Любовь под капотом. Осторожно искра!

Глава 1

– Дас! Войдите уже, кто там мнется!

Это он. Наш декан – Иван Петрович Осипов, по прозвищу Дас Осипов.

Он говорит “дас” вместо “да” и “бите” вместо “пожалуйста”. Никто не знает почему. Говорят, в девяностых он вел курс немецкого и с тех пор не излечился.

Я захожу.

Осипов сидит за столом, заваленным бумагами, стопками папок и чашками – штук пять, не меньше.

Одна на другой, как пирамидка от стресса.

Если дернуть не ту, конструкция обрушится, и декан потеряет последнюю надежду на порядок.

Он поднимает глаза поверх очков.

– Екатерина Кузнецова. Дас, садитесь.

Я сажусь.

Папку прижимаю к коленям, чтобы не дрожали руки.

– Как у нас дела с практикой? – спрашивает он подозрительно спокойно.

Если я завалю еще одну, о дипломе можно забыть. И мы оба это прекрасно понимаем.

– Почти отлично, – отвечаю я бодро. – Осталось только… ее найти.

Он вздыхает так, будто я лично испортила ему день.

– Кузнецова, вы у нас студентка старательная, но две прошлые практики… хм… закончились досрочно.

Я киваю.

– По независящим от меня причинам.

– Дас, – вздыхает он, будто это диагноз. – Ладно. Я нашёл вам место. Настоящее. Без офисной ерунды и пустых отчетов. Там вы, наконец, поймёте, что такое настоящее производство.

Я выпрямляюсь.

– Я готова.

Он улыбается – загадочно, как человек, который знает что-то, чего лучше бы не знать.

– Руководитель – известная личность. Популярный, харизматичный. Вы многому у него научитесь.

Я киваю, стараясь не показать паники.

– А что за организация?

– Сюрприз, – говорит Осипов, протягивая листок. – Адрес вот здесь. Завтра к девяти. Не опаздывайте, Кузнецова.

Я выхожу из кабинета, прижимая листок к груди.

Третья попытка.

Последний шанс.

И, возможно, начало конца. Хотя зачем быть такой пессимистичной. Интуиция подсказывает, все будет хорошо. На этот раз начальство обязательно оценит мои аналитические способности.

Собираться начинаю с вечера.

Мой лучший, он же единственный костюм висит на дверце шкафа так, будто собирается на обложку делового журнала. Белая блузка выглажена. Туфли начищены.

Документы сложены в папку. Папка – в сумку. Сумка стоит у входа, наготове.

Я ставлю три будильника и всё равно просыпаюсь на полчаса раньше.

Волосы – в идеальный пучок. Стрелки – ровные. Стакан воды – сто миллилитров, как всегда.

Сегодня я – образцовый взрослый человек. Не девушка-хаос, не жертва обстоятельств, а та самая «Кузнецова – надежда факультета».

Пока еду в транспорте, представляю, как начинается мой первый день:

офис, стеклянные двери, люди в рубашках, я уверенно прохожу по коридору…

Ах да. И кофе. Очень важно, чтобы в новом месте был приличный кофе, а не бурда из автомата возле деканата.

Нахожу нужную улицу. Выдыхаю. Первым делом ищу глазами деловой центр. Или хотя бы логотип компании.

Ничего.

Окей. Спокойно. Может, здание без вывески.

Я сверяю адрес на бумаге с картой в телефоне. Совпадает.

Иду дальше. Дома по этой улице кончаются – остаются гаражи, какие-то склады.

Навигатор радостно ведёт меня вперёд, как будто не в ссылку, а к лучшей жизни.

Я шаг за шагом приближаюсь к заветному адресу, мысленно репетируя:

«Здравствуйте, я Катя Кузнецова, готова приступить…»

За углом должен быть офис. Стеклянные двери. Логотип. Переговорная. Кофе с пенкой.

Я даже чувствую запах… хотя, возможно, это надежда.

Поворачиваю – и останавливаюсь.

Передо мной ворота, на которых облупленной краской написано:

«СТО – АРТ-МОТОРС»

Я моргаю.

Проверяю адрес в телефоне.

Проверяю бумагу.

Проверяю мозг.

Все источники одинаково утверждают: мне – сюда.

– Отлично, – шепчу я. – Просто офис мечты.

Я захожу внутрь – только уточнить. Вдруг рядом есть другое помещение.

Хорошее. С кофе. И кондиционером.

Но внутри – бетонный пол, инструменты, запах масла.

И из-под машины торчат мужские ноги в кроссовках.

Я поджимаю губы.

Как с ним общаться? Постучать по бамперу? Научи, жизнь, пожалуйста.

– Э-э… простите, это что за улица? – спрашиваю я, пытаясь звучать вежливо.

Голос из-под машины отвечает лениво, будто я помешала ему спать:

– Бульвар Солнечный, дом восемь.

Бульвар Солнечный.

Ирония дня. Сплошной солнечный мазут.

– А это… место?

– «Арт-Моторс». СТО.

И в этот момент он выкатывается из-под машины, и я вижу его целиком.

Он – масло, майка, уверенность и наглость.

А главное – взгляд.

Он медленно, без тени смущения, проводит глазами по мне снизу вверх:

от каблуков по ногам, по юбке, выше.

Останавливается на лице и улыбается.

Той самой улыбкой, за которую хочется дать пощечину, а не номер телефона.

И да. Он ещё присвистывает. Тихо. Оценочно.

Я расширяю глаза, но держу спину прямо.

– В костюме и на каблуках… – он прищуривается. – Ты явно не за скидкой на шины.

– Я ищу руководителя, – отвечаю я сухо. – У меня назначена практика.

– А, стажерка. Ну конечно, – он хмыкает. – Я так и подумал.

– С чего вдруг?

Он кивает на мои туфли:

– Такие приходят сюда только по двум причинам. Первая – заблудилась. Вторая – работать. Заблудившейся ты не выглядишь.

– Кузнецова. Екатерина. – я четко произношу каждое слово. – Производственная практика.

Он вытирает ладони, протягивает руку:

– Сафронов. Артём. Руководитель.

Мир на секунду дергается, как плохое соединение.

Сафронов.

Это что, шутка?

Реклама. Плакаты. Интервью. Фамилия, которая сводит с ума половину города.

И именно мне досталось это кармическое издевательство.

Я жму ему руку. Холодно. Коротко. По-деловому.

– Приятно познакомиться, – говорю я тоном, которым обычно врагу объявляют перемирие.

– Еще бы, – самодовольно отвечает он.

Сафронов разворачивается и идет вглубь сервиса, даже не оглядываясь.

Я стою секунду – всего секунду – но он, не останавливаясь, бросает через плечо:

– Долго зависать будешь? Или каблуки у тебя декоративные?

Я сжимаю зубы и догоняю.

Спокойно, Катя. Ты взрослый, адекватный человек. Никого нельзя убивать гаечным ключом в первые пять минут практики.

Мы входим в помещение, которое в идеальном мире называлось бы «офисом».

В реальности – это одинокий стол, кружки с пережитой жизнью и провода, повесившиеся на гвоздь. Он бросает на стол тряпку, падает в кресло, отталкивается ногой и поворачивается ко мне.

– Значит так, Кузнецова. – Он чуть щурится, изучающе, нагло. – Важные вещи – сразу.

Я киваю. Внутри всё дрожит – а вдруг он уже решил, что я не справлюсь? – но внешне я ровная, собранная.

– Здесь всё держится на скорости, реакции и мозгах, – лениво продолжает он. – Первого у тебя, судя по походке, ноль. Со вторым – меньше нуля. Ну, может, с третьим повезёт.

– Я не обязана это слушать, – выдыхаю резко.

– Обязана, – ухмыляется он. – Я твой руководитель. Привыкай.

Что-то щёлкает в груди – обида? злость? паника, что я снова провалюсь?

Нет. Нет, Катя. Ты не дашь ему это увидеть.

– Тут не универ, – продолжает он. – Здесь не получится спрятаться за отчёт или раствориться в таблице. Здесь работают руками. Быстро. Грязно. Реально. Слабых здесь никто не нянчит. Запомнила?

– Я пришла работать, – отвечаю. – Не ныть.

– Правда? – Он откидывается на спинку, складывая руки на груди. – Тогда вопрос: ты умеешь что-то полезное? Или у тебя в резюме только «всё по правилам, всё по графику и вечная вера, что мир обязан быть красивым и правильным»?

Я прикусываю язык.

Я старалась. Я училась. Я делала всё правильно, потому что иначе – провал, и я не переживу ещё один провал.

Не взорвись. Не дай ему увидеть, что задел в точку.

– Я умею систематизировать процессы и оптимизи…

– Перевод: «я люблю ставить галочки и строить людей по линейке», – перебивает он. – У меня на таких аллергия.

– На таких, как я? – делаю шаг ближе. – Это каких, интересно?

– Таких, кто свято уверен, что знает, как всё должно работать. Хотя сам боится испачкать руки.

Эта фраза попадает точно в боль – так, будто он читал мою голову.

И до того, как я успеваю удержаться, я взрываюсь:

– Я не боюсь работы! И, между прочим, я сюда пришла не слушать твоё самомнение, которым ты поливаешь всех вокруг, как отработкой с поддона!

Он замирает. На секунду.

А потом медленно, с явным удовольствием, начинает улыбаться.

– Вот, – говорит тихо, почти довольным голосом. – Наконец-то живой человек. А то я думал, что вместо стажёрки прислали мне методичку.

Я чувствую, как горят щеки.

Зачем вспылила? Он хотел реакции – и получил. Молодец, Катя. Аплодисменты.

Он встаёт. Подходит ближе. Смотрит прямо в глаза – уверенно, без промаха, как хищник, который уже всё понял про свою добычу.

– Слушай сюда. Если хочешь продержаться тут хотя бы неделю, тебе нужно научиться двум вещам. Первое – делать, а не рассуждать. Второе – держать удар. Я проверяю всех. И если ты не слабая – докажи. Делами. А не лекциями про «систематизацию».

Я сглатываю, поднимаю подбородок. Я не дам ему почувствовать страх. Даже если внутри у меня всё кричит – «только не провались, не снова, не здесь».

– Отлично, – говорю ровно. – Проверяй. Только не надейся, что я сбегу.

Он улыбается шире, медленно, почти нагло:

– Посмотрим.

Глава 2

Я прихожу на пятнадцать минут раньше.

Пучок идеальный, план в голове тоже. Сегодня я не взорвусь. Сегодня я докажу.

Ворота уже приоткрыты. Внутри – гул, голоса, звенит металл.

Я делаю вдох. Я смогу. Это просто производственные процессы, только с колесами.

– Утречко, Кузнецова, – голос справа. Артём опирается плечом о стойку, в руках – планшет. – Готова к реальному миру?

– Да.

– Тогда начнём с простого. Две задачи. Первая: примешь запись на ремонт от клиента – Машина «Киа», синяя, фамилия Плахтин. Вторая: перенесешь вот эти заявки из бумажного журнала в электронный. – Он кивает на толстую тетрадь с табличками и протягивает планшет. – Лоток входящих – там.

Просто. Это я умею. Я – богиня табличек.

Беру планшет, сажусь за «офисный» стол. Он… скрипит. Ладно.

– И, Кузнецова, – добавляет Артём, уже уходя. – Не пытайся перестроить вселенную за полчаса. Она будет сопротивляться.

– Я справлюсь.

Через пять минут всё идёт по плану. Я вношу «Плахтин, Киа, ТО», переношу даты, сортирую по срочности.

Через шесть минут ко мне одновременно подходят трое.

– Девушка, у меня запись на одиннадцать, я опаздываю, и это не моя вина! – бородатый мужчина с ключами в руке.

– А тормозные колодки мне на «Рено» когда? – спрашивает второй, сверху вниз, как будто я – кнопка «решить всё».

– А кто у вас главный? – женщина с видом человека, который видел битву за Старую Рязань и не впечатлился.

– По очереди, – говорю я максимально вежливо. – Сейчас посмотрим…

Сбоку кто-то хлопает капотом так, что дрожит стол. Я подскакиваю, планшет чуть не летит на пол.

Спокойно. По очереди. Алгоритм: проверка – запись – подтверждение.

– Фамилия? – спрашиваю у бородатого.

– Платонов.

– Плахтин?

– Пла-то-нов, – растягивает он, как жвачку. – Я звонил вчера.

Я ищу «Платонов», нахожу «Плахтин», отвлекаюсь на «Платов» и «Платошин», которых в базе почему-то трое.

В этот момент из глубины орут:

– Кто брал мой динамометрический? Верни, я знаю, где ты живёшь!

– Сейчас… секундочку… – я листаю, стараясь ничего не спутать.

Слева женщина начинает диктовать свой VIN со скоростью рэпа в батле.

– Не так быстро, пожалуйста, – прошу я, набирая цифры и теряя фокус.

Планшет пиликает: «Конфликт расписания».

Я машинально жму «Ок».

Он пиликает снова: «Перенести запись?»

Я жму «Да».

И внезапно вижу, как «Плахтин» улетает с одиннадцати на пятницу к девяти.

– Подождите… где Плахтин? – шепчу я экрану.

– Я Платонов, – напоминает бородатый. – И у меня одиннадцать.

– Конечно, – улыбаюсь я. – Сейчас… Ваша «Киа»?

– «Шкода», – отвечает он, как выстрел. – Синяя.

– А у меня «Рено» и колодки! – возмущается второй.

Планшет снова пиликает: «Вы уверены, что хотите заменить деталь…»

Я случайно касаюсь не туда.

Где-то бормочет компрессор, вдали выкатывают домкрат, и в этот момент на край стола кто-то ставит открытую бутылку с водой.

Кто-то – не я. Она делает «чик» и начинает медленно, элегантно, как итальянское кино, опрокидываться.

– Осторожно! – говорю я сама себе и хватаю бутылку.

Крышка, конечно, не закручена.

Брызги – по столу, по бланкам, по моему рукаву.

Мокро. Противно. Красиво – если ты оператор клипа, а не я.

– Что у вас тут происходит? – над столом появляется чужая тень. Клиент с серьёзным лицом и суровым голосом. – Я три раза звонил, вы записали меня на сегодня. Где мой мастер?

Я почти говорю: «Сейчас всё исправим». Но таблетка хаоса уже растворилась.

Планшет снова пищит: «Вы удалили запись “Плахтин”».

Я замираю. Что?!

– Это случайность, – произношу я, как будто фокусник, у которого голубь взорвался. – Сейчас верну.

– Вернете, конечно, – уверяет меня суровый голос. – Только я поеду к другим.

– Никто никуда не поедет, – раздаётся знакомо-хищное за спиной.

Он стоит вплотную, руки в карманах, взгляд – спокойно-весёлый. Видел всё. Конечно.

И сейчас скажет что-нибудь… остроумно-ядовитое.

– Давайте так, – Артём обращается к тройке клиентов тоном, от которого люди почему-то успокаиваются. – Шкода – на подъемник номер два, Рено – к Ильдару, вам, – он кивает женщине, – за кофе, пять минут на оформление и я сам вас приму.

Кузнецова, – оборачивается ко мне, – у нас вода не входит в приветственный набор, но сегодня сделаем исключение.

– Очень смешно, – шепчу я. И пробую промокнуть рукав салфеткой.

– Запись Плахтина я подниму из бэкапа, – он наклоняется, пальцами бегло чинит то, что я сломала, не комментируя. – Ты пока сделай то, что точно не разрушит мировой порядок.

– Что именно? – слишком резко.

– Протокол приветствия. Улыбка, взгляд, «чем помочь?». Без философии и кнопок «Да/Нет».

– Я справлюсь, – отвечаю. Голос дрожит на полтона. Чёрт.

Он замечает. Конечно. И это его радует.

– Верю. – Артём отступает на шаг, но остаётся в поле зрения. – Покажешь?

Следующие десять минут я – Протокол Приветствия.

«Здравствуйте», «Какой автомобиль?», «Сейчас уточню», «Пожалуйста, сюда».

Я дышу по счёту, как на йоге для паникёров. И начинает получаться: очереди меньше, люди спокойнее, планшет молчит.

– Вот, – говорю я тихо, когда волна схлынула. – Жива.

– Ого, – удивляется он с нарочитой серьезностью. – А я думал, ты испаришься вместе с Плахтиным.

– Очень смешно.

– Было, – соглашается. Потом кивает на мой рукав. – Переодеться есть во что?

– Нет.

– Возьми куртку у Маринки из бухгалтерии. И, Кузнецова, – он задерживает взгляд на мне дольше, чем нужно, – добро пожаловать в реальность. Здесь правила пишут после пожара.

– Я люблю порядок, – упрямо говорю я. – И наведу его.

– Это я и хочу посмотреть, – отвечает он и уходит, на ходу кому-то бросая: – Пять минут перерыв – и тащите сюда «синюю Шкоду».

Я остаюсь одна на секунду. Руки дрожат, рукав мокрый, в голове гудит.

Ты не провалишься. Не здесь. Не снова.

Я беру тряпку, вытираю стол, открываю журнал.

– Следующий, пожалуйста, – произношу ровно.

И слышу, как в глубине кто-то свистит ту самую короткую ноту, которая бесит и подталкивает одновременно.

Хорошо. Игрок.

Посмотрим, кто кого.

Закрываюсь в маленькой подсобке – угловая каморка со шваброй, ведром и зеркалом, которое видело слишком много человеческих страданий.

Облокачиваюсь о раковину, выдыхаю.

Руки дрожат.

Первый день. Блестяще, Кузнецова. Просто браво. Аплодисменты, зал встаёт.

Я держалась. А потом всё поехало под откос, как тележка без тормозов, и вишенкой на торте – его свист.

Этот самодовольный, покровительственный, чертовски уверенный в себе свист.

– Да чтоб ты… – шепчу я отражению. – Потонул в своей самоуверенности.

Вытаскиваю телефон из кармана, чтобы хоть немного отвлечься. На экране первая же новость в ленте:

«Сафронов снова в топе: интервью, фотосессия, новая команда – и новый рекорд».

Серьёзно? Вселенная, ты шутишь?

Открываю статью.

Фото – он.

С тем же взглядом. С тем же выражением «мир, расслабься, я пришёл и будет красиво».

Под ним текст: «Трижды чемпион по дрифту, медийная личность, лицо рекламных кампаний, владелец сети автосервисов “Арт-Моторс”».

Ну конечно.

Мало того что он гонщик-чемпион, так он ещё и медийная звезда. И бизнесмен.

И, судя по комментам, половина страны считает его «секс-символом на колёсах».

Секс-символ. Прелесть. Прямо вижу, как он разливает свое обаяние по бокалам.

Листаю ниже. Статья с заголовком: «Артём Сафронов: я всегда беру то, что хочу».

– Ещё бы. Кто бы сомневался, – бурчу вслух.

Я резко блокирую телефон.

Горло снова сжимается. Не от обиды. От страха.

Он – звезда. А я? Я – стажерка, которая не справилась с приёмом трёх клиентов и бутылкой воды.

Сажусь на ящик с надписью «Фильтры». Провожу ладонью по лицу.

Ты не можешь облажаться. Не сейчас. Это последний шанс – диплом, практика, работа. Ты не имеешь права провалиться, Катя. Не снова.

Я поднимаюсь. Выпрямляю плечи. Смотрю на себя в кривое зеркало.

– Соберись, – говорю своему отражению. – Он не сломает тебя. Никто не сломает.

С этим я и выхожу из подсобки.

В сервисе стало заметно тише – обеденное затишье или ураган просто взял паузу, чтобы отдышаться.

На ресепшене пусто. Я собираю волосы в хвост, чтобы не видеть растрепанность в зеркале телефона. Живых свидетелей этого кошмара мне достаточно.

– Ну, – слышу за спиной. – Жива.

Я оборачиваюсь. Артём стоит, облокотившись на стеклянную дверь, как будто так и родился – расслабленно, уверенно и слегка насмешливо.

– Разочарован? – спросить выходит суше, чем я хотела.

– Скорее… удивлён, – отвечает он. – Обычно после такого стажёры либо рыдают в туалете, либо пишут заявление по собственному.

– Извини, что не оправдала статистику, – я скрещиваю руки.

Он наклоняет голову набок, изучая меня, как задачу со звёздочкой.

– Тебя что, правда не сломало то, что случилось утром?

– Сломало. – Мне даже странно легко это произносить. – Но не надолго.

Артём щурится, явно оценивая ответ.

– Значит, ты не слабачка, – резюмирует он.

– Я и не была ей.

– Посмотрим, – привычно парирует он. Но в голосе нет той издевки, что была утром. Там что-то другое. Чуть теплее. Страшнее.

Мы секунду просто молчим. И эта пауза опаснее его подколок.

– Кузнецова, – он отрывает взгляд первым. – На сегодня ты свободна. Завтра в девять – как штык. И да… – он чуть хмурится, как будто ему трудно это произнести: – Куртку забери у Маринки. Простудишься – толку с тебя будет ноль.

Эта странная смесь заботы и приказа цепляет сильнее, чем его язвительность.

– Хорошо.

Я прохожу мимо него к выходу. Он не двигается. Только голос догоняет меня, уже у самой двери:

– И, Кузнецова.

Я оборачиваюсь.

– Второй шанс – это максимум, что я даю. Не заставляй меня пожалеть.

Удар не в лоб – в сердце. Больно. Но не разрушает – отрезвляет.

– Не пожалеешь, – говорю я тихо.

Наши взгляды сцепляются ещё на секунду. И в этой секунде – вызов, страх, злость, азарт. То, о чём вслух еще рано.

Я выхожу. Дверь закрывается за мной с мягким щелчком.

Я не провалюсь. И уж точно не перед ним.

Глава 3

Я прихожу ровно в 8:57. Не раньше, не позже.

Сегодня – никакой беготни, никакой паники, никакой воды вокруг и на одежде.

Сегодня я – самообладание и профессионализм. Пусть хоть мир взорвётся, но я не дам этому месту меня сожрать.

– О, смотрите-ка, феникс вернулся, – раздаётся знакомый голос.

Артём прислонился к стойке ресепшена, руки в карманах, вид расслабленно-хищный. Как будто не я вчера чуть не превратила рабочий день в цирковое шоу.

– Доброе утро, – отвечаю максимально ровно.

– Сомневался, что ты явишься, – он делает пару шагов мне навстречу, взгляд пристальный, игривый. – Обычно после «крещения» новенькие исчезают. Растворяются. Испаряются. Оставляя после себя только запах паники и стыда.

– У меня нет привычки сбегать, – я ставлю сумку на стол и встречаю его взгляд, не отводя глаза.

– Это я уже понял, – уголок его рта дергается. – Но проверю ещё раз десять. Вдруг ты всё-таки человек, а не танк на каблуках.

Танк на каблуках. Замечательно. Прекрасно. Именно такого сравнения мне не хватало для самооценки.

– Если тебе так важно убедиться, что я не сломалась, – произношу сухо, – можешь официально успокоиться. Я здесь. Жива. Работаю.

Он щёлкает пальцами мастеру где-то в глубине помещения и кивает мне на стол.

– Тогда начнём с малого. Сегодня без планшета. Без «оптимизации процессов вселенной». Просто наблюдаешь и задаёшь вопросы. Не трогаешь технику. Не трогаешь очередь. И – особенно – не трогаешь кнопки.

– Я могу делать больше, чем «не трогать», – настаиваю я сдержанно.

– Кстати, об этом, – перебивает он и вдруг опускает голос, подходя ближе. – Еще одно правило. Запоминай: если ты не понимаешь, что перед тобой, – не трогай, не жми и не решай. Спрашивай. Я не люблю, когда люди исправляют реальность наугад.

В метре от меня он звучит опаснее. Глаза – внимательные, слишком внимательные. Словно он снова меня тестирует.

– Хорошо, – говорю ровно. – Я спрашиваю. Сейчас. Что конкретно мне делать?

Он на секунду замолкает, удивлённо приподнимая бровь – будто не ожидал, что я выйду на новое поле, вежливо, но жестко.

– Помощь по мелочам, – наконец говорит. – Учись слушать, смотреть и не спорить раньше времени.

– Я не спорю. Я уточняю, – парирую. – Это называется коммуникация.

– В твоём исполнении это называется «упрямство», – он улыбается чуть шире, чем следует, и отступает на шаг. – Но ладно. Поиграем.

– Я не играю, – огрызаюсь.

– Конечно, – соглашается он тем тоном, который означает «ещё как играешь».

Я резко отворачиваюсь, пока он не увидел, что у меня дрогнули губы – от злости или от того, что его самодовольная уверенность действует на нервы сильнее, чем вчерашний хаос.

Дыши, Катя. Сегодня ты не дашь ему ни одного взрыва. Ни одной вспышки. Ты умная, взрослый человек. Ты не бомба с фитилем.

– Ладно, – бросаю через плечо. – Я готова к работе.

– Я тоже, – отвечает он небрежно и ухмыляется.

Рабочий день идёт почти спокойно. Почти – то есть шум, запах масла, мужики спорят о футболе, кто-то орет под капотом, но по сравнению со вчерашним – это дзен.

Я стою у стойки, слушаю мастера, который объясняет, какая запчасть называется «шайба, но не та шайба», и стараюсь погружаться в процесс. Артём время от времени бросает в мою сторону оценивающие взгляды, но на удивление не лезет с сарказмом. Мир становится понятным. Логичным. Даже терпимым.

Но, конечно, это длится недолго.

– Артем!!! – раздаётся визг у входа.

Я вздрагиваю. Мастер замолкает на полуслове. Несколько голов поворачиваются. И в проеме появляется она.

Высокие каблуки, волосы – локоны от стилиста, губы – кричаще-красные, на пальце – кольцо размером с ананас. И голос… Господи.

– Я сколько могу ждать?! – она проходит внутрь, даже не глядя, куда ступает. – Ты нормальный вообще?!

Артём появляется из бокса, вид у него такой, будто он бы предпочел встретиться с разлившейся нефтью, чем с ней.

– Настя. Не сейчас.

– А когда, Артем?! – она выгибает руку с кольцом размером с серьёзную ипотеку. – Ты просто пропал! Без объяснений!