Правила игры

Он повернулся к выходу, но остановился у двери.

– Спи. Когда проснёшься, я буду здесь. Или рядом. Я никуда не уйду.

Дверь закрылась тихо, без щелчка, но я слышала, как он поставил возле неё кресло. Он никуда не ушёл. Он караулил. Он дал мне роскошную клетку, но всё ещё держал её под замком, а себя на страже.

Оставшись одна, я позволила себе расслабиться и, наконец, осмотреться. Это была не моя комната, а другая. Эта же комната была не просто дорогой она была интимной. Казалось, её обставляли специально для меня, или, по крайней мере, для идеальной версии меня в его воспалённом сознании. В углу стоял небольшой туалетный столик с антикварным зеркалом. На нём я увидела небольшую хрустальную вазу с белыми лилиями мои любимые цветы. Это вызвало озноб. Как он узнал?

Я медленно поднялась, чувствуя, как протестует каждый мускул. Порезы ныли, а запястья болели там, где Брайан приковал меня цепями. Я подошла к зеркалу. В отражении я увидела не Мэдисон Рид, а бледную тень. Губы искусаны, глаза окружены тёмными кругами, в них дикий, загнанный блеск. Я осторожно прикоснулась к повязкам на руке. Они были стерильны, аккуратны. Он действительно позаботился о том, чтобы меня починили.

Я упала обратно на кровать и закрыла лицо руками. Это было слишком. Психологическая война, которую он вёл, была гораздо страшнее физического насилия Брайана. Брайан был просто инструментом. Доминик был мастером.

Моё тело дрожало не от холода, а от страха и ярости. Он думал, что я сломалась. Он думал, что эта роскошь, эта показная забота, заставят меня забыть, что он приказал меня бить. Он думал, что порезы на моём теле всего лишь досадный косметический дефект, который он может устранить, а затем продолжать пользоваться своей вещью.

Я не вещь.

В ту секунду, когда я это подумала, во мне вспыхнул огонь. Не дикий, не истеричный. Холодный и твёрдый. Он был похож на острый, закалённый клинок.

Я поняла, что у меня нет силы. У меня нет оружия. У меня нет свободы. Но у меня есть кое-что более важное: его эго. Его самолюбие, его патологическая потребность видеть меня счастливой, покорной и идеальной. Я должна использовать это. Я должна стать идеальной Мэдисон, которую он хочет видеть. Послушной, благодарной, испуганной, но постепенно привыкающей к нему. Я должна притворяться, пока не найду выход. Я должна его убаюкать. Заставить его поверить, что он окончательно и бесповоротно победил.

Я буду его послушной куклой. Его прекрасной игрушкой. И когда он меньше всего будет этого ждать, когда он полностью расслабится в своей мнимой победе, я нанесу удар.