ощущением роскоши, которую он так любил, Анжельвен принял ключи от практически нового «бьюика» и укатил из демонстрационного зала…

Жак Анжельвен начинал работать в телевизионных шоу как агент по кастингу, хорошо знающий ночные клубы. Работал как конферансье в различных кабаре Парижа и был одним из ведущих «Парижского клуба».

Роже Фераль, брат которого Пьер Лазаров редактировал влиятельную газету «Франс-суар», интервьюировал известных персон, представляющих общий интерес. Писатель Жак Шабанне беседовал со знаменитыми литераторами. Жак Анжельвен приводил в ночной клуб деловых людей и показывал их в программе. Поскольку он мог по своему желанию «включить» любой ресторан или ночной клуб Парижа, шоумен никогда не оплачивал вечера, которые при каждой возможности проводил с прекрасными женщинами.

Помощником Анжельвена многие годы до покупки этой машины был моложавого вида корсиканец Франсуа Скалья, иногда пользовавшийся псевдонимами Франсуа Барбье и Ив Систерманс. Скалья, которому исполнилось тридцать четыре года, был также известен в преступном мире Парижа как Палач, поскольку многие считали его наиболее успешным наемным убийцей, привлекаемым к бандитским разборкам во Франции. Скалья был полезен Анжельвену в организации безопасности работы ведущего, являясь владельцем одного ночного клуба и имея доли в нескольких других заведениях.

Согласно досье французской полиции Сюрте, главным подозреваемым в трех похищениях людей с 1959 по 1962 год был именно Скалья. В каждом случае похищался богатый человек, его привозили в тайное убежище под Парижем и там пытали, пока он не передавал мучителям все ценности – драгоценности, деньги и даже автомобили. Однако корсиканец так и не был осужден ни за одно из этих преступлений.

Полиция подозревала Скалью в другом, возможно, еще более отвратительном предпринимательстве – торговле белыми рабынями, и в этом ему помогал Анжельвен, хотя, быть может, непреднамеренно. Хорошенькие девушки со всех провинций Франции, из Германии и других европейских стран стекались в Париж, надеясь пробиться в кино и шоу-бизнес. Анжельвен ухитрялся встречаться с большинством из них в посещаемых им ночных клубах. Когда некая девушка – предпочтение отдавалось блондинкам – выражала заинтересованность в карьере исполнительницы или актрисы, Анжельвен предлагал ей попробовать поиграть за пределами Франции, чтобы потом, приобретя необходимый опыт, взять Париж штурмом. Прекрасным местом для актрисы был Бейрут. И по правде говоря, он знал человека, владевшего там ночным клубом.

Затем на сцену выходил Скалья. После прослушивания у него на квартире он заявлял хорошенькой блондинке, что она действительно обладает огромным талантом. Он предлагал ей билет на самолет «Ливанских авиалиний» в один конец до Бейрута, где его помощник должен был ее встретить, разместить в отеле и помочь приступить к работе.

Через неделю, когда девушка уже влезала в долги, ее работа в клубе внезапно прекращалась, и оказывалось, что у нее не было никакой возможности купить билет домой и оплатить счет в отеле. Тогда появлялся еще один помощник, коррумпированный сотрудник полиции, который должен был бросить ее в тюрьму за то, что она не могла оплатить номер в отеле. Но третий помощник Скальи брал девушку на поруки, и она была ему очень благодарна, но оказывалась под его надзором. Стремясь делать все, что угодно, лишь бы вырваться из кошмара, она соглашалась поработать несколько недель для богатого торговца-араба, и, не успев понять, что происходит, оказывалась продана за 50 тысяч долларов – если она была блондинкой – какому-нибудь разбогатевшему на нефти шейху, в его гарем, в пустыню и из окруженной песками крепости уже не могла вырваться никогда…

В значительной степени через Скалью Жак Анжельвен был в близких отношениях со многими представителями парижского полусвета – поставщиками экзотических сексуальных впечатлений. Кроме самых известных театральных имен, в его записной книжке содержался список полезных полицейских и государственных чиновников, входивших в круг его знакомств. Страдавший ипохондрией Анжельвен лечился у шести докторов, специалистов по разным болезням.

Фамилия Анжельвен стала знаменитой очень быстро, но сам Жак был разочарован недостаточным финансовым вознаграждением, которое он получал. В юном возрасте его основательно избаловали в зажиточной семье, проживавшей в Марселе, на южном побережье Франции. К тому моменту, когда ему исполнилось двадцать лет, он успел проучиться в пятнадцати разных школах, но диплома так и не получил. В начале Второй мировой войны, когда ему было двадцать пять лет, он смог избежать военной службы из-за «слабого здоровья». Позднее, чтобы спасти Жака от немцев, семья спрятала его на неприметной ферме.

Когда война закончилась, Жак переехал в Париж, где встретил девушку по имени Мадо и женился на ней. Скоро у них родился сын, Даниель, и по такому случаю семья Жака подарила ему шикарную квартиру в районе Дома инвалидов. У Жака оставалось единственное обязательство – найти работу.

Анжельвен решил попробовать свои силы в журналистике, о которой не знал ничего. Он немного поработал в газете «Вот Париж», собирая новости для колонок, посвященных кабаре. Оттуда он перебрался на мелкую радиостанцию в качестве помощника продюсера франко-американского вещания, где он как ведущий представлял молодых исполнителей, что оказалось полезным в будущем.

Затем он продвинулся в более крупное шоу «Ночной Париж», зародившееся в клубе «Верне». У Анжельвена появился свой стиль, и он начал привлекать внимание. Именно в «Верне» он попался на глаза продюсерам высокорейтингового телевизионного шоу «Парижский коктейль». Они почувствовали, что Жак, с его сердечностью и естественной сексуальной привлекательностью, сможет быть опорой шоу, которое вся Франция считала «парижским журналом».

В «Парижском клубе», как скоро стала называться эта программа, платили небольшие деньги. Анжельвен зарабатывал менее трехсот долларов в месяц, но он научился извлекать из своей новой популярности значительную выгоду в других областях. Он любил похвастать, что стал «единственным, кто к любому человеку в Париже может обратиться на „ты“». Вот только богатство никак не хотело идти к нему в руки. Два фильма провалились. Жена его бросила, забрав двух детей, сына и дочь, Веронику, родившуюся через два года после мальчика. Ему исполнилось сорок лет, но у него не было ничего, кроме пустой известности, воспоминаний, почты от поклонников и горького одиночества.

Танцовщица Жаклин, с которой Анжельвен встречался, когда-то избранная «королевой стриптиза» Парижа, предложила ему заняться собственным бизнесом и открыть свой ночной клуб. Она имела знакомых, которые стали бы финансировать такое предприятие. И с помощью загадочного капитала, представленного Жаклин, Анжельвен вступил во владение кабачком «Остров любви», превратив его в домашнее кабаре, предлагающее, кроме еды и танцев, бассейн, теннис и мини-гольф.

Однако за год репутация этого места изменилась. Постепенно оно превратилось в место встреч дорогостоящих проституток и богатых представителей преступного мира с площади Пигаль, а добропорядочные посетители стали обходить его стороной. Когда Анжельвен запротестовал, Жаклин его бросила. Как и почти все, чего он касался, «Остров любви» бесследно исчез.

Когда в начале 1961 года Мадо, бывшая жена Анжельвена, умерла, оставив ему сына Даниеля, шестнадцати лет, и дочь Веронику, четырнадцати лет, он отвез их к родителям и сам взял отпуск. На несколько недель он пропал из виду. Ходили слухи, что он ездил в Рим или Бейрут, тогда как другие говорили, что он жил у родителей, около Сен-Тропе. Куда бы он ни ездил, где бы ни пытался подзарядить разбитую жизнь, но после возвращения в Париж и на телевизионное шоу его имя стали постоянно связывать с Франсуа Скальей.

Скалья угощал Анжельвена в ночных клубах, знакомил с женщинами, в том числе познакомил его с собственной сестрой, с которой у Анжельвена завязался роман. Благодаря Скалье Жак получил работу распорядителя в нескольких парижских клубах самого низкого пошиба. Он так долго чувствовал себя униженным, но после этого снова воспрянул духом. А проведя в своей телевизионной программе интервью с представителем ведомства туризма США, который льстиво намекнул Анжельвену, что ему стоило бы посетить США и снять фильм для показа в «Парижском клубе», как сделал знаменитый Эд Салливен, проехав по Франции и другим европейским странам, Жак начал вынашивать грандиозные планы поездки в Америку. Он также думал побывать в Канаде и, возможно, организовать программы на французском языке в Монреале или Квебеке. Для него это могло стать началом нового этапа жизненного пути.

В начале ноября Франсуа Скалья смотрел передачу «Парижского клуба», в которой Анжельвен бесхитростно рассказал телезрителям о возникших у него интересных замыслах, пообещав скоро сообщить подробнее о предполагаемом путешествии в Америку.

Внезапно Скалью осенила блестящая идея. Инстинктивно он всегда чувствовал, что Анжельвена можно использовать с гораздо большей пользой, чем просто как поставщика «белого товара» для продажи на Ближний Восток. В Ливане и Марселе Скалья сильно втянулся в торговлю героином. Он регулярно посещал парижский бар «Три утки» на улице Ларошфуко, известный Сюрте как прибежище торговцев наркотиками. Ему было прекрасно известно о значительном риске, связанным с доставкой произведенного в Марселе героина на наиболее прибыльный рынок, в Нью-Йорк. Какой еще курьер мог выглядеть невиннее французской телезвезды, впервые посещавшей США? К тому же Анжельвен сам был не чужд наркотикам. В 1958 году одна из его любовниц, богатая парижская матрона, умерла от передозировки героина.

Корсиканец немедленно подготовился заключить контракт на транспортировку с международным героиновым синдикатом, который был хорошо ему знаком. В первую очередь Анжельвену была нужна подходящая машина, в которой можно было перевезти крупную партию героина. Нью-йоркская часть банды обнаружила, что в конструкции кузова «бьюика-инвикты» 1960 года есть особенность, позволяющая спрятать в нем специальный груз.

В середине ноября Жак Анжельвен продлил срок действия паспорта и добился визы для въезда в США на следующий день, после того как Скалья тоже подготовился к поездке – еще до доставки автомобиля.

Глава 6

На следующий день после того, как канадский «бьюик» исчез, Сонни Гроссо связался с близким другом в Федеральном бюро расследований, поддерживавшим широкую сеть надежных информаторов. Обычно ФБР не занималось борьбой с распространением наркотиков, но старалось быть в курсе практически всякой незаконной деятельности в США. Сонни попросил этого агента узнать, не попала ли за последние двадцать четыре часа на улицы крупная партия героина. Агент перезвонил Сонни в тот же день и сообщил, что пока лишь ходят полные оптимизма слухи, но ничего конкретного не происходит.

На следующий день он снова связался с Сонни и на этот раз сказал, что, по его сведениям, «паника» закончилась. Распространение наркотиков возобновилось.

Канадский автомобиль сделал свое дело.

Однако к началу декабря Бюро по борьбе с наркотиками получило новые свидетельства о том, что ноябрьская поставка героина смягчила его дефицит лишь временно. Очевидно, это был слишком слабый источник, поэтому, предчувствуя приближение трудных времен, особенно пристрастившиеся наркоманы уже начинали поскуливать. В полиции сделали вывод, что вскоре можно ждать еще одну крупную партию.

Иган и Гроссо вместе с Диком Аулеттой и федеральным агентом Фрэнком Уотерсом продолжали пристально наблюдать за Пэтси Фукой. Первоначальная их цель, Анджело Туминаро, осталась на заднем плане, и все внимание они сконцентрировали на перехвате крупной партии наркотиков, которая, как не без оснований считали они теперь, должна была пройти через руки Пэтси. Во второй раз они должны были подготовиться лучше. Если постоянно быть начеку и если немного повезет, они смогут набросить сеть на всю банду, включая, возможно, Малыша Энджи.

Пэтси редко исчезал из их поля зрения. Но в этот период следить за ним было нетрудно – он казался расслабленным, неторопливым и вел обычную предсказуемую жизнь мелкого бизнесмена. Значительную часть времени он продолжал проводить в закусочной, но, когда ему нужно было куда-либо отправиться, его подменял тесть или, по выходным, брат Тони. Иногда по будням ночью после закрытия он по-прежнему удирал на Манхэттен, навестить свою маленькую подружку Инес в «Пайк-Слип Инн», но его ни разу больше не видели на той улице, где он оставил канадский «бьюик». В другие вечера он повторял привычные для него поездки с Ником Травато по нескольким городским районам, вероятно собирая плату или доставляя товар. Но ничего необычное, казалось, не поглощало его внимание.

У Игана остался в памяти один эпизод, когда как-то днем во вторую неделю декабря он наблюдал за Пэтси и Барбарой, поехавшими покупать рождественские подарки в центр Бруклина. Иган следовал за супругами от одного шумного магазина к другому, ему удавалось держать их в поле зрения, несмотря на толпы на улицах и неспокойное предпраздничное движение на дорогах. После пары часов они свернули с Истерн-Парквей на Кингс-Хайвей, где Барбара высадила мужа у банка и уехала дальше одна. Пэтси зашел в Национальный банк Лафайета, совершил какую-то деловую операцию, вышел и на такси доехал до своей лавки в Уильямсбурге. В этом посещении банка не было ничего необычного, не считая того, что Пэтси, как показалось придирчивому Игану, затратил больше времени, чем требовалось на заполнение бланка взноса на счет, потому что оглядывался вокруг, проявляя интерес к планировке операционного зала. Так, теперь он собирается еще банки грабить, усмехнулся про себя Иган.

Через два дня, 15 декабря, Национальный банк Лафайета на Кингс-Хайвей был ограблен двумя вооруженными пулеметом бандитами, которые убили охранника, серьезно ранили полицейского и скрылись, прихватив 35 тысяч долларов.

Иган не почувствовал какой-либо реальной связи между Пэтси Фукой и этим вооруженным ограблением и не установил ее в последующие недели. Спустя день после ограбления они с Сонни, одетые в белые халаты больницы Святой Екатерины, в очередной раз разглядывали в закусочной Пэтси стенд с журналами и дешевыми книгами. Смуглый мужчина в опрятном костюме в тонкую полоску вошел в магазин и жестом предложил Пэтси пройти в заднюю комнату закусочной.

– Будет серьезная работа, – пробормотал Сонни, когда Пэтси и его визитер прошли за частично задернутую занавеску.

Раньше они никогда не видели этого человека. Не обращая внимания на окружающих, уставившись в книги, которые держали в руках, детективы незаметно продвинулись ближе к углублению и постарались подслушать хоть какие-то обрывки разговора.

– Дядя Гарри хочет, чтобы ты принял еще один заказ на сигары, такой же, как раньше, – произнес сиплый голос.

Пэтси осведомился:

– Когда они прибывают?

– Должны на следующей неделе.

– О’кей. Передай, что я буду готов, – пробормотал Пэтси.

Через мгновение незнакомец появился из-за занавески и, проходя мимо Игана, задел его локтем. У стойки он выбрал сигару и, кивнув Пэтси, неторопливо вышел на улицу.

Эдди и Сонни переглянулись. Хотя им удалось услышать очень немного, но, возможно, готовилось что-то серьезное.

В тот же день, 16 декабря, груз, состоящий из 51,1 килограмма почти чистого героина, прибыл в Монреаль из Франции. Сильнодействующий белый порошок, превращающий жизнь человека в жалкое существование, расфасованный мелкими порциями, был припрятан в необычных, практически не поддающихся обнаружению полостях, скрытых в крыльях и шасси желтовато-коричневого «бьюика-инвикты» 1960 года.

Этот героин был готов завершить свой губительный жизненный цикл, который в данном случае начался в Турции, где выращивали мак и собирали опиум. Затем опиум отправлялся в Ливан, и там маслянистое коричневое тесто с мускусным запахом продавалось и химическим путем превращалось в пылевидную, белую основу морфия. Из десяти фунтов опиума вырабатывался один фунт морфия, который затем тайно переправлялся на модернизированные очистительные фабрики на юге Франции, в окрестностях Марселя. Здесь проходила дальнейшая химическая переработка, в результате которой получался наркотик, известный как героин, который незаконно распространялся по всему миру и в том числе направлялся на главный его рынок, в США. В стране сбыта сначала он попадал к «получателю», затем к крупным оптовым торговцам или «связным», от них дальше на улицы к самым мелким «толкачам», продающим крошечные дозы, завернутые в пергамин, по три-пять долларов за штуку. (Жадность представителей промежуточного звена могла оказывать один полезный эффект. Чистый поначалу героин неоднократно разбавлялся безвредным порошком маннита или лактозы, и к моменту продажи в порции оставалось лишь несколько крупиц настоящего наркотика, поэтому в организм наркомана вводилась минимальная доза, облегчавшая для него отвыкание по сравнению с «качественным товаром», продававшимся в двадцатых и тридцатых годах.) Прибывший в Монреаль груз предполагалось перепродать на улицах за 32 миллиона долларов. Теоретически его было достаточно, чтобы снабжать каждого наркомана в США в течение восьми месяцев. На тот момент это была самая крупная партия героина, поставка которой была когда-либо предпринята[11].

Получателем в Монреале был некто Луи-Мартен Морис, фактически самый главный импортер на Североамериканском континенте. Такой значительный груз, естественно, сопровождал в Монреаль французский руководитель крупнейшей в мире сети распространения героина Жан Жеан, известный в англоговорящем преступном мире под прозвищем Гигант (созвучным его фамилии и более легким в произношении для членов мафии). Те немногие, кто видел и знал, описывают его как театральную фигуру. Гигант был высоким, щеголеватым французом на седьмом десятке, предпочитавшим надевать жемчужно-серые гетры, полосатые брюки дипломата, черный кашемировый блейзер с подходящим бархатным кантом, жилет (иногда лимонного цвета), шарф и серую фетровую шляпу. Эта незабываемая демонстрация портновского искусства идеально подчеркивалась черной ротанговой тростью, которую он всегда брал с собой.

В этом путешествии из Франции Жеан был крайне внимателен, даже больше, чем в ноябре, когда он сопровождал «бьюик», за которым Гроссо, Иган и Уотерс следили в Нью-Йорке. Та операция оказалась удачной, но прежде, чем она завершилась, до Жана Жеана дошли некоторые тревожные сигналы, связанные с полицией. Вероятно, они просто случайно на что-то наткнулись, но Жеана гораздо больше беспокоило подозрение о возникшей утечке или каком-то слабом звене в цепи операции. В последнее время его стала смущать организация дела в Нью-Йорке. Когда своей структурой управлял сам Туминаро, в ней царили порядок и безопасность. Но к его племяннику Фуке Жеан не чувствовал доверия. Тот не обладал выдержкой, стиль его работы оставлял желать лучшего, думал француз, но хуже всего для их бизнеса была ненадежность.

Его настороженность показалась обоснованной, когда после прибытия в Монреаль канадская полиция неожиданно наложила на судно эмбарго и приступила к тщательному досмотру корабля. Досмотр выполнялся слишком усердно, чтобы его можно было посчитать общепринятой практикой, – полиция продолжала его два дня. Жеан и встретивший его Морис предположили, что полиция получила информацию о приходе груза наркотиков.

Тем не менее они решили уверенно держаться до конца, но до них дошли новости о еще одном тревожном событии. Сообщили, что в Рочестере, штат Нью-Йорк, был застрелен один американский гангстер, который оказывал им ценную помощь в контрабандных операциях.

В тот момент Жеан и Морис не могли знать, что их знакомый был убит в обычной гангстерской разборке, совершенно случайно совпавшей по времени с визитом канадской полиции на борт французского судна. Но одновременности этих двух событий оказалось достаточно, чтобы они заподозрили преследование полицией. Они решили, что теперь пытаться перевезти товар через канадско-американскую границу в «бьюике» слишком опасно. Единственным альтернативным решением был его возврат во Францию в том же состоянии, в котором он ее покинул, и поиск способа его доставки напрямую в Нью-Йорк.

Таким образом, 18 декабря, после завершения досмотра и освобождения желтовато-коричневого «бьюика» полицией и таможней, Жеан полетел обратно в Париж. Автомобиль снова погрузили на борт судна и отправили во Францию вместе с нетронутым содержимым.

Хотя «следующая неделя», о которой упоминал информатор Пэтси Фука, как о времени прибытии «сигар», началась и закончилась, героиновая «паника» в Нью-Йорке продолжалась. Полиция не могла определить, сама ли мафия вызвала этот кризис, прибегнув к этому часто используемому жестокому ухищрению, чтобы вызвать рост цен на наркотики, или крупные импортеры столкнулись с трудностями по ввозу груза в страну.

Детективы, занимавшиеся наркотиками, продолжали скрупулезно наблюдать за Пэтси Фукой, его семьей и помощниками и теперь очень часто оставались с ним круглосуточно. Поскольку приближались праздники, они чувствовали досаду, но, несмотря на Рождество, не могли себе позволить оставить Пэтси ни на минуту, чтобы не упустить возможность, на ожидание которой уже было затрачено столько сил.

В довершение всего в эту праздничную пору у Эдди Игана возникли особенные проблемы в отношениях с Кэрол Гэлвин. Прелестница постоянно пыталась уговорить его уделять ей больше времени, все настойчивее убеждая оставить «неблагодарную» работу и заняться вместе с ней собственным бизнесом. Игана стали расстраивать участившиеся споры на эту тему, но еще больше его беспокоила ее сильная тяга к материальному благополучию, преобладавшая над всем остальным. Особенно он был раздражен самым последним ее предложением. Однажды вечером она возбужденно рассказала, как пожилой посетитель «Таверны на Нассо», явно джентльмен со средствами, предложил купить для нее ночной клуб в Нью-Джерси! Иган упрекнул Кэрол за то, что она не дает себе труда поразмыслить, что означает подобное предложение, хотя бы и полученное от семидесятилетнего старика, и приказал забыть о нем. Но несколько дней спустя Кэрол поделилась с ним еще одной новостью – тридцатидевятилетний сын старика пригнал ей в подарок новенький «тандерберд»! Она радостно рисовала открывавшиеся возможности: Эдди уйдет из полиции и будет постоянно помогать ей управлять клубом. Что касается ее престарелого поклонника, то, как она это понимала, от нее требуется лишь иногда пить с ним кофе или время от времени позволять себя поцеловать. Ошеломленный Иган сначала потерял дар речи, а потом рассвирепел. Они снова поссорились, и в конце концов он ушел от нее. Но он не мог не вспоминать, как хорошо им было вместе.