Впечатление обманчиво. Мистика

– Смотрите, кислица! – сказала Лиза, показывая куда-то себе под ноги.

Ребята сгрудились вокруг неё и затоптали почти все нежно-зелёные листочки. Лиза замахала руками:

– Давайте поаккуратней тут!

Игорю уже удалось собрать в двух ямках немного воды – правда, мутной и какой-то неаппетитной даже для измученных жаждой студентов. С надетыми на ветки пакетами дело обстояло не очень: в каждом появилось буквально по несколько крохотных капелек. Девочки, оглядевшись по сторонам, нашли немного щавеля, но от него только сильнее захотелось и есть, и пить.

– Мы как выходить-то отсюда будем? – спросила Ульяна.

Студенты пригорюнились. Первым заплакал, как ни странно, Макс, за ним – почти все девочки, кроме Лизы и Алёны. Староста обхватила одногруппника за плечи и приговаривала:

– Ну ничего, ничего…

Лиза сидела в сторонке и меланхолично жевала листик кислицы, как вдруг прямо у неё за спиной из чащи появились двое мужчин и знакомая тётушка. Девушка взвизгнула, подпрыгнула на месте и ринулась к остальным, которые тут же перестали плакать, сжались в один испуганный комок и уставились на незнакомцев.

– Капитан полиции Зарецкий! – гаркнул Андрей Михайлович неожиданно громко, даже сам от себя не ожидал. Забег по густому подлеску из него всю душу вымотал, да ещё приходилось тащить за собой Светлану, которую он на всякий случай пристегнул к себе наручниками. – А это, – он указал на нисколечко не запыхавшегося Витю, – Виктор Николаевич, наш… э-э-э… лесничий.

Осознав, что перед ними спасатели, ребята повскакиваали с земли, загалдели все разом, окружили двоих мужчин и только что не расцеловали. Провожатая сердито смотрела на студентов, а они старательно игнорировали сам факт её присутствия.

– А это что у вас? – спросил Витя, с искренним любопытством разглядывая завязанные на ветках пакеты.

– Это мы воду собирали. Пытались, – буркнул Игорь и быстренько размотал полиэтилен, в котором так ничего и не скопилось.

– Молодцы, сообразительные! – похвалил «лесничий». – Ну что, все в сборе? Пойдёмте на выход, что ли.

Зарецкий пересчитал студентов, потом – на всякий случай – ещё разок. Витя тоже. Провели перекличку, хотя к группе вроде бы никто не прибился. Все десять человек по списку были в наличии; леший развернулся и пошёл первым – показывать дорогу. Полицейский со Светланой – следом.

– Виктор Николаевич! – Чтобы его догнать, Ульяне пришлось бежать бегом. Она споткнулась о корень и чуть не упала – Витя вовремя за руку поймал. – А как вы нас нашли?

– По звуку, – вывернулся он.

– А вы давно лесничим работаете?

– Давненько.

– И прямо в лесу живёте?

– Прямо в лесу.

Не надо было иметь обострённых лешачьих чувств, чтобы догадаться, почему она так его расспрашивает. Тут из кустов беззвучно появилась Юля и, приобняв мужа, пошептала ему на ухо; Витя краем глаза успел заметить, какое лицо стало у Ульяны, и даже на секундочку пожалеть девушку, прежде чем воскликнуть:

– Вот чёрт!..

Леший ринулся через лес, Юля что-то тихо сказала Зарецкому и бросилась за мужем.

– Как они так быстро двигаются? – спросила Лиза у полицейского.

– Потом объясню, – буркнул Зарецкий.

Витя выскочил на опушку и резко остановился: профессор стоял рядом с полицейским уазиком, перед ним – зарёванная Таня, которой он выкрутил за спину правую руку. Кати нигде не было видно. Юля бесшумно появилась сразу за мужем.

– Не подходить, нечисть, иначе девчонке конец!

– От нечисти слышу. Давно упырём стал?

– Не твоё дело.

– Вы бы отпустили девочку, Николай Николаевич, – спокойно предложила Юля. – На вас и так грехов немерено.

– Одним больше, одним меньше, – фыркнул профессор.

– А вторая где? – спросил Витя.

– На скорой в больницу отправили. Мне их тут столько не надо.

– А эта девочка вам зачем? – Юля, в отличие от Вити, так и звала Николая Николаевича по имени-отчеству и на «вы».

– Эта? – Профессор встряхнул Таньку за выкрученную руку, и девушка жалобно вскрикнула. – У неё прабабка была ведунья. Я от таких сильнее становлюсь.

– Каким это образом?

– Каким-каким. Поглощая их, естественно.

Таня задрожала как осиновый лист.

– Так, хватит болтать. У меня ещё много дел, некогда тут с вами лясы точить. Идите кустиками своими займитесь, – сказал упырь и потащил Таню к машине.

В этот момент на опушке появился Зарецкий. Юля, оставляя его в лесу со студентами, показала, где искать тропу к Дубкам, в двух словах обрисовала ситуацию с профессором и попросила сначала отвести ребят в безопасное место и куда-нибудь пристроить Светлану, прежде чем бросаться лешим на выручку. «Мы как-нибудь продержимся, – сказала она тогда. – Главное – ребят к упырю не приводить».

– Отпусти девочку, – потребовал полицейский у профессора.

– А ты отними!

Упырь отпустил Танину руку и перехватил девушку за шею; мелькнули длинные жёлтые ногти, больше похожие на собачьи когти. Юля вкрадчивым тоном начала:

– Может, всё-таки отпустите Таню? Она же сейчас сознание от страха потеряет…

Витя никак внешне не изменился, но вдруг стал почти неразличим среди окружающей растительности. Зарецкий заметил это только потому, что стоял сразу за лешим. Пока Юля пыталась усовестить профессора-упыря, её муж медленно двинулся влево. Полицейский хотел было зайти справа, но там, во-первых, почти вплотную к профессору и его пленнице был уазик, а во-вторых, перемещаться незаметно, как леший, Зарецкий точно не умел. Пришлось пока наблюдать и ждать малейшей возможности действовать.

– А с чего это я должен её жалеть? Или ещё кого-то?

– С того, что в другой раз кто-нибудь пожалеет вас. И не говорите мне, что у вас сердце нечеловеческое. Куда же оно делось-то?

Витя был уже почти за спиной у профессора, и видела его одна Юля. Когда леший сдвинулся ещё немного и кивнул ей, она вскинула руку и указала куда-то вправо:

– Смотрите, ребята идут!

Профессор даже глаза в ту сторону не скосил – только хмыкнул:

– Нашла дурачка. Группа давно в Дубках. А манёвры твоего муженька я прекрасно вижу.

Но не успел он развернуться и напасть на Витю, как тот сам обхватил его сзади – точно как упырь держал Таню: захлестнув руку вокруг шеи, так что локоть углом торчал вперёд. Профессор легко вывернулся, но ослабил хватку, и Таню тут же обхватила Юля, а ещё через секунду обеих оттолкнул себе за спину Зарецкий. Упырь оскалился, показав металлические зубы, молниеносно повернулся и впился когтями в Витю. Он охнул, схватил профессора за запястья, пытаясь отодрать от себя его руки, но тот вцепился как клещ. Зарецкий с Юлей поспешили на помощь лешему, но этого упырь и ждал: с нечеловеческой скоростью кинулся к Тане и снова схватил. Все оказались в исходной позиции, только у Вити на груди зияли две симметричных глубоких раны, из которых слишком уж рьяно лилась кровь. Юля потянулась было помочь ему, но он остановил её руку и кивнул на упыря.

– Ну что, ещё разок попробуете? – издевательским тоном спросил тот.

– Обязательно попробуем, – кивнул Зарецкий и потянулся к кобуре. Юля остановила его руку:

– Не поможет, упыри пуль не боятся.

– Какая умница! – продолжал глумиться профессор. – Всё-то она знает. Не знает только, как у меня девчонку отбить. – И с этими словами он широко раскрыл рот и едва не цапнул Таню за шею – успел бы, если бы Витя в последний момент не бросил в упыря палкой.

Леший, конечно, попал, но удар был слабенький, по касательной. Тем не менее профессор зашипел и схватился за ушибленное место, не выпуская на этот раз своей жертвы. Зарецкий наблюдал за страданиями злодея с явным недоумением, пока Юля не сунула ему в руку такую же палку и не шепнула одно слово:

– Осина.

Отпускать Таню упырь не собирался, даже несмотря на удары – а они явно доставляли ему сильную боль. Боясь попасть в девушку, лешие и Зарецкий вынуждены были осторожничать, в то время как их самих противник кусал и драл когтями свободной руки нещадно. Бедная студентка выглядела так, будто вот-вот потеряет сознание; зарёванное, пепельно-серое лицо искажалось гримасой боли, если кто-нибудь задевал подвёрнутую ногу девушки.

Зарецкий изловчился и изо всех сил ткнул упыря палкой в бок. Орудие, против всех ожиданий, глубоко вошло в тело профессора, будто это была не палка, а отточенный кол.

Упырь завопил – жуткий, нечеловеческий, ошеломляющий вопль, от которого хотелось обхватить голову руками и заткнуть уши. Витя – весь в крови, к ранам на груди добавился десяток новых – буднично посоветовал:

– Рот закрой, а то у коров в радиусе километра молоко прямо в вымени скиснет.

Зарецкий хотел было оттащить упыря от Тани, но тот последним усилием извернулся и вцепился зубами ей в руку. Юля огрела его палкой по голове, но он, как бультерьер, только стиснул челюсти; студентка кричала каким-то странным, тонким, будто детским, голоском.

Витя отломил у осины тоненькую веточку и приложил к месту укуса, как можно ближе ко рту упыря. Верхняя губа у того сначала покраснела, потом потемнела и задымилась; воспользовавшись тем, что хватка несколько ослабла, Витя просунул ветку дальше. Через несколько секунд упырь выпустил наконец свою жертву; Таня всхлипнула и потеряла-таки сознание. Юля тут же обхватила её, оттащила от профессора, а Зарецкий с Витей связали его накрепко, обернув вокруг запястий и щиколоток, помимо верёвки, ещё и гибкие осиновые веточки.

– Так не убежит, – просипел Витя и осел на землю, держась за грудь. Кровь так и бежала из всех его ран, даже не думая останавливаться.

– Тебе в больницу надо, – сказал ему Зарецкий. Витя только хмыкнул:

– С этим? Ни в коем случае. Это же от упыря раны. Да и сам я… хм… пациент необычный.

Юля уже хлопотала около Тани и, не поднимая головы, пообещала:

– Сейчас, Витюш, надо сначала девочку спасти.

– А вы умеете? – спросил полицейский. Ответил ему Витя:

– У Юли профильное образование, она аномальный зоолог, про нечисть всё знает. Так что да, умеет. И девочку вылечит, и меня.

– А почему зоолог? – полюбопытствовал Зарецкий. – Нечисть же вроде из людей получается.

– Во-первых, не вся. А во-вторых, никто нас за людей не считает.

Юля немного повернулась, и Зарецкий увидел, что у неё на спине тоже зияет огромная рана.

– Да тебя саму лечить надо!

– Потом, – отмахнулась она. – Всё потом. Вы вон тоже пострадали.

У полицейского укусов не было – только глубокие царапины от когтей. Наверное, промыть и перевязать его могли бы и в районной больнице, главное – не сболтнуть случайно, откуда повреждения.

За хлопотами и осматриванием ран лешие и Зарецкий отвлеклись от упыря, и он тут же этим воспользовался: незаметно подполз к острому камню, валявшемуся неподалёку, и начал пилить о него ветки на руках. Впрочем, преуспеть в этом ему не удалось: полицейский всё-таки заметил манипуляции профессора и отбросил камень прочь.

– А ловко ты придумал. Настоял, чтоб ребят именно сюда на практику прислали. Знал же, что Никитична померла давно, – сказал вдруг упырю Витя.

– Знал, конечно. Мне надо было, чтобы они в лес зашли, а дальше дело техники.

– Женщину местную ещё завербовали, – покачала головой Юля. – Интересно, что вы ей посулили?

– Да ей много и не надо было. Приударил за ней немножко, намекнул, что готов жениться и в Ленинград с собой увезти.

– Я сначала думала, это она нечисть, – признала Юля. – А потом вы на Татьяну отвлеклись, чувствую – пелена спала.

– А в лес-то зачем? – спросил Зарецкий.

– Во-первых, чтобы без свидетелей. А главное, энергетика тут хорошая. В таких местах одного человека съешь, а наешься как от троих.

– Что тут такого особенного?

Ответила полицейскому Юля:

– Точно никто не знает. Кто-то говорит – ведьма тут одна жила давным-давно. Правда, никто точно не знает, жила или нет, но легенда такая есть. Другие говорят, плиты земные тут сходятся или что. В любом случае, вся нечисть это место хорошо знает.

– А зачем тогда было девочку из леса выводить?

– Да это Светка сглупила, – фыркнул упырь. – Я сказал, чтоб девчонку от остальных отделила, а она решила, что надо тех в чаще оставить, а эту вывести. А нужно было наоборот. Да ещё и вторая, с телефоном, тут же оказалась…

– А нам она сказала, что как раз ту, с телефоном, хотела от остальных отбить, а Таня с ней увязалась.

– Сама не знает, что врать. Дура дурой.

– Когда ты стал упырём? – повторил свой самый первый вопрос Витя.

– Давно, в нулевые ещё.

– Это сколько ж тебе лет? – удивился Зарецкий. И изумился, что ещё может удивляться.

– Он старше, чем кажется, – заметил Витя. – Упыри после обращения не стареют. Как и мы.

– Лет мне почти сто, так что извольте окружить должным почтением, – хмыкнул упырь. – В тридцать первом я родился.

– А умер когда?

– В две тысячи пятом.

– И что, никто ничего не заметил?

– А что там замечать-то, – пожал плечами профессор. – Вечер субботы был – очень удачно. Всё быстро случилось – тромбоэмболия лёгочной артерии, как я потом по симптомам догадался. Упал мгновенно, а очнулся через сутки уже… таким.

– Ничего не понимаю. – Зарецкий провёл по лицу ладонью. – То есть ты умер, а потом уже упырём встал? Вот так просто?

– Так бывает, – подала голос Юля. Она, судя по всему, заканчивала с Таней, потому что уже перевязывала девушке раны. – Те, кто всю жизнь другим вредил, кого не оплакали толком, не похоронили как положено – они упырями и становятся. Чем, кстати, вам студенты не угодили?

На лицо профессора набежала туча.

– Студенты на отца моего донесли. Не понравилось, что он спуску им не даёт, вот и настрочили куда следует. Отца – в лагеря. Там он и умер – интеллигентный был человек, лес валить не привык. А я на отца всегда как на божество смотрел, восхищался.

– И решил, значит, после этого всем подряд студентам мстить, да? – покачал головой Витя. Упырь не ответил.

– Я одного не пойму: это что, тебя, столетнего почти, до сих пор на работе держат? – спросил Зарецкий.

– Нет, я документы однажды удачно потерял. В СССР ещё, когда картотеки были, а не компьютеры эти. Пришёл новый паспорт делать – с собой бумаги, что я послевоенный, сорок шестого года. Молодо выглядел всегда. – В голосе упыря отчётливо слышались хвастливые нотки. – А в деревне нужные бумажки подложить куда надо – дело техники. Родился-то я тут, в Псковской.

– Значит, силы кровью поддерживаешь? – уточнил полицейский.

– Не всякой кровью, прошу заметить! – Упырь насупился. – Только женской и только от тех, у кого в роду колдуньи имеются.

– Заманить двенадцать человек в лес, чтобы схватить одну девочку? Как-то очень уж мудрёно, – сказал Витя.

– Вовсе нет. Чем больше они боятся, тем мне приятнее. Физически это меня не подпитывает, а вот морально – очень даже.

– То есть одну съесть, а на остальных просто посмотреть, как они от ужаса с ума сходят? – с отвращением резюмировал леший.

– А почему бы и нет, – пожал плечами упырь.

– Вот и что теперь с ним делать? – спросил Зарецкий у леших. – В тюрьму его?

– Учитывая, что он только женской кровью питается, – можно и в тюрьму. По документам-то он обычный гражданин, – кивнула Юля.

– А не сбежит?

– Верёвку он перегрызть может, а вот наручники и решётки – нет, сил не хватит. Хотя лучше сделать так, чтобы он пошёл студентов в лесу искать и не вернулся.

Зарецкому это очень не понравилось, но он понимал, что Юля права. Одна ошибка в документах, уловка хитрого адвоката, снисходительность судьи к пожилому человеку – и профессор-душегуб снова окажется в университете или, по крайней мере, на свободе.

– Я сам с ним разберусь, если вам тяжело, – предложил Витя. Полицейский нехотя кивнул.

Катю и Таню уже выписали из больницы, так что студенты явились благодарить Зарецкого за спасение в полном составе.

– Чего спасибо-то, – проворчал полицейский. – Не мне одному же.

– Мы бы и Виктора Николаевича с Юлией… – Алёна замялась.

– Владимировной, – подсказал Зарецкий.

– …с Юлией Владимировной поблагодарили, да только не знаем, где искать.

– Этих, если сами не захотят, не найдёте, – усмехнулся Андрей Михайлович. – Сейчас, посидите…

Он вышел из участка, обошёл избу кругом и в ближайшей к лесу точке негромко позвал:

– Витя!

Не прошло и пары минут, как неразлучные лешие уже стояли перед ним.

– Что такое? Вроде не терялся никто, – сказал Витя. – А у нас там лосёнок-сирота, кормить надо.

– Там ребята пришли, благодарить вас хотят, а к лосёнку успеете.

– Да ну брось ты, – смутился Витя. – За что благодарить-то?

– За то, что вы им жизнь спасли.

– Жизнь им вы, Андрей Михайлович, спасали, а мы так, на подхвате, – возразила Юля.

– Ничего подобного. Без вас я бы их ни за что в лесу не нашёл и упыря бы точно не одолел. Идите послушайте, что мне, одному, что ли, за всех отдуваться.

– Ну пойдём, Витюш, – попросила Юля, умильно глядя на мужа снизу вверх. – Это же недолго.

Оказалось, студенты подготовили в деревенском клубе целое пиршество, на которое и позвали спасителей. Зарецкий пытался было отговориться работой, а лешие – тем, что ещё плоховато себя чувствуют после ранений, и лосёнком, но ничего не вышло. Впрочем, обед получился весёлый и шумный, расходились все радостные. Заодно прояснили и последний вопрос: как Светлана, лишённая каких бы то ни было сверхъестественных способностей, умудрялась так тихо ходить по лесу.

– Отец у меня был охотник, – сказала она Зарецкому на допросе. – Мальчика хотел, а родились я да сестра Лариска. Он злился-злился, а потом взял да всему нас и научил: как следы читать, как зверя не спугнуть…

Витя вышел одним из последних, привычно окинул взглядом далёкий контур леса – каждая чёрточка была знакома.

– Виктор Николаевич, – робко окликнула Алёна и, когда леший обернулся, спросила: – А можно мы с вами побеседуем? Вы же, наверное, много всяких историй знаете, а мы ещё пару дней тут.

– Можно, чего нет-то.

– А как вас найти?

Витя улыбнулся.

– В лес зайдите да позовите. Я вас сам найду.

К нему подошла Юля. Он обнял её за плечи, и через несколько секунд лешие слились с пейзажем и исчезли.

– Эх, – вздохнула Ульяна, – классный он всё-таки. Жалко, что женат.

– Больше тебя ничего в нём не смущает? – улыбнулась Алёна.

– Нет. А должно?

Девчонки переглянулись и дружно рассмеялись.

Мария Дергунова, Анастасия Фэблешь «Инструкция по подъему сонь»

Феруза поджала тонкие губы и еще раз протерла контейнер. Она всегда заканчивала обед ритуальным омовением своей посуды, поскольку не доверяла посудомоечным машинам. Мало ли какая зараза таилась в их зазывающих кабинках! Впрочем, губку, которой совершался ритуал, она тоже притащила из дома, не доверяя общественной.

Может быть, кто-то и был бы готов упрекнуть ее в излишней бдительности, но, скорее всего, побоялся бы сообщить ей об этом в лицо: Феруза, будучи восточной женщиной, оставалась глубоко убежденной, что покорность надо всецело дарить мужу, а вот всем остальным могло достаться сполна от ее взрывного нрава. К тому же она накрепко запомнила на всю жизнь наставление своей бабки, которую соседи считали ведьмой, что, мол, чужим личные вещи лучше не давать – можно испортить жизнь негативом.

Феруза, конечно, считала это семейными байками, однако в наставлении крылась очень даже практичная мысль: в большом коллективе всякие вирусы распространяются со скоростью света. А болеть сейчас ей было никак нельзя: близились длительные зимние п раздники – значит, надо подготавливать подарки для своих многочисленных близких.

И существовала вторвя веская причина, по которой Ферузе нельзя было пропускать походы в офис. Звали ее Катей Соновой, или Соней…

Не успела Феруза мысленно начать распекать эту девицу, как почувствовала за спиной какое-то движение. Резко обернувшись, она чуть было не потеряла дар речи: на кухню зашли Марва и Влад, переговариваясь о каких-то рабочих вопросах. При виде этой парочки Феруза постаралась как можно быстрее покинуть помещение: ей не хотелось получить замечание от нового заместителя главного бухгалтера. Марва устроилась в компанию совсем недавно, но уже сыскала дурную славу среди подчиненных. Зама главбуха они прозвали вечно хмурой, ищущей к чему придраться серой мышью.

Феруза считала, что именно отсутствие какой-либо личной жизни подтолкнуло ее новую начальницу на обед в обществе Влада. Этот тридцатисемилетний лысый и пузатый ахошник – работник административно-хозяйственного отдела – в вечно аляповатых майках и дешевых штанах славился настолько медленной скоростью обработки поступающих к нему заявок, что прослыл в бухгалтерии козлом отпущения. И лишь возникшая несколько месяцев назад Маргарита Ивановна – или, как было принято в народе, Марва – сумела каким-то образом пробудить в нем активный интерес к бытовым проблемам в бухгалтерии и получить персональное неодобрение Ферузы, поскольку Марва очень недурно справлялась с должностью, которую Феруза считала своей по праву, ведь проработала в компании намного больше новой начальницы.

Вернувшись после обеда на свой этаж, Феруза прошла мимо кабинета Марвы и, воспользовавшись отсутствием ее на рабочем месте, заглянула в переговорную кабинку.

Вздохнула. Как она и думала, ничего не изменилось: Сонова все еще спала внутри. Феруза скривилась от неприятных воспоминаний. По правде сказать, в них ничего неприятного не было, если не считать признания самой себе в том, что не удержалась.

Сонова как бесила ее, так и продолжала, вот только к этому прибавилось чувство вины. Ох, и намучилась же с ней Феруза! Она проверяла эту девицу каждый день и, когда выдавалась возможность, пыталась разбудить. Но безуспешно…

Впрочем, поначалу в этой истории не было ничего необычного. Катька появилась в их департаменте в середине лета – пришла работать в архив, в помощь многодетной Надюшке. Новую сотрудницу посадили рядом с Ферузой, чем с первых секунд заставили невзлюбить новенькую: за семь лет работы в компании она привыкла, что ее сумка покоится на свободном крайнем кресле, которое никто занимать не стремился.

Вот только места в узком помещении архива не нашлось. Кроме того, задача Соновой была разбирать и сканировать документы, а уже затем передавать их Наде – с этим можно справиться и вне архива.

С занятым креслом Феруза, может быть, и смогла бы смириться, однако новенькая имела целый букет бесившихбесячих ее привычек.

Во-первых, Сонова опаздывала практически каждый день и приходила с заспанным лицом, из-за чего и сыскала свое прозвище.

Во-вторых, работать она совершенно не умела и не стремилась. Хотите, чтобы общий МФУ вышел из строя и вся бухгалтерия не могла ничего распечатать? Или внезапно обнаружить печать на важном документе в совершенно неправильном месте? Тогда вам повезло, ведь новенькая архивистка оказалась способна и не такое устроить! Но больше всего бесилась Феруза из-за чеков по авансовым отчетам. И теперь, опасаясь, как бы нерадивая Сонова не испортила эти тонкие и нежные листочки, она самостоятельно старалась отсканировать их. Это прибавляло забот и отнимало драгоценное рабочее время (спасибо Владу, МФУ оперативно никогда не приходил в себя после общения с Катей).

А в-третьих, что Феруза сочла самым вопиющим, Сонова ходила в дорогих туфлях, не привыкнув, очевидно, к ежедневной беготне по метро в час пик. Даже если ей и приходилось спускаться в подземку, то это было редкостью, ведь многие видели, как Катя выходила из такси у здания офиса.

Новенькая оказалась не из бедных: ее не смущали ни конские цены, ни мизерная зарплата архивистки. Как позже выяснили более расположенные к ней девчонки и пересказали Ферузе за обедом, Сонова в этом году оканчивала магистратуру в престижном вузе, и родители решили помочь дочери пристроиться летом на подработку. А уже потом, после защиты в декабре, Катьке грозила должность, больше подходившая ее квалификации. Выходило, что она с самого начала пришла сюда получить опыт, который получать не желала. Захотела просто отсидеться, ничего не делая.

Все это неимоверно раздражало Ферузу, проработавшую здесь дольше всех и знавщую цену деньгам и хорошему образованию. У этой девчонки, родившейся с золотой ложкой в зубах, не жизнь, а сказка, в то время как Ферузу дома ждали три вечно голодных мужика: муж и сыновья.

И пресловутые туфли… Хоть Феруза и накопила на них, но каждый раз ее душила жаба зайти в магазин и потратить эти деньги. Вдруг младшему опять срочно придется покупать что-нибудь на вырост в середине учебного года?

Пока Феруза пыталась смириться с нерадивой архивисткой и загнать зависть, вылезавшую из всех уголков души, обратно, появился еще один повод для беспокойства. С недавнего времени Феруза стала ощущать на себе пристальное внимание Марвы.