Еврейка из Шато-Тромпетт

I

Постоялый двор полнился народом. Одни смеялись, другие пели, третьи бранились. Рекой лилось вино, доброе и недорогое в этом славном аквитанском краю.

По залу величественно прохаживался хозяин, крупного телосложения мужчина с багровым лицом. Меж столиков сновала служанка Маринетта, белокожая брюнетка с озорным, смазливым личиком, ослепительными зубками и губками алее разрезанного граната, здесь ставя пинту, там кувшинчик, и не уворачиваясь, когда ее то и дело хватали за талию, а порой и срывали поцелуй.

Кого там только не было, на этом постоялом дворе: мещане и дворяне, речные моряки, водившие груженые благородным хмельным напитком барки, а еще солдаты, явившиеся специально из Бордо, дабы отведать пенистого белого вина, которому харчевня «Три кролика» была обязана своей репутацией.

Располагалось это заведение на расстоянии одного лье от городка Лангон и, следовательно, в паре лье выше по течению от Бордо.

Одиноко и горделиво возвышаясь на берегу Гаронны, в аккурат на развилке дороги на Тулузу, оно словно обращало путнику такие слова:

– Кто здесь не подкрепился, тому дальше ходу нет!

И вниз по реке спускались моряки, из Наварры и Верхнего Лангедока неспешной рысью съезжались всадники, останавливаясь в «Трех кроликах», гремевших на всю провинцию.

Как-то раз, октябрьским вечером 1784 года, в заведении царили невероятный гам и галдеж. За столом у камина, в котором полыхал яркий огонь, устроились четверо гасконцев, перекидывавшихся в ломбер и сопровождавших игру милой беседой. Они сидели с видом настоящих завоевателей, громогласно водили напыщенные речи, время от времени позвякивали о плиты пола шпорами и хлопали ладонями по звеневшим чашам эфесов своих шпаг. Более того, даже выглядели такими добрыми друзьями, будто приехали из одних и тех же краев, проведя вместе детство, хотя виделись впервые, а познакомились всего пару часов назад. Один приехал из Ажана, другой из Тулузы, третий прибыл с окружавших Беарн гор, а четвертый из Кастра.

Встретившись под проливным дождем у ворот «Трех кроликов», они раскланялись и уселись за стол, как братья по оружию, напрочь утратив интерес ко всем остальным, собравшимся на постоялом дворе.

– Проклятье! – воскликнул самый молодой из них, отодвигая карты. – Господа, не стану и далее от вас скрывать, что жуткая погода на улице до такой степени действует мне на нервы, что меня так и подмывает с Божьей помощью устроить добрую свару! Это так же верно, как то, что меня зовут шевалье Галаор де Кастерак, что отец мой промотал на женщин все свое состояние, и что в один прекрасный день я стану маршалом Франции!

– Ха! – ответил на это беарнец. – Клянусь вам, что лично мне на это глубоко наплевать! Это так же верно, как то, что меня зовут граф де Коарасс, и что мой предок, незаконнорожденный отпрыск короля Генриха, отверг руку испанской инфанты! Здесь мы нашли кров, служанка весьма мила, а в моем кармане позвякивают сто пистолей, которые никому и ничего не должны!

– Что до меня, – отозвался в свою очередь дворянин из Ажана, – то я не стану и далее от вас скрывать, что вы видите перед собой племянника мессира Камю де Невиля, королевского интенданта здешней провинции, которому не терпится как можно быстрее оказаться в Бордо.

– Зачем это? – спросил четвертый гасконец.

– Повидаться с невестой.

– Кровь Господня! – воскликнул беарнец. – Ваша милость намерена жениться?

– И уже имел честь вам об этом сообщить.

– А невеста вашей милости, она что, хороша?

– На нее невозможно взглянуть, тотчас не влюбившись.

– Вот анафема!… Может, еще и богата?

– Баснословно.

– А теперь, – вел далее граф де Коарасс, – следите за моей мыслью…

– Я весь внимание.

– Сейчас у нас шесть вечера, скоро стемнеет. Если допустить, что ваша лошадка ничем не хуже моей, которую я за невероятную скорость окрестил Ветрюгой, раньше девяти вам в Бордо не попасть.

– И что из этого?

– И будь вы трижды племянником интенданта, в город вас точно никто не пустит, потому как все врата, от Кайю до Дижо, к этому времени уже закроются.

За соседним с гасконцами столом сидел совсем еще молодой человек, в полном одиночестве запивавший ужин вином, но при этом не упускавший из их разговора ни единого слова, – лет двадцати, с тонкой полоской черных усов, в обветшалом платье и плаще, сквозь который прекрасной летней ночью проглядывали бы звезды.

Услышав, как шевалье де Кастерак заявил, что когда-то станет маршалом Франции, как граф де Коарасс назвал себя потомком короля Генриха, как ажанский дворянин расхвастался родственными связями с королевским интендантом провинции, а их четвертый товарищ намекнул, что камины в замке его предков топят жезлами коннетаблей, он не удержался от наивной ремарки и сказал:

– Какие знатные вельможи… Хотя и не надевают в дорогу парадных одежд, ибо их наряды так же бедны, как и мои!

Сапоги шевалье де Кастерака и правда выглядели несколько стоптанными, камзол графа Коарасса, сколько он ни называл себя потомком короля, пестрел заплатами, племянник интенданта, намеревавшийся взять в жены богатую наследницу, щеголял в дрянных штанах, да и у четвертого гасконца, приехавшего прямиком из Кастра, в кошеле тоже наверняка было не густо.

– Хотел бы я посмотреть, каким это образом мне не позволят въехать в город, где повелевает и властвует мой дядя, – молвил племянник интенданта, пожимая плечами.

– Лично я бы вышиб ворота головкой эфеса моей шпаги!

– Со мной такое уже бывало, – скромно заметил граф де Коарасс.

– В самом деле?

– Я пинком вышиб створку врат Кайю.

– Да, сил вам не занимать, знатный мой господин, – без всякого намека на смех заметил ажанец.

– Да погодите вы!

– Как? Это еще не все?

– Это еще ерунда, впрочем, сейчас сами все увидите. Вышибив врата, я лицом к лицу столкнулся с десятком солдат во главе с корнетом! Выхватил шпагу, бросился вперед и двумя ударами укокошил сразу троих!

– Осталось семь, – спокойно заметил ажанец.

– Затем нанес еще два удара и…

– Уложили троих еще?

– Нет, четверых.

– Так, осталось трое. И что же было потом?

– На мою беду, у меня сломалась шпага. Отшвырнув ее в сторону, я схватил корнета за ноги, воспользовался им как дубинкой и прикончил двух остальных.

– А корнет?

– С тех пор меня мучает раскаяние, клянусь честью! Он ведь был хороший парень. Потом мне даже рассказали, что мы с ним дальние родственники.

– Вы что же, его убили?

– Бросил в Гаронну, а так как он не умел плавать, то сразу пошел ко дну.

– Это еще что, господа! – воскликнул шевалье де Кастерак. – Со мной приключилась история куда умопомрачительней.

– Быть того не может! – возразил граф де Коарасс.

– Имею честь, сударь, вам о ней поведать.

– Валяйте, мы вас слушаем.

– В минувшем году в По, где мне тогда довелось жить, я воспылал страстью к одной прекрасной даме, имя которой, с вашего позволения, сохраню в тайне. У нее имелся муж.

– Это уж как полагается.

– Да к тому же еще ревнивец. Как-то ночью он застукал меня в объятиях его красавицы. Вот негодяй! Притворился, что уезжает, а сам неожиданно вернулся, прихватив с собой три десятка решительных молодцов, заполонивших всю супружескую спальню. Оружия я с собой не захватил, а из одежки на мне остались одни подштанники. Другой на моем месте сиганул бы в окно, я же схватил с каминной полки массивный серебряный подсвечник и ринулся на врага. Бой длился час, по истечении которого на ногах остались стоять только муж и я.

– А как насчет жены?

– Лежала без чувств, черт бы ее побрал!

– И что же вы сделали с супругом?

– Мерзавец принес мне свои извинения. И правильно сделал, клянусь честью!

– Не в моих привычках хвастаться подвигами на ниве шпаги или любви, – заявил выходец из Кастра, – но в данном случае я просто обязан рассказать вам на что способен. Это так же верно как то, что меня зовут Клодион де Мэн-Арди.

– Выкладывайте, мы само внимание.

– Как-то вечером решил я искупаться в Тарне. И вдруг вижу, что на меня плывет что-то непонятное. Поначалу мне показалось, что это барка, но через несколько мгновений мои иллюзии рассеялись, причем самым неприятным образом… Это оказался кит…

– Кит в Тарне?

– Ну конечно же. Заплыл из моря и поднялся вверх по течению.

– И как же вы поступили?

– Энергично рванул к берегу, где лежала моя одежда, схватил шпагу, бросился обратно в реку и стал вонзать ее где только мог. Бедолага издох в мгновение ока. Затем я вытащил его на песок и мои люди разделали тушу. У меня в замке до сих топят исключительно китовым салом!

– Полагаю, теперь пришел мой черед! – вставил слово ажанец.

Но в тот самый момент, когда он уже было приготовился завести свою гасконскую фанфароннаду, дверь постоялого двора «Три кролика» распахнулась и на пороге возник новый персонаж, дрожавший всеми членами, с которого ручьями стекала дождевая вода.

У него, естественно, не имелось ни несмолкаемой шпаги на боку, ни звонких шпор на сапогах. Да и голову он горделиво не задирал вверх, как те наделенные богатым воображением хвастуны, которых в изумлении слушал ужинавший в одиночестве юный дворянчик.

Вновь прибывший был уже в годах, тщедушен, невысок, носил длинную бороду, кутался в видавший виды широкий плащ, а седые волосы прятал под шапкой с ушками, подбитыми лисьим мехом.

Вежливо и даже униженно поклонившись шумной компании, он устроился поближе к очагу.

– Да это же дядюшка Самуэль, прости меня Господи! – закричал дворянин из Ажана.

– К вашим услугам! – ответил старик, отвешивая еще один поклон.

– Ростовщик! – воскликнул граф де Коарасс. – Самый настоящий грабитель.

Новый персонаж снова поклонился.

– Этот человек, – добавил шевалье де Кастерак, – дает в долг под двести процентов!

– Ничего-то вы, сударь, не знаете, – улыбнулся в ответ еврей, – я ведь ссужаю деньгами только под залог, а поскольку вам закладывать нечего…

– Господа! – заявил граф де Коарасс. – Я не потерплю, чтобы под одной с нами крышей рассиживался подобный персонаж!

– Я тоже! Я тоже! Я тоже! – поддержали его трое остальных гасконцев.

– Славные мои господа, – ответил дядюшка Самуэль, – постоялый двор существует для всех…

– Но только не для тебя… Проваливай, скотина! Прочь!

– А если я откажусь?

– Тогда я вышвырну тебя в окно.

Остальные посетители хором встали на сторону гасконцев.

– Прочь отсюда, жидовское отродье! – закричали со всех сторон. – Прочь, ростовщик!

Старичок не сдвинулся с места.

Надменно вскинув голову, граф де Коарасс подошел к нему, занес руку и спросил:

– Мерзавец! Уйдешь ты или нет?

Но в то же мгновение между ним и старым евреем встал тот самый дворянин, что ужинал в одиночестве, и закричал:

– Назад!

Затем ловко выхватил шпагу и добавил:

– Вас четверо против меня одного. Но того, кто сделает еще шаг, я убью как собаку! Это так же верно, как то, что меня зовут Рауль де Блоссак, что у меня нет ни замка, ни земли, и что все мое богатство составляют десять экю!

С этими словами он с таким знанием дела сотворил шпагой в воздухе мулинет, что четверка гасконцев попятилась назад, отступила и устроила совет.

– Кто он такой, этот молокосос? – спросил дворянин из Ажана.

– Ха! – воскликнул, в свою очередь, шевалье де Кастерак. – Дружочек, вы что, явились сюда, чтобы вас прокололи шпагой? Решили опечалить родных?

– Голубчик, – добавил благородный господин из Кастра, – меня охватило жгучее желание посадить вас в карман и отвезти моим племянникам, они обожают игрушки.

Рауль де Блоссак все так же улыбался, его шпага по-прежнему выписывала в воздухе уже упомянутый мулинет.

– Ну же, господа, – сказал он, – к чему все это бахвальство? Если кто-то из вас желает свести знакомство с рапирой молокососа, милости прошу. Для этого вам достаточно лишь набраться решимости.

Ну же, господа, к чему все это бахвальство?

– Право же! – ответил на это граф де Коарасс. – Пусть потом не говорят, что меня вызвал на дуэль какой-то желторотый птенец…

И тоже обнажил шпагу. Когда со звоном скрестились клинки, разговоры в зале стихли.

Граф фехтовал хорошо, но наш герой все же лучше.

С быстротой молнии Рауль пару раз отбил атаку врага, сковал его шпагу, отбиваясь и нападая в третьей позиции, затем резким ударом выбил оружие из рук графа, который в ярости зарычал.

– Сударь, – вежливо молвил Рауль, – прошу заметить, что противника можно просто обезоружить, а можно нанести ответный удар, эти два понятия тесно связаны друг с другом. Я вполне мог вонзить в вас шпагу на всю длину.

– Любезный, – ответил на это граф, несколько смущенный поражением, но все же тронутый этой чрезмерной вежливостью, – вы славный малый, поэтому я призываю товарищей последовать моему примеру.

И протянул руку.

– Чтоб нас черти задрали! – молвил дворянин из Кастра. – В конце концов, мы же не крокметаны1 какие-то!

– Не людоеды! – добавил племянник интенданта.

– И детишек на завтрак тоже не употребляем! – поддакнул шевалье де Кастерак.

После этих слов они протянули руки Раулю де Блоссаку, с уст которого не сходила улыбка.

Еврей тем временем не проронил ни звука, однако ужас, отражавшийся на его лице, тотчас сменился живейшим удовлетворением.

Хозяин «Трех кроликов» открыл дверь, высунул в нее руку и сказал:

– Дождь, господа, закончился, и если кому-то из вас не терпится продолжить путь, то…

– Я и правда тороплюсь, – сказал племянник интенданта, – меня ждет невеста.

– Я тоже! – добавил путник из Кастра. – Неужели вы думаете, что я буду сидеть, сложа руки?

– Что до меня, – вставил слово шевалье де Кастерак, – то мне хоть и некуда особо спешить, я все же не прочь вышибить плечом в Бордо створку каких-нибудь врат!

– Эй, плут! – воскликнул граф, обращаясь к кабатчику. – Живо вели седлать наших лошадей.

– Они, господа, уже под седлом! – произнес только что вернувшийся из конюшни слуга.

– В таком случае – едем!

– Мой юный друг, – сказал граф де Коарасс, снова протянув Раулю де Блоссаку руку, – мне по душе и молодость, и отвага. Не держите на меня зла, если я давеча вас малость пожурил.

– Ах, сударь, – с улыбкой ответил на это Рауль, – я пребываю в том возрасте, когда любой урок только на пользу. Премного вам благодарен!…

– Мой замечательный друг! – произнес, в свою очередь, ажанец. – Если судьба занесет вас в Бордо, не премините заехать в Шато-Тромпетт, там вы будете как у себя дома.

– Премного вам благодарен! – повторил Рауль.

– Коли же вам будет суждено подняться вверх по течению по левому берегу Тарна, – добавил путник из Кастра, – обратите внимание на небольшой, но великолепный замок с высокими башенками, властвующий над четырнадцатью квадратными лье окрестных земель, который принадлежит мне. Я угощу вас вином, после которого «Шато Марго» покажется дрянной кислятиной!

– А еще запомните вот что. – молвил шевалье де Кастерак. – Я еду в Париж, где меня ждет король, дабы доверить мне полк. Если вам в голову вдруг придет блажь пойти на военную службу, я приберегу для вас эполеты.

Покончив с этими новыми напыщенными речами, четверо гасконцев поклонились и вышли.

– Ежели вам по той или иной надобности взбредет в голову оказаться в Бордо нынче же ночью, – с улыбкой обратился к своему юному защитнику старый еврей, – поезжайте со мной. Вот увидите, эти прекрасные господа будут смиренно дожидаться когда в Шато-Трампетт выстрелит пушка, разрешая открыть городские врата.

– И врата эти распахнутся перед нами, но не перед ними?

– Совершенно верно.

Рауль окинул старого иудея любопытным взглядом.

Тот продолжал улыбаться.

II

– Мой благородный господин, – сказал он, – и здесь, и в других краях, да практически повсюду, я слыву бедолагой, которого знатное сословие обижает, а простой люд осыпает оскорблениями когда надо и не надо. Однако в Бордо я особа важная. Для нас, Израилевых сынов, это настоящая столица, в которой мы живем в ладу с властью, причем как королевской, так и городской… Сначала все хотели, чтобы мы приняли католицизм, но немного погодя все же позволили сохранить веру отцов, хотя и запретили проводить на людях какие бы то ни было обряды. А теперь вот разрешили свободно исповедовать нашу религию, лишь бы мы платили подати и жили как положено добрым гражданам.

– Но сударь! – воскликнул Рауль. – Неужели эта терпимость доходит до того, что перед вами ночью отворяют врата?

– И да, и нет.

– Как это?

На лице Рауля все больше отражалось удивление.

– Больше я ничего сказать не могу, – добавил Самуэль, – вам достаточно знать, что если вы хотите сегодня же ночевать в Бордо, надо всего лишь поехать со мной и не более того.

– И перед нами растворятся врата?

– За это я вам отвечаю.

– Я бы совсем не прочь провести подобного рода опыт, – продолжал обедневший дворянин, – но…

– Этому что-то мешает?

– Нынче я проделал немалый путь и мой конь очень устал.

– Подумаешь, велика беда! Оставьте его здесь. Кабатчик, мой добрый приятель, вам завтра его пришлет.

– А я что, пешком пойду?

– Ни в коем случае, поедете со мной.

– Вы одолжите мне лошадь?

– У меня есть кое-что получше.

– Экипаж?

– Берите выше.

– Ничего не понимаю.

– Не торопитесь, дайте мне отужинать. Потом сами все увидите. И раз уж вы защитили меня от грубости этих четырех болтунов, позвольте выразить вам мою признательность.

– Как вам будет угодно! – молвил Рауль.

Еврей уселся за стол, быстро поел, запил вином, не впадая в излишества, положил на стол два экю и сказал:

– С вашего позволения, мой юный вельможа, я за вас расплачусь.

– Ни в коем случае! – с чувством воскликнул Рауль. – Этого моя душа просто не вынесет.

С этими словами он достал из своего тощего кошелька монетку в тридцать су, которые и составляли все его расходы в «Трех кроликах».

Настаивать иудей не стал, лишь поднялся со стула и сказал:

– А теперь идемте со мной.

Рауль де Блоссак поправил плащ, застегнул поясной ремень шпаги, откланялся и проследовал за стариком.

Вместо главного входа, тот направился к другой двери, прятавшейся в глубине зала.

Переступив ее порог, Рауль, не отстававший от него ни на шаг, оказался на берегу.

С юго-запада на него с неистовым свистом набросился ветер. Река с глухим рокотом катила желтоватые, словно напитанные илом волны.

У кромки воды Рауль заметил какой-то свет, сверкавшей будто маяк в темной ночи. Это на носу большой палубной барки для перевозки по Гаронне вина горел фонарь.

– А вот и наша лошадка, – сказал еврей, – куда лучше экипажа, потому как домчит нас гораздо быстрее.

И первым поднялся на борт. Рауль последовал за ним.

Тогда четверо моряков на палубе приготовились к отплытию. Один отдал швартовы, другой встал за штурвал, двое остальных вооружились длинными шестами для промеров глубины реки.

Отчалив от берега, барка отдалась на волю течения и помчалась вниз.

Дядюшка Самуэль уселся на корме, Рауль де Блоссак рядом с ним.

– Послушайте, мой юный друг, – сказал старик, – я могу задать вам один вопрос?

– Если вам, сударь, будет угодно, – ответил Рауль, – то даже два.

– Вы едете в Бордо?

– Да.

– Попытать счастья?

Произнеся эти слова, еврей тут же поспешил добавить:

– Прошу прощения за любопытство и предположение, которое может показаться не совсем приличным, но вы не первый дворянин, приезжающий поправить пошатнувшиеся дела, занявшись в Бордо торговлей. Занятие это самое что ни на есть благородное. У нас есть маркизы, не гнушающиеся продавать вино, и бароны, поставляющие колониальные товары.

– Ничего нескромного в вашем вопросе нет. – с улыбкой ответил Рауль. – Я приехал в Бордо не торговать, а подняться на борт корабля и отправиться в Америку, где совсем недавно вспыхнула война.

– Вот как? – произнес иудей. – Это, мой юный друг, совсем другое дело. Единственно, позвольте высказать вам одно замечание.

– Я вас слушаю.

– Только что на постоялом дворе вы заявили, что у вас нет ни замка, ни земли…

– Это чистая правда.

– А все ваше богатство – десять экю, так?

– Совершенно верно.

– Но ведь на десять экю далеко не уедешь.

– Мне это известно.

– При том, что капитаны привыкли брать плату с тех, кто поднимается к ним на борт.

– Понятное дело… – ответил Рауль. – Но признаюсь сразу – в Бордо у меня есть родственник, сумевший неплохо устроиться, на которого я в некоторой степени рассчитываю.

– Да? Тогда другое дело.

Больше вопросов еврей не задавал.

Барка резво бежала вниз по течению.

– Через час будем в Бордо, – сказал Самуэль, немного помолчав.

– Раньше наших знакомых господ? – спросил Рауль, имея в виду четверых гасконцев.

– Не обязательно, ведь они выехали с постоялого двора «Три кролика» за час до нас.

– И то правда, – согласился Рауль.

Иудей снова замолчал, но уже через несколько мгновений возобновил разговор.

– Вы знаете в Бордо какой-нибудь постоялый двор? Или намерены остановиться у того самого родственника?

– Нет-нет! – воскликнул Рауль. – Только не у него. Кузен теперь знатный вельможа, и так как с момента нашей последней встречи прошло десять лет…

– Перед тем, как явиться к нему с визитом, вы остановитесь на постоялом дворе?