Альтер Эго

- -
- 100%
- +

Аннотация
Она – хрупкий лёд, который не хочет, чтобы его растопили. Он – огонь, что не ищет тепла. Их встреча была неслучайной, и она рискует разрушить привычный мир обоих. Что их объединяет? Пустота в сердце на месте давней раны и пугающее прошлое, которое они так тщательно скрывают. Смогут ли они найти друг в друге спасение или лишь вызовут пожар?
Это глубокое погружение в мир, где чувства – не подарок, а риск. История о людях, которые отчаянно ищут то, что потеряли, и находят друг друга там, где не должно быть места любви. В книге много любви, много драмы, немного психологического триллера и самоанализа.
Нас ждёт очень эмоциональная, сложная и волнующая история. Обещаю, что будет очень горячо, но хэппи-энда не обещаю. Впрочем, как всегда.
Пролог
– Вадим Игоревич, здравствуйте. Вот принесла вам дело по распоряжению главного.
– Проходи, Мария.
Молодая девушка в форме зашла в кабинет и положила папку на стол. Вадим Игоревич взвесил бумаги в руке и опустил их на стол.
– Небольшое дело. Почему не закрыли до сих пор?
– Не нашли.
– А искали?
Девушка пожала плечами:
– Как полагается по протоколу.
– Ну присаживайся, рассказывай. О чём дело?
Мария вздохнула и нехотя села на стул, закинув ногу на ногу.
– Да обычное. Мужчина тридцати трёх лет ушёл с работы и не вернулся
– Куда не вернулся? На работу? Я тоже так хочу.
– Шутник вы, Вадим Игоревич. Никуда не вернулся: ни на работу, ни домой. Жена сообщила на следующий день, но искать начали только через трое суток.
– Ничего подозрительного?
– Нет.
– Сбежал от жены?
– Не знаю, не похоже.
– Как семья?
– Обычная. Жена и ребёнок, мальчик, три года. Живут в его квартире.
– Что говорит жена?
– Как обычно, Вадим Игоревич: всё было нормально, все всех любят. Обвиняет бывшую. Что ещё говорят в таких случаях?
– Да разное говорят. А что бывшая?
– А бывшая говорит, что три года уже его не видела и видеть не хочет. Развод по его инициативе, он ушёл к любовнице, второй жене. Но разошлись с бывшей мирно, ничего не делили.
– Звонки проверяли?
– Да, с бывшей контактов не было. Да и в общем, всех адресатов выяснили, никаких подозрительных контактов. Спамеры звонили, конечно, но коллекторов среди них нет. Долгов у него не было, никто ничего из него не выбивал.
– Кто он? В смысле, кем работает?
– Стоматолог.
Следователь присвистнул.
– Деньги у него имеются. Клиенты?
– Вряд ли.
– Движения по счёту? Снятие наличных?
– Нет. На счету 3–4 миллиона рублей, выписки в деле, крупных движений не было, снятий тоже. Но это ни о чём не говорит.
– Но странно: если бы человек хотел сбежать, то взял бы с собой хоть что-то. Может, дома было отложено? Заначка?
– Не знаю. Он стоматолог, наверняка, была «чёрная бухгалтерия», что-то хранилось дома.
– Мы не налоговая. Наличные деньги у него были, с этим я не спорю, но сколько – вот в чём вопрос. Хватило бы на побег? А жена что?
– И жена не знает.
– Документы?
– Все дома: паспорт, загранпаспорт, водительское.
– Восстановили день перед исчезновением?
– Не полностью. Он вышел из дома, как обычно, около восьми часов утра. На работу приехал на метро к девяти часам. У него было три пациента. Потом он сказал помощнице, что пошёл на обед. Обедал в сетевом ресторане рядом с клиникой, какие-то суши-роллы, его там опознали. Оттуда вышел в неизвестном направлении. Это всё.
– Помощница?
– Ничего необычного.
– Коллеги на работе?
– Тоже.
– Кому-то был должен? Игры? Ставки? Кредиты?
– Нет, я же говорю, коллекторы его не искали. Обычный человек, вышел и пропал.
– Отличительные приметы?
– Нет.
– Тогда и по моргам тоже бестолку искать, если только у него чудом с собой не было документов, которые не спёрли. Но их не было. Не ходите, граждане, без документов.
– Да.
– Но дело не закрыли?
– Вы же знаете, Вадим Игоревич, процедура, протокол, срок давности не вышел. А Павел Иванович на пенсию уходит, дела передаёт. Я что? Я только младший следователь. Мне сказали дело вам передать. Вы человек опытный. Сами разберётесь.
– Да, понятно. Сейчас пойду по второму кругу на случай, если вы что-то пропустили.
Девушка лишь безразлично пожала плечами.
Глава 1. На шестом этаже ада
Я зашла в гостиницу, и двери послушно разошлись, пропуская меня в просторный холл. Охранник в костюме окинул меня беглым взглядом. Я не вызываю подозрений: дорогой костюм, туфли-лодочки, даже какое-то подобие причёски на голове, которое ещё держится в конце долгого рабочего дня. Большая кожаная сумка, в которой без труда угадывается ноутбук, придаёт мне особую солидность. Женщина, таскающая ноутбук в пятницу вечером, почти ночью, внушает доверие. Она уж точно не легкомысленная особа и не за развлечениями сюда пришла.
Их главное заблуждение – будто я не представляю опасности. Как же они ошибаются. У меня даже возникает желание ударить себя по лбу, но я сдерживаюсь. Люди часто ошибаются, я-то точно это знаю, потому что сама такая.
Девушка за стойкой регистрации даже не обратила на меня внимания. Мне и не нужно регистрироваться, всё заказано и оплачено заранее. Поэтому я сразу прохожу к лифту и нажимаю на цифру шесть. На шестом этаже я не знаю, куда сворачивать, но потом замечаю таблички с номерами: 600–625 направо, 626–650 налево. Мне – налево. Как символично. Не 666 номер, и то ладно, иначе я бы подумала, что добровольно спускаюсь в ад, поднимаясь на шестой этаж дорогой гостиницы. Мы всегда представляем, что ад где-то внизу, глубоко под землёй, где раскалённая лава прожигает путь наверх, а по ней, как по волнам, плавают котлы с обречёнными на вечные страдания грешниками.
Но что, если ад наверху, или где-то на Земле, а может, в параллельной вселенной? Или мы находимся в нём прямо сейчас?
На самом деле, все эти мысли и ассоциации ничего не значат. Это всё только в моей нездоровой голове, которая рисует иллюзии без перерывов и выходных, даже в пятницу вечером, когда уже пора отключиться и отдохнуть. Но нет, отдых – это не про меня. С нескончаемым потоком мыслей я уже почти смирилась. Я даже научилась почти ничего не говорить из того, что крутится в моей голове, или произносить лишь отдельные фразы, которые не могут меня скомпрометировать.
Я даже не могу точно сказать, такое поведение – это результат профдеформации, или я всегда была такой, поэтому занимаюсь тем, чем занимаюсь. Конечно, второе. Дорога по коридору до нужного номера заканчивается быстрее, чем поток моих мыслей. Хотя о чём это я? Мысли никогда не имеют начала и конца.
Я остановилась перед дверью, самой обычной гостиничной дверью с номером сверху посередине. Наверняка, есть какие-то нормы, на какую высоту вешать номерки, чтобы они всем были заметны и понятны, какого они должны размера и формы. Я подняла и собрала руку в кулак, примеряясь, чтобы постучать. Мой стук не должен быть нервным, нетерпеливым или тихим и неуверенным. Я стучу размеренно, не сильно, не слабо, три раза, как по учебнику. Большинство людей стучат трижды, кто-то даже проводил исследования по этому поводу, возможно, это были британские учёные, у них почему-то самый большой бюджет в мире, чтобы исследовать всякую всячину.
Мне ведь откроют?
Сейчас я почти готова развернуться и бежать обратно к лифту. У меня ещё есть время, несколько секунд, пока человек дойдёт из комнаты по узкому коридору и потянет ручку двери вниз. Я как раз успею скрыться за поворотом. Он никого не увидит, может быть, выйдет в коридор, посмотрит по сторонам, удивится, вероятно, пожмёт плечами или нахмурится, но делать нечего. Вернётся в номер и снова закроет дверь. Он же не пойдёт меня искать? Ведь уехать на лифте я вряд ли успею.
Или не откроют? Вдруг я пришла раньше, и в номере ещё никого нет. И вот я стучу, топчусь перед дверью, а человек только выходит из-за поворота по коридору. Я ведь даже не знаю его в лицо и не узнаю, что это он. Зато он поймёт, кто я, потому что я мнусь перед нужной дверью. Он подойдёт, усмехнётся, вставит ключ-карточку, дверь откроется, и он пропустит меня вперёд или войдёт сам и подождёт меня внутри.
Яркие образы проносятся у меня в голове один за другим. В иллюзиях я прожила уже десятки минут, прокручивая странные альтернативные варианты развития событий, но на самом деле прошли лишь доли секунды. Я отчаянно пытаюсь избавиться от образов и даже трясу дурной головой.
И в этот момент дверь открывается.
Я пытаюсь сфокусировать взгляд, который ещё блуждает где-то в моих миражах. Вся цензурная лексика моего внутреннего голоса заканчивается, и на ум приходят нецензурные выражения, которые не несут никакой сложной смысловой нагрузки. Смысл их примерно такой: «Ух ты!» или «Вот это да!».
Глава 2. Дважды незнакомец
Я смотрю прямо в лицо мужчине. Очень красивому мужчине. И я его знаю. Точнее, я с ним не знакома, но я его видела. У меня отличная профессиональная память на лица, но он меня наверняка не помнит.
В моей голове всплывает флешбэк. Пятница на прошлой неделе. Клуб. Подруга пригласила. Я уже прилично приняла на грудь и планировала догнаться ещё чуть-чуть, самую малость, чтобы мой внутренний голос заткнулся. Но кого я обманываю, он никогда не замолкает, только становится тише и медленнее.
Я иду, пытаясь обогнуть танцпол, и почти у стойки бара сталкиваюсь с мужчиной. Не сильно, лишь натыкаюсь на него, потому что он стоит, а я не смотрю, куда иду. Я утыкаюсь ему в грудь и только потом поднимаю глаза, чтобы посмотреть на его лицо. Он лишь улыбается и осторожно придерживает меня за плечи, потому что я плохо стою на ногах.
Я тоже как-то глупо улыбаюсь в ответ, извиняюсь и иду дальше. Вряд ли он меня запомнил, потому что неделю назад в клубе я выглядела совсем по-другому. Волосы были распущены и закручены в локоны, вечерний макияж подчёркивал глаза и губы, тело обтягивало платье-бандо, и я даже была выше почти на десять сантиметров на шпильках. Таких, как я, там было много, но даже на фоне похожей толпы мне нет равных, потому что я человек-невидимка. Я умею не просто не выделяться, а скрываться, сливаться и растворяться в толпе. А уж в неоновом освещении тем более. Так что я зуб даю, что он меня просто не заметил. Мало ли девушек на него натыкаются в переполненном клубе. Может, сразу записаться к стоматологу, а то у него вечная очередь на два месяца вперёд?
А сегодня мои волосы убраны в строгую причёску, макияж что называется натуральный, тело скрыто брючным костюмом, а рабочий каблук всего пять сантиметров. Сегодня я совсем другой человек – по крайней мере, внешне. Бардак в моей голове всегда примерно одинаковый, но это сразу не бросается в глаза.
А он такой же. И он снова мне улыбается. У него тёмные глаза, открытый взгляд, прямой нос и, в общем, что называется, волевые черты лица. Он высокий, и мне приходится чуть поднять голову, чтобы смотреть только на лицо, потому что я боюсь неприлично опускать взгляд на его фигуру. У женщин обычно оценивающе смотрят на грудь, а про мужчин я даже подумать боюсь, куда стоит смотреть.
Это объективизация. Когда человека воспринимают как сексуальный объект и оценивают по внешним признакам. Но он ведь «мужчина по вызову» или как там это у них называется. Да и я тоже не лучше, потому что пришла сюда к нему из всего многообразия нормальных свободных мужчин. Но я-то сама очень далека от нормы. Да и что значит «нормальный мужчина»? Я не знаю ответа на этот вопрос.
И всё же мой взгляд скользит по руке, которой он легко удерживает дверь на пружине, норовящей закрыться. И эта рука более чем крепкая и привлекательная. А потом мой взгляд неожиданно, даже для меня, падает ему на грудь, обтянутую чёрной футболкой. На грудь, к которой я уже прижималась, даже не представляя, что у меня будет возможность рассмотреть его ещё раз и даже гораздо ближе.
Строго говоря, я никогда не знаю, куда меня заведут мысли. Чаще всего они очень витиеваты и нелогичны. Минуту назад я думала, как побегу обратно к лифту, а сейчас думаю, что пора заходить.
Глава 3. Сделка с совестью
Я не знаю, чего ожидала и как он должен был выглядеть. Конечно, мой мозг рисовал множество разных и, порой, странных образов, но не этот. Этот мне нравится. Он красивый, но не слащавый, с глубоким, не оценивающим и не насмешливым взглядом. У него крепкие руки и в меру накачанная фигура, не гора стальных мышц – такие меня пугают. А он – нет. Сталь в мышцах редко оставляет место для мозговой активности и времени для чего-то кроме тягания железа. Но он явно занят не только в спортзале. С этой мыслью я делаю шаг вперёд.
Он чуть отстраняется, чтобы пропустить меня. Но совсем немного, потому что он крупный, а коридор узкий, почти такой, каким я его и представляла. Проходя мимо, я чувствую тепло его тела, аромат мужского парфюма и его собственный запах. Всё вместе мне нравится, и моё тело бросает в жар, щёки начинают пылать.
Я прохожу в комнату. Она большая и знакомая, мебель на привычных местах, большая двуспальная кровать. Меня это не пугает и не волнует. Я часто бываю в таких номерах в командировках, поэтому ничего удивительного в моих познаниях нет. Что нам знакомо, то нас не пугает.
Я просто останавливаюсь посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Раздеваться? От этой мысли мне хочется ударить себя по лбу или дать себе смачную пощёчину, но это будет выглядеть странно. Я просто стою на месте. Так безопаснее. Я меньше глупостей наделаю, если просто молча постою. В конце концов, первый шаг я уже сделала, теперь его очередь. Он же профессионал.
Он делает всё остальное, избавляя меня от дальнейших решений. Всё, что ему нужно, я уже сделала: оплатила, зашла в номер, дала молчаливое согласие. А дальше начинается его работа. Так получается, что я – его работа?
Хотя насчёт молчаливого согласия меня тоже терзали сомнения. Американские психологи считают, что женщина может в любой момент отказаться от секса, даже когда уже лежит без белья с раздвинутыми ногами. Но российские специалисты придерживаются иного мнения: после первого глубокого поцелуя уже поздно отказываться. Этот поцелуй вроде бы и есть согласие, и теперь «мне не понравилось» или «я не хочу» – не причина, чтобы давать задний ход. «Мне не понравилось» вообще не аргумент. Хотя сейчас тенденции меняются, и женщина перестаёт быть безмолвным предметом для удовлетворения сексуальных потребностей.
И для себя я решила, что могу сказать «нет» в любой момент, если мне не понравится. Я подумала об этом заранее, поэтому такая сделка с совестью меня вполне устраивает. Он же не будет делать то, что мне не понравится?
Я понятия не имею, что он будет делать. Инициатива полностью в его руках. Он осторожно забирает у меня сумку, которую я всё ещё держу. Я даже забыла, что она со мной, хотя ещё на входе в гостиницу думала, какая она тяжёлая и как мне надоела. Это освобождение от ноши сразу делает момент легче, и я даже выдыхаю. Так просто.
Я не знаю, куда он её поставил, потому что он стоит за моей спиной и не выходит вперёд. Я не оборачиваюсь, даже стараюсь не поворачивать голову, потому что мои щёки пунцовые. Он уже наверняка понял, что я ненормальная психопатка. Но если он работает с женщинами, то должен был привыкнуть к тараканам. Однако мои даже по общепринятым стандартам особенные. Когда я решила прийти сюда, они аплодировали стоя. К сожалению, все билеты на представление распроданы. Я не часто вывожу своих питомцев поразвлечься, но сегодня тот редкий случай. Аншлаг.
Он подходит совсем близко, я чувствую его спиной, и перестаю дышать в предвкушении и ужасе. Он наклоняется к моему плечу и целует в шею, легко касаясь губами кожи. И я выдыхаю, чуть поворачивая голову. Он целует меня в губы, тоже мягко и нежно, лишь пробуя на вкус. Его вкус – ментол и кофе. Приятная прохлада и терпкая ароматная горечь. Почему я так легко поддаюсь?
Я думала, мне будет сложно даже просто подпустить незнакомого мужчину так близко, но он не просто рядом, он уже в моём личном пространстве и будет ещё ближе, глубже. Мне становится жарко от мыслей. Но ведь именно этого я и хотела: не отношений, не ухаживаний, ничего серьёзного, над чем придётся работать. Просто секс. Хороший. Горячий. С удовольствием. Моим. Его тоже приветствуется.
Это меня возбуждает. Никогда раньше не думала, что я ещё и сексуальная маньячка. Но сейчас я чётко осознаю, что интимная близость для меня начинается гораздо раньше самого контакта: с самой мысли о близости, предвкушения, соблазна, запрета.
Я пропускаю тот момент, когда он кладёт руки мне на плечи, пока он не стягивает с меня пиджак и не начинает массировать плечи через тонкую ткань блузки. Он умеет прикасаться к женщинам, но так ведь и должно быть. Он – профессионал, и у него было много женщин, чтобы изучить и научиться. У него горячие руки и чуть шершавые ладони и подушечки пальцев, но я бы и не хотела, чтобы у мужчины были мягкие руки.
Я расслабляюсь в его руках. Это происходит непроизвольно, как будто он пошагово запускает неведомую мне программу реакций на раздражители. Он развязывает бант на блузке, сжимает и чуть приподнимает грудь, тоже очень мягко. И я непроизвольно открываю рот и начинаю дышать глубже, одновременно закрывая глаза и откидывая голову.
– Да. Вот так. Расслабься. Сегодня тебе будет хорошо.
Я резко открываю глаза. Я слышу его голос впервые. С того момента, как он открыл мне дверь, он заговорил. И мне нравится его голос. Это голос из влажных фантазий, эротической дополненной реальности, ласкающий слух, настраивающий тело на нужный лад. И я снова закрываю глаза, осознавая, что он уже научился управлять моим телом лучше меня. И меня это полностью устраивает. Если бы он ещё и мыслями моими мог управлять, я готова нанять его с бессрочным контрактом.
Он расстёгивает пуговицы на блузке, искусно вынимая маленькие горошины из петель. Наверняка, он делал это сотни раз, поэтому у него выходит так легко. Дальше я не успеваю подумать, потому что его руки опять на моей груди, но теперь уже под блузкой. Они сжимают и раскатывают соски́ под кружевной тканью бюстгальтера. Да, я подготовилась: бельё дорогое, красивое и отлично сидит на мне.
Он не спешит снимать бельё, хотя уже наверняка понял, что застёжка впереди. Но теперь я понимаю, почему говорят, что кружевное бельё подходит для особых случаев. Не только потому, что оно не слишком удобное и слишком красивое, но потому что ласки через жёсткую ткань с витиеватым рисунком заставляют чувствовать прикосновения острее. Моё дыхание сбивается, а мысли спотыкаются. Я всё ещё думаю, но уже понимаю, что он задаёт направление. Лучшего собеседования на роль моего медиатора и быть не может.
Он расстёгивает молнию на моих брюках, и они предательски падают. Я ведь сама выбрала свободный фасон. Его рука сразу оказывается у меня между ног и растирает нежные складочки через ткань таких же кружевных трусиков. И я становлюсь влажной от одних только поверхностных прикосновений. Я не думала, что со мной такое бывает: так быстро, так просто, так приятно. В какой-то момент это становится слишком острым, и я поддаюсь назад, совершенно зря, потому что теперь я явно чувствую его твёрдое возбуждение, прижимаясь к нему попкой. Но ненадолго. Другой рукой он крепко перехватывает меня за талию, возвращая в нужное положение. И я уже выдыхаю целый стон.
Я сама поворачиваю голову, и он меня целует. На этот раз глубоко, властно, проталкивая язык. А его рука опускается в трусики, и пальцы оказываются внутри, размазывая влагу. Он окончательно стягивает бельё, а потом чуть передвигает моё тело, чтобы я освободилась от брюк и трусиков, повисших на лодыжках.
И не даёт мне расслабиться. Сначала он касается входа, тут я ещё соображаю, что это вроде бы клитор, и поэтому мне так хорошо. А потом он продвигается глубже, касаясь каких-то других точек, и мне становится ещё лучше. Я постанываю ему в рот, а он отстраняется, убирает руку, и улыбается:
– Вот так, моя девочка.
«Моя девочка»? Я чувствую недоумение в голове и пустоту снизу. И подаюсь вперёд, сама наталкиваясь на его руку.
– Вернись, пожалуйста.
– Да. Так?
Я слышу довольную улыбку в его голосе. Он хотел, чтобы я заговорила и получил целых два слова. Он ещё не знает, как сложно мне даётся произносить слова в нескончаемом потоке сознания. А может быть, уже знает. Мне кажется, что он знает и понимает меня лучше других, вероятно, лучше меня самой. Скорее всего, это тоже иллюзия моего больного воображения, но так мне легче. Мне так хочется.
Его пальцы снова во мне и нажимают на одну точку. Поначалу мне просто хорошо, мышцы тяжелеют, сжимаются, вибрируют. Я с трудом дышу, но ещё могу делать вздохи, короткие и рваные. А потом удовольствие становится острее, и из меня вырываются стоны. Кислорода просто нет, потому что я не могу полноценно вздохнуть, а тело сводит судорогой. Я бы упала, если бы он меня не поддерживал за талию, потому что ноги стали ватными, а коленки предательски дрожат. А потом происходит что-то невероятное. Тело сводит сильная судорога, я срываюсь на крик и бьюсь в неконтролируемом экстазе. По бёдрам течёт жидкость. И я понимаю, что ничего уже не понимаю и даже больше не думаю.
Он подхватывает меня на руки, потому что стоять я уже не могу, да это и не нужно. В нашем распоряжении огромная кровать, на которую он меня опускает. Дальше всё в каком-то тумане. Он одним ловким движением освобождает мою грудь от бюстгальтера, легко справляясь с застёжкой, и раздевается сам, стоя на коленях между моих разведённых ног. Он снимает через голову футболку, оголяя грудь и торс. Он всё-таки накачан, кубики пресса и грудные мышцы выделяются под упругой горячей кожей без грамма жира, но мне это всё ещё нравится.
Потом расстёгивает пряжку ремня, и я заворожённо залипаю, с трудом пытаясь продышаться и сглотнуть. Он не торопится и наблюдает за моей реакцией. Стягивает свободные джинсы, что я заметила только сейчас, открывая чёрные боксеры. Я отчаянно моргаю, пока он снимает и их тоже, открывая своё «достоинство».
Он уже возбуждён и колышется от собственной тяжести, когда освобождён от тесного белья. Значит, его возбудило то, что он со мной делал. Или это действие препаратов для потенции? Мне сейчас это не важно.
В моей голове нецензурная лексика опять вытесняет цензурную, и я даже приподнимаюсь на локтях, чтобы лучше рассмотреть. Ситуация настолько понятная, очевидная и однозначная, что желание и осознание снова скручивают меня в тугую пружину в предвкушении.
– Хочешь дотронуться?
Он снова улыбается, не насмехается, но я, видимо, всё же его забавляю. Некоторые мои мысли он уже читает. Я как будто попала в музей. Передо мной – статуя Бога, древнего, как сама жизнь, идеального и прекрасного, созданного на заре человечества, когда люди тренировали тело в процессе выживания, умели наслаждаться простыми удовольствиями и не были настолько пресыщенными. И у меня есть возможность дотронуться до него.
Я снова смотрю в его глаза и не вижу, что могло бы меня остановить. Я протягиваю руку, осторожно касаясь бархатистой головки, а потом так же мягко обхватываю член и провожу до самого основания. Его очередь выдыхать. И я проделываю этот фокус ещё несколько раз, пока он не перехватывает мою руку за запястье. Он подносит мою руку к губам и целует ладонь, а я теряюсь и могу лишь широко раскрывать глаза.
– У тебя очень мягкие руки. И так будет слишком быстро.
Другая его рука уже опять у меня между ног, которые я не могу свести, но мне и не хочется, когда он так двигается. Он опускается губами на мою грудь, целуя кожу, захватывая соски́, посасывая их так томно, что я выгибаюсь, одновременно приподнимая бёдра, потому что ласка сразу двух чувствительных мест сводит с ума.
Но главное, он смотрит на меня, прямо в глаза. И никогда раньше я не чувствовала, что мужчина меня настолько хочет. И это не просто пошлая похоть. Нет, меня хотели и раньше, и не раз я ловила на себе самые сальные взгляды. Но этот взгляд другой. Он хотел не просто трахнуть, вставить член поглубже, хотя уже мог бы. Он хотел меня всю. И не потому, что я заказала удовольствие, а потому что он тоже этого хочет, чтобы бы нам было хорошо вместе.
И если это просто профессиональный взгляд, годами отточенный на разных женщинах, то у него лучшая профессия в мире: дарить наслаждение и чувство, что ты – единственная женщина на земле, самая желанная. Сегодня он только мой и его взгляд адресован только мне.
А потом он опускается губами и языком к разбухшим и слишком влажным складочкам, втягивает клитор, лижет чуть внутри и снова вставляет палец. Я протяжно стону, потому что теперь отчётливо понимаю, что одного пальца мне мало, когда я видела и трогала его член. Но он добавляет второй палец и снова растирает заветную точку, на этот раз прижимая вторую руку к моему животу сверху. И я снова взрываюсь, так быстро, как это только возможно. Я срываю голос до хрипа, исторгая влагу и сжимаюсь так, как никогда раньше. И бьюсь в сильнейшем оргазме, который выбивает все дурные мысли из моей головы. А за этим приходит настоящее умиротворение, чего со мной раньше никогда не случалось.