Альтер Эго

- -
- 100%
- +
Я снова выпадаю из реальности, но на этот раз не в свои иллюзии и образы, а просто отключаюсь, испытывая самый настоящий кайф, чистое удовольствие. Так и становятся наркоманами. Однажды, получив такую дозу эндорфинов, невозможно не захотеть снова. А я хочу уже прямо сейчас. И он об этом знает. Он даже член ещё не вставил.
Он достаёт из кармана джинсов презерватив и раскатывает его по члену, мучительно долго, но так возбуждающе. И я снова в предвкушении. Похоже, я теперь в рядах сексоголиков и нимфоманок в довесок к прочим моим маниям.
Он опускается на меня, целует губы, лицо и медленно входит. Если бы я не была такой влажной, не просто возбуждённой, а дважды кончившей со сквиртом, то не знаю, как осилила бы его размер, потому что он, без преувеличения, большой для меня. Но сейчас это именно то, что нужно. Он скользит плавно, безумно медленно, с оттяжкой входит до самого конца, задевая каждый нерв. И я понимаю, что в моей голове прямо сейчас нет фантазий. Мне не нужно представлять кого-то другого на его месте, чтобы кончить. Мне не нужно самой себе помогать, потому что мне достаточно его члена, его движений, его взгляда глаза в глаза. Мне не нужно думать, я просто плавно подхожу к логичному концу вместе с ним. Именно так и должно быть. Это настолько правильно и совершенно, что должно длиться вечно.
А потом он меня долго обнимает и прижимает к себе. Я даже перестаю думать и засыпаю.
Глава 3. Непристойное утро
Моя вторая личность просыпается раньше меня. Или, может, она никогда и не дремлет, не спит, не отдыхает, позволяя мне расслабиться лишь на краткие мгновения. Но не сегодня. Сегодня я сначала открываю глаза и только потом начинаю соображать. В голове пусто, но она не болит. Значит, я вчера не пила. А что я тогда делала? И тут мысли снова понеслись вскачь.
Флешбэки моей неудавшейся жизни один за другим всплывают в сознании. В моей личной жизни всё настолько плохо, что хуже просто не бывает. Я уже три года одна, совершенно одна. Я не просто одинока, я сознательно избегаю отношений, боюсь их как огня. Я не хочу больше испытывать боль, не хочу, чтобы кто-то опять был близок к моим странностям, не одобрял их, пытался исправить или со временем становился безразличным. Где мне найти человека, который примет меня со всеми моими тараканами, или которого они хотя бы не будут раздражать? Это насущный вопрос на миллион долларов. Денег таких у меня, конечно, нет, поэтому я старательно избегаю мужчин.
У меня есть подруга Ира. Мы дружим с самой начальной школы и очень разные. Я всегда была невзрачной заучкой, а она – яркой неформалкой. Она научила меня использовать мои недостатки на благо, а я помогала ей открывать её способности. В подростковом возрасте мы стали почти сёстрами-близнецами. Подростковый возраст вообще сглаживает различия. Тогда нам казалось, что розовые волосы и одежда в стиле «я сегодня попугай» – это и есть то, что отличает нас от остальных. Но, как оказалось, таких, как мы, были миллионы.
Ира не раз вытаскивала меня из депрессии. Последний раз был особенно сложным, но благодаря ей я всё ещё живу. Это она, видя мои неудачные попытки создать отношения, сказала, что мне они не нужны, и я должна остановиться и переосмыслить себя. Ира гораздо умнее, чем кажется.
Я снова хочу выйти замуж, стать примерной женой и родить ребёнка. И поверьте, я могу это сделать. Но я боюсь снова облажаться. Я хочу сказку: «и жили они долго и счастливо и умерли в один день», но я до ужаса боюсь несчастливого конца. Реальная жизнь не предполагает хэппи-энда. Сейчас каждый знает, что брак не на всю жизнь, и готовится к тому, что когда-то близкий человек перестанет быть любимым и удобным, и тогда придётся оставить его и идти дальше. Но я так не хочу. Да и семья – это не совсем то, что мне нужно. Это попытка доказать, что я всё-таки обычная, нормальная, полноценная женщина. А это совсем не так. Я высокоинтеллектуальная психопатка, хотя в моей медицинской карте и нет такой записи.
Я не могу принять себя, поэтому никогда и не найдётся человек, который поймёт и примет меня такой, какая я есть. Поэтому любая моя семья закончится так же, как и первая. Мы с Ирой решили, что мне не нужны отношения – ни сейчас, ни традиционные, – а вот секс нужен. Благо, для этого есть варианты. Не очень правильные, законные и благопристойные.
Ира работает менеджером в клубе. Она знает, где достать и кому позвонить, чтобы организовать мне удовольствие. Подцепить мужчину не проблема, на одну ночь ещё проще, но я так не хочу. Не хочу связываться с человеком, который может хотеть продолжения или, наоборот, забудет меня через час. Да и редкий мужчина с первого раза может быть хорошим любовником. Он-то своё удовольствие получит, я постараюсь, а я останусь с пожеланием: «Ну теперь давай как-нибудь сама». Для этого мне мужчина вообще не нужен. Или: «Мои женщины кончают за семь минут». И тогда мне хочется постучать ему по голове и просветить, что его женщины просто не хотят, чтобы он бездарно елозил и дальше. «Кончил и молодец, слезь наконец с меня», – семи минут достаточно. Но я слишком хорошо воспитана и никогда так не сделаю. И его предыдущие женщины тоже так не делают, поэтому он пребывает в святом неведении и считает себя богом «секса за семь минут».
Поэтому вариант с профессиональным сексом мне подходит больше, хотя это мой первый и, наверное, единственный раз. Мне, конечно, понравилось, но я не хочу продолжать, потому что это слишком интимно. Слишком сложно подпустить мужчину так близко, особенно зная, что через несколько часов его уже не будет рядом. Никогда не будет рядом.
Так вот, мне не нужны отношения. Я их не ищу. Я их не начинаю. Я их боюсь, как огня.
И поэтому я здесь. В номере дорогой гостиницы на двуспальной кровати. И я всё ещё не одна. Не одна? Почему? Сколько времени оплачено? Сколько я ему ещё должна?
Хорошо, что я говорю гораздо меньше, чем думаю. Но мой взгляд с выпученными глазами, должно быть, выдаёт меня с потрохами, с самыми потаёнными мыслями. Он говорит сам за себя.
– Доброе утро.
Я с трудом сглатываю, потом несколько раз открываю рот и только потом хрипло отвечаю:
– Доброе утро.
Голос я, похоже, вчера сорвала.
– Ты хорошо спала?
Я ничего не помню, ни единого сна, никаких образов, но чувствую в его вопросе подвох. И он лишь подогревает мои сомнения:
– Ты разговаривала во сне.
Тут нецензурная лексика опять спорит с цензурной, пока я смогу пискляво произнести хоть что-то приличное:
– И что же я говорила? Надеюсь, ничего непристойного?
Он смеётся:
– Нет, всё непристойное было вчера. Ты беспокоилась, что оставила дома ключи, а дверь захлопнулась.
– О, вот как! Эта фраза помогает выдохнуть, и после неё становится легче.
– Ключи от дома у тебя с собой или это был вещий сон?
Он что, беспокоится, смогу ли я попасть домой? Или боится, что связался с бездомной психопаткой, которая продала квартиру и потратила последние деньги на ночь с ним? Я пытаюсь вспомнить, запирала ли дверь вчера утром, уходя на работу, и понимаю, что моя дверь не захлопывается сама. Бывает, я забываю её запереть, но тогда она всё равно останется открытой лишь на язычок. Заходи, кто хочет, бери, что хочет. Бывает, я пару раз утром возвращаюсь, чтобы проверить – иногда не зря. Но это уже другая проблема.
– Ты улыбаешься.
Да, я начинаю улыбаться, как придурочная.
– Моя дверь автоматически не захлопывается.
– Это хорошо?
– И да, и нет.
Да уж, одной проблемой меньше для него и для меня. Не нужно ему изображать слесаря. Интересно, он умеет что-то делать руками, кроме того, что показывал вчера? Он придвигается ближе:
– Мне нравится, как ты пахнешь с утра.
Это очень странно, но помогает мне подпустить его ещё ближе, когда он меня обнимает и мягко прижимает к себе. И я чувствую его эрекцию. Разве такое возможно? Это уже не действие препаратов для потенции, если, конечно, он их вчера принимал. А может, это утренний стояк? В принципе, он же молодой мужчина, почему бы и нет. Нет! Потому что для него это работа. Я бы не стала с энтузиазмом в субботу утром писать аналитические отчёты. Хотя кого я обманываю, стала бы и делала. И не мне его осуждать. Особенно, когда он так нежно меня целует.
Мне почему-то очень стыдно. Может быть, потому что я настроилась только на вечер, а сейчас уже утро, и он не обязан всё это делать. Может быть, потому что он всё-таки совсем незнакомый мне человек, и я, конечно, хочу секса, но без эмоциональной близости сложно его допускать в своё интимное пространство раз за разом. Вчера я пошла на сделку с совестью, но сегодня у моего договора закончился срок действия. Говорят, у проституток ПТСР хуже, чем у военных, но я же с другой стороны баррикады. Или нет?
Эти мысли окончательно сбивают настрой. Я упираюсь руками ему в грудь:
– Нет, подожди. Я не могу, больше не должна…
Он сразу же выпускает меня из объятий. Я, путаясь в одеяле, пытаюсь встать. Это удаётся мне не сразу. Я бы чем-нибудь прикрылась, но одеяло всего одно, и я не готова у него его отбирать, потому что тогда он будет совсем обнажённым. А это даже хуже. Лучше уж я, чего он там не видел. В итоге борьба с одеялом и самой собой окончательно лишает меня сил. Я просто сажусь на край кровати к нему спиной, опуская дурную голову на руки.
Причёска распалась, и длинные волосы падают на лицо. Я пытаюсь их убрать, но получается плохо.
– Извини, я не хотел тебя напугать.
Я качаю головой:
– Нет, это ты меня прости.
Я встаю и иду в ванную комнату. Запираю дверь и сразу включаю воду. Не хочу слышать, как он будет собираться. Он бы не сделал мне ничего плохого. Я сама не знаю, чего испугалась и почему оттолкнула, ведь мне было приятно. Точнее, тело реагировало правильно, а голова – нет. В этом и проблема.
Я смываю всю вчерашнюю страсть, стараясь не замочить волосы. Когда я выйду, его уже не будет в комнате, и, наверное, это хорошо. Неприятно, что так всё закончилось, но со мной не может быть по-другому. Я всё умею портить. Мне можно вести мастер-классы «Как уничтожить свою жизнь: Практические советы бывалой» или «Как отделаться от парня за одно утро: Смотри и учись».
Я заворачиваюсь в банный халат и выхожу. И вижу, как он всё ещё сидит на кровати с телефоном в руках. На нём даже боксеры. Он как ни в чём не бывало спрашивает:
– Ты не хочешь позавтракать?
Спрашивает так, как будто мы с ним давно знакомы. И я вместо ответа смотрю на наручные часы и со знанием дела произношу:
– Сейчас почти одиннадцать. Завтрак уже закончился.
– Но ресторан-то открыт.
– Да.
– Тогда собирайся, а я пока схожу в душ, – и уже в дверях добавляет: – Только не убегай, я быстро.
Он наверняка спросил из вежливости, и я должна была отказаться. Но нагло согласилась, даже не заметила, как. Хотя согласилась я не на завтрак, а с тем, что ресторан открыт. Но ведь ресторан в гостинице открыт круглые сутки, на крайний случай всегда можно поесть и выпить в баре. Он подвёл меня к ответу, спровоцировал. Но я ещё вчера заметила, что он может мной управлять. Читает мои реакции и направляет, задаёт наводящие вопросы, даже нужные слова заставляет произносить. И то, что мне вчера в нём казалось положительным, сегодня вызывает сомнения.
Я чую манипуляции за версту, потому что сама это умею. Но только в профессиональных масштабах, в личных целях у меня ничего не выходит. Теперь уже поздно сожалеть. И бежать тоже, тем более что он попросил этого не делать. Я всё-таки воспитанная женщина и не хочу обманывать без причины.
Я собираю одежду с пола и одеваюсь, пока он не смотрит, а то я бы опять смущалась. А когда он выйдет, я буду уже полностью одета. Вот только что делать с причёской? Волосы вьются и падают на лицо, а у меня даже резинки с собой нет. Хорошо хоть расчёска в сумке завалялась.
Глава 4. Поцелуй на прощание
Он не такой стеснительный, как я, и выходит из душа лишь с полотенцем на бёдрах, которое того и гляди упадёт к его ногам. Я не могу смотреть на его атлетически сложенное тело, отточенное в спортзале и совершенно прекрасное, особенно при свете дня. Я резко отворачиваюсь, зажмуриваюсь, чтобы точно ничего не видеть, а потом падаю на кресло и начинаю изучать содержимое своей сумки, хотя ничего интересного там, конечно, нет.
Он хорош, даже слишком. Вне этой комнаты мы бы с ним никогда не встретились, потому что красивых и популярных мужчин я обхожу по ещё большему радиусу. Он, кажется, усмехается, глядя на мою неловкость, но я ничего не могу с собой поделать. Надеюсь, что я его только забавляю, и он не испытывает никаких неприятных эмоций. Мне не хочется его раздражать, хотя, какая разница, если мы с ним сегодня разойдёмся навсегда и больше никогда не встретимся.
Я стараюсь не поднимать глаз всё время, пока он одевается. Но потом тень от него падает на меня, когда он стоит рядом, прямо передо мной.
– Ты готова? Можем идти?
Я смотрю на его ботинки, потом осторожно поднимаю глаза по джинсам, нервно сглатываю, доходя до ширинки, и опять опускаю взгляд, любуясь его красивой обувью. Он протягивает мне руку, но я вскакиваю сама. Конечно, он терпеливо ждёт, пока я соберусь с мыслями. Он даже готов мне помочь, но в моём случае это нерешаемая задача, и мне поможет только топор от головы.
Мои мысли постоянно разбегаются, сталкиваются, падают, смешиваются и проделывают много странных акробатических номеров, ограниченные черепной коробкой. Пока я принимаю решение и начинаю действовать, мне нужно время, чтобы осмыслить. Поэтому я не отвечаю сразу, что приходит в голову. Поэтому люди считают меня излишне рассудительной и очень задумчивой. Зато это помогает мне в работе, а мои тесты на профпригодность бьют рекорды.
Когда я резко вставала, не подумала, что он стоит близко – практически в двадцати сантиметрах от меня. И я резко отступаю назад, натыкаюсь на кресло, колени подкашиваются, и я снова падаю в него. Он уже открыто надо мной смеётся и всё-таки помогает мне встать, аккуратно подтягивая за локти, и сразу отступает, чтобы у меня было больше пространства для манёвра.
– Не ушиблась? Всё нормально?
Хотя он знает ответы на свои вопросы. Они риторические, и он всё это сделал специально. И я повела себя именно так, как он хотел. И всё же я отвечаю:
– Нет… Да.
Мы наконец выходим из номера. В лифте я забиваюсь в дальний угол. Он встаёт у задней стенки. Он гораздо более уверенный и расслабленный, чем я. Я сейчас похожа на невротичную девицу, близкую к обмороку от того, что нахожусь в лифте с красивым мужчиной, который меня вчера отменно трахнул.
Именно так и должны подумать люди, которые входят в лифт этажом ниже. Пара средних лет окидывает нас взглядом. Мужчина слегка кивает мне в знак приветствия, женщина безразлично отводит взгляд.
Когда я соглашалась на эту встречу, то не думала, что будет именно так. В моей картине мира всё должно было закончиться вчера ночью, через пару часов. Он должен был собраться и уйти. Благо, сейчас даже про деньги на тумбочке не нужно напоминать – сумма заранее переведена на банковскую карту. Ира сказала не обсуждать с ним этот вопрос, мол, это не принято, и, в общем, неприлично. Прилично или нет, ей виднее. Как он объясняет это налоговой – не мои проблемы. Но стоит он немало, поэтому, если бы пришлось нести столько наличных денег, я бы, наверное, отказалась. И на тумбочке они бы не поместились. Меня вполне устраивает, что мы с ним не обсуждаем материальную сторону сделки.
Лифт наконец приезжает на нужный нам этаж, оставив пожилую пару ехать дальше, и мы выходим вдвоём.
– У тебя тяжёлая сумка. Я могу понести.
– Нет, спасибо, я справлюсь.
– Всегда справляешься сама.
Это не вопрос, он утверждает. Да, а как же иначе, учитывая, что я одна? Конечно, это мой выбор, и все дела, но иногда и правда хочется живого человека рядом, и не только поговорить или поплакать – для этого у меня есть подруга. Но хочется и чтобы поделиться радостью, да и всякими мелочами. Иногда хочется, чтобы кто-то был рядом, ничего больше. Но это лишь фантазии. У меня уже был муж, но близким человеком он не стал. Я раньше не чувствовала такой отчуждённости, даже от посторонних людей, хотя поняла это только много позже. Конечно, дело было не только в нём, сколько во мне, но легче от этого не становилось. Я бы хотела сказки, но я знаю, что реальная жизнь иная, и поэтому я сама несу свою сумку. Если женщина стала слишком самостоятельной, то мужчина ей нужен, только если она его полюбит, во всех остальных случаях он лишь мешает и раздражает.
Я знаю, где здесь ресторан, поэтому иду первой, или он позволяет мне быть впереди. Но он всё равно рядом.
Девушка на входе с улыбкой интересуется:
– Вы вместе? Столик на двоих?
Он отвечает быстрее, пока я думаю, как странно, что мы всё ещё вместе. Нонсенс. Меня с головой накрывает когнитивный диссонанс.
– Да.
– Пойдёмте.
Она усаживает нас за столик у окна. Я осторожно озираюсь по сторонам. Маловероятно, что здесь сегодня в субботу утром могут быть мои знакомые, но чем чёрт не шутит. Я не нахожу никого знакомого и наконец смотрю на него. А он всё это время смотрит на меня. Его взгляд открытый и дружелюбный. Сейчас он не пытается меня очаровать или склеить, ему это попросту не нужно. Я и так с ним, а причины, которые бросили меня к нему в объятия, уже не имеют значения.
У меня к нему столько вопросов, которые я не стану задавать, но какая разница? Могу ведь я поинтересоваться хоть чем-то. Я никогда бы не подумала, что первой начну разговор, но язык у меня сейчас так и чешется. Пожалуй, сейчас я боялась неловкого молчания даже больше, чем сказать глупость. Я знаю миллион способов начать ничего не значащую беседу. Можно поговорить о природе или о погоде. Это самое простое. Но о чём говорить с мужчиной, который вместо слов приветствия меня трахнул?
– Алекс – это производное от Алексея или Александра?
– Ни то, ни другое.
– Творческий псевдоним?
– Можно и так сказать. Почему Аврора?
Люди не верят, что живого реального человека в двадцать первом веке могут звать Авророй. Но это как раз мой случай. Мой папа, Герман, решил, что имя Аврора как раз подходит к его отчеству, особенно в сочетании с фамилией Виннер. А мама не возражала. Да-да, чуете, в чём подвох? Я – Заря-Победительница. Зато я могу называть своё имя незнакомым людям, и они никогда не подумают, что оно настоящее. Они подумают, что я странная. Опять же, в век параллельной цифровой реальности мне не нужно придумывать ник в социальных сетях или адрес электронной почты, у меня есть настоящее имя. Люди из кожи вон лезут, чтобы придумать что-то оригинальное, а я хотела бы попроще, но не получается.
– Папа так меня назвал.
– Ты и правда похожа на утреннюю зарю.
– Чем же?
– Ты как богиня утренней зари, приносишь дневной свет людям. От Авроры произошли все звёзды, горящие на тёмном ночном небосводе, в том числе Люцифер. Ты именно такая – светлая и чистая, а в душе у тебя самые тёмные демоны. Но именно в этом контрасте и вся прелесть.
– А ты поэт.
– Иногда, но спасибо.
– И тебе – спасибо.
Я не ожидала, что он может говорить нечто подобное. Это не вяжется с его идеальным телом. Нет, не подумайте, что я подвержена самым банальным стереотипам о качках. Я лишь думаю, что мужчины, как с обложки журнала, из другого общества, не моего. И это абсолютно верно, потому что если я услышу имя римского бога, то вряд ли смогу навскидку рассказать о нём, даже несмотря на моё высшее образование. Но он просто достал из своей памяти нужную информацию и очень красиво её изложил, в лучших традициях ухаживаний за женщиной. Возможно, это тоже профессиональный навык. А возможно, он образован даже лучше меня. Но он сделал мне приятно. Опять. И я снова улыбаюсь.
– Можно я задам тебе неприличный вопрос?
Я почему-то краснею. Какой неприличный вопрос он может сейчас задать?
– Да, но я оставлю за собой право на него не отвечать.
– Ладно, – он усмехается, – сколько тебе лет? Не пойми меня неправильно, но вчера, когда ты пришла, я немного испугался, что нарушаю закон, – он заговорщически улыбается.
– Тебя только это во мне напугало?
Он вопросительно поднимает бровь. Я, конечно, молодо выгляжу, но не настолько. И он сейчас ведёт какую-то хитрую игру, подводит меня к каким-то выводам или заставляет испытывать определённые эмоции. Я пока не могу разгадать его двойную игру. Хочет, чтобы я показала ему паспорт?
– Возраст согласия я уже перешагнула.
– Это хорошо, тебе больше шестнадцати, но мне этого недостаточно.
– Двадцать семь, мне двадцать семь.
Это всего лишь цифра, и я её не стесняюсь. Если он хочет знать, сколько мне лет, то это не та информация, которую я буду скрывать. Он картинно выдыхает.
– Это хорошо, гораздо лучше шестнадцати или восемнадцати.
Я не знаю, что на это ответить. «Спасибо»? Люди думают, что главное во флирте – сексуальность, но на самом деле главное – умение удивлять. И нет ничего сексуальнее этого. Я очень сомневаюсь, что кто-то предпочтёт молоденькую, свободную от проблем девушку зрелой женщине с колонией тараканов в голове, которые трещат наперебой. Но то, что он говорит и как, заставляет думать, что всё не так уж плохо, даже хорошо прямо сейчас. К нам наконец подходит официант, и он избавляет меня от необходимости хоть что-то сейчас отвечать.
Но когда заказ принят, меня опять кто-то тянет за язык:
– К тебе, наверное, не приходят молоденькие девушки?
Это звучит обидно, но он и бровью не ведёт.
– Почему? Разные приходят.
Я чуть не ударила себя по лицу. В моей стереотипной картине мира за его услугами должны обращаться или женщины в возрасте, которые вышли в тираж, а молодого мужчину всё равно хочется, или зрелые женщины, которые хотели бы узнать, что такое хороший секс, хотя бы и с профессионалом, или карьеристки, у которых нет времени на поиски подходящего человека и отношения. Но среди них мало молодых. Или я, больная на всю голову.
– Прости, я не хотела тебя обидеть.
– Ты и не обидела. Я могу тебя кое о чём попросить?
– Да.
– Запиши мой номер телефона, если захочешь поговорить.
«Поговорить» в его устах звучит не просто двусмысленно, но даже вполне однозначно и не в прямом смысле. Я разве тяну на постоянную клиентку, которая придёт без посредника? Почему бы и нет. Я явно одинокая, травмированная и платёжеспособная. И не очень взрослая, если ему это важно.
– Хорошо.
Я достаю телефон, и он диктует номер. А потом я делаю ещё одну эпическую глупость и нажимаю на кнопку вызова, сама не знаю, зачем. И тут же даю отбой, запоздало понимая, что теперь у него есть мой номер. Я чётко слышала, как завибрировал в его джинсах телефон. Он улыбается ещё шире то ли моей глупости, то ли моей непосредственности. Но в любом случае, он получил всё, чего хотел, и даже больше. Я и правда не тяну на двадцать семь лет, максимум лет на шесть с половиной – уже не детский сад, но ещё и не школа.
Я не успела довести рефлексию до критического уровня, потому что нам принесли завтрак, а я, оказывается, была голодная как волк. Он чувствует себя уверенно, его движения размеренные и простые. И я тоже немного расслабляюсь. В конце концов, если он здесь со мной, то это его выбор, его желание. Он сам предложил позавтракать, мог уйти и раньше – например, вчера вечером или ночью, даже утром, а теперь уже поздно.
Я часто притворяюсь, скрываю свои мысли, говорю то, что нужно, а не то, что хочется. Я умею производить хорошее впечатление, но не с ним. Со вчерашнего вечера я показывала себя настоящую в разных ситуациях и позах. А теперь мы просто завтракаем – это безопасная территория, где я могу себя контролировать. Честно говоря, это самообман. Я уже и так слишком много лишнего сказала. Сказала то, чего не стану больше никому говорить, задавала неудобные вопросы.
Но тарелки почти пустые, кофе выпит, и у нас уже нет никаких причин оставаться вместе, быть рядом. Нужно что-то сказать на прощание, но у меня язык отчаянно прилип к нёбу. Я забыла все стандартные слова, которые говорят на прощание. И вдруг он говорит:
– Ты красивая. Иногда даже слишком.
Что? Это запрещённый приём, он бьёт ниже пояса, точнее, выше – в самое сердце. Я вскакиваю, хватаю сумку, сбивчиво произношу:
– Спасибо, но мне уже пора. Я должна идти. Надеюсь…
Последние слова я уже не успела произнести. Они потонули, когда он встал. Одну руку положил мне на талию, а другой зафиксировал мою дурную голову за затылок и поцеловал. Сначала влажно захватил мои губы, а потом протолкнул язык поглубже, не оставляя места для манёвра. И я забыла, как дышать, а мысли разом выветрились. Остался только вкус кофе, сейчас снова с мятой. Но и его было достаточно. Рефлексы сработали как надо, я потеряла голову, сердце затрепетало, дыхания не было, а трусики опять намокли.