Правила игры

Я оставила телефон лежать на кровати. Монета, которую я швырнула, тихо лежала у камина маленькое, медное пятно в темноте, свидетельство его наглости. Я не стала поднимать ее. Это был его мусор.

Я не могла себе позволить ни минуты сна. Не сейчас, когда я знала, что могу быть усыплена и связана в любой момент.

Я включила тусклую прикроватную лампу, отбрасывающую на стены желтоватый, болезненный свет. Первое, что я сделала, осмотрела кровать. Никаких следов ремней. Он забрал всё. Второе, я направила свет на ту часть стены, где висел большой, тяжелый гобелен с изображением какой-то охотничьей сцены.

Я подошла и отодвинула его. Стена за ним была холодной, гладкой, покрытой старыми обоями, но в самом углу, где гобелен прилегал к полу, я заметила тонкую вертикальную линию. Она была едва заметна, скрыта за слоем пыли, но это была слишком ровная, слишком преднамеренная щель для старой стены.

Я присела на корточки, прикоснувшись к щели. Ощущение холода было мгновенным. Здесь сквозило. Я провела пальцем вдоль линии, пытаясь нащупать механизм или петлю. Ничего. Дерево и штукатурка были твердыми. Линия шла от пола до потолка. Это могла быть просто особенность строительства, но после ночи, проведенной в плену у невидимого гостя, я не верила в совпадения.

Я напряглась, надавливая на стену то тут, то там. Безрезультатно. Если здесь есть дверь, она должна открываться изнутри. Или нужен ключ, который я не могла найти.

Потеряв терпение, я направила луч фонарика на противоположную сторону комнаты. Камин. Тяжелый мраморный портал, почерневший от сажи. Я вспомнила, как монета ударилась о него.

Я пересекла комнату и стала осматривать камин, тщательно простукивая мрамор и деревянный резной декор. В старых особняках потайные ходы часто прятали за каминами или книжными шкафами. Библиотека. Я должна вернуться туда.

Но сначала нужно убедиться, что он не наблюдает.

Я вернулась к двери и, сдерживая дрожь от отвращения, снова убедилась, что засов закрыт. Затем, в качестве эксперимента, я взяла маленькую иглу из швейного набора и осторожно воткнула ее в самую верхнюю часть щели двери, прямо над засовом. Она была воткнута так, что если дверь откроется хоть на миллиметр, игла упадет.

Это был примитивный, но эффективный способ узнать, вернется ли он.

Далее, я решила проверить окна. Даже если он не входит через них, они дают ему обзор. Я задернула плотные, тяжелые бархатные шторы, полностью погрузив комнату в мертвенный полумрак, освещенный только прикроватной лампой.

Он был быстр, тих и хитер. Но он был человеком, а человек оставляет следы.

Я снова посмотрела на гобелен. Если эта дверь вход в его владения, то мне нужно найти способ ее открыть. Я не могла сидеть и ждать следующего урока. Я должна была действовать.

Я схватила свой телефон. Позвонить сейчас означало бы признаться в слабости и в том, что я не справляюсь. А это дало бы Маркусу Риду идеальное оправдание для того, чтобы запереть меня еще надежнее.

Нет. Моя месть должна быть тихой и точной.

Мне нужно было сделать снимки каждого подозрительного места – щели за гобеленом, странных узоров на дереве в библиотеке. Игла в двери. Это были мои доказательства. Мое оружие.

Я была Мэдисон Рид, а не коллекционным экспонатом.

Я знала, что не смогу победить его в лоб. Он, этот хранитель, владеет темнотой, тишиной и стенами этого дома. Но и я всегда преуспевала в хаосе и нарушениях.

Я надела обувь. Несмотря на поздний час, или, возможно, раннее утро, я знала, что должна вернуться в библиотеку. Брайан сказал, что его родители коллекционеры ошибок. А ошибки всегда документируются.

– Посмотрим, что ты хранишь, хранитель, – прошептала я, открывая телефон и направляя камеру на подозрительную щель.

С этого момента я перестала быть пленницей. Я стала взломщиком. И особняк Пирс вот-вот должен был почувствовать, что такое настоящий беспорядок.

Глава 5.

Тени Сада.

Ночь оставила после себя не отдохновение, а выжженное чувство тревоги. Я не спала, а скорее проваливалась в липкие, тревожные сны, в которых незнакомец из моей комнаты то улыбался мне, то безмолвно наблюдал, стоя в полумраке. Он исчез так же внезапно, как и появился, оставив после себя лишь холод и привкус безумия.

Единственным моим оружием против этого иррационального страха всегда была информация. Мне нужен был фундамент, чтобы стоять, а не скользить по краю. И я снова отправилась в библиотеку Пирсов.

Тихий, пыльный зал встретил меня своим вечным покоем, запахом старой бумаги и полироли. Я провела там почти все утро, просматривая старые семейные альбомы, пожелтевшие письма, какие-то финансовые отчеты столетней давности. Меня интересовало все, что могло пролить свет на Николаса Пирса, его жену, его сыновей, и главное – на атмосферу, которая пропитала этот дом до самых костей.

Я искала намек на что-то скрытое, что-то, что могло бы объяснить эту постоянную мрачность, которая висела в воздухе. Но библиотека хранила лишь скудные, официальные факты. Благородное, но закрытое семейство. Престиж. Деньги. Идеальный, фасадный мир, под которым, я чувствовала, таилось нечто гниющее.

Прошлое Пирсов было либо тщательно зачищено, либо никогда не содержало ничего примечательного, что было бы еще более тревожно. Никаких скандалов. Никаких записей о посторонних. Никаких намеков на то, что кто-то, подобный ему, мог быть связан с этим местом.

Разочарование было горьким. Я захлопнула тяжелый фолиант и прислонилась лбом к холодному дереву стола. Единственное, что оставалось это вернуться туда, где я впервые его увидела. Сад. Может быть, там, под открытым небом, моя голова прояснится.

Я вышла из дома через стеклянную дверь в гостиной, минуя мрачную тишину прихожей. Сад был сырой и сумрачный, даже несмотря на дневной свет. Тусклое осеннее солнце едва пробивалось сквозь кроны вековых деревьев, и тени казались длинными, как лапы хищника.

Я направилась к дальней каменной стене, где в первый вечер заметила его силуэт. Прислонившись спиной к шершавому, влажному камню, я закрыла глаза. Я пыталась воссоздать ту картину, тот момент, когда страх и странное влечение смешались во мне. Он стоял здесь, в тени, и смотрел на меня.

– Неплохое место для размышлений.

Голос был тихий и безразличный, словно эхо. Я резко открыла глаза, и сердце мое снова пропустило удар. Брайан.

– Брайан, – я постаралась, чтобы мой голос не дрогнул, – Ты меня напугал. Я просто хотела подышать свежим воздухом.

Он медленно подошел ближе, его взгляд скользил по моим ботинкам, по траве, по старой стене, куда угодно, только не в мои глаза. От него веяло запахом табака и какой-то запущенности.

– В этом саду всегда холодно, – сказал он, и его голос был странно ровным, лишенным эмоций, – Даже когда светит солнце. В нем много замороженных вещей.

– Замороженных? – невольно оглянулась, ожидая увидеть что-то зловещее, – О чем ты?

Брайан поднял на меня взгляд, и в его глазах я увидела ту же скрытую тревогу, что и раньше, но теперь она казалась острой, как осколок стекла.

– Ты слишком много спрашиваешь, Мэдисон, – прошептал он.

Он развернулся и, не оглядываясь, почти побежал по тропинке, его фигура быстро поглотилась тенями. Я стояла неподвижно, прижавшись к холодному камню, пока шаги Брайана не затихли совсем.

Я заставила себя сделать глубокий, прохладный вдох, пытаясь сбросить с себя оцепенение. Страх начал трансформироваться во что-то более опасное, в одержимость. Я больше не могла просто уйти. Я снова огляделась, теперь уже с другой, мрачной решимостью. Место, где я впервые его увидела, казалось обычным: обветшалая каменная стена, покрытая мхом и диким плющом, заброшенная скамья в тени. Но что-то изменилось. Я почувствовала, как моя рука невольно потянулась к стене, ощупывая влажный, неровный камень.

И тут я заметила.

Небольшой, почти незаметный след на земле, прямо под самым густым плющом у основания стены. Не след ноги, а скорее отпечаток, словно что-то тяжелое и металлическое волочилось по мягкой земле. След вел не вглубь сада, а к стене, и, казалось, исчезал под ней.

Я опустилась на колени, не обращая внимания на влажность, и начала раздвигать густые ветви плюща. Мои пальцы нащупали что-то холодное и твердое. Не просто камень, а тщательно подогнанный, почти незаметный стык.

Сердце заколотилось с новой, бешеной силой. Это было не окно, не дверь, но, возможно, лазейка или люк, который годами был скрыт от посторонних глаз. И он знал о ней. Незнакомец знал о ней.

Я с силой дернула за толстый стебель. Плющ сопротивлялся, но под ним открылась небольшая, металлическая ручка, почти полностью съеденная ржавчиной. Я посмотрела на ручку, потом на стену, потом на темные, поглощающие тени, куда исчез Брайан.

Вся моя рациональность, все страхи, которые сковывали меня до сих пор, внезапно уступили место яростному любопытству. Мне нужно было знать. Мне нужно было увидеть, куда исчезает то, что должно быть спрятано.

Скрипя зубами от напряжения, я вцепилась в холодный металл и потянула. Ручка поддалась с ужасным, скрежещущим звуком, который, казалось, разнесся по всему тихому саду.

Под плющом и землей открылась узкая, черная щель, ведущая куда-то вниз. Из нее пахнуло сыростью, затхлой землей и чем-то еще, запахом застоявшегося воздуха, который не видел света годами.

Я замерла, глядя в эту мрачную пасть. Это был вход в совершенно другой мир, в подземелье этого дома и этой семьи. С трепетом, который был смесью отвращения и предвкушения, я поднесла руку к краю черного провала. Идти туда означало окончательно покинуть безопасный мир. Остаться значит позволить теням продолжать танцевать в моей комнате.

Я сделала свой выбор. Вдохнув осенний, влажный воздух в последний раз, я опустилась на колени и заглянула в темноту. Холодный, затхлый воздух ударил в лицо, когда я окончательно поддалась искушению и протиснулась в черный провал под стеной. Ржавая ручка, за которую я дернула, чтобы открыть этот тайный лаз, осталась снаружи, прикрытая обратно толстыми стеблями плюща. Я стояла на узком земляном уступе, пытаясь понять, куда я, черт возьми, попала.

Тьма была кромешная, густая, как мазут. Я вытащила телефон, включила фонарик. Тонкий луч света выхватил из мрака каменные ступени, ведущие резко вниз, и стены, покрытые толстым слоем влажной плесени. Это был старый, заброшенный подвал, или, скорее, тоннель, вырытый под садом. Он пах землей, гнилью и чем-то металлическим, неуловимо тревожным.

Ступая осторожно, я начала спуск. Каждый мой шаг отдавался глухим, зловещим эхом. Чем ниже я спускалась, тем сильнее становилось ощущение, что я проникаю в самое нутро этого дома, в его гниющее сердце. Я игнорировала внутренний голос, который кричал.

Беги! Вернись!

Любопытство, это проклятое, мазохистское любопытство, было сильнее любого страха.

Тоннель закончился внезапно. Я оказалась в просторном, низком помещении, сложенном из грубого камня. Здесь не было бочек с соленьями или стеллажей с вином; только абсолютная пустота и эхо моих шагов. Я медленно повела фонариком по стенам.

И тут я увидела дверь. Она была массивная, деревянная, оббитая грязным железом, и выглядела как вход в пыточную камеру из средневекового замка. Заперта. Я приложила ухо к холодному дереву, но услышала только свою кровь, стучащую в висках.

Обойдя комнату, я обнаружила еще один вход, узкий, прикрытый обрывком брезента. Я отдернула ткань. За ней была еще одна, меньшая комната. Сделав шаг, я направила свет вперед.

То, что я увидела, заставило мой желудок сжаться в ледяной комок. Я ожидала увидеть что угодно: следы ритуалов, орудия пыток, что-то жуткое. Но реальность оказалась гораздо более извращенной. Это была не оружейная. Это была, очевидно, игровая комната для взрослых, но обстановка была искажена до тошнотворной пародии на спальню. В центре стояла массивная, железная кровать, обтянутая грязным черным атласом, с толстыми кожаными ремнями на каждой стойке. На полу валялись пустые бутылки из-под дорогого алкоголя и игрушки.

Но эти игрушки не принадлежали невинному миру. Это был целый арсенал сексуальных приспособлений, разложенных по столу с такой же методичностью, с какой хирург раскладывает скальпели. Плетки, хлысты, цепи, маски из черной кожи и несколько предметов из нержавеющей стали, чье предназначение я не хотела даже осмысливать.

Атмосфера была спертая, пропитанная запахом пота, алкоголя и какой-то сладковато-тошнотворной эссенции. Это было место власти, место унижения. Я поняла, что эта комната была убежищем для самых темных, самых больных желаний кого-то из Пирсов. Мой мозг начал судорожно работать. Брайан? Его глаза были слишком напуганы. Николас? Слишком сдержан и холоден. Незнакомец… он? Кто бы ни использовал эту комнату, он был опасен. Это была не просто тайна, это было болезненное, гниющее ядро семьи Пирс.

Паника ударила с такой силой, что я едва не выронила телефон. Я не просто нашла тайну, я наткнулась на садистское логово. Мне нужно было убраться. Немедленно.

Я рванула назад. Не смотрела под ноги, не обращала внимания на ступени, просто бежала вслепую, вверх, к узкому проему, к свету, к любой реальности, кроме этой. Я вылетела из лаза, отбросив плющ, не чувствуя, как царапаю руки о ржавую ручку.

Когда я выбралась из лаза, я стояла, задыхаясь, прислонившись к стене, пытаясь заставить легкие работать. Я бросилась к дому, не заботясь о том, чтобы быть незаметной. На бегу я открыла заднюю дверь и ворвалась в тусклый холл.

– Осторожнее, ради Бога. Ты что, с ума сошла?

Резкий, раздраженный голос заставил меня замереть. Я подняла голову. Перед мной стоял высокий и мускулистый мужчина, с копной светлых, почти платиновых волос, которые придавали ему вид античной статуи. Глаза невероятно яркие, пронзительно-голубые, и в них не было ни тени тепла, лишь холодное, оценивающее презрение. На нем была идеально скроенная рубашка, и он выглядел так, словно только что сошел с обложки журнала, совершенно не вписываясь в мрачную обстановку дома.

Мой рот пересох. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня, совершенно не смущенный моим видом.

– Ты, – я не могла закончить фразу.

Он стоял здесь, а в его глазах читалось абсолютное знание – знание о моем страхе, знание о моем вторжении.

Он криво усмехнулся, эта улыбка не дошла до его глаз.

– Я? Ты выглядишь так, будто увидела призрака, милая. Что ты делала в саду, как будто за тобой гнались? Или ты просто открыла глаза и обнаружила, что наш дом не совсем соответствует твоим представлениям об уюте?

Он медленно, властно двинулся ко мне. Я отступила на шаг, прижимаясь спиной к холодной стене.

– Я… кто ты?

Он остановился прямо передо мной, и его глаза исследовали меня, оценивали мою неопрятность после побега из подвала. В его взгляде проскользнуло нечто, похожее на удовлетворение.

– Позволь представиться, – произнес он, и в его голосе прозвучала опасная, бархатная ирония, – Я Доминик. Доминик Пирс. Старший сын Николаса и Мишель.

Он сделал паузу, его взгляд задержался на моей перепачканной одежде.

– И, кажется, ты чем-то очень сильно испугана. Может, расскажешь, что ты нашла в нашем прекрасном саду, Мэдисон Рид?

Упоминание моего полного имени в его устах прозвучало как приговор. Вся моя кровь застыла. Это был он. Он был в моей комнате. Он знал о лазе. И теперь я была уверена, что он был тем, кому принадлежала та темная, извращенная комната. Я убежала из одной ловушки, чтобы попасть прямо в руки к другой. И эта ловушка была идеально одета, улыбалась мне и, судя по всему, собиралась со мной поиграть.

– Доминик, – я повторила его имя, и оно обожгло мне язык, —Ты знаешь, кто я?

– Конечно, знаю, Мэди Рид, – он сделал еще полшага, сокращая и без того крошечное расстояние между нами.

Теперь его запах, дорогой одеколон, смешанный с легким, хищным ароматом окутал меня.

– Ты дочь Маркуса, он отправил тебя сюда на перевоспитание.

– А ты, Доминик, – голос мой дрогнул, но я заставила себя держаться, —Ты, кажется, не тот, за кого себя выдаешь. Ты был в моей комнате. Ночью. Как ты туда попал?

– О чем ты? – его уголки губ приподнялись в медленной, опасной улыбке, – Я только сегодня вернулся домой, и понятие не имею о чем ты.

– Ты лжешь, – прошептала я, но в моем голосе звучало сомнение.

Его взгляд стал резким. Он наклонил голову, словно оценивая мою догадку.

– Ты любопытна. Очень любопытна.

Я сделала еще один шаг назад, но стена не давала больше пространства. Я видела, как в его глазах что-то щелкнуло. Маска безразличия слетела, и на ее месте появилось холодное, жесткое удовольствие. Он сделал свой последний, решительный шаг. Теперь мы стояли так близко, что я чувствовала тепло, исходящее от его тела, и едва сдерживала дрожь.

– Что за комната внизу? В подвале.

Он оперся рукой о стену рядом с моей головой, запечатывая мой побег. Его лицо оказалось в опасной близости.

– Ах это, – он рассмеялся, и этот смех был низким и жестоким, – Ты нашла вход в мою жизнь. А поскольку ты видела мой маленький рай, ты теперь привязана.

Мой взгляд метнулся к двери, но он уловил это движение.

– Не надо, Мэдисон.

Я смотрела в его пронзительно-голубые глаза, и в них была бездна, в которую я уже начала падать. Я совершила ошибку. Не просто ошибку, а роковую, непоправимую ошибку. И теперь мне придется заплатить за свое любопытство.

Глава 6.

Гость в Маске.

Его слова, его улыбка, его прикосновение хотя он даже не коснулся меня, преследовали меня, когда я, шатаясь, поднялась в свою комнату. Встреча с Домиником Пирсом в холле выпотрошила из меня остатки самообладания. Я видела его игру, его опасную радость от того, что я обнаружила его тайну, его игровую. И я знала, что сделала себя его целью.

Я заперла дверь на ключ, хотя знала, что для него это не препятствие. Я закрыла шторы, пытаясь отгородиться от всего мира, но его пронзительно-голубые глаза и бархатная угроза все равно стояли перед глазами. Я была загнанной добычей, и теперь хищник знал, где я прячусь. Я не смогла ни есть, ни читать. Я просто легла в постель, завернувшись в одеяло, словно в кокон, пытаясь убедить себя, что под покровом ночи я буду в безопасности. Это было самообманом, но сейчас это было единственное, что не давало мне сойти с ума. Я провалилась в тяжелый, неглубокий сон, полный обрывков сцен из подвала и эха властного смеха Доминика.

Не знаю, сколько прошло времени. Часы на прикроватной тумбочке, казалось, замедлили свой ход, но сон не приносил покоя. Я проснулась внезапно и резко, не от звука, а от ощущения.

Ощущение присутствия. Тяжелого, плотного, хищного.

Мой мозг еще цеплялся за остатки сна, но тело уже било тревогу. Воздух в комнате стал холоднее и тяжелее. Я лежала на спине, не решаясь пошевелиться, чувствуя, как невидимая тень нависает прямо надо мной. Мое сердце колотилось о рёбра, как пойманная птица.

Медленно, мучительно медленно, я открыла глаза.

Первое, что я увидела, была тьма. Потом силуэт. Высокий, широкоплечий, он стоял прямо у изножья моей кровати, полностью поглощая скудный свет, проникавший в комнату. Он наклонился так низко, что я могла чувствовать холодный сквозняк от его одежды.

И на нем было нечто, что мгновенно заставило меня онеметь от ужаса. На лице у него была маска. Не театральная, не карнавальная. Это была простая черная кожаная маска, закрывающая верхнюю часть лица до переносицы и лоб, полностью скрывая любые эмоции. Открытыми оставались лишь рот и нижняя челюсть. Но самой жуткой частью маски были вырезы для глаз: они были слишком широкими, слишком пустыми и оттуда на меня смотрели абсолютно черные, без единого проблеска, глаза.

Я не могла пошевелиться, не могла закричать. Я просто лежала, словно парализованная, глядя в эту пустоту. Он стоял так, не двигаясь, и это было хуже любого нападения. Это было психологическое давление, чистый, неразбавленный террор.

Наконец, он медленно, тягуче поднял руку. Я инстинктивно втянула голову в плечи, ожидая удара, но его рука просто зависла в воздухе, а затем опустилась на одеяло, совсем рядом с моим бедром. Я услышала звук. Звук был тихий, хриплый, словно кто-то долго не пользовался голосовыми связками.

– Ты смотрела, – прошептал он.

Это был даже не шепот, а скрежет, и он отдавался у меня в ушах. Я не могла говорить. Только отрицательно покачала головой, чувствуя, как мокрые волосы прилипли к подушке.

– Смотрела, – он повторил, и на этот раз в его голосе прозвучало что-то похожее на боль, смешанную с угрозой.

Я поняла. Он был там. В той извращенной комнате. Но кто? Брайан? Или, может быть, Доминик не был единственным, кто использовал этот лаз и эту комнату?

– Я… я не скажу, – наконец, я выдавила из себя слова, и они прозвучали жалко.

Он наклонился еще ближе. Его дыхание, холодное и прерывистое коснулось моего лица.

– Скажешь. Всегда говорят, – произнес он.

И в этот момент он снова поднял руку. На этот раз он нежно, зловеще сжал край одеяла прямо над моей ногой. Он медленно выпрямился. Его фигура снова стала неподвижной, как мраморная статуя, но от нее исходила такая сильная аура опасности, что воздух вокруг, казалось, вибрировал.

Он не сказал больше ни слова. Просто стоял, позволяя своему образу впитаться в мою психику, как яд. Затем, так же бесшумно, как появился, он отступил. Я смотрела, как его силуэт растворяется в темноте, как тень, поглощенная другой тенью.

Я слышала, как закрылась дверь, хотя не слышала, как она открывалась. Я лежала, не двигаясь, не дыша, не веря. Маска. Черные глаза. Ощущение сломанной души, которая прячется в подвале и нападает ночью. Я закрыла глаза, и единственное, о чем могла думать, я не знала, кто это. Но я знала одно, если Доминик Пирс был опасным соблазнителем, то этот человек в маске был чистым, бесшумным безумием. И я была в ловушке между ними.

Сколько я так пролежала, я не знала. Минуты растянулись в бесконечность. Комната снова стала просто моей комнатой, полной знакомых теней, но теперь каждая из них казалась потенциальной угрозой. Я была уверена, что человек в маске ушел, но страх не отпускал, он застрял в моем горле, не давая сделать полноценный вдох.

Я заставила себя сесть. Руки дрожали. Кто это был?

Он говорил о той комнате в подвале. И, судя по всему, он считал, что имеет на нее право. Он был частью этого ужасного мира, который я случайно обнаружила, и он не хотел, чтобы я его разрушила.

Я медленно спустила ноги на пол, ощущая холод камня. Я должна была встать, включить свет, убедиться, что я здесь одна. Но я не могла. Парализующий страх сковывал мышцы.

Я сползла с кровати и прижалась к стене, глядя в темноту. Я не лягу больше. Я буду ждать рассвета. Ждать дня, который должен был стать моим побегом, но который, я чувствовала, станет лишь началом новой, еще более мрачной игры.

Я медленно перевела дыхание. Мысли метались, словно летучие мыши в темноте. Если это был Доминик, то зачем маска и этот искажённый, хриплый голос?

Может быть, это был Брайан? Его глаза были полны ужаса, но его фигура была слишком хрупкой для того широкого силуэта. Или же… был еще кто-то? Неизвестный, скрытый член семьи, о котором я не знала, кого держали в тайне, как и подвальную комнату. Мысль об этом заставила меня почувствовать себя еще более загнанной в угол.

Я наконец нашла в себе силы поднять руку и включить прикроватную лампу. Желтый, слабый свет наполнил комнату, изгоняя самые густые тени, но не страх. Я медленно перевела взгляд на дверь. Она была заперта. Насколько бесполезен замок, я уже знала, но его наличие давало призрачное ощущение контроля. Я посмотрела на часы, было всего три часа ночи. До рассвета оставалось бесконечно долго.

Казалось, я наткнулась не на одну, а сразу на три разные грани безумия, каждая из которых была привязана к этому мрачному дому. И все они, так или иначе, теперь охотились за мной.

Я села на стул, прислонившись к спинке и оглядывая комнату. Я не лягу больше. Я не закрою глаза. Я буду сидеть, ждать света, и планировать побег.

Я почувствовала, как по мне пробежал холод. Я была не просто гостем, я была свидетелем преступления, которое эта семья тщательно скрывала годами. И они не позволят мне уйти. Я подняла глаза и посмотрела на дверь, за которой таился весь этот мрак. Я не испугалась. Я разозлилась. Если они собирались играть со мной, то они должны знать, что я больше не буду просто прятаться.