Осколки вечности

Глава 1.

Лина всегда знала, что с ней что-то не так. В семнадцать лет она до сих пор иногда просыпалась с чувством, что только что была кем-то другим – не собой-вчерашней, а совершенно другой личностью, с другими воспоминаниями, другими болями. Эти ощущения прилипали к ней, как паутина, до самого завтрака.

Сегодня утром было хуже обычного. Проснувшись в своей крошечной комнате в общежитии, она несколько минут не могла понять, где находится. В голове метались образы – каменные стены, пропитанные древностью, звон мечей, запах трав… А потом реальность медленно просочилась обратно: серые стены общаги, шум автомобилей за окном, треск батареи отопления.

– Лина, подъем! – В дверь постучала Катя, её соседка по комнате. – Опоздаешь на первую пару!

Лина села на кровати, растирая виски. Головная боль была такой же знакомой, как эти утренние видения. Врачи называли это – переутомлением— и – подростковыми гормональными изменениями— . Лина называла это адом.

В университете она изучала историю искусств – единственное, что по-настоящему её увлекало. Древние цивилизации, забытые языки, артефакты прошлого – всё это казалось ей более реальным, чем окружающий мир. Преподаватели хвалили её за – необычайную интуицию— при работе с древними текстами. Если бы они знали, что половину переводов она делает не логикой, а каким-то внутренним знанием, словно когда-то сама писала эти строки…

– Мисс Волкова, – профессор Дмитриев остановился возле её стола после лекции. – Мне нужно с вами поговорить.

Лина замерла. Дмитриев был странным преподавателем – молодой, не старше тридцати, но с глазами, в которых плескалась какая-то древняя мудрость. Студентки млели от его загадочности, но Лина всегда чувствовала от него что-то… неземное.

– Ваш последний реферат о кельтских рунах, – он положил перед ней тетрадь. – Откуда у вас эти знания?

Лина взглянула на свою работу и похолодела. На полях она нацарапала символы, которых точно не было ни в одном учебнике. Более того – она не помнила, когда их рисовала.

– Я… не знаю, – честно призналась она.

Дмитриев внимательно изучил её лицо.

– В субботу, в десять утра. Старый корпус, третий этаж, аудитория 3-15. Приходите одна.

Он ушёл, не дожидаясь ответа, оставив Лину в полном недоумении. Аудитории 3-15 не существовало – она знала старый корпус как свои пять пальцев.

Суббота выдалась серой и дождливой. Лина несколько раз порывалась остаться дома, но любопытство победило. В старом корпусе она поднялась на третий этаж и обнаружила то, чего быть не могло – между аудиториями 3-14 и 3-16 появилась дверь с табличкой – 3-15— .

Лина потёрла глаза, но дверь не исчезла. Более того, из-за неё доносился тихий гул голосов. Она постучала.

– Входите, – раздался знакомый голос Дмитриева.

За дверью оказался не учебный класс, а просторный зал с высокими готическими сводами. По стенам тянулись книжные полки до самого потолка, а в центре стояли несколько кресел, в которых сидели подростки её возраста. В воздухе мерцали крошечные световые точки, медленно кружащиеся под потолком.

– Добро пожаловать в Академию Междумирья, – улыбнулся Дмитриев, но теперь он был одет не в обычный костюм преподавателя, а в длинную тёмно-синюю мантию. – Меня зовут Александр Дмитриев, я один из наставников. А теперь присаживайтесь и выслушайте то, что изменит вашу жизнь навсегда.

Лина медленно опустилась в свободное кресло, не сводя глаз с парящих под потолком огоньков. Рядом сидела девушка с короткими рыжими волосами и веснушками – она выглядела лет на пятнадцать и нервно теребила край свитера. Напротив устроился парень чуть старше Лины, темноволосый, с пронзительными серыми глазами. Он смотрел на неё с едва скрываемым интересом, отчего у Лины засосало под ложечкой.

– Каждый из вас начал замечать странности, – продолжал Дмитриев. – Сны о других жизнях, знания, которых у вас быть не должно, ощущение, что вы не совсем принадлежите этому миру. И вы правы – не принадлежите.

Рыжая девочка всхлипнула.

– Я думала, что схожу с ума, – прошептала она. – Я помню, как была взрослой женщиной в каком-то другом времени, у меня были дети…

– Элиза, – мягко сказал Дмитриев. – То, что вы помните – не безумие. Это память о других воплощениях вашего истинного Я. Видите ли, время не линейно, как нас учат в школе. Все ваши жизни, прошлые и будущие, существуют одновременно. Обычно сознание заперто в одной временной точке, в одной личности. Но у некоторых – у таких, как вы – барьеры между воплощениями истончаются.

Тёмноволосый парень подался вперёд.

– То есть я действительно помню свою смерть в Средневековье? – в его голосе звучало облегчение и ужас одновременно.

– Да, Максим. И не только помните – можете туда попасть. Все ваши воплощения связаны единой нитью сознания, и при правильном обучении вы сможете перемещать своё внимание между ними. Именно этому мы и обучаем в Академии.

Лина почувствовала, как её мир рушится и собирается заново. Всё, что она считала своими странностями, обретало смысл.

– А зачем? – спросила она, находя в себе силы для вопроса. – Зачем нам это нужно?

Дмитриев посмотрел на неё с одобрением.

– Потому что миры в опасности. Между временными линиями появляются разрывы – места, где реальность истончается и смешивается. Эти разрывы притягивают существ из пустых пространств между мирами. Мы называем их Поглатителями – они питаются человеческими воспоминаниями и эмоциями, стирая целые временные линии из существования.

В зале повисла тишина. Световые точки под потолком замерцали тревожнее.

– Только те, кто может перемещаться между воплощениями, способны находить и закрывать эти разрывы. Каждый из вас – прирождённый Хранитель Времён.

Максим откинулся в кресле, пропуская пальцами тёмные волосы.

– Звучит как дурная фантастика, – проговорил он, но в голосе не было сарказма, только усталость. – Хотя объясняет, почему я не могу нормально жить здесь. Всё время чувствую себя не на свою глубину.

Лина поняла, что знает это ощущение. Словно ты актёр, который забыл свою роль и пытается импровизировать, но текст получается фальшивым.

– Обучение займёт три года, – продолжал Дмитриев. – Вы будете жить здесь, в Академии, которая находится между мирами. Ваши близкие будут думать, что вы поступили в закрытый университет за границей. Время здесь течёт иначе – проведя у нас год, вы вернётесь в свой мир через неделю после исчезновения.

– А если мы откажемся? – тихо спросила Элиза.

– Видения станут сильнее. Границы между личностями начнут размываться. Рано или поздно вы потеряете связь с этой реальностью навсегда – или сойдёте с ума, или просто растворитесь между мирами.

Лина взглянула на Максима и увидела в его серых глазах то же решение, которое созревало в ней самой. Она всегда знала, что её настоящая жизнь где-то ещё.

– Я остаюсь, – сказала она первой.

Максим кивнул.

– И я.

Элиза покусала губу, потом неуверенно подняла руку.

– А можно подумать до завтра?

– Конечно. А пока – добро пожаловать на экскурсию по Академии.

Академия оказалась ещё более поразительной, чем тот зал. Коридоры тянулись, словно бесконечные, с арочными окнами, за которыми не было ни неба, ни земли – только медленно перетекающие друг в друга цвета, напоминающие северное сияние. По стенам висели портреты, на которых изображённые люди медленно двигались, переходили из одной картины в другую, а иногда исчезали совсем.

– Это наши выпускники разных эпох, – объяснил Дмитриев, заметив, как Лина рассматривает портреты. – Некоторые работают Хранителями уже несколько столетий. В нашем понимании времени, конечно.

Они прошли мимо лаборатории, где студенты постарше склонились над светящимися картами, покрытыми движущимися точками. Из-за приоткрытой двери доносился голос преподавателя:

– Разрыв в 1347 году расширяется. Чёрная Смерть была не только эпидемией – Поглатители использовали хаос для проникновения. Кто может предложить способ стабилизации?

Лина невольно замедлила шаг. Что-то в этих словах отозвалось болезненным эхом в её памяти. Она видела чумные города, помнила запах смерти и горящих тел…

– Лина? – Максим коснулся её плеча, и она вздрогнула. – Всё в порядке?

Его прикосновение было тёплым, почти жгучим. Лина посмотрела в его глаза и на мгновение увидела что-то знакомое – не его лицо, а саму суть, словно они встречались раньше, в другой жизни.

– Да, просто… это место будит странные воспоминания.

– У всех нас, – тихо сказал он. – Я помню, как погиб в битве при Бородино. До сих пор иногда чувствую боль от сабельного удара.

Дмитриев обернулся.

– Максим, ваша смерть в 1812 году была героической, но не окончательной. Та личность завершила свою миссию – вы помогли обнаружить крупное гнездо Поглатителей, маскировавшихся под французский обоз.

– Я был Хранителем и тогда?

– Хранителями рождаются, но становятся не сразу. Иногда требуется несколько воплощений, чтобы пробудить все способности.

Они поднялись по винтовой лестнице в башню Академии. Здесь располагался Зал Порталов – круглое помещение с высоким куполом, стены которого были покрыты арками разных размеров. В некоторых мерцала голубоватая дымка, в других зияла чернота, а через несколько арок Лина видела фрагменты других миров – кусок средневекового замка, древнеегипетский храм, футуристический город.

– Каждый портал ведёт в определённое время и место одного из воплощений наших студентов, – объяснил Дмитриев. – Сначала вы сможете перемещаться только в свои собственные жизни, но со временем научитесь путешествовать и в чужие временные линии.

Элиза подошла к одному из порталов, за которым виднелся сад в викторианском стиле. Девочка в белом платье играла с котёнком под яблоней.

– Это… это я? – прошептала она. – В прошлой жизни?

– В одной из них. Элизабет Харрингтон, дочь лондонского врача. Жила в 1890-х годах. Умерла от скарлатины в десять лет.

Элиза отшатнулась от портала, бледная как полотно.

– Я помню… я помню, как задыхалась. Мама плакала у моей кровати, а папа всё повторял, что найдёт лекарство…

Дмитриев мягко отвёл её от портала.

– Первое знакомство с прошлыми воплощениями всегда болезненно. Вы помните не только радости, но и смерти, потери, страдания. Но также и любовь, достижения, моменты счастья. Каждая жизнь – это урок, ступенька к пониманию истинной природы вашего Я.

Максим остановился у портала, за которым простиралось поле битвы. Пушечный дым клубился над телами в синих и зелёных мундирах.

– Странно видеть это со стороны, – проговорил он. – Тогда я был совершенно уверен, что умираю окончательно.

– Смерть – только переход, – сказал Дмитриев. – Сознание перетекает в следующее воплощение, но память обычно блокируется, чтобы новая личность могла развиваться без груза прошлого. У Хранителей эти блоки слабее.

Лина бродила между порталами, заглядывая в каждый. Вот древний Рим – девушка в тоге торговала благовониями на форуме. Вот Новгород времён Ивана Грозного – женщина в боярском платье читала летопись при свете свечей. А здесь… Лина замерла.

За небольшим порталом простирался зал с каменными стенами, весь в солнечных бликах от витражных окон. У алтаря стояли мужчина и женщина – он в рыцарских доспехах, она в белом платье с длинным шлейфом. Священник читал что-то на латыни, а женщина смотрела на своего жениха с такой любовью, что у Лины перехватило дыхание.

– Это моя свадьба, – прошептала она, не отрывая взгляда от сцены. – Я помню этот день. Самый счастливый в той жизни.

– Беатриче де Монтальто, Италия, 1348 год, – подтвердил Дмитриев. – Вышли замуж за рыцаря Энрико ди Валенто в марте. Умерли от чумы в ноябре того же года.

Слова ударили Лину как физическая боль. Она помнила – сначала заболел Энрико, потом она сама. Они умирали, держась за руки, а за окнами их замка бушевала эпидемия.

– Но это несправедливо, – горячо сказала она. – Мы были так счастливы, у нас могла быть долгая жизнь…

– Каждое воплощение имеет свои задачи, – мягко ответил Дмитриев. – Иногда важен не срок жизни, а её качество. Та любовь, которую вы испытали тогда, стала частью вашей души навсегда.

Максим подошёл ближе, чтобы посмотреть на портал, и его плечо коснулось плеча Лины. От этого прикосновения по её телу прошла волна узнавания – настолько сильная, что она едва удержалась на ногах.

– Энрико, – выдохнула она, поворачиваясь к нему. – Это был ты.

Максим побледнел, его серые глаза расширились. Он смотрел то на неё, то на портал, где рыцарь в доспехах целовал руку своей невесте.

– Я… я помню твоё лицо, – прошептал он. – Помню, как ты умирала у меня на руках. Я молил Бога забрать меня вместо тебя.

Между ними повисла тишина, полная неловкости и узнавания одновременно. Элиза переводила взгляд с одного на другого, а Дмитриев наблюдал за происходящим с неподдельным интересом.

– Родственные души часто воплощаются в одних временных периодах, – сказал он наконец. – Но будьте осторожны. Привязанности из прошлых жизней могут как помочь, так и помешать вашему развитию. Не позволяйте им затмевать цели нынешнего воплощения.

Лина отвернулась от портала, щёки её пылали. Это было слишком – слишком много информации, слишком сильные эмоции. Она всегда считала себя достаточно сдержанной, но встреча с Максимом пробуждала в ней что-то дикое и неконтролируемое.

– А что, если мы не хотим вспоминать? – спросила она. – Что, если проще начать с чистого листа?

– Тогда вы никогда не станете настоящими Хранителями, – честно ответил Дмитриев. – Сила приходит из принятия всего опыта, включая боль. Кроме того, Поглатители питаются именно подавленными воспоминаниями. Чем больше вы от них бежите, тем легче им вас найти.

Словно в ответ на его слова, воздух в зале вдруг похолодел. Световые точки, до этого мирно кружившие под куполом, заметались беспорядочно. Через один из порталов просочился тонкий чёрный туман.

– Все за мной! – резко скомандовал Дмитриев, выхватывая из мантии что-то похожее на серебряный жезл. – Немедленно!

Но было поздно. Туман сгустился, принимая форму высокой фигуры в капюшоне. Там, где должно было быть лицо, зияла пустота, а длинные пальцы заканчивались когтями, которые, казалось, поглощали сам свет вокруг себя.

Поглатитель повернул свою пустую голову к Лине, и она почувствовала, как что-то в её разуме пытается вырваться наружу – воспоминания, эмоции, сама суть её личности.

Максим шагнул вперёд, загораживая её собой.

– Не смей к ней прикасаться! – крикнул он, и в его голосе прозвучали отголоски рыцарской ярости.

Поглатитель рассмеялся – звук был как скрежет костей о камень.

– Какая трогательная верность, – прошипел он голосом, который, казалось, доносился из бездны. – Энрико ди Валенто и Беатриче де Монтальто. Ваша любовь в том мире была так сладка… Я помню её вкус, когда поглатил ваши души в агонии.

Лину словно ударило молнией. Воспоминания хлынули потоком – Энрико, умирающий в их постели, его предсмертный хрип, её собственная агония… И сквозь всё это – тёмная фигура у окна, пьющая их страдания, как вино.

– Это ты, – прошептала она, ненависть клокотала в груди. – Ты убил нас тогда.

– Я лишь ускорил неизбежное, – Поглатитель сделал шаг ближе, и температура в зале упала ещё больше. – Чума была моей, но умерли бы вы и без неё. Я просто сделал смерть… более питательной.

Дмитриев поднял жезл, и тот засиял ярким серебряным светом.

– Назад! Эти души под защитой Академии!

– Александр Дмитриев, – Поглатитель повернулся к наставнику. – Все ещё играете в учителя? Ваши студенты даже не знают, кто вы на самом деле, не так ли?

В глазах Дмитриева мелькнула тревога.

– О чём он говорит? – спросила Элиза дрожащим голосом.

– Позже, – отрезал Дмитриев. – Сейчас нужно убираться отсюда.

Но Поглатитель был быстрее. Он взмахнул рукой, и черные нити протянулись к подросткам. Одна коснулась Элизы – девочка закричала и упала на колени, глаза её закатились.

– Элиза! – Лина кинулась к ней, но Максим удержал её.

– Это ловушка! Он хочет, чтобы мы подошли ближе!

Дмитриев направил жезл на Поглатителя, и луч света ударил в тёмную фигуру. Существо зашипело и отступило на шаг, но не исчезло.

– Слишком слабо, Дмитриев, – прорычал он. – Вы потеряли большую часть силы, когда выбрали путь наставника. А я становлюсь сильнее с каждой поглощённой душой.

Элиза всё ещё лежала без сознания, её тело дёргалось в конвульсиях. Лина видела, как над девочкой поднимается светящаяся дымка – её воспоминания, которые тянулись к Поглатителю.

– Я не позволю! – крикнула Лина и, вырвавшись из рук Максима, кинулась к Элизе.

В тот момент, когда она коснулась девочки, мир взорвался болью и светом. Лина оказалась не в зале порталов, а в горящем средневековом городе. Повсюду лежали тела, а по улицам бродили чёрные фигуры, собирая над мёртвыми светящиеся сферы.

– Добро пожаловать в мои воспоминания, – раздался голос Поглатителя. – Флоренция, 1348 год. Один из моих лучших пиршеств.

Лина обернулась и увидела себя саму – Беатриче, в рваном платье, бредущую по мёртвому городу. Девушка искала что-то, кого-то среди тел.

– Энрико, – прошептала та Беатриче, её голос разрывался от горя. – Где ты, любимый?

– Он уже мёртв, – ответил Поглатитель, материализуясь рядом с ней. – Как и ты скоро будешь. Но сначала я наслажусь твоим отчаянием.

Настоящая Лина смотрела на эту сцену с ужасом и яростью. Она помнила ту ночь – как сбежала из замка, когда поняла, что Энрико мёртв, как искала его тело среди груд трупов на городской площади.

– Довольно! – крикнула она, и её голос эхом прокатился по мёртвому городу. – Это прошлое! Оно больше не имеет надо мной власти!

Видение задрожало, стены домов поплыли, как мираж.

– О, оно имеет, – прошипел Поглатитель. – Вина имеет. Боль имеет. Ты так и не простила себе, что выжила дольше его на целых три дня.

Слова ударили точно в цель. Лина действительно всегда чувствовала вину – почему она умерла не одновременно с мужем? Почему Бог заставил её страдать эти дополнительные дни?

– Потому что у тебя была миссия, – раздался новый голос.

Лина обернулась и увидела Максима – но не современного Максима, а Энрико в рыцарских доспехах. Он был полупрозрачным, но его серые глаза смотрели с той же любовью, что и семьсот лет назад.

– Энрико? Но ты же мёртв…

– Тело умерло. Но любовь – никогда. Ты жила эти три дня не зря. Ты помогала умирающим, хоронила детей, молилась за души погибших. Это была твоя миссия Хранительницы, даже если тогда ты этого не понимала.

Поглатитель зарычал.

– Какая трогательная встреча! Но этого недостаточно, чтобы спасти новых друзей.

Видение рассеялось, и Лина снова оказалась в зале порталов. Элиза всё ещё лежала без сознания, над ней клубилась дымка воспоминаний. Максим и Дмитриев пытались сдерживать Поглатителя, но тот явно побеждал.

Лина посмотрела на порталы вокруг – они вели в разные времена её жизней. Внезапно она поняла, что нужно делать.

– Максим! – крикнула она. – Помнишь, что сказал Дмитриев про связь между воплощениями?

– Что все они одновременны! – отозвался он, уворачиваясь от чёрного щупальца.

– Тогда мои прошлые Я тоже здесь! Сейчас!

Лина закрыла глаза и сосредоточилась. Где-то в глубине сознания она чувствовала их всех – римскую торговку, новгородскую боярыню, итальянскую аристократку. Одна за другой они откликнулись на её зов, и зал наполнился полупрозрачными фигурами.

– Невозможно,– прошипел Поглатитель, отступая назад. – Вы только новичок! Вы не можете…

– Она не одна, – раздался голос за его спиной.

Это был Максим, но рядом с ним стояли его прошлые воплощения – русский офицер, римский легионер, скандинавский воин. Все они смотрели на Поглатителя с одинаковой решимостью.

– А я тоже не одна! – Элиза резко открыла глаза и села. Вокруг неё появились другие девочки – викторианская Элизабет, древнеегипетская жрица, средневековая монахиня.

Дмитриев изумлённо смотрел на происходящее.

– Такое возможно только при глубочайшей связи душ, – пробормотал он. – Они резонируют друг с другом…

Поглатитель попятился к порталам, но путей к отступлению не было – каждый проход охраняли множественные воплощения трёх подростков.

– Вы думаете, что победили? – зарычал он. – Но я не один! У меня есть братья, и они найдут вас!

– Пусть попробуют, – спокойно сказала Лина. – Мы будем готовы.

Она протянула руки к Максиму и Элизе. Как только их пальцы соприкоснулись, по залу прошла волна чистого света. Поглатитель закричал – звук был похож на треск ломающегося льда – и рассыпался тёмной пылью.

Все призрачные воплощения медленно растворились в воздухе, но перед исчезновением каждое из них кивнуло своим нынешним версиям с одобрением.

– Неплохо для первого дня, – сказал Дмитриев, убирая жезл в мантию. – Хотя и крайне опасно. Обычно студенты осваивают призыв прошлых Я только на третьем курсе.

– А что с нами не так? – спросила Элиза, всё ещё дрожащая после атаки.

– Ничего. Вы просто… исключительные. Такая синхронизация между тремя душами встречается раз в несколько веков.

Лина посмотрела на Максима – он смотрел на неё с выражением, которое заставило её сердце биться быстрее. В его глазах она видела не только современного студента, но и отголоски всех их встреч через века.

– Значит, мы останемся? – спросил он.

– После того, что сейчас произошло? – Дмитриев усмехнулся. – У вас просто нет выбора. Поглатители почувствовали вас. Теперь только обучение в Академии может вас защитить.

Элиза встала, смахивая пыль с одежды.

– А я и не собиралась уходить. Впервые в жизни я чувствую, что нахожусь там, где должна быть.

Лина кивнула. Да, здесь она была дома. Но когда её взгляд снова встретился с взглядом Максима, в воздухе между ними словно пробежала искра. Большинство их прошлых встреч заканчивались трагически. Что ждёт их в этой жизни?

Следующие дни пролетели в водовороте невероятных открытий. Лина поселилась в комнате с Элизой в одной из башен Академии. Окно их спальни выходило не на привычный пейзаж, а на переливающиеся потоки времени – иногда там можно было увидеть фрагменты разных эпох, накладывающиеся друг на друга как двойная экспозиция на фотографии.

Максим жил в мужской половине того же этажа. Лина часто встречала его в коридорах, и каждый раз их взгляды задерживались чуть дольше необходимого. Между ними висело напряжение прошлых жизней – слишком много любви, слишком много потерь.

– Ты избегаешь его, – заметила Элиза, когда Лина в третий раз за утро сменила маршрут, чтобы не столкнуться с Максимом.

– Не избегаю. Просто… это сложно.

– Любовь всегда сложна, – философски заметила рыжеволосая девочка. – Особенно если она длится несколько веков.

Лина бросила на неё острый взгляд.

– Откуда такая мудрость? Тебе пятнадцать лет.

– Мне пятнадцать в этом воплощении. А в сумме мне уже лет двести, и я многое повидала.

Элиза оказалась права. На занятиях по истории временных потоков профессор Венцель – худощавая женщина неопределённого возраста с проницательными глазами – рассказывала о том, как души путешествуют через века, накапливая опыт.

– Каждое воплощение добавляет новый слой к вашей истинной сущности, – объясняла она. – Представьте душу как луковицу. Снимите один слой – найдёте прошлую жизнь. Ещё один – ещё более давнюю. В центре находится ваше изначальное Я, которое существовало до первого воплощения и будет существовать после последнего.

– А что происходит с людьми, которые не помнят прошлых жизней? – спросил студент постарше.

– Они тоже развиваются, но медленнее. Представьте, что вы изучаете математику, но каждый день забываете всё, что выучили вчера. Вы в конце концов поймёте основы, но это займёт намного больше времени.

Лина подняла руку.

– А почему некоторые души воплощаются вместе снова и снова?

Профессор Венцель внимательно посмотрела на неё.

– Родственные души притягиваются друг к другу через время. Иногда это любовь, иногда – незавершённые задачи. Но будьте осторожны, мисс Волкова. Привязанность к определённой душе может стать препятствием для роста. Если вы всегда концентрируетесь на поиске одного человека, то можете упустить уроки, которые должны выучить самостоятельно.

После лекции Лина задержалась, чтобы задать вопрос наедине.

– Профессор, что если… что если в каждой жизни всё заканчивается трагически? Стоит ли вообще пытаться?

Венцель долго молчала, перебирая бумаги на столе.

– А что если не стоит вопрос о том, стоит ли пытаться? – наконец ответила она. – Что если суть не в том, чтобы избежать трагедии, а в том, чтобы прожить любовь полностью, независимо от исхода? Смерть – не поражение, мисс Волкова. Поражение – это прожить жизнь, не позволив себе чувствовать.