Якорь и Древо

Он встал и вернулся на свою скамью. Сэдрик не мог сказать ни слова. Он знал, что Тери не человек. Знал, что у того где-то есть бабушка колдунья. Что сам его младший братишка когда-нибудь, лет через шестьдесят, начнет повелевать океаном… Но это когда еще будет. Сейчас Тери ничем, кроме непомерной силы и вспыльчивости да умения жить под водой, от людей не отличался. Сэд никогда не сталкивался с настоящей магией. В привычном ему мире такое встречалось лишь в сказках. А тут: драконы, волшебные огненные клятвы… Все это никак не могло быть правдой. Но именно так все и обстояло. Тери действительно не сидел бы тут так спокойно, не будь он уверен, что сбежать невозможно.

– Я ведь на самом деле видел спаленные драконом острова, – будто прочитав его мысли, тихо произнес Тьяро. – А однажды на моих глазах сгорел человек с красной прядью в волосах. Просто так. Взял и вспыхнул. Был человек, а стала горсть пепла. Меня, конечно, тут же увели оттуда, но объяснили, что то был глупец, посмевший обмануть Хозяина. Видишь ли, Сэд, магия драконов очень сильна. А тому, что захватил Даавгар, уже, наверное, две тысячи лет. Он может многое.

– Да чтоб тебя, Тери… – простонал, наконец, Сэдрик, тоже сжав в кулаке алую прядь волос. – Я-то все надеялся, что ты придумал какую-то хитрость, что собираешься обмануть старика! Во что ты втянул меня и наши земли?

– А я-то что? – вскинулся Тьяро и, как всегда, вместо защиты пошел в нападение. – Нас в любом случае притащили бы во дворец, закованных в цепи! Шах знает, кого посылать за добычей. Сбежать нам все равно бы не дали.

Скрипнув от приложенного усилия зубами, Сэдрик сел, посмотрел Тери в глаза и сухо начал:

– Тьяро Кордолье Торгедос Бракари, ты совсем последний ум пропил или только притворяешься? Причем здесь шах? Причем цепи? Да я бы год провел в кандалах, лишь бы угроза касалась меня одного! Понимаешь ты это или нет, дурья твоя башка?!

Выкрикнув последние слова, Сэдрик закрыл глаза, затем сказал совсем тихо:

– Ты заигрался, Тери. Ты мог сколько угодно рисковать собой. Даже мной. Но вот так, походя, поставить под удар наши семьи и наши земли… Это чересчур даже для тебя. Как я мог тебе довериться и согласиться на такое? Старик ведь сказал, чем грозит клятва! О Творец! Воистину, когда ты хочешь нас наказать, то отнимаешь разум…

– Но я думал… – начал Тьяро.

– Только о себе! – жестко припечатал Сэдрик, открывая глаза. – Как всегда, Тери, ты думал только о себе! Ему, видите ли, пришлось бы ехать в цепях! А то, что теперь, по твоей милости, жизни наших близких висят на волоске? Ты о них подумал? Нет, конечно. Это ведь такие мелочи! Просто какая-то там земля с какими-то людьми. Что значит их существование по сравнению с удобством путешествия несравненного Кондора!

Тьяро раскрыл было рот, но тут же закрыл его. Сэдрик, осуждающе глядя на побратима, покачал головой и горько произнес:

– Я сам виноват. Все время забываю, что ты не человек. Думаю о тебе, как о взрослом сорокалетнем мужчине. А ты еще просто-напросто глупый самоуверенный мальчишка… Ох, Тери, я не доживу до того времени, когда ты повзрослеешь. Ты хоть понимаешь, что натворил? Какая теперь на тебе лежит ответственность? Надеюсь, что понимаешь и не планируешь нарушать правила. Потому как, если тебе взбрендит погеройствовать, показать норов или даже просто поштормить, ты не только сгоришь сам. Ты погубишь всех своих близких! Всех жителей Браско! Моряков, горожан, виноградарей… Всех! Понимаешь?

Не успел Тьяро что-то ответить, как дверь в их небольшую, отделанную белым камнем комнату открылась. На пороге возник улыбающийся толстяк в рыжем шелковом одеянии. Он несколько раз поклонился, а затем заискивающе протянул:

– О драгоценные гости великого шаха! Я управитель здешних купален. Хорошо ли вы отдохнули? Мы уже готовы начать и отнести вас в первый банный зал! Вы позволите?

Сэдрик наконец-то выпустил чуть не вырванную им с корнем алую прядь и непонимающе взглянул на Тьяро, переспросив:

– Начать? А разве уже не все? И зачем носить?

Тот кисло улыбнулся и пояснил:

– Здесь так принято. Все источники пресной воды на Даавгаре принадлежат шахам. И купальни это очень дорогое удовольствие. Своими ногами по ним уважаемые гости не ходят. Их носят из зала в зал. А бань тут может быть много. Я так думаю, что старик поручил ему показать нам все. Они, действительно, еще даже не начали. С нас просто соскребли грязь.

Толстяк заулыбался шире, снова поклонился и подтвердил:

– Благословенный господин, прекрасный и мудрый, как само море, сказал истинную правду! Многоуважаемый Салим велел нам оказать гостям солнцеподобного владыки радушнейший прием! Я уже вызвал самых умелых банщиков, приказал жарко натопить все печи, достать дорогие редкие масла и приготовить лучшие кушанья! Вам у нас обязательно понравится! А сейчас нижайше прошу дозволения отнести вас в лавандовую баню! Она великолепно снимает усталость после дальней дороги!

Посмотрев на застывшего перед ними с умильной улыбкой даава, Сэдрик снова перевел беспомощный взгляд на Тьяро. Тот, все еще хмурый и нахохленный, пожал плечами, затем пробурчал:

– А разве есть выбор? Ты же сам сказал, что теперь нельзя нарушать правила. А старик велел слушаться банщиков. Зато, хоть узнаешь, что на свете есть еще кое-что кроме рек, горных ручьев и одной на всех бадьи с остывающей водой. В Браско тебя же было в купальни не затащить…

Он повернулся к толстяку и спросил:

– Скажи нам, уважаемый, сколько бань в твоем заведении?

Тот всплеснул пухлыми руками.

– Восемь, о наши несравненные гости! Для вас приготовлены две роскошные комнаты отдыха, два чистейших бассейна, настоящий сад с фонтаном и восемь знаменитых на весь Даавгар бань Харрура! – Толстяк принялся загибать пальцы. – Кедровая, солевая, апельсиновая…

– Довольно, – остановил его Тьяро. – Мы поняли. Давай уже начнем.

Управитель тут же снова поклонился и хлопнул в ладони. По его знаку в комнату вбежали рослые слуги с носилками, и уже через несколько минут гости шаха скрылись в густых клубах благоухающего лавандой пара.

* * *

Продолжить разговор удалось далеко не сразу.

После первых двух бань Сэдрик крепко засыпал сразу, как только оказывался на разогретой мраморной скамье. В третьем зале оказалось не так жарко, но очень влажно. Пар был настолько плотным, что скрывал все, подобно утреннему туману в речных низинах. Банщики устроили друзей на горячих каменных полках, а затем принялись разминать им мышцы и сбрызгивать холодной водой.

Затем Сэдрика и Тьяро принесли в первую, очень дорого и со вкусом обставленную, комнату отдыха. На полу лежал толстый узорный ковер, большие глубокие кресла украшали яркие атласные подушки, многочисленные светильники горели ярко и ровно. За большим открытым окном в торце комнаты на разные голоса шумел вечерний город. Дверь в коридор не запиралась.

Усадив гостей в кресла, слуги низко поклонились и вышли. Сэдрик быстро осмотрелся. Тьяро уже взлетел на подоконник и жадно уставился в сторону видневшегося вдалеке моря. Он походил на птицу, которую принесли в родной лес, но так и не выпустили из клетки.

Тяжело вздохнув и покачав головой, Сэдрик, наконец, обратил внимание на роскошно накрытый обеденный стол. На красных тарелках высились горы свежих пахучих лепешек, пестрели разнообразные мясные и рыбные блюда, зелень, нарезка из овощей и фруктов, какие-то непонятные сладости… Посредине, на отдельном блюде стоял объемный кувшин ключевой воды с маленькими чашками. Но больше всего Сэда удивило отсутствие столовых приборов.

Он повернулся к Тьяро и громко спросил:

– А как все это есть?

Кондор вздрогнул, но не повернулся. Его плечи вдруг поникли.

– Море меня не слышит, – сказал он, наконец, очень тихо. – Слишком далеко. Я его слышу, а оно меня нет… Слишком далеко. Ты прав, Сэдрик. Я последний болван. Там, у заставы на побережье, нужно было не рубиться, сломя голову, а спокойно позвать на помощь. Возможно, нас бы услышали. Вытащили отсюда. А теперь…

Сэдрик быстро встал, подошел к другу и развернул того к себе лицом.

– А теперь нам нужно хорошо поесть, – твердо заявил Тордальд. – И никаких возражений. Марш за стол и объясни, как со всей здешней снедью справиться.

Тьяро понуро кивнул, соскользнул с подоконника и сел за стол.

– Смотри! – продолжил расположившийся напротив него Сэдрик. – Тут нет никаких столовых приборов! Я могу понять, что пленникам не положено давать ножи с вилками. Но где хотя бы ложки?

– А нигде, – нехотя ответил все еще непохожий сам на себя Тьяро. – На Даавгаре ты их даже во дворце шаха не найдешь. Здесь едят вот так.

Он подхватил щепотью кусочек жареной курятины, макнул в какой-то густой желтый соус и отправил в рот. Затем, так же молча и не поднимая головы, принялся есть руками все остальное. Время от времени Тьяро смачивал пальцы в большой чаше воды с лепестками белых роз. Сэдрик недолго понаблюдал за ним, потом, пожав плечами, присоединился к трапезе.

Как только поели, их отнесли в следующую жаркую баню. После друзей ждал большой бассейн. Тьяро, едва увидев, куда их доставили, тут же соскочил с носилок и нырнул на самое дно. Сэдрик тоже вошел в приятно прохладную воду, с удовольствием проплыл туда и обратно, затем выбрался и упал в кресло. Тьяро все еще сидел на дне.

«Если б не пузырьки воздуха, – подумал Сэдрик, глядя на замершего друга, – я ни за что не сказал бы, что там живой человек. Хотя… В том-то и дело, что Тери не человек. Он только выглядит, как все люди. А на деле он ведь совсем другой. Он морэг. И от того все беды…»

Наконец Тьяро поднялся на поверхность, но только затем, чтобы с шумом и брызгами ринуться вплавь к другому борту бассейна. Так он метался из стороны в сторону, пока за ними не пришли банщики.

Из апельсинового пекла гостей шаха принесли в ярко освещенный, пахнувший лимонами зал и усадили в кресла перед закрепленными на высоких подставках зеркалами. За дело взялись цирюльники. Они ловко убрали волосы посетителей под высокие тюрбаны из полотенец и приступили к бритью.

Мастера работали долго и тщательно. Сэдрику вскоре наскучило за ними наблюдать, и он прикрыл глаза. Острое лезвие неспешно прошлось по его шее, щекам, подбородку и, наконец, исчезло.

Вдруг раздались шум, звон и крики. Сэд тут же вскинулся и осмотрелся. Вокруг Тьяро началась какая-то суета. Дверь с грохотом распахнулась, и в зал ворвался разъяренный старик с тремя воинами.

– Сиди на месте! – приказал он, на бегу ткнув пальцем в Сэда, и рванулся к Тьяро.

Там продолжалась суматоха.

– А ну все прочь от гостя владыки! Бегом за лекарем, болваны! – гаркнул уже разобравшийся в случившемся Салим.

Перепуганные служители купальни кинулись врассыпную. Старик цепким быстрым движением ухватил за волосы смертельно бледного цирюльника, хлестнул его по щеке, а затем кинул на пол, прикрикнув:

– Ни с места, сын неуклюжего осла!

В довесок Салим пнул скорчившегося брадобрея и плюнул на него. Сэдрик смог, наконец, разглядеть Тьяро. Тот сидел в кресле, прижимая к левому плечу окровавленную тряпку.

– Ты как, Тери? – встревоженно крикнул Сэд.

– Жить буду, – отозвался тот почти весело. – Этот косорукий полоснул меня бритвой. Ничего страшного. Просто царапина.

Сэдрик кивнул, но не успокоился. По обилию крови на тряпке он понял, что рана серьезная. А Тери никогда не признается, что ему больно.

Прибежал лекарь. Пока он промывал и обрабатывал руку Кондора, Сэд хорошо рассмотрел ее. Порез шел через все плечо чуть выше локтя и действительно оказался очень глубоким.

– Не извольте беспокоиться, многоуважаемый Салим! – лепетал между работой дрожащий лекарь. – Драгоценному гостю владыки совсем ничего не угрожает! Я сейчас же все зашью! Самым лучшим синим шелком зашью! Самым дорогим, крепким и тонким! И мазь нанесу, и забинтую. Если рану не беспокоить, то не пройдет и месяца, как рука будет полностью здорова…

– Не надо перевязывать, – прервав его, произнес Тьяро сквозь зубы и посмотрел на старика. – Скажи, чтобы только зашил. Не надо мазей и повязок. На мне с ними будет дольше заживать. Я не могу позволить нанести себе вред. Скажи ему!

Салим испытующе посмотрел на Тьяро, потом кивнул лекарю:

– Ты слышал, что сказал гость? Делай так.

Тот поклонился, закончил работу и вручил Тьяро чистое полотенце, чтобы прижать рану. Салим придирчиво осмотрел шов, снова кивнул и обратил внимание на все еще лежавшего на полу брадобрея.

– Вы, двое! – окрикнул старик пришедших с ним воинов. – Тащите эту падаль к столбу, а затем к пламени Хозяина. Вина преступника: поранил посетителя. Да свершит Величайший свой суд!

Завывшего в голос цирюльника подхватили под руки и уволокли из зала.

– Ты, – указал Салим третьему воину, – распорядись, чтобы всем, кто тут был, включая управителя, сейчас же всыпали по десятку плетей!

– А ты, – старик обернулся к Тьяро, – отвечай, что тебе нужно, чтобы поправиться быстрее? Увести вас отсюда? Отправить спать? Дать какие-то снадобья?

– Нет, – тихо ответил тот. – Ничего не надо. Оставь все, как есть. Еще три бани и бассейн. Это то, что мне нужно.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – так же тихо произнес старик. – Мне бы не хотелось вместо тебя привезти владыке горсть пепла.

– Мне тоже хочется пожить хоть немного, – еще тише сказал Тьяро. – Сделай, как говорю. Как ты видишь по шрамам, это не первая рана в моей жизни. Я знаю, что нужно.

– Хорошо. Дальше оба слушайтесь банщиков.

Отдав приказ, старик вышел и закрыл дверь. Вскоре стали возвращаться помятые служители купален, последним появился уведенный воинами брадобрей.

– Его что, не наказали? – удивился Сэдрик.

Тьяро снова кисло улыбнулся и пояснил:

– Еще как наказали. Посмотри на его волосы. Видишь? Раньше красной пряди там не было. Вот это и есть правосудие по-даавски. Здесь за все преступления, кроме убийства, одна кара: плети, а потом немедленная смерть или клятва на пламени дракона больше не повторять то, в чем провинился. Все, конечно, предпочитают второе. Вот и наш бедняга выбрал клятву. Если он еще раз порежет посетителя, то сгорит на месте. Хорошо еще, что волей Хозяина такие клятвы всегда даются только лично. Не правом на добычу, как в нашем случае. Если что, огонь не тронет его близких.

Сэдрик поежился и внимательнее присмотрелся к работавшим вокруг них слугам. У троих он тоже заметил красные пряди в волосах. А у одного даава их виднелось даже несколько.

– Это жестоко, – наконец произнес он.

– Жестоко, – согласился Тьяро. – Такой порядок здесь установил дракон уже много веков назад. Зато на его островах почти нет преступлений. А в тюрьмы попадают лишь чужеземцы вроде нас.

– Но… Но почему я об этом никогда не слышал? Ни о драконе, ни об этих жутких клятвах? Как можно не знать такого о соседней стране?!

– Да потому что ты, Сэдрик не даав. И даже не кровный родич даава, как я, например. Потому и не знал. Никто за пределами Даавгара сейчас не знает о том, что тут происходит. Все думают, что драконы, как и морэги, если даже и существовали когда-то в незапамятные времена, так давно безвозвратно повывелись. Здесь очень закрытое государство. Иноземных купцов, даже браскийцев, не пускают дальше таможенных портов. Сами даавы никогда чужакам о Хозяине не расскажут. Это закон. А что бывает со случайно попавшими сюда странниками, ты уже прочувствовал на себе…

– Бесценные гости! – осторожно прервал разговор подрагивающим голосом управитель купален. – Вы дозволите нам продолжить? Вас уже ждут в следующей парильне…

– Давай! – Тьяро махнул здоровой правой рукой. – Тащи свои носилки. Нам уже наскучило тут сидеть!

* * *

Из пихтовой бани побратимов доставили в зал с новым бассейном. Тот был меньшего размера и формой напоминал глубокую чашу. Тьяро снова соскочил с носилок и нырнул на самое дно. Только в этот раз лег и свернулся клубком. Вода над ним даже не колыхалась. Наконец Тьяро поднялся, подплыл к бортику и оперся на него руками. Все время наблюдавший за ним Сэдрик встал с кресла и подошел ближе.

Присел рядом с другом, затем негромко спросил:

– Ты как, братишка?

Тьяро равнодушно пожал плечами.

– А что мне сделается? Я ведь не человек, а селедка. Мне кроме воды ничего не надо. Вот смотри! – Он приподнял порезанную руку. – Уже не кровит. Недели через две ничего кроме шрама не останется. Если, как сказал лекарь, рану не трогать…

Сэд услышал в последних словах друга что-то совершенно невозможное. Он тут же схватил Тьяро за голову и приподнял его лицо, не дав отвернуться.

– Ты чего раскис, как медуза на песке? А? – прикрикнул Сэдрик. – Да, мы влипли по уши. Но это вовсе не значит, что мы отсюда не выберемся. Понял меня? Ты всегда придумывал, как обмануть смерть. Придумаешь и сейчас. Я в этом просто уверен. Давай. Посмотри на меня!

Тьяро нехотя поднял тусклый взгляд. Даже бирюза в нем, казалось, поблекла. Сэд отпустил голову названного младшего брата, сел на бортик бассейна и спустил ноги в воду.

– А знаешь, Тери, – сказал он так, будто продолжил легкую беседу за чашкой чая. – Ничего не случается просто так. Во всем есть смысл. Ты вот, например, попав сюда, понял, что мог позвать на помощь вместо того, чтобы, выпрыгивая из штанов, пытаться все сделать самому. Тебе ведь никому и ничего не надо доказывать. Все и так знают, что Браскийский Кондор непобедим и неуловим. Даже сюда нас затащили какой-то кошевой магией. Потому что знали: в честном бою тебя не взять! Потому что они все тебя боятся!

Тьяро все еще стоял, опустив голову, Сэд продолжил:

– А ты теперь понял, что рассчитывать можно не только на себя. Что можно обмануть врагов, обратившись за помощью к союзникам в тот момент, когда того никто не ждет. Значит, ты стал еще сильнее! Верно?

Увидев, что Тьяро чуть заметно кивнул, Сэдрик веско добавил:

– Вот и славно. Значит так, братишка. Сейчас ты прекратишь себя жалеть, вылезешь из воды, посмотришь мне в глаза и пообещаешь, что мы вернемся домой. Давай, Тери. Я знаю, что ты всегда держишь слово. Вылезай. И скажи мне это.

Сэдрик поднялся и отошел от бассейна.

Сзади раздался шумный всплеск. Еще через миг перед Сэдом замер сверкающий глазами Тьяро. Они молчали, глядя друг на друга. Сэд подумал, что Кондор повзрослел лет на десять за прошедшие несколько минут.

– Я обещаю, – наконец сказал Тьяро очень твердо. – Мы вернемся домой. Обещаю.

– Вот речь не мальчика, но мужа! – одобрил Сэд.

Он положил руку на плечо младшего брата, а потом, ухмыльнувшись, добавил:

– Нет, Тери. Ты не селедка. Ты кит-убийца. И горе тому, кто кинул на тебя сеть.

Тьяро хищно улыбнулся.

* * *

В следующей комнате отдыха их опять ждал накрытый стол. Друзья быстро справились с ужином, и слуги тут же унесли пустую посуду. На столе появилось блюдо, на котором красовался изящный кувшин с длинным носом и два кубка.

Тьяро приподнял крышку сосуда, втянул тонкими ноздрями запах содержимого и презрительно скривил губы.

– Вино не того года урожая? – весьма ехидно поинтересовался Сэдрик.

– Вообще не вино! – Кондор со звоном захлопнул крышку кувшина. – Даавы его не пьют нигде и никогда. Говорят, что вино обманывает тело и губит душу.

– Согласись, Тери, в их словах есть смысл! – попытался успокоить друга Сэдрик. – Только подумай, какую часть своей души ты утопил в бутылке за все годы?

– Да что ты понимаешь в вине?! – крикнул Тьяро с откуда-то налетевшим сильным раздражением.

Он вскочил и, как был замотанный в ткань, заметался по комнате. Наконец Тьяро рухнул на кушетку и, прикрыв глаза рукой, проворчал:

– Что ты можешь понимать? Я пью уже скоро двадцать лет! Это же так красиво: смотреть на игру вина в бокале! Ты ведь помнишь, как хорошо мы проводили время у меня в гостях?

– Конечно, помню, – усмехнулся Сэд. – Только что тогда, что сейчас – одним бокалом дело никогда не заканчивалось. А на утро всегда такое похмелье, что никакой настой не помогает. Да и кто бы говорил про вино. Последний год ты хлещешь исключительно джаг!

Тьяро промолчал, только небрежно отмахнулся от Сэдрика рукой. Мол, тема не стоит разговора, но тот все равно продолжил:

– Тери, послушай меня! Ты всегда сбегаешь, когда я начинаю говорить про твое пьянство, но сейчас тебе деваться некуда. Так что слушай. Ты ведь убиваешь сам себя! Надо сказать Алькинуру, если он точит на тебя зуб, то пусть выкинет отсюда на все четыре стороны. Сэкономит на стражниках и палаче. Ты ведь и сам загнешься через несколько лет, если не остановишься и не прекратишь пить!

Теперь уже Сэдрик вскочил с кушетки, начав мерить комнату размашистыми шагами. Тьяро лежал, закрыв глаза, и делал вид, что не слушает.

Тордальд остановился и сказал спокойнее:

– Думаешь, раз я северянин, то ни разу не видел пьяниц и того, чем они заканчивают? Провалы в памяти, попытки спрятаться от мерзких видений, трясущиеся руки с ногами, смерти от желтухи, сердечные удары да много еще чего. У тебя, конечно, от рождения железное здоровье и сила твоих предков, но ведь даже они не бесконечны. Я-то знаю тебя, как никто, и вижу, что ты начал сдавать. Начал терять боевую форму и мощь. Последний год особенно. Еще пару лет назад ты разбил бы те колодки играючи. А помнишь утро, когда мы отменили тренировку из-за того, что у тебя свело пальцы на руках? Что ты станешь делать, когда такое станет происходить все чаще? Когда ты не сможешь держать оружие? Напьешься и шагнешь с башни?

Сэдрик не дождался ответа и продолжил:

– Тери, посмотри на меня. Подумай, сколько всего ты натворил в жизни, будучи нетрезв? Скольких людей оскорбил, унизил, убил! Ты даже не помнишь… А сколько раз мы с тобой оказывались на краю смерти только потому, что ты принимал спорные решения после нескольких бутылок «Белого пламени»? А Элиза? Тебе досталась замечательная златокудрая красавица-жена, которую ты совершенно не заслуживаешь. Она ведь ждет тебя и, несмотря ни на что, все еще за что-то любит. Каждый день ждет, что ты вернешься. А ты, как последняя скотина, приезжаешь раз в полгода, напиваешься на второй же день, а потом снова сбегаешь в море, наплевав на семью и дела княжества. Сколько так, по-твоему, может продолжаться? Я очень сильно боюсь, Тери, что однажды ты вернешься к пепелищу.

Сэдрик помолчал, затем спросил:

– А сейчас ты чего взбеленился? Из-за того, что тебе не дали выпить? Знаешь, пока мы сидели в их клятом подземелье, я даже подумал, что это вполне хорошая идея: запереть тебя в нашей гресколльской тюрьме лет на пять. А что? Режим, труд на свежем воздухе и никакой выпивки! Ты вышел бы оттуда другим человеком!

Тьяро нехотя открыл глаза и посмотрел на Сэдрика. Тот поднял кувшин и разлил его содержимое по кубкам. Затем взял один из них, пригубил и определил:

– Отвар из каких-то фруктов. Знаешь, в Гресколле варят что-то подобное. Только у нас делают не так сладко. Для кислинки добавляют ягоды шиповника и спелые лесные груши. Но даавский тоже вполне ничего. Попробуй!

Медленно сев, Тьяро послушно взял кубок и отпил несколько глотков.

Сэдрик говорил почти сущую правду. Кондор боялся себе в том признаться. Старался не думать и всегда сбегал от подобных разговоров. А теперь бежать было некуда. Такой выволочки ему не устраивали со времен юности. Но несносный Сэд прав! Тьяро сам вырыл себе могилу.

Ведь даже тогда, на том проклятом наемном корабле год назад, он, сидя в каюте, изучал рукописи, прихлебывая джаг! Сколько он тогда выпил? Бутылок шесть? Больше? Оттого и не стал разбираться, с кем именно и зачем кинулся в бой. Пьяному какая разница…

А ведь будь он трезв, то, конечно, вначале узнал бы, что происходит. Хоть обратил бы внимание на одежду и говор противников. Не упустил момент, когда сорвали и бросили под ноги знамя шаха. Он мог остановить это безумие. Мог защитить родичей от дикой бессмысленной смерти. Мог спасти принца. Но ему было все равно. Все равно кого убивать. Тьяро просто присоединился к веселью. И даже не подумал о том, что его глаза из-за выпивки снова стали бирюзовыми.

Вот только похмелье оказалось слишком горьким. Жизнь после того плавания изменилась навсегда. Так ли он невиновен, как пытался себя убедить? Да, Сэд прав…

Тьяро устало улыбнулся, отсалютовал другу и отпил еще несколько глотков отвара. Какое-то время они молчали. Тордальд и Бракари понимали друг друга без слов.

Потом Сэдрик устроился на кушетке и самым беззаботным тоном спросил:

– Итак, что там было за представление?

– Представление? – Тьяро в притворном удивлении поднял брови.

– А как еще такое назвать?

Тордальд поставил кубок на столик и продолжил деланно слабым и дрожащим голосом:

– «Я согласен… Сэд, соглашайся…» Тьфу! Меня чуть не стошнило!

Тьяро расхохотался, потом, проглотив остатки отвара, тоже поставил кубок на столик и взглянул на друга.

– Это долгий и серьезный разговор, Сэд. И сейчас у нас вряд ли на него хватит времени. Так что, пока ответь мне ты. Как часто за последние десять лет я слышал от тебя: «Тьяро! Чтобы я еще раз полез в твои авантюры!»