Знакомые лица и подозрительные личности. Сборник рассказов

Батальон

В одной огромной дивизии было много полков, батальонов, рот, взводов и отделений. Как-то раз один из отдельных батальонов упомянутой мною дивизии собрался поиграть в игры настоящих мужчин («В войнушку», а точнее на учения по действиям батальона в обороне). В этих целях весь батальон выехал в чисто поле и начал маскироваться (это чтобы враги раньше времени батальон не обнаружили). Солдаты под неусыпным контролем офицеров и прапорщиков копали землю, как рабы на узурпаторских плантациях. Выкопали они траншеи, всякие там ходы сообщений, проложили полевые линии связи (это чтобы командирам было удобнее командовать солдатами во время боя). Но перво-наперво выкопали они укрытия для бронетехники и прочего особо ценного военного имущества. Положили на брустверы бережно срубленный и аккуратно отложенный в сторону дёрн. Поверх всего этого добра натянули маскировочную сеть (так что враги нас обнаружить никак не могли). Поставили боевое охранение (а иначе караул) для охраны бронетехники, вооружения, боеприпасов и прочего особо ценного военного имущества. А ещё блиндажи построили и полевую кухню развернули (а как же иначе ведь солдат и офицеров нужно кормить). Она (полевая кухня) отчасти и послужила поводом для рассказа.

Был в этом батальоне замполит – сволочь редкая, это он открыл глаза солдатам (придя с очередного совещания в штабе дивизии) – «Оказывается, в нашей дивизии, а я думаю и в нашем батальоне тоже, имеются факты неуставных взаимоотношений», потом тыча пальцем в какую-то сверхважную бумагу говорил – «Здесь для таких дебилов как вы, русским по белому написано…..» и под конец уже орал совсем, как генерал Талалаев – «Сволочи, в дисбате сгною» (хотя все это происходило гораздо раньше чем на экранах появился такой красочный персонаж как генерал Талалаев из кинофильма «ДМБ»). Солдаты любили и уважали своего замполита, как только могли. Однажды они, предварительно позвонив ему домой и убедившись, что его жена дома, вызвали ему на дом проституток, озвучив фамилию, имя и отчество заказчика. На следующий день после этого сюрприза, изрядно исцарапанный замполит устроил всему батальону военно-спортивный праздник.

Еще в этом батальоне были два друга медик и повар. Друзья друг в друге души не чаяли, потому что у одного из них всегда было что выпить (медицинский спирт), а у второго не было проблем с закуской. Так вот они, обидевшись на «антиалкогольную компанию», проводимую замполитом, решили устроить ему страшную месть – грандиозный залет по личному составу (после которого, по их мнению, замполита должны были, как минимум понизить в звании и должности). Для этого гнусного злодеяния они распотрошили индивидуальные аптечки и практически весь «ТАРЭН» добавили в компот.

Так незаметно наступил вечер, а значит, настала пора ужинать. Личный состав батальона, проголодавшись на земляных работах, не только съел всю пригоревшую кашу, но и выпил весь компот, при этом сожрали даже сухофрукты (которые в пункте постоянной дислокации попросту выбрасывались). Не хватило компота только на караул. Видимо все-таки повар с медиком были не полными идиотами и понимали, что вооруженный караул этим зельем поить не следует. Караул напоили чаем безо всяких добавок. А неразлучные друзья (убедившись что компот выпит и стало быть все идет по заранее разработанному плану-сценарию) пошли пить благородный дембельский напиток – чистый медицинский спирт, на закуску у них была жареная картошка с мясом.

Прошло совсем немного времени и батальон как будто сошел с ума. Больше всего повезло тем, кто выпросил побольше компота – они просто лежали как трупы. Остальные начали, мягко говоря, чудить. Пара сержантов отловила с десяток молодых и стала заниматься с ними строевой подготовкой (вообще это было больше похоже на дискотеку в ночном клубе, чем на занятия строевой подготовкой). Еще одна группа единомышленников, под руководством одного из ротных старшин, продолжила земляные работы. Этот самый старшина решил, что если копнуть поглубже оттуда должна пойти нефть, а даже если нефть оттуда и не хлынет, то в эту яму должны упасть все враги. А вот если бы нефть оттуда все-таки пошла, то следующие учения батальон проводил бы на Канарских островах. Яму выкопали грандиозную, если бы враги туда свалились, то их оттуда даже спасатели МЧС не смогли бы вытащить. Один служивый очень долго стучал в окошко КУНГа (КУНГи – это такие будки на грузовых автомобилях) и просил хлеба. Стучал он очень долго и громко, чем разбудил спящего в гамаке, подвешенном внутри этой будки, лейтенанта попившего вместе со всеми компота. Проснувшись, лейтенант обнаружил нашествие чертей и прочей нечисти. Он был человеком не робкого десятка и поэтому, схватив подвернувшийся под руку молоток, начал беспощадно истреблять нечисть. Не знаю как насчет нечисти, но внутреннюю обшивку и стекла КУНГа он уничтожил. Солдатик, просивший хлеба, и спавший в кабине водитель (не пивший компота), залегли под днище автомобиля, именно там, по их мнению, было безопаснее всего. Там они и пролежали до утра. Часть воинов просто разбежалась в разные стороны.

А нашему комбату прямо в мозг пришло сообщение от Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами Российской Федерации. Главком сказал комбату – «Собирайся комбат и приезжай ко мне – получишь сверхсекретное задание, подробности сказать не могу, так как канал связи не защищенный и нас могут подслушать». После этих слов связь прервалась, но комбат как каждый военный человек обсуждать приказы не привык, а посему сел за руль своего УАЗика, предварительно вышвырнув оттуда водителя, смотревшего на лобовом стекле автомобиля 6-й выпуск мультфильма «Ну погоди!», и помчался навстречу своему военному счастью. Но в тот день комбату предстать перед Верховным было не суждено. Одно старое мудрое дерево, больше ста лет стоявшее около дороги, решило, что негоже комбату в таком виде встречаться с главкомом и сделало несколько шагов навстречу УАЗику, в котором ехал комбат.

Батальон, что называется, «оторвался по полной» – не смешно было только часовым. Будучи абсолютно трезвыми и вменяемыми, они практически прятались от безумного батальона и все время дурниной орали – «Уйдите, падлы, не доводите до греха», «Не лезьте, сволочи, в БТРы». И еще много чего кричали часовые, кто в армии служил – тот знает, как разговаривают военные. Уже на гражданке поступив в ВУЗ, я узнал от одного из профессоров кафедры русского языка, что лексикон российского военнослужащего состоит на 30% из специальных терминов и своеобразного военного сленга, еще на 50% из ненормативной лексики, и оставшееся это обычные слова, (понятные любому русскому человеку).

Ближе к утру все успокоились и легли спать как деревья в зоне падения тунгусского метеорита. Не похожа эта история на правду, а только видел я все это своими глазами и мне в ту ночь было не смешно, по-тому как я стоял в карауле, охраняя особо ценное военное имущество, а какое сказать не могу – военная тайна.

Разбор полетов на следующий день состоялся жесткий и беспристрастный. Суровая кара настигла всех виновников этой вакханалии: замполит через месяц получил звание подполковника, комбату вручили какую-то медаль, а повара и медика отправили домой в старшинских погонах (на учения они выезжали в сержантских). Про меня и моих сослуживцев (выстоявших в ту ночь в карауле) тоже не забыли – мы до самого дембеля не вылазили из караулов и прочих нарядов. Правда, справедливости ради, стоит отметить, что с тех пор мы (не смотря на лежавшие, на наших плечах погоны рядовых) в наряды заступали не часовыми и дневальными, а разводящими и дежурными по роте или по автопарку.

г.Новосибирск

27 – 30.11.2008

Плащ-палатка

Свой дачный участок, находившийся на краю города, он называл садом. Это и был самый настоящий сад, ведь на крошечном клочке земли у него росли и яблони, и вишня, и облепиха. И всё это в Сибири, где зимой земля промерзает метра на полтора, а то и глубже.

Однажды тёплым сентябрьским вечером, готовясь к отъезду из сада домой, он собрал вещи, но никак не мог сообразить во что их завернуть. Вот, наконец, в голову пришла нужная мысль и он, оглядевшись по сторонам, крикнул внуку:

– Алёша, посмотри, где-то в мансарде плащ-палатка была. Зелёная такая. Найдешь, принеси её сюда.

– Дед, я знаю, какая она. Сейчас поищу, – ответил внук.

Быстро забравшись по лестнице на мансарду дачного домика, четырнадцатилетний мальчишка стал искать плащ-палатку. Найдя искомую вещь, он спустился вниз и, подойдя к деду, сказал:

– Вот, нашел. Эта?

– Да, эта. Расстели её вот тут, я посмотрю на неё, – сказал дед, указав рукой на клочок земли перед собой.

Глядя на расстеленный перед ним кусок зеленой ткани с кольцом и шнурком, дед достал из кармана рубашки папиросу и закурил, молча выпуская дым, задумчиво прищурив глаза, словно он что-то мог увидеть на той самой плащ-палатке. А он видел …

… Он видел строй одетых в офицерские шинели и туго перепоясанных кожаными ремнями молодых восемнадцати и девятнадцатилетних парней, стоящих на плацу Омского пехотного училища.

– Товарищи выпускники! Еще раз поздравляю вас с окончанием военного училища и присвоением воинского звания младший лейтенант! – говорил стоящий перед строем начальник училища, приложив руку к папахе.

– Ура! Ура! Ура-а-а-а! – ответил строй новоиспеченных младших лейтенантов.

– В девятнадцать ноль-ноль сбор на этом же месте, для распределения по воинским частям. До этого времени всем увольнение в город. Вольно, разойдись!

Выбежав за ворота училища, три молодых офицера быстрой пружинистой походкой пошли по заснеженной улице. Над их головами светило яркое январское солнце, а под ногами поскрипывал ослепительно белый снег. Синицы, сидя на ветках деревьев пели так, что хотелось думать о чём-то возвышенно-романтическом, но ни у кого из троих друзей даже не было девушки.

Спустя годы один из друзей примерно в эту же пору, в середине зимы встретит свою любовь. С ней он проживет долгую и счастливую жизнь, воспитает детей, увидит внуков. Это будет позже, а сейчас три молодых парня в офицерских шинелях шагали по городу и даже не замечали, что девушки бросают на них заинтересованные взгляды, мужчины, завидя их, задумчиво закуривают, а старушки шепчут им вслед молитвы, осеняя их спины крестным знамением.

Времени, отпущенного на увольнение в город, хватило на поход в кинотеатр, где показывали фильм «Свинарка и пастух», на дорогу от училища к кинотеатру и назад. Ну, разве что еще несколько минут было затрачено на поедание мороженого у входа в кинотеатр, ведь военные не могут есть на ходу – не положено по Уставу.

Вернувшись в училище, парни увидели зелёные грузовики, стоящие на краю плаца – это означало, что сегодня их не только распределят по воинским частям, но и отправят туда. Смуглолицый и широкоплечий парень первым подал руку своим товарищам:

– Андрюха, Серёга – похоже, прощаться пора нам, – сказал он, кивнув головой в ту сторону, где стояли зелёные грузовики.

– Похоже, что да, – ответил ему невысокий, коренастый крепыш и протянул свою руку.

– Ну что, парни, бог даст – свидимся ещё, – протягивая руку, сказал высокий стройный молодой человек, лицо которого было усыпано веснушками, а из-под шапки были видны коротко стриженые рыжие волосы.

– Андрюха, ты чего, в бога что ли веришь? – спросил смуглолицый парень.

– Нет, Коля, не верю. Так, к слову пришлось, – ответил Андрей.

– Парни, а давайте, потом, когда война кончится, встретимся… Ну, хотя бы здесь, в училище, – предложил невысокий крепыш.

– Ага, нужны мы тут будем, со своими встречами, – ответил Андрей.

– А чего? Хорошая идея! Серёга дело говорит. Адреса друг друга есть у всех. Писать умеем – лейтенанты всё-таки, пусть даже и младшие. Напишем Серёге и договоримся – где и когда, – как бы подвел итог разговора Николай.

Парни ударили по рукам и посмотрели друг на друга. В сгущающихся сумерках зимнего вечера были видны лишь глаза, белые подворотнички и «кубари», блестевшие на петлицах шинелей.

Это был последний раз, когда они смотрели друг другу в глаза. Андрей несколько раз писал письма Сергею и Николаю, но все они остались без ответа. Из Омского пехотного училища пришел сухой казённый ответ, о том, что училище не располагает сведениями о дальнейшей судьбе своих выпускников. Из военного комиссариата пришел не менее сухой и казённый ответ, о недостаточности предоставленных данных.

Много лет спустя, оказавшись на военных сборах офицеров запаса, от общего знакомого Андрей узнает, что в феврале 1942 года Николай, поднимая взвод в атаку, погиб под Ржевом примерно через две недели после окончания училища. О судьбе Сергея он так ничего и узнает. Всё это будет потом, спустя годы, а сейчас трое парней молодые, здоровые и полные сил бежали по плацу, чтобы занять свои места в строю и выслушать приказ о распределении по воинским частям.

Три дня Андрей провел в холодной, деревянной, одноэтажной казарме, располагавшейся на самом краю города. Там происходило формирование их воинской части. Ему, как и другим молодым офицерам и солдатам, хотелось поскорее отправиться на фронт, чтобы бить врага. Сослуживцы постарше посмеивались над ними и грустно шутили:

– Вот дурачьё – им бы девок тискать, а они воевать хотят…

– Сиську бы им ишо сосать!

– Да, нет – сиську поздно уже. Гляди, яки гарны хлопцы. До девок точно доросли ужо… Вот только доживут ли…

К исходу третьего дня вновь сформированная часть с оружием и боеприпасами в ящиках пешей колонной выдвинулась к железнодорожной станции. Один из солдат высказался по этому поводу:

– Бензина им, что ли жалко?! Чего нас, как скот какой, пешком гонят?!

– Привыкай! Мы же пехота! – весело ответил ему солдат постарше.

– Ага! пехота – день идешь, еще охота! – под общий хохот сказал старшина, годившийся многим если не в деды, то в отцы точно.

Вопреки ожиданиям на станции ждать не пришлось, а сама погрузка не заняла много времени и уже через полтора часа двери в вагонах-теплушках закрылись. Паровоз, издав протяжный гудок, дернулся с места и медленно набирая скорость, потащил состав на запад.

В теплушке не было окон – ведь, по сути, это обычный товарный вагон. Источником света в ней служили: металлическая печка-буржуйка, которой отапливался вагон и две керосиновые лампы. По большому счету бойцам делать было нечего и большую часть времени они спали, либо просто лежали на деревянных, сколоченных из грубых досок, нарах. Для большинства солдат единственным развлечением в пути был приём пищи и разговоры о доме. Как-то проснувшись, Андрей увидел, что за столом, сделанным из составленных один на другой ящиков с винтовками, сидели несколько бойцов и один из сержантов его взвода. Они громко смеялись, весело подшучивая друг над другом. Они играли в карты.

Несколько минут понаблюдав за тем, с каким оживлением солдаты играют в карты, Андрей присел на нарах, обулся, надел ремень, после чего встал и оправил гимнастерку. Подойдя к столу, за которым бойцы играли в карты, он сел на стоявший рядом ящик.

– Мужики, а научите меня в карты играть!? У меня и деньги есть. Мне в училище выдали. Всё равно они мне ни к чему…

– Садись, взводный, сейчас мы тебя научим! Ты на фронт и без денег и без штанов приедешь, – засмеявшись, сказал один из бойцов.

– Нельзя командиру без штанов, но сапоги мы ему заменим минут через десять, – сказал другой боец.

– Ну-ка, уймитесь! – грозным басом сказал немолодой усатый сержант, глядя на бойцов и, повернувшись к Андрею, продолжил. – Знаешь что, лейтенант!? Иди-ка ты отсюда. Не умеешь, так и не стоит начинать. Карты это такая зараза – хуже курева, хуже водки. Станция будет, сходи, купи мороженого или конфет. Коли денег не жалко, так лучше папирос купи – нас угостишь.

На станции Андрей купил несколько пачек папирос для усатого сержанта и других курящих бойцов, а также три килограмма конфет для себя и остальных солдат. Сержант, принимая угощение, сказал Андрею:

– Ты не обижайся на меня, лейтенант. Я дело говорю. Потом, время придет – сам поймешь…

Андрей запомнил слова сержанта на всю жизнь и данный им наказ передал своим детям и внукам, а те – своим. Случаев, убедиться в правоте сержанта, представилось более чем достаточно, особенно в ту пору, когда Андрею довелось командовать штрафным взводом. Это было позже, а сейчас он в новой полушерстяной офицерской гимнастерке с расстёгнутым воротником, на котором алели «кубари» на малиновых петлицах, сидел в компании не курящих сослуживцев и пил чай с конфетами.

После нескольких дней пути состав прибыл в конечный пункт. Погрузившись на автомобили, воинская часть двинулась дальше на северо-запад. Бойцы, сидя в кузовах автомобилей, смотрели по сторонам, но ничего не могли разглядеть, кроме снега, сосен и других деревьев, лишь изредка перемешивающихся с мелким кустарником. Воздух был холодным и сырым, кружила вьюга, засыпая снегом всё вокруг.

По дороге, ведущей сквозь заросли мелкого кустарника, колонна заехала в лес и там остановилась. Послышалась команда: «Покинуть машины!», затем: «Становись!» и «Командиры и политработники ко мне!». Из строя вышли офицеры и выстроились в шеренгу перед основным строем.

Невысокий, коренастый мужчина с гладко выбритым лицом, представившийся командиром полка, заложив руки за спину, расхаживал перед строем офицеров, проводя инструктаж:

– Первые три дня дальше этого леса без разрешения старших командиров не выходить. Одиночные передвижения исключить – маму позвать не успеете, как вас уже будут допрашивать там, за линией фронта, – полковник указал рукой на запад, после чего продолжил. – Вон там наши основные позиции. Все передвижения только пригнувшись или ползком, так, чтобы вас с той стороны видно не было.

Повернувшись лицом к строю, полковник достал из кармана перочинный нож и с его помощью, вытащил у всех офицеров из петлиц красные эмалевые «кубари» и «шпалы». Знаки различия он тут же отдал владельцам в руки. Закончив это действие, убирая нож в карман, он снова повернулся лицом к строю и, видимо заметив недоумение на лицах офицеров, решил пояснить:

– Никто вас ваших званий не лишает! Кому хочется, нарисуйте себе их химическим карандашом, – достав из сумки-планшета химический карандаш, он демонстративно протянул его строю. – Только эти назад не вешайте. Они бликуют так, что лучшего сигнала вражеским снайперам и придумать сложно. Из предыдущего пополнения восемьдесят процентов командного состава, включая младших командиров убиты снайперами в первый месяц. Шинели офицерские тоже лучше смените на ватники, и петлицы тоже отпорите – слишком приметные они. Тут чем проще выглядишь – тем дольше живешь.

После этих слов Андрей обратил внимание на то, что на полковнике вместо папахи была обычная шапка, а из-под белого тулупа виднелся воротник его гимнастерки без петлиц и каких-либо знаков различия. Даже сумку-планшет он держал в руках вместо того, чтобы повесить её через плечо. В этот же день все поголовно спороли с гимнастерок петлицы и свернули шинели в скатки. Позже петлицы вернутся на свои места, но они будут уже не малинового цвета, а зеленого, как и знаки различия на них.

Не был исключением и Андрей. Вечером в землянке, при свете керосиновой лампы, он, сняв с себя гимнастерку, спарывал с неё те самые малиновые петлицы. Глядя на это, сидевший напротив командир первого взвода лейтенант Ерёмин сказал:

– Это правильно, Андрюха, что ты их спарываешь. У нас тут иной раз может по две-три недели как бы затишье быть. А получается так, что боёв вроде и нет, ихние снайпера через день, да каждый день нам списки погибших пополняют…

– Тимофей, у нас что, своих снайперов нет? – спросил Андрей.

– Есть. Они тоже своего не упустят. Потом сам всё увидишь и поймешь, что к чему.

– Ты давно здесь?

– Здесь с осени – как фронт остановили, так тут и сидим. А в армии я с сорокового – я же кадровый.

Дни шли, унося с собой зиму, весну, лето и листки отрывного календаря, висящего на стене землянки. В один из дней Андрей зашел в землянку и у порога сняв с плеч плащ-палатку с силой тряхнул ею, сбросив с неё налипший осенний снег. Положив каску на нары, он повесил автомат и плащ-палатку на гвоздь. Сев на свои нары, он левой рукой расстегнул воротник гимнастерки, а правой достал из лежащей на столе пачки папиросу, смял бумажную гильзу и прикурил от протянутой ему спички.

За эти месяцы он стал несравнимо старше того молодого офицера, что прибыл сюда после окончания военного училища. Дело даже не в полинявшей гимнастерке и стоптанных сапогах, и даже не в том, что он стал курить и научился пить водку не морщась. За эти месяцы он увидел слишком много для восемнадцатилетнего парня. Он пережил несколько бомбардировок вражеской авиации и артиллерийских ударов, неоднократно бывал в оборонительных боях и ходил в атаку. Видел смерть своих товарищей и ещё много чего. Он стал намного увереннее себя вести и стал по-другому смотреть на многие вещи.

Затянувшись в очередной раз, он, выпуская клубы сизого табачного дыма, сказал:

– Уж зима бы скорее что ли – всё лучше, чем грязь месить.

– Покуришь, в штаб сходи – вызывали тебя, – сказал Ерёмин.

– Зачем?

– А мне откуда знать?!

Докурив, Андрей затушил окурок, застегнул воротник гимнастерки, накинул плащ-палатку и надел на голову каску. Взяв в левую руку автомат, он вышел из землянки наружу.

В штабном блиндаже было тепло и сильно накурено. Доложив о своём прибытии, Андрей остановился у двери и ждал. Наконец, на стоящего офицера обратил внимание один из старших офицеров штаба воинской части в звании подполковника:

– Лейтенант, ты чего там стоишь?! Иди сюда! Знаешь, зачем тебя вызвали?

– Нет, не знаю, – ответил Андрей.

– А я сейчас тебе объясню! Вот, скажи – сколько твоим взводом и тобой лично за прошедшие сутки фашистов уничтожено?

– Да, нисколько. Боёв ведь не было…

– Знаю, что не было, – сказал подполковник, перебирая бумаги. – Вот смотри – твой сосед слева за сутки уничтожил двух фашистов, а вот сосед справа только одного. Одного, но уничтожил! А ты что?!

– А я ничего.

– Вот именно, что ничего! Что за бездеятельность и вселенская терпимость к врагу?! Ты подумай, лейтенант. Хорошенько подумай, о чем мы с тобой сейчас говорили.

– Есть, подумать! – ответил Андрей.

– Всё, свободен, товарищ младший лейтенант! – ответил подполковник, потеряв интерес к продолжению разговора.

Выйдя из штабного блиндажа, Андрей направился на позиции своего взвода. В передней линии траншей он выглянул через бруствер и посмотрел на неприятельскую сторону. За заросшим бурьяном полем, покрытым слоем нетронутого снега, виднелось проволочное заграждение и больше ничего. Даже дым от костров не был виден. «Кого они уничтожают? И главное – как?» – подумал Андрей, развернулся и пошел в обратную сторону. Войдя в свою землянку, он увидел там спящего Ерёмина и, не желая его будить, взял фляжку с накопленными и неизрасходованными «наркомовскими», пачку папирос и вышел обратно. Дойдя до позиций соседнего взвода, Андрей зашел в командирскую землянку. Командир третьего взвода младший лейтенант Корнев, сидел у печки и подкидывал в неё дрова.

– Здорово, Андрюх! – поздоровался Корнев.

– Здорово, Санёк! – ответил Андрей.

– Ты по делу, или как?

– По делу, – сказал Андрей и потряс фляжкой.

– Хорошее дело! – ответил Корнев, и пересев от печки на нары, выставил на сколоченный из грубых досок стол две металлические кружки.

Андрей плеснул в обе кружки и завинтил крышку фляжки. Подняв кружки офицеры, посмотрели друг на друга.

– Ну, за победу! – сказал Андрей.

– За победу! – поддержал Корнев.

Офицеры выпили не закусывая, и закурили. Выпуская клубы табачного дыма, Александр спросил:

– Ты поговорить хотел?

– Хотел, – ответил Андрей.

– Давай поговорим, – сказал Александр, подав рукой знак, находившимся в землянке бойцам, чтобы они вышли из неё.

– Меня сейчас в штаб вызывали…

– На кой?

– Да говорят, мол, хреново ты воюешь товарищ младший лейтенант.

– Эвона как!

– Ага, твой, говорят, сосед слева за сутки двух фашистов уничтожил, а сосед справа одного. А ты? Что за бездействие?

– Тю-у-у-у! Всего-то и делов!? Я думал у тебя что-то серьезное стряслось… Наливай! Сейчас я тебя научу!

Выпив еще водки, офицеры снова закурили. Александр, поймав на себе взгляд Андрея, продолжил разговор:

– Вот ты вечером до ветру пойдешь, так возьми и сделай пару выстрелов. Просто так – в белый свет как в копеечку. Потом вернешься в землянку, керосинку зажги и садись рапорт писать – так, мол, и так, во время наблюдения обнаружил передвижение живой силы противника, сделал два выстрела и уничтожил одного фашиста. Обещаю так же поступать и впредь. Крепко целую. Взводный Андрюха… Только цифры меняй хоть иногда.