Клуб «Твайлайт». Часть 1

- -
- 100%
- +
Ольга Сергеевна смахнула с ресниц слезу и строго сказала:
– Посмотрим еще, что там за обеды. Все, пошли заявление писать.
Прекрасная, замечательная комната досталась Марине. С приятными, свежими обоями, еще не отмеченными сыростью и прикосновением грязных рук, крошечной кухонькой за перегородкой с узенькой душевой кабинкой и совсем миниатюрным туалетом.
Из мебели имелось только кухонное, встроенное, да косоватый платяной шкаф. Старшекурсники-практиканты под чутким руководством молодой и симпатичной комендантши приволокли матрас, подушку, маленькую тумбочку и стол, то ли обеденный, то ли рабочий. Все, впрочем, было новое, с наклейками мебельной фабрики, и в блоке на некоторое время поселился приятный древесно-лаковый запах.
До кровати дело так и не дошло. Комендантша обещала, просила зайти и напомнить, но каждый раз ее кабинет был занят другими студентами, и Марина просто бросила матрас в угол, нарядив подушку в красивую наволочку и застелив импровизированную постель ярким пушистым пледом.
Мама привезла полочку для книг, и те же мрачные старшекурсники помогли повесить ее над столом, который все-таки оказался единственным, а значит, – письменным. На полочке выстроились учебники, тумбочку украсили полотняные коробочки с косметикой и разной мелочовкой. Лампа с уютным желтоватым светом, подушечки, бязевые занавески, несколько литографий на стене – девочка с одуванчиком и ползущая по яблоку улитка – и безликое жилище на четвертом этаже под номером четыре-одиннадцать, стало домом, местом, куда приходят, чтобы быть счастливыми.
Через несколько дней после заселения практиканты притащили в комнату странную невысокую конструкцию из досок, шириной примерно в метр, придвинули ее к окну и прикрутили к полу шурупами, объяснив Марине, что «раньше так и было». Конструкция действительно аккуратно встала на старые полосы и вмятины. На ней были ровные круги и разводы, словно от воды, и Марина предположила, что кто-то из прежних жильцов соорудил ее как подставку под цветочные горшки. Поразмыслив, она сделала перестановку, и цветочный «подиум» стал ее кроватью. Засыпая, она видела огни на горах и кораблях вдалеке.
Первые дни, вернувшись из универа, Марина несколько раз обходила свое личное двадцатиметровое пространство, с трудом веря в выпавшее на ее долю счастье. Она обедала в студенческой столовой, где борщи, сероватые диетические котлеты и вечная перловка вполне ее устраивали. А вечерами, сбегав в магазин, готовила салат, а иногда тратилась на йогурт или фруктовое пирожное.
Хранить продукты в блоке было негде, и хотя мама грозилась накопить денег и купить маленький холодильник, Марина ее отговаривала. Она и так была всем довольна. Месяц пролетел в сплошных удовольствиях. Но настоящая учеба, после вступительных лекций и семинаров, началась не так радужно, как ожидалось, причем неприятности вылезли, откуда их не ждали.
В третьей группе, куда попала Марина, к ее удивлению и облегчению, ребята подобрались вполне обычные, было даже несколько стипендиатов, таких же, как она. На первой паре по истории Марина познакомилась и подружилась с соседкой по парте, аккуратной стобалльницей Леночкой, постоянно краснеющей и всего опасающейся. Завелся в группе и свой «ботан», очкарик Сергей, к которому тут же прилипла кличка Сережик.
Сережик быстро выделил Марину как «своего человека», и каждую перемену развлекал ее разговорами на умные темы, странно двигая глазами под толстыми очками и брызгая слюной. Марина вежливо слушала, ей было интересно.
Постепенно знакомясь с одногруппниками, она наполнялась уверенностью в своих силах. Преподаватели, большинство, насколько можно было судить по редким парам и многочисленным лекциям, тоже подобрались хорошие. На факультете говорили, что Тамара Даниловна переманила к себе лучшие кадры со всего ВУЗа.
Марину хвалили. Вот только большинство студентов в группе, в отличие от нее, было выпускниками престижных школ, учениками лучших репетиторов, и даже те, кто полностью оплачивал свое обучение, не смогли бы попасть на престижный ФПР без серьезного отбора. Впервые Марина почувствовала разницу в предвузовской подготовке на «Введении в мировую экономику.
И Леночка, и очкастый Сережик, и чудаковатые друзья-не-разлей-вода Виталик и Слава (с первых же дней откровенно и запланированно филонящие), и остальные одногруппники, как и весь первый курс ФПР, слушали преподавательницу без особого напряжения, конспектируя лекцию. Лишь иногда по аудитории шел шепоток, и преподавательница, уловив непонимание на лицах студентов, охотно объясняла отдельные термины, от чего Марине было ни холодно, ни жарко, поскольку объяснения были на том же быстром и сложном английском.
Закусив губу, она кое-как исписала одну страничку тетрадки, и то как можно более непонятным почерком, чтобы соседка по столу не заподозрила, чтобы она ничего не понимает. Одолеть ей удалось лишь схемы, благодаря тому, что они проецировались на доску.
Выйдя из лекционного зала, Марина сползла по стене, почти сев на пол, и отстраненно уставилась в противоположную стену. На коленях сминалась тетрадка с конспектом. Восемь лекций, а потом восемь семинаров, по одному на каждую тему. И зачет. Все, ей конец! Можно, конечно, переписать конспекты у одногруппников, несколько человек даже носит на лекции мощные диктофоны, но смысл? Она вообще только отдельные слова понимает. А это «ебитда»7 вообще звучит как ругательство.
Окончательно добило Марину то, что кто-то из однокурсников, выходя из лекционного зала, похвалил преподавательницу за простоту изложения. Простоту?
Студенты расходились на большую перемену. Коридоры возле лекционных залов опустели. И только Марина сидела у стены, оплакивая свою жалкую судьбу. Никто не виноват, только она сама. Поверила в сказку, приняла иллюзию за реальность. Кого пыталась обмануть? Нужно позвонить маме. Пусть она приедет. Они вместе пойдут к Тамаре Даниловне, будут каяться и умолять вернуть все, как было. А с другой стороны, какое Марина имеет право волновать маму? Она сама принимала решение. Ей самой все и исправлять.
– Алло, гараж! Марлон ушла уже?
– А?
Марина вздрогнула. Перед ней стояла девушка с яркими зелеными глазами, длинными темными волосами, в коротенькой юбочке и блузке на тонких бретельках. На блузку был пришпилен бейджик с аббревиатурой факультета и номером курса, цифрой четыре. В руках четверокурсница держала стопку разноцветных папок.
– Марья Арлановна здесь еще? – нетерпеливо спросила девушка
– Кто?
Девушка цокнула и немного наклонилась, вглядываясь в бейджик Марины.:
– Первый курс? А, тогда понятно. Лекторша еще здесь?
– Нет, – пробормотала Марина, вставая. – Все уже ушли.
– Бли-и-ин! – девушка подергала дверь аудитории и с досадой покачала в руке стопку папок. – Меня убьют теперь. У нее расписание какое-то странное. Придется по всем этажам мотаться.
– Она, кажется, в кафетерий пошла, – робко предположила Марина. – Вроде говорила, что пойдет.
– Да? – приободрилась четверокурсница. – Я как раз туда собиралась. А ты чего здесь? Плакала, что ли?
– Я? Нет! – Марина потерла глаза и обнаружила, что ресницы мокрые.
– Да видно же! Че, обижают? У-у-у… Первый курс, терпи!
– Никто меня не обижает, – предательски жалобно проговорила Марина. – Я не поэтому…
– Блин, волосы какие у тебя классные, – девушка без всякого стеснения взяла в руку прядь Марининых волос и покрутила ее между пальцами с длинными алыми ноготками. – Как отрастила?
– Не знаю, само как-то, – польщенно пробормотала Марина.
– Красишь?
– Нет.
– Химия?
– А? Нет. Такие… с детства…
– Сами вьются? – девушка завистливо присвистнула. – Везет. Вот бывает же так, что кому-то сразу все, а кому-то ничего. И глаза свои?
– В смысле?
– Цвет? А у меня линзы. Смотри, прикольно да? Некоторые почему-то пугаются. Я вот все думаю перекраситься в рыжий. Буду как ведьма. Сексуально, да? Но мне, кажется, не пойдет. Как думаешь, пойдет?
– Не знаю.
– Не, не буду. Я смуглая. Это таким, как ты, идет, белокожим. Ну, так что? Чего ревела?
– Долгая история.
– Пожрать пойдешь? Пошли. Я мадам Марлон поищу, а ты мне расскажешь.
– Я в столовую, у меня талоны.
– В столовой ешь? И жива еще? Поэтому худая такая? Может мне тоже там есть? Похудеть хочу.
– Ты и так… очень стройная.
– Что, правда? А так? – девушка повернулась боком. – Задница нормальная, не телевизор?
– Ну… нормальная. Красивая.
– Уф! Первые приятные слова за сегодняшний день! Кстати, меня Надя зовут. Надя Колесова. А тебя?
– Я Марина… Михеева…
– Так, Марина Михеева, сейчас выкидываешь свои талоны и идешь со мной в кафетерий. Если Бергерша там, я тебя… горячим бутербродом угощу, со всем, что захочешь. И чай. Или кофе. Кофе будешь? Латте? Капучино?
– Я…
– Я пью по-венски, в нем калорий меньше.
Марина сама не поняла как, но через несколько минут уже шла по коридору, болтая с Надей о достоинствах разных видов кофе.
… В кафетерии было людно. Надя с радостным воплем выхватила взглядом сутуловатую спину преподавательницы. Пообщавшись с ней, избавившись от папок, с облегчением на лице, она устремилась к стойке и потребовала у Марины выбрать начинку для сэндвича:
– Ветчина? Грибы? Соленый огурчик? Перчик, перчик острый возьми!
Немного растерявшись, Марина согласилась попробовать все, что предложила ее новая знакомая. От запахов забурчало в животе. Нагрузив подносы, девушки направились к стеклянной стене кафетерия. Но стоило им подойти ближе, к вожделенному столику с видом на парк и мягкими креслами подскочила компания ребят.
Четыре студента с хохотом и кривлянием попадали в кресла. Одного кресла им не хватило, и высокий красивый парень с длинными светлыми волосами, собранными в хвостик, с грохотом потащил к нему тяжелый стул от стойки. Другой парень, растрепанный черноволосый, откинувшись в кресле и ухмыляясь, глумливо салютовал Наде средним пальцем.
Надя остановилась и с досадой топнула ногой.
– Блин! А-а-а-а… День так хорошо начался, слишком хорошо! Так и знала!
– Чего ты? – удивилась Марина. – Давай сюда сядем. Здесь тоже красиво.
– Да я не из-за столика! – сказала Надя, разворачиваясь и унося поднос в глубину зала. – Видела квартет? Муратов с компанией! Практика еще в августе закончилась, а они только сейчас явились! И конечно, справки предъявят! Ва-а-а! Как меня это бесит! Я три недели, как дура, за них рапортовала! И кто меня надоумил в старосты пойти?! А пожалуюсь в деканате, Муратов меня задолбит! Я тебе вот что скажу: запомни эти лица и держись от них подальше.
– Хулиганы? – спросила Марина, вспомнив заветы мамы.
– Не то слово, – Надя выбрала место и села, кивнув светловолосой девушке за соседним столиком. – Дана, привет… Первокурсниц едят, пятикурсницами закусывают.
– Да? – удивилась Марина, вытягивая шею и всматриваясь в «хулиганский квартет».
– Ладно, проехали, много чести дебилам. Рассказывай, что у тебя стряслось. Нет, сначала пожуй. Давай, я тебе еще половинку своего бутера отломаю, мне и так много!
Марине понравился и ее сэндвич, хрустящий, с полосками расплавленного сыра, и кусочек Надиного бутерброда, с острым соусом и каперсами. Она украдкой почитала чек, прилипший к картонному стаканчику с латте, и немного расстроилась. Дорого. Придется оставаться стройняшкой на столовском меню.
Попивая вкусный кофе, чувствуя, как сыто оттопырился под футболкой живот, Марина рассказала Наде о своем экономическом провале. Колесова призадумалась. Марина ожидала, что Надя скажет что-нибудь утешительное, но та только молчала, покусывая губы.
– Знаешь, это только начало, – наконец произнесла Колесова. – Дальше будет хуже. Сложнее. Маркетинг, реклама. У тебя что, экономики в школе не было?
– Была. Как бы.
– Понятно.
– Буду переводиться, – обреченно вздохнула Марина.
– Не вздумай. Что-нибудь сообразим, – Надя машинально взяла с тарелки кусочек каперса и отправила его в рот. – Есть одна идея. Может, и хорошо, что Муратовская компания вернулась. Один из них, по крайней мере, в учебе относительно адекватный. И он у меня в долгу.
– Кто?
– Вадим. Вечером с ним поговорю. Мне все равно у него отчет по практике забрать надо. Ты, кстати, в каком блоке живешь?
– В четыреста одиннадцатом.
– Супер! Я в четыреста двадцатом. Почти соседи. Значит, так. С экономикой поможет Вадим. Он долбанутый перфекционист: хранит лекции за все курсы, все записывает, набирает и распечатывает. «Введение в экономику» у него точно есть. Разберешь и вызубришь. А потом… нет, лучше прямо сегодня… начинай зубрить английский, иначе здесь не выживешь. На репетитора деньги есть? Тогда придется долбиться самостоятельно. Сейчас в интернете куча всяких сайтов и подкастов. Можешь взять мою карточку, по ней работать в сети в библиотеке, у меня там сто часов оплачено. Я тоже помогу, чем смогу.
– Вау! Спасибо!
– Подожди меня благодарить. Поверь мне, скоро взвоешь. Сама знаю, в десятом классе язык запустила, потом так пахала! Забыла, что такое отдых и развлечения! Ничего, зато на первом курсе за все оттянулась! Сок будешь?
Марина и Надя еще немного поболтали за стаканом сока, и Марина не скрывала, как рада была завести такое знакомство. Их разговор прервало появление того самого черноволосого и черноглазого парня, что так едко ухмылялся Наде за столиком. Парень подошел и резко наклонился над Колесовой со спины, почти коснувшись ее шеи губами и дурашливо заглядывая в складки блузки. Марина растерялась и не успела предупредить новую знакомую – слишком стремительно приблизился лохматый хулиган.
– Ва! – взвизгнула Надя, прижимая руки к груди. – Муратов! Охренел?! Я так заикой останусь!
Парень поднес к Надиному лицу ладонь, раскрыл ее и чем-то звякнул. С его пальцев свисала флэшка с серебристым брелоком в виде скорпиона.
– Что за прикол?! – рявкнула Надя. – Нормально нельзя было отдать?!
Колесова гневно зашипела, схватила флэшку одной рукой и оттолкнула голову парня другой. Муратов не смутился, тряхнул волосами, мельком глянул на Марину и, так и не произнося ни слова, отвернулся и двинулся прочь.
– Господи! – воскликнула Марина. – Какой страшный!
Наверное, воскликнула слишком громко, потому что Муратов резко остановился, обернулся и посмотрел прямо не нее долгим взглядом из-под тяжелых век. Марина первой опустила глаза. Когда она подняла взгляд, Муратов уже был далеко. Он шел к столику, сунув руки в карманы джинсов, а она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь выровнять дыхание.
– Да, жуткий тип, – согласилась Надя, рассматривая необычный брелок. – И в чем я перед Богом провинилась? Попала бы в пятую группу, там одни ботаны.
Глава 6
Дойти до кровати Боря смог почти самостоятельно. Разодранная на плече футболка была мокрой, и Марина, попав под ворот пальцами, в последний момент не удержала массажиста липкими от крови ладонями. Тот повалился из ее рук на постель и со стоном перевернулся на левый бок. Схватил Марину за локоть:
– Свет не включай… видно… со стоянки…
– Очумел совсем?
– Не вздумай! Ранку обработать сумеешь?
– Что?! Ранку?! Пластырь тебе, что ли, налепить?! Ваточку приложить?! Ты весь в крови! Я в «скорую» звоню! Телефон, где мой телефон?!
Марина нащупала упавшую под столик трубку, включила на телефоне фонарь-подсветку, навела его на плечо раненого и ахнула: на месте татуировки, шаманского пера, было кровавое месиво, словно кто-то хотел срезать рисунок, с особой жестокостью, вместе с кусками плоти. О смысле татуировки Танников когда-то рассказывал, значение ее было сложным, мистическим, но в Бориных устах неизбежно свелось к пошловато-эротическому.
– Что там? – спросил массажист, поднимая голову и выворачивая шею.
От его движения рана запульсировала, вспузырилась кровью и сукровицей. Марина сглотнула.
– Боже, здесь еще один порез, синяки…!
– Пару раз дали по ребрам, морде и почкам, ничего страшного. Я же врач, знаю…
– А я – нет! Я в «скорую»….
Борис здоровой рукой схватил ее за запястье и с силой пригнул к кровати. Марина вскрикнула, выпустила телефон, сотовый упал на подушку, мигнув экраном.
– Прости. Не надо. Не звони. В окно… выгляни.
Зло зашипев, она подошла к окну, разминая ноющую руку. На стоянке перед профилакторием под мотающимися на ветру липами стоял черный джип с непроницаемыми стеклами. Разглядеть, кто внутри, было невозможно. Поглядывая на машину, Марина наклонилась к тумбочке, отыскивая в свете уличного фонаря коробку-аптечку.
– Дошло? Насколько я понимаю этих ребят, они будут ждать. Куда я побежал, они видели, в какую комнату вошел, не знают. Если приедет скорая, мне крышка, – заговорил массажист, с трудом шевеля распухшими губами. – Мне тогда крышка и здесь, и в любой больнице.
– Ты денег им должен?
Борис фыркнул и неожиданно застонал, уткнувшись в подушку и по-детски жалуясь:
– Щиплет… жжет… адски просто…
– Терпи, – Марина с садистским удовольствием лила перекись на рану, в голове прыгали тревожные мысли. В какую историю втравил ее приятель? Чем ей это грозит?
Смыв кровь, она рассмотрела порезы.
– Даже я могу тебе сказать, что здесь нужно шить, – сообщила она.
– Зеркало есть? Подержи, посвети, – Боря снова вывернул шею, вздохнул. – Ты прав, мой верный Маринкин, повелитель дельфинов. Хорошая новость – сегодня я не помру. Плохая – тебе нужно будет кое-что для меня сделать.
…Марину чуть не снесло ветром с бетонного парапета, на который она вылезла из окна душевой. Зато здесь можно было пробежать, не привлекая внимания гостей на джипах. Даже дурак сообразит: если сразу после того, как раненый вошел в здание, а через полчаса из него вылетела лохматая взволнованная девица, жертва послала за помощью.
С парапета Марина спрыгнула в траву, пригнувшись, перебежала открытое пространство до тропинки, уходящей в ельник, и понеслась между деревьев, цепляясь волосами за ветки и проклиная свою забывчивость, из-за которой оставила на крючке в прихожей шляпу. Ветер даже сюда доносил солоноватые брызги, на небе, закрывая луну, клубились дождевые облака. Марина перешла на шаг, прислушиваясь: у обрыва справа был каменистый пляжик, «дикари» ставили там палатки и ночами бренчали на гитарах, светя в темноте кострами. Но ветер, видно, разогнал отдыхающих, позади тоже никого не было.
Минут десять постояв у входа на Каталку, Марина убедилась, что на месте драки никто из напавших на массажиста не дежурил. На берегу даже стоять было сложно. Море бушевало, скрипели контейнеры, на одном с грохотом бился о стену сорванный кусок обшивки. Непонятно было, то ли море кидает на берег воду, то ли начинается дождь.
Чертыхаясь, Марина боком спустилась к лиману сразу за массажным вагончиком, принялась шарить в кустах полыни, светя своим телефоном, нашла Борин мобильный именно там, куда он выбросил его перед нападением, нажала на кнопку включения, молясь, чтобы телефон не пострадал от удара, в списке контактов нашла нужное имя и позвонила. Номер не отвечал. Борис предупредил, что его знакомый, врач, рано отключает мобильный, поскольку не любит поздние звонки.
– Такси, такси, – бормотала Марина, листая приложения на своей трубке.
Она нашла значок с желтой эмблемкой и шашечками, мокрыми пальцами с трудом вбила адрес – въезд в пляжную зону. Пришла эсэмэска. Служба требовала надбавку в десять процентов за погодные условия. Да, да, она согласна, только довезите. Приложение показало стоимость и расстояние. К счастью, дом врача был не в самом Мергелевске, а в пригороде, иначе поездка туда и обратно заняла бы полночи.
– Зачем я это делаю? Почему я это делаю? – рассуждала Марина, прячась от ветра за стеной остановки. – Это в последний раз, в самый распоследний.
Таксист оказался молодым парнем, разговорчивым и любопытным, даже попытался от скуки пофлиртовать с поздней пассажиркой. Марина соврала, что отстала в Лесенках от группы друзей и едет к ним. Таксист предположил, что друзья у нее богатые, раз живут в элитном прибрежном поселке, излюбленном месте Мергелевской творческой элиты. И не только Мергелевской. Многие дома покупаются москвичами и питерцами, шоуменами, актерами, музыкантами, для летнего отдыха.
Марина заволновалась: ее могли просто не пустить в поселок без предварительной договоренности. Но будка охранника у шлагбаума, до которого довез ее болтливый шофер, попытавшийся напоследок взять телефончик, была пустой. В ней горел свет, с шипением и помехами орал старенький телевизор. Марина пробежала мимо шлагбаума. Ветер стал стихать, а дождь припустил во всю. Мимо, пробивая фарами водную пелену, проехало несколько машин.
Поселок оказался большим. Поближе к трассе улицы разматывались однообразной лентой кирпичных коттеджей, но чем дальше Марина шла, тем изысканнее и разнообразнее становились дома и тем больше ландшафтных выкрутасов наблюдалось у построек. Если бы Боря не описал подробно, где искать нужный дом, она могла бы бродить по поселку всю ночь. Однако приметный забор, башенки и флюгер на крыше подсказали, что ей удалось не заплутать.
Еще сутки назад Марине трудно было представить, что можно промокнуть и даже продрогнуть посреди знойного лета. С волос текло, футболка липла к телу, размокшие тапочки соскальзывали. Повернув ручку калитки в заборе без домофона, с облегчением убедившись, что во дворе нет собаки,
Марина подошла к двери коттеджа, нашла звонок и несколько раз нажала. Отступив назад, подняла голову: в нескольких окнах горел свет, на первом – в выступающем эркере возле входа, на втором – почти во всех. Она позвонила еще раз, нервно прислушиваясь. Что делать, если хозяин не отзовется, испугается ночного визита или не позволит объяснить ситуацию, она просто не представляла.
Дверь открылась, выпустив тепло, свет и тихую музыку. Марина сощурилась, рассматривая сквозь капли на ресницах мужскую фигуру в дверях.
– Простите за беспокойство, – крикнула Марина. – Мне нужен Георгий Терентьевич Кардашев. Это срочно. Он не берет трубку, поэтому я…
Фигура в дверном проеме молчала. Марину тоже рассматривали. Она подошла ближе, смахнула с лица и глаз воду:
– Передайте, что я от Бориса Танникова.
Открывший оказался молодым парнем, лохматым, в мятой футболке и спортивных штанах, мешковато висящих на самых бедрах под белой резинкой трусов. Парень отступил к лестнице, задрал голову:
– Дед! Тут к тебе!
Сверху неясно откликнулся мужской голос. Парень выслушал и проорал, с подозрением глядя на Марину:
– Девчонка какая-то! Вся мокрая! Говорит, срочно. Говорит, от дяди Бори. Пускать?… Ладно.
Подросток показал жестом наверх. Марина вошла, с хлюпом сняла тапочки, неловко вытерла мокрые ноги о половичок. Парень кисло поджал губы. Он был светловолосым, курносым и пухлогубым, довольно симпатичным. Марина дала бы ему лет семнадцать. Мальчишка пошел вперед по ступенькам, постучал в одну из дверей в уютном коридорчике, сунул голову в комнату и, совершенно не стесняясь гостьи, повторил:
– Дед. Какая-то барышня. Подозрительная. На регулярную дядьборину подружку не очень похожа. Точно пускать?
– Игнат! – в голосе, раздавшемся из комнаты, прозвучали нетерпеливые нотки.
– Ладно, – парнишка отступил, пропуская Марину, но встал у косяка так, что ей пришлось мимо него протискиваться.
В комнате пахло деревом, табаком и книгами. На секунду (так взволновали ее выхваченные из широкого пространства звуки и запахи: под босыми ногами скрипнули теплые доски, шторы поднялись под сквозняком и впустили влагу и шум дождя, «на-а-а-а том ка-а-а-амне…» сладко пропела пластинка на проигрывателе-чемоданчике) Марина растерялась и не сразу разглядела мужчину у окна.
Он сидел в одном из кресел с потертыми подлокотниками под бьющейся на ветру шторой. Край шторы задел иглу, пластинка взвизгнула и зашипела. Мужчина протянул руку и щелкнул кнопкой на проигрывателе. Это был пожилой человек, худощавый и горбоносый, с седыми волосами, все еще густыми и пышными, несмотря на возраст. Кардашев поправил очки на носу, окинул Марину спокойным взглядом и строго обратился к мальчику:
– Игнат, наша гостья промокла. Прими меры.
Парнишка тяжело вздохнул и вышел. Слышно было, как он сбегает по лестнице. Примерно до половины.
– Вы Марина?
– Д-да.
– Боря мне о вас много рассказывал.
– Да? – Марина опять растерялась: они с Борисом виделись почти каждый день и подолгу болтали, но она и представить не могла, что массажист станет сообщать третьим лицам о таком незначительном факте, как дружба с соседкой по павильону.
– Итак, – терпеливо обратился Кардашев к Марине.
Та собралась с мыслями и начала рассказывать. Хозяин дома немедленно встал, попросил гостью присесть, толкнул незаметную дверь в ванную и принялся бросать в пластиковую коробку шприцы, бинты и упаковки лекарств из шкафчика над раковиной. При этом он внимательно слушал и выкрикивал вопросы медицинского характера, на которые Марина, оставшись стоять, чтобы не дай бог не намочить гобеленовую кушетку, отвечала громким голосом со всей возможной точностью. Из немного бессвязных объяснений Бори она знала, что Кардашев еще до выхода на заслуженный отдых бросил медицину и начал заниматься чем-то другим.





