- -
- 100%
- +
15 мая, Четверг
Алиса, стоп! Сколько можно просыпаться в эту чёртову школу?! Каждое утро одно и то же. Я кое-как оторвала голову от подушки – она казалась килограмм на двадцать тяжелее, ведь ночью я пыталась вбить в неё кучу формул Ньютона. Сферическая… хроматическая… аберр… Ну вы поняли. Физика победила меня.
Я встала, почистила зубы, умылась… Поверили? Ха! Это было бы слишком «идеальное» утро. На самом деле я ещё двадцать минут тупо лежала и пыталась придумать способ, как не уснуть прямо сейчас. Способа не нашла. Пришлось подниматься.
Часы показывали 7:10. Отлично. Я уже опаздывала.
К телефону я даже не притронулась – просто схватила всё подряд: поесть, одеться, на бегу прихватить тетради. В 7:45 я уже красила ресницы тушью, а на губы успела намазать только гигиеничку* – пусть лучше будут влажными, чем накрашенными.
* Гигиеническая помада.
В школу я ввалилась в 8:10. Как же без сюрпризов? У самого входа меня встретил завуч:
– Риана, почему опаздываем?
Меня в школе уже все знают. Я только рот открыла, чтобы что-то пробормотать, а он уже махнул рукой:
– К директору. Напишешь докладную, почему опоздала.
Ну да, идти к директору – не самая мечта, но знаете что? Я хотя бы шла туда красивой. Ахаха.
После всей этой «радости» меня отпустили в класс. Я села за свою третью парту рядом с Витой. Она всегда выглядела так, будто сошла с обложки журнала: аккуратное каре ложилось на плечи, тёмно-каштановые волосы под солнцем блестели золотистыми прядями. Белая рубашка, строгий жилет, юбка до колен – и при этом всё равно элегантность. Лёгкие серебряные серьги, яркие зелёные глаза и эта уверенная улыбка. Короче, рядом с ней я чувствовала себя как минимум слегка помятой.
Учитель что-то объяснял, а потом заявил, что сейчас у нас будет самостоятельная работа. Я знала алгебру нормально, так что не испугалась.
Минут через пять услышала знакомое:
– Риана, псс, что в первом?
Марк. Ну, конечно. Этот парень преследовал меня только с одной целью – списать. И всё.
Хотя, если копнуть глубже, он был не просто занудный одноклассник. Марк – это целый «набор»: застенчивый и одновременно самовлюблённый. В младших классах я по уши влюбилась в него и даже бегала за ним, пытаясь привлечь внимание. Ужас. Теперь смешно вспоминать, а тогда было позорненько. Он, естественно, всё забыл, а я – сделала вид, что тоже.
Сейчас для него я просто одноклассница, у которой удобно списывать.
А для меня – прошлое, о котором даже думать лень.
У него чёрные волосы, скулы будто из журнала и плечи чуть подкачаны. Глаза карие, вечно устремлённые куда-то в космос, будто школьная жизнь его не касается. Красивый, бесит, но красивый.
– А что во втором и пятом? – снова шепнул он, как назойливый комар.
Я ответила, что не знаю. Хотя знала. Просто решила закончить свою работу и забыть о нём.
Прозвенел звонок. Мы с Витой пошли в столовую. Я ждала этого момента весь день, как будто обед мог спасти меня от школьного апокалипсиса. Но столовая решила поиздеваться: «Риана, иди голодай». На подносе оказалась рыба с хрустящими макаронами. Сочетание уровня «кулинарный кошмар».
Я усмехнулась. Ну да, конечно, как будто школьная еда может меня сломать. Мы с Витой нашли место, и я начала ковырять это странное блюдо, решив, что настроение я всё равно не отдам никому.
Весь оставшийся день прошёл как в тумане. Уроки, смех с Витой, очередная колкость Марка – всё слилось в одно сплошное пятно. Выбираясь из школы и уже мечтая о диване, я в последний раз оглянулась на знакомый фасад. И тут мой взгляд зацепился за высокую фигуру в тёмном плаще, стоявшую через дорогу. Незнакомый мужчина. Он смотрел прямо на меня так, словно хотел что-то сказать. Я резко отвернулась, делая вид, что поправляю рюкзак. Когда снова рискнула взглянуть – его не было. «Показалось», – подумала я, но по спине пробежали мурашки.
16 мая, Пятница
Школа в тот день гудела, как улей. Коридоры полнились звонками, обрывками разговоров и нервным топотом – будто каждый спешил куда-то, но никто не знал, куда именно. Я сидела за партой, уставившись в тетрадь по химии, и пыталась выцепить хоть каплю сосредоточенности. Безуспешно.
– Лови, – раздалось сзади.
На мою парту шлёпнулась чужая тетрадь. Я подняла глаза – Тимур, конечно. Его фирменная ухмылка светилась так, будто он только что выиграл в лотерею.
– Вот, смотри, тут точно правильное решение, – сказал он, чуть придвинув тетрадь ко мне.
Я скосила взгляд на аккуратные строчки и покачала головой:
– Ты, наверное, даже не потеешь над этими задачами. Всё сходу щёлкаешь, как орешки.
– Да ладно, – фыркнул он, развалившись на стуле. – Просто ты тратишь больше времени на баскет, чем на химию.
Он подмигнул так, что я не удержалась от улыбки.
– Знаешь, если бы я любила химию так же, как баскетбол, может, и писала бы идеально. А так Витка за меня отдувается.
Виталия, сидевшая рядом, театрально закатила глаза.
– Ребята, если вы не заметили, Оксид уже готова начинать лекцию, – сказала она, кивнув на учительницу у доски. – А потом опять будете ныть, что ничего не поняли.
«Оксид» – прозвище нашей Гульназ Рашитовны, грозы школьного коридора и одновременно главной поставщицы сарказма.
– Если опять что-то не выучу, будешь виновата ты, – буркнула я, толкнув локтем Виту.
Она хмыкнула и вернулась к тетради.
В этот момент Марк, как обычно, решил «разбавить обстановку». Он поднял руку, не дождавшись ответа, и во весь голос выдал:
– Гульназ Рашитовна, вы сегодня особенно шикарно выглядите!
Класс взорвался смехом. Даже я, хотя пыталась держаться серьёзно.
Учительница прищурилась:
– Табиров, я тебе не подружка. По возрасту не подхожу.
В зале повисла пауза, а потом разнёсся новый всплеск хохота. Тимур тихо фыркнул у меня за спиной:
– Классика. Без Марка и дня не проходит.
Я спрятала улыбку в тетрадь и попыталась хотя бы сделать вид, что внимательно пишу формулы.
После урока мы с Тимуром и Витой по привычке пошли вместе домой. Шум школы остался за спиной, и сразу стало легче дышать.
– Ну чё, куда? – спросил Тимур, закидывая рюкзак на одно плечо.
– Я за мороженое, – откликнулась Вита. – Нам же надо как-то компенсировать страдания от химии.
Мы забрели в наше привычное кафе – крохотное, но уютное, с чуть запотевшими окнами и запахом вафель. Тимур, как всегда, заказал шоколадное мороженое – он даже не смотрел в меню, будто это его фирменный ритуал. Я выбрала фруктовое, яркое и кислое, чтобы взбодриться. Вита же упрямо держалась за своё банановое – «моя классика», как она говорила.
Мы устроились за столиком у окна, и привычный поток разговоров сам собой захлестнул нас: кто как выжил на уроках, чьи оценки спасли шпаргалки, у кого тренировка обещает быть убийственной.
– Завтра опять на гимнастику? – спросил Тимур, лениво крутя ложку.
– Ага. Если после растяжки не сдохну, – буркнула Вита и ткнула ложкой в свой стаканчик.
– Окей, только потом не удивляйся, если тебя в цирк возьмут, – подколол он.
Я прыснула, Вита качнула головой и парировала:
– А ты попробуй сам в шпагат сесть, тогда поговорим.
Смех разлетелся по столику так звонко, что несколько студентов за соседним оглянулись. И вдруг я поймала себя на странной мысли: как бы ни сходили с ума учителя и не менялось расписание, эти минуты – простые, шумные и наши – значили больше любой формулы в тетради.
Вернувшись домой, я ещё долго перебирала в голове сегодняшние моменты. Укладываясь спать, услышала в коридоре приглушённый голос мамы. Она говорила по телефону, и в её интонации сквозила непривычная тревога.
– …не звони сюда больше, – почти шёпотом произнесла она. – Я не хочу, чтобы Риана что-то заподозрила. Некоторые вещи из прошлого… лучше не тревожить.
Я замерла, затаив дыхание, но разговор уже закончился. Притворившись спящей, когда мама заглянула в комнату, я подумала: о каком прошлом она говорила? И почему его так страшно тревожить?
17 мая, Пятница
Утро выдалось ярким и шумным. Возле школы кипела жизнь: гул голосов, запах свежей земли, ведра с водой, садовые перчатки, и где-то рядом – музыка из чьей-то колонки. Субботник всегда выглядел как хаос, но в этом хаосе было что-то своё: школьное, тёплое, почти домашнее.
Я стояла с блокнотом на коленях, но быстро поняла – писать всё равно не получится. Слишком много движения вокруг. Да и если честно, иногда дневник казался лишним: зачем фиксировать каждый день? Но внутри я знала – через годы это станет памятью, которую нельзя будет вернуть.
Сегодня мы с классом занимались озеленением: одни сажали цветы, другие пололи сорняки, третьи бегали с лейками. Каждые десять минут группы менялись, чтобы никому не показалось, что «им досталось легче». Мне с Витой выпала первая партия – посадка цветов.
– Скажи честно, это твоя первая посадка? – спросила Вита, присев на корточки и копая землю для розы.
– Ага. Но мне даже нравится, – ответила я. Пальцы в перчатках приятно ощущали прохладную землю, и перед глазами всплывали воспоминания: как мы с мамой когда-то сажали тюльпаны у дома.
Настроение могло бы быть отличным… если бы рядом не оказалась Софья. Эта девочка была совершенством на уроках и катастрофой на субботниках. Стоило попросить её о помощи, как она превращалась в королеву.
– Софья, подай горшок, – обратилась я, стараясь быть вежливой.
Она медленно обернулась и с пафосом вздохнула:
– Горшки? Я? Не подавала! Может, хочешь лотте?
Я выпрямилась и уставилась на неё.
– Тогда эспрессо, без сахара, – парировала я, не выдержав.
Вита прыснула от смеха. Софья скрестила руки и добавила:
– Ты же знаешь, кем работает моя мама?
– Конечно. Дворником, – выпалила я, даже не успев подумать.
Она вспыхнула, но замолчала. Весь наш класс терпеть не мог её вечные рассказы про «маму-юриста», которую никто никогда не видел.
Я перевела взгляд в сторону, и сердце неприятно кольнуло: Тимура не было. Почему-то его отсутствие ощущалось особенно остро.
Зато Марк и его компания маячили у елей, лениво переговариваясь. Они даже не пытались работать.
– Мальчики, принесите лейку! – позвала Вита.
Парни лишь переглянулись и продолжили болтать.
– Бестолковые, – прошептала я. Внутри словно включился режим «Гнев» из мультика «Головоломка».
Я шагнула вперёд и крикнула:
– Марк! Принеси лейку!
– Ага, сейчас! – отозвался он. – Сами встаньте, ноги же есть!
Их компания загоготала. Я почувствовала, как кровь стучит в висках. Надев перепачканные перчатки, пошла прямо к ним.
– Эй, Риана Рамилевна, аккуратнее! – ухмыльнулся Марк, делая шаг назад.
– У меня руки есть, – сказала я спокойно, – и я умею ими пользоваться.
Толпа стихла. Я схватила его нежно-голубой галстук перчатками и резко подтянула к себе.
– Пошли, красавчик, будешь помогать!
Компания заржала, но у самого Марка в глазах мелькнуло замешательство. Я чувствовала маленькую победу, пока он вдруг не рванулся и не схватил мои руки.
– Думаешь, это смешно? – прошипел он. – У тебя с юмором беда.
– А у тебя беда с уважением! – сорвалось у меня.
Мы начали спорить прямо посреди клумбы. Он кинул в меня пустую бутылку, я увернулась и схватила лейку. Одним движением полила его с ног до головы.
– Вот тебе освежение! – выкрикнула я.
Класс ахнул, Марк подскочил и схватил меня за запястье. Я рванулась, пнула его ногой и вырвалась. Вокруг разгоралось настоящее шоу.
– Ты вообще кто такая?! – выпалил он. – Думаешь, раз умная, то можешь всех строить?!
– А ты кто такой, чтобы целый день стоять без дела?! – ответила я, толкнув его в плечо.
В этот момент я на секунду оторвала взгляд от его разъярённого лица и случайно глянула за школьный забор. Сердце ёкнуло: в тени деревьев снова стоял тот самый человек в плаще. Неподвижный, как статуя. Он смотрел прямо на нашу сцену, и от этого стало вдвое страшнее.
Его друзья поддерживали его смехом, мои – меня. Атмосфера накалялась. И только резкий свисток биолога разорвал шум.
– Что здесь происходит?! – крикнул он, подбегая.
Толпа тут же рассеялась. Я стояла, тяжело дыша, с мокрой лейкой в руках. Когда я снова рискнула посмотреть туда, за забором уже никого не было, но неприятное ощущение, что за мной наблюдают, осталось. Марк отвернулся и пошёл прочь, не сказав больше ни слова.
Я осталась с двойным чувством: облегчение и горечь. Будто выиграла маленькую войну, но проиграла что-то внутри себя.
***
В кабинете директора стояла тяжёлая тишина. Старый вентилятор гудел, но воздух всё равно казался душным, будто застрял между жалюзи. Учителя сидели напротив, переглядывались, но молчали: слово было за директором.
Марк развалился на стуле, словно пришёл сюда не на разбор полётов, а отдохнуть. Его плечи были расслаблены, взгляд скользил к окну, где полоски света рвали комнату на серые и золотые линии. Только когда директор заговорил, он чуть повернул голову.
– Почему ты не можешь вести себя нормально, Марк? Почему ты всегда создаёшь проблемы?
Голос звучал устало и жёстко одновременно.
Марк встретился с ним взглядом. Без удивления, без тени вины.
– Угу. Слышу. Только, знаете… ваше мнение для меня не играет роли.
Холодные слова зависли в воздухе. Риана почувствовала, как по спине пробежал холодок, хотя в кабинете было жарко. Ей хотелось отвернуться, но она смотрела на него и не могла понять: это человек или ледяная стена?
– Ты не один в школе, – директор сжал пальцы в замок. – Ты обязан уважать других.
Марк усмехнулся. Лёгко, почти незаметно.
– Трогательно. «Уважать». Как будто я обязан нравиться всем. Нет, спасибо.
Он повернулся к Риане. Его глаза блеснули искрой – игривой, но опасной.
– И ты тоже, Шабаева. Думаешь, умнее остальных? Думаешь, можешь меня учить? Нет. Ты такая же.
Риана почувствовала, как кровь прилила к лицу. Сжала кулаки, ногти впились в ладони.
– Ты всегда такой? Или эта маска включается, когда тебе выгодно?
Он повернул к ней лицо. На этот раз – без насмешки. Спокойный, как будто действительно обдумывает.
– Я не играю. Это у тебя роли. А я просто не заинтересован.
Эти слова ударили сильнее, чем крик. Риана почувствовала, будто её выбили из равновесия. Перед ней сидел не подросток – а что-то холодное, металлическое, чужое.
Директор шумно вздохнул, возвращая себе право на слово.
– Марк, ты должен научиться работать с другими. Ты не имеешь права вести себя так. Это против правил!
Марк склонил голову чуть набок, и на его губах появилась тень улыбки.
– Правила? Забавно. Но это не для меня.
Учителя обменялись тревожными взглядами. Было ясно: он их не слышит. Он не собирается.
***
Когда я вышла из кабинета директора, ощущение тяжести, которое буквально тянуло меня на дно, слегка отступило, но сердце всё ещё сжималось. Коридор был тихий, почти пустой, только мои шаги глухо отражались от стен. Я шла, не думая, не чувствуя, почти как автомат. Всё вокруг казалось растворившимся в воздухе, и осталась только я… и этот странный, холодный разговор с Марком, который до сих пор застрял в голове, будто в застывшей пленке.
Он был таким… бесчувственным. Всегда немного отстранённым, но сейчас – как машина: расчётливый, холодный, почти без эмоций. Я пыталась понять, как он может быть таким и почему его слова меня не трогают. Честно, это выводило меня из себя. В какой-то момент показалось, что он сделал меня такой же ледяной внутри, будто моя злость просто выгорает сама по себе, не находя выхода.
– Ну что, как? – услышала знакомый голос, и я вздрогнула. Это была Вита. Она стояла у дверей, с той самой лёгкой, почти защитной маской на лице, которая всегда её сопровождала.
– Почему ты не вмешалась? – вырвалось у меня, слова срывались с губ раньше, чем я успела подумать.
Виталия посмотрела на меня спокойно, как будто пыталась оценить, стоит ли что-то говорить.
– Ты же знаешь, я не лезу в такие драки, – спокойно ответила она. – Ты сама всегда говоришь, что справишься. Ты не тот человек, которому нужна чужая помощь.
Её слова были правдой, и я знала это. Я всегда старалась справляться сама. Но сейчас… в этой напряжённой ситуации, когда его ледяная холодность задела меня глубже, чем я ожидала, хотелось хоть чуточку поддержки.
Я вздохнула и сжала кулаки. Она была права. Я должна была сама справиться. И, в сущности, всё это уже позади.
Мы шли на уроки молча. Но каждый шаг был тяжёлым: напряжение между мной и Марком словно висело в воздухе, ледяным кольцом вокруг сердца. Его взгляд, слова – всё сидело в моей голове, как застывшая игла. И странно… я не чувствовала облегчения. Он был тем, с кем нельзя связываться. И, наверное, в этом заключалась его сила: он мог зацепить, не прикасаясь, оставить след только своим присутствием.
Вечером раздался телефонный звонок от Тимура. Его голос сразу наполнил меня теплом, которого так не хватало после всего дня.
– Привет, как день? – спросил он, и напряжение медленно уходило.
– Эх, Тимур… не спрашивай. Вся школа сегодня как на пороховой бочке. Субботник, а потом… – я замолчала. В голове всё ещё бурлили события дня.
– Что там с Марком? Опять что-то между вами было? – его обеспокоенный тон заставил меня немного расслабиться.
– О, да… всё было нормально, пока он снова не решил стать главным героем. Он ссорился со всеми подряд. Я чуть не сорвалась, чуть не подралась… – вздохнула я. Напряжение, как электрический заряд, так и не нашло выхода.
– Вот ведь! – услышала я. – А ты как, вообще, в порядке?
Я собиралась ответить, как в комнате раздался тихий кашель.
– Тимур? – спросила я с тревогой. – Почему тебя сегодня не было на занятиях?
– Приболел немного, – услышала я хрипловатый, слегка усталый голос.
– Эх… ну ничего, поправляйся, – пробормотала я, чувствуя, как тревога немного уходит, а забота берёт верх.
– Риана, пора спать. Уже поздно, – сказала она мягко, улыбнувшись.
Я почувствовала раздражение: весь день был одним длинным списком «надо», и вот теперь ещё и «пора».
– Мама, я не хочу спать, – выдохнула я. – Я устала, но не так, как ты думаешь.
Мама лишь вздохнула и тихо сказала:
– Хорошо, только немного отдохни, ладно?
Я закатила глаза, откинулась на подушку и почувствовала, как злость и усталость медленно проникают в каждую клетку. Но я сделала усилие, чтобы не срываться на маму. Закрыв глаза, я пыталась найти хоть каплю покоя. Может, завтра будет легче…
18 мая, Суббота.
Лето уже висело в воздухе, едва заметное, но ощутимое. Май, последние школьные дни, и даже лёгкий ветерок, играющий с волосами, казался магическим, будто шептал: «Скоро свобода». Мы с Витой шагали по парку, медленно, словно время решило притормозить, чтобы мы успели насладиться этим моментом. Вокруг распускались листья, из-под травы выглядывали первые цветы, и всё дышало лёгкостью, предвкушением каникул, будто мир сам вдохнул глубокий вдох и пригласил нас к себе.
– Фух, Риан… – выдохнула Вита, останавливаясь и растягивая плечи.
– Чего? – удивлённо спросила я, поднимая брови.
– С этим твоим… Марком, вы хоть немного помирились? – её голос был тихий, с игривым оттенком, будто она играла в шпионов, собирая тайную информацию.
Я усмехнулась, скривив нос:
– С ним? Нет, конечно! Балбескин пусть сам извиняется. Великая персона!
Вита откинула волосы, сделала глоток воды и прищурилась, как будто пыталась просканировать меня глазами:
– Может, ты и права… – тихо пробормотала она, чуть улыбнувшись, но я заметила, что внутри неё заиграла любопытная искра.
И тут телефон завибрировал. На экране высветилось имя: «Марк». Сердце дернулось, как будто кто-то внезапно дернул за ниточку, а в голове мелькнуло: «Ох, ну вот… снова». Я невольно скривилась в улыбке и пробормотала себе под нос:
– Вспомнишь гов…
Вита заметила моё выражение и приподняла бровь:
– Кто там?
– Марк, – сказала я, слегка насмешливо, – кто ещё?
Сообщение оказалось коротким и удивительно дружелюбным:
«Извини за вчерашний инцидент. Это не твоя вина».
Я замерла, потом неожиданно расхохоталась, едва не уронив телефон:
– Инцидент?! – Вита едва не упала от смеха, толкая меня локтем. – Ты серьёзно? Он назвал это «инцидентом»?
– Похоже, – усмехнулась я. – Прямо как в кино: «Инцидент». Чувствуешь себя частью триллера, да?
Вита снова хохотнула, чуть подтолкнув меня плечом:
– Я не могу! Он реально считает себя героем трагедии или что?
– Возможно, – улыбнулась я, с трудом сдерживая смех. – В следующий раз я буду писать ему свои «инциденты». Представляешь, как он отреагирует?
– Хаха! – Вита покачала головой, смеясь до слёз. – Но, может, он реально сожалеет?
Я покачала головой, на лице появилась лёгкая насмешка:
– Сомневаюсь. Родители наверняка устроили ему разнос. А так… пусть пишет, что хочет. Я наконец-то могу отдохнуть от этого.
***
Дом встретил Марка как холодная клетка: стены сжимались, воздух будто пытался выдавить из него каждую мысль. Папа стоял у двери, челюсть стиснута, глаза – ледяные. Каждое движение мужчины казалось заранее рассчитанным: удар по нервам Марка был не словом, а взглядом.
– Ты что, совсем ох*ел? – прогремел отец, делая шаг к нему. В груди Марка что-то дернулось, сердце подпрыгнуло, а руки потянулись к бокам, словно пытались найти опору.
– Я… я не… – слова застряли в горле. Любое оправдание казалось смешным и жалким.
Отец приблизился, глаза сверлили насквозь. Марк почувствовал, как внутри что-то скручивается узлом: это была смесь стыда, злости и непонимания, почему он сам довёл себя до этого.
– Руку на девушку поднял? Тебе не стыдно?! – голос был как молот. Каждое слово – удар.
Марк сжал кулаки, зубы скрипнули. Он почти слышал собственное дыхание и желание сорваться, вырваться из этой комнаты, но понимал: это не выйдет.
– Десятый класс, Марк. Ты не ребёнок! И что? Поднял руку на девушку? Как?! – отец ходил по комнате, выбивая гневом каждое слово. – Ты сам себе всю жизнь запятнал!
Слова отца давили, но внутри росло что-то новое: осознание, что последствия не обойдут его стороной.
– Ты хоть представляешь, как теперь я выгляжу? – продолжал Рустам, взгляд не отводя от сына.
Мама тихо вздохнула и попыталась вмешаться:
– Рустам, дорогой, успокойся. Он ещё ребёнок…
– Давай, я сам решу, – холодно сказал отец. – Настоящий мужчина должен понимать последствия.
Сердце Марка колотилось. Он сел на край стула, ладони потели, пальцы дрожали. Телефон висел в кармане, словно невидимая пружина.
– Напиши ей, – наконец сказал отец, голос без гнева, но с железной решимостью. – Скажи, что был неправ. Сейчас.
Марк достал телефон. Пальцы дрожали. «Извини за вчерашний инцидент. Я был неправ.» – он набрал и отправил. Сердце будто упало вниз, но странное облегчение пронеслось внутри: слово «инцидент» смешно оправдывало всё, что произошло.
Тишина дома стала гнетущей, но теперь она была другой: Марк понял, что первый шаг сделан. И что после этого разговора ничего не будет прежним.
19 мая, Воскресенье.
После двух дней внутренней бури мне нужно было просто подышать. Я направилась в парк, надеясь, что тишина и запах свежескошенной травы прогонят остатки напряжения. Воздух был тёплым, пахло летом и чем-то сладким – может, сиренью.
И тут я увидела их.
На дальней аллее, на скамейке, сидела Алсу. Она была в инвалидной коляске, но на коленях у неё лежала раскрытая книга, а на лице играла лёгкая улыбка. Рядом, на корточках, сидел Тимур. Он что-то показывал ей в телефоне, и они оба смеялись – тихо, по-домашнему. Это был совсем другой Тимур – не уставший старшеклассник с грузом забот, а просто сын, смеющийся с мамой.
Я замедлила шаг, не решаясь подойти и нарушить эту идиллию. Но Тимур поднял голову и заметил меня. Его лицо не омрачилось, а, наоборот, озарилось ещё более широкой улыбкой. Он поманил меня рукой.
– Привет, Ри! Иди к нам, мама как раз тебя вспоминала!
– Вспоминала? – удивилась я, подходя.
– Конечно, родная, – голос Алсу был слабым, но тёплым. – Говорила Тимуру, что надо бы тебя пригласить в гости на пироги, как в старые времена. Ты же мои яблочные обожаешь.