Якорь и Древо

Тордальд растерянно моргнул и совсем по-детски улыбнулся, а потом рассмеялся и, хлопнув Кондора широкой сильной ладонью по плечу, воскликнул:

– Ты прав, братишка! Я действительно говорю так примерно раз в полгода. Но, согласись, у меня всегда есть на то причины!

И тут уже расхохотались оба.

* * *

Последняя баня опять оказалась очень влажной. После нее гостей шаха не скупясь окатили ледяной водой, закутали в мягкие покрывала и отнесли в сад.

– И это называется «сад»? – удивленно воскликнул Сэдрик, едва увидев, где оказался. – Десяток чахлых кустиков, торчащих из кадок посреди комнаты?!

– Называется, – глухо подтвердил Тьяро, вставая с носилок. – На островах дракона почти нет растительности. Только пастбища на побережьях. А в остальном: горы и пустыни. Даавы живут морем и добычей руд. Древесину и продовольствие покупают в Браско. Так что здесь каждый, как ты сказал, чахлый кустик ценится почти на вес золота. И выжить он может лишь под крышей.

Обойдя кадки, Тьяро замер перед сидевший в клетке пестрой птичкой со сверкающими кольцами на лапках. Та раскачивалась на жердочке и свистела так, будто хотела что-то сказать.

– Настоящий сад, – продолжил он, задумчиво постукивая по частым прутьям клетки, – есть только в Давшабаде, где-то во дворце шаха. Но даже я ни разу его не видел.

Постояв еще совсем немного, Тьяро вернулся к Сэдрику, сел напротив него и решительно начал:

– А теперь послушай. Не знаю, сколько у нас еще есть времени. На месте шаха я уже давно развел бы пленников по разным углам, чтоб не сговорились. Или запретил общаться на непонятном языке. Так что не перебивай. Все случилось год назад, когда мы с тобой собрались на Грозовые острова…

Сэдрик слушал молча и внимательно. А когда Тьяро закончил подробный, но быстрый рассказ, вскочил и ответил жестко:

– Какая же ты, Тьяро, все-таки тварь! Я тебе, конечно, друг, даже брат и всегда буду рядом, но только попробуй сейчас сказать, что ни в чем не виноват! Так вот почему ты перестал шататься по южным морям последнее время! А я-то думал: Тери обо мне позаботился. Чтобы другу не приходилось надолго покидать Гресколл. А ничего подобного! На Кондора, оказывается, сам Алькинур охоту открыл! И почему я узнаю обо всем только сейчас, уже оказавшись с тобой в одной клетке?! Знаешь, я бы на месте шахова старика давно б из тебя отбивную сделал. Да что там старик. Мне и на своем месте очень хочется тебе врезать! Даже не врезать, а выпороть! Как последнего сумасбродного капризного мальчишку выпороть! Только ведь не поможет… Ты ж у нас всегда прав и никогда ни в чем не виноват!

Сэдрик немного успокоился, прекратил мерить комнату шагами и сел напротив Тьяро. А тот, как-то непривычно беззащитно глянув на него, тихо произнес:

– Не всегда… Прости меня, брат, если сможешь…

С Тордальда моментально схлынула вся злость. Такого Кондора он видел второй раз в жизни. И его хотелось уже не бить, а защищать от всех и вся любой ценой, несмотря ни на что. Сэд шумно выдохнул и примирительно сказал с горькой улыбкой:

– А куда я денусь, Тери? Прощаю… Что… Что будем делать дальше?

– Дальше? – переспросил вновь ставший решительным Тьяро, мрачнея. – Что прикажут. Клятву ведь нарушать нельзя. Нам придется послушно тащиться во дворец. Это магия дракона, и я перед ней бессилен. В общем, я сейчас даже не селедка, а планктон, пока не увижу шаха.

– А потом? – очень серьезно спросил Сэдрик.

– А потом, брат, начнется самое интересное. Я знал Алькинура в детстве. Вначале искренне считал другом. Потом, уже много лет спустя, понял, что он всего лишь никогда не упускающий выгоды хитрец. Так вот, я просто не верю, что Алькинур казнит меня сразу, как заполучит. Он обязательно попытается выжать как можно больше пользы из пойманной добычи. Полагаю, он знает, почему у меня глаза бирюзовые. И не просто так заставил нас дать клятву. Это пробный удар. Получится или нет. Никто ведь раньше не связывал морэгов пламенем. А теперь шах точно знает, что такое возможно. И, скорее всего, захочет получить от меня еще что-то. Только ничего у него не выйдет. Клятва всегда дается добровольно, иначе не имеет силы. А единственное, чем он может меня принудить, это угроза тебе. Но ты уже не в его власти! У Алькинура нет права на твою жизнь. Ты закон не нарушал. И не можешь больше считаться незваным чужаком, раз шах во всеуслышание признал тебя своим гостем. Поэтому он будет должен тебя отпустить. А меня…

Тьяро сглотнул, затем быстро продолжил:

– Меня, если не соглашусь на новую клятву, скорее всего, просто ослепят. Чтобы я не увидел шаха и до самой казни остался послушным рабом Салима. А я даже слова против не скажу… Я ведь должен. Ради Браско…

– Постой, Тери! – строго сказал Сэдрик. – Остановись и послушай меня. Ты кое-чего не понимаешь. Сейчас в руках Алькинура не только ты, но и все твое княжество. У шаха есть законное право потребовать выдачи на суд убийцы брата. А когда этого не произойдет, поскольку тебя в Браско нет, и никто не знает, где ты, тогда Алькинур может пойти войной. И Готвадея за вас не вступится, потому как все по закону. Понимаешь? Он может сжечь Браско дотла и без дракона! И никто ему не помешает. Кто возглавит оборону? Ческири? Элиза? Кто будет за тебя биться? Флот Даавгара намного больше и сильнее вашего!

– Но я ведь здесь! – с отчаянием воскликнул Тьяро. – Алькинур уже получил мою голову!

– Об этом никто не знает, – осадил его Сэдрик. – И ты сам сказал, что уже данной клятвы шаху будет мало! Так что слушай. Делай как лучше для тебя, если речь пойдет только о моей жизни. Я тебе это как старший брат приказываю. Пусть мы оба погибнем, лишь бы нашим княжествам ничего не грозило. Но! Слушай меня внимательно! Если возникнет угроза войны, тогда соглашайся на все. Что бы он ни решил с тобой сделать, это не стоит жизни твоих людей. Понял? Обещаешь мне? Обещаешь сделать так, как я сказал?

– Обещаю, – отчеканил Тьяро по слогам. – Хотя бабушка прокляла бы меня за такое обещание. Но и ты, брат, пообещай мне кое-что. Пожалуйста, не верь ни единому слову шаха! Особенно, если речь пойдет о моей казни. И очень крепко думай, прежде чем на что-то соглашаться. Пойми. Я, по большому счету, живой труп. Пролитие родной крови самый страшный для даавов грех. Наказание одно: смерть. Причем лютая. И без поблажек, кем бы ты ни был: принцем или нищим. Это непреложный закон, данный драконом. От приговора нельзя ни сбежать, ни откупиться. Единственное, что может спасти преступника, это голова близкого родственника. Если, конечно, таковой найдется и пожелает взять вину на себя. Но тут не мой случай. Я никому не позволю умереть за свое преступление. Только не это. В общем, Алькинур меня уже не выпустит и обязательно убьет, когда наиграется. Но вот играть, скорее всего, он будет очень долго…

Сэдрик хотел что-то сказать, но Тьяро жестом остановил его и продолжил:

– Только не подумай, что я сдался. Нет. Я обещал тебе. Я просто как никогда трезво оцениваю сложившееся положение вещей. И это не значит, что я не буду бороться до конца. Я буду делать все и даже больше, чтобы остаться в живых и сбежать. И постараюсь послать тебе о себе весточку. Но ты должен обязательно вернуться домой! Ты ни в чем перед шахом не виноват и не обязан отвечать за мои грехи. Я сделаю все, чтобы он тебя отпустил. Но и ты, Сэд, обещай думать в первую очередь о себе!

Они хотели сказать друг другу еще многое, но тут дверь распахнулась, и в комнату торопливо вошел Салим. За ним двое охотников и слуги с каким-то разноцветно-блестящим ворохом в руках. Хмуро оглядев добычу шаха и убедившись, что на сей раз все в порядке, старик произнес:

– Одевайтесь и следуйте за мной. Я разведу вас на ночь. Завтра утром ранний подъем, завтрак, затем отправляемся в путь. И слушайте приказ: отныне вам запрещено говорить друг с другом.

* * *

В роскошно убранной спальне тоже висела клетка с громко тенькавшей, пока не стало совсем темно, окольцованной птичкой.

Оставшийся в одиночестве, Тьяро метался на широкой мягкой кровати, не в силах уснуть. Он пытался устроиться то так, то эдак; ворочался с боку на бок, колотился головой о подушку, но совершенно безрезультатно. Не было ни сна, ни покоя.

«Сейчас бы джага… Или хотя бы вина… Или встать и размяться… Проклятье…»

Тьяро упал на спину и с жутким раздражением уставился в балдахин невидящим взглядом.

«„Приказываю оставаться в кровати пока не разбужу!“ – да чтоб ты к демонам провалился со всеми своими приказами, старая ты сволочь! Если б не клятва… Лучше б меня оставили в подземелье. Пусть в колодках, зато я был бы гораздо свободнее, чем сейчас! Что ж это за безумие: не сметь встать с кровати!»

Он еще раз попробовал закрыть глаза, но сон пропал окончательно. В голове носился целый ураган из мыслей. Большей частью из арсенала самой грязной ругани браскийских моряков. В первую очередь досталось Салиму и Алькинуру. Потом Тьяро перешел на себя:

«…Как последний драный кош! Но кто ж мог подумать, что подчиняться треклятым приказам так безумно трудно! Я, наверное, сойду с ума… Просто немыслимо… Скажут тебе „стой“ – и будешь стоять, даже если вокруг начнут пушки палить! По своей воле я теперь могу разве что дышать. Я! Кондор! Князь Браско! Должен, как балаганный пес, делать, что прикажут! Я! Да я вообще никому ничего не должен!..»

Через час он немного успокоился. Тьяро сунул под голову скомканную подушку и отдышался.

«Что там Сэд говорил такое про Элизу? Что она может не дождаться? Чушь. Девчонка влюбилась в меня по уши еще до свадьбы и томно вздыхает до сих пор. Что вполне понятно. Я вытащил ее из нищеты замшелого родового замка в лесной глуши и сделал княгиней Браско. Да за одно это она должна быть благодарна мне всю жизнь!

Хотя… Какая из нее княгиня! Так, красивая вышколенная пустышка с романтической чушью в голове, хоть и показалась стоящей внимания на первый взгляд. Как сейчас помню разговор после нуднейшего венчания: „Ах, ваше сиятельство, я ваша любящая супруга навеки… Ах, позвольте, я буду называть вас милым домашним именем!“ Тьфу! Мерзость какая!

„Тебе досталась замечательная жена!“ Да на что она вообще способна!!! Даже нормального наследника родить не смогла… Всего двое детей за десять лет! И те…

„Сбегаешь от семьи в море!..“ Не я один! Все мужчины так делают! Тем более, на десятом году брака. Чего я там не видел? Еще одной вышитой ею розы?! Пф!.. А княжество… Для управления делами есть граф Ческири. Он всегда останется верен, даже если я не вернусь. И у меня уже есть какие-никакие, а сыновья. Элиза, конечно, совсем в княгини-матери не годится, но Ческири все сделает как нужно…»

Тьяро задумался о будущем и чуть не опустил ноги на пол, чтобы встать и подойти к раскрытому окну так, как он всегда делал бессонными ночами. Одуматься и остановиться он смог только в самый последний момент. Кондор подскочил на кровати и, скрипнув зубами, в приступе бессильной ярости принялся со всей силы бить в подушку. Когда бешеная волна схлынула, он рухнул на постель, злой больше на себя, чем на все прочие внешние обстоятельства.

«Как оказывается мало нужно, чтобы довести меня до такого состояния! Просто запретить вставать с кровати! Надо взять себя в руки. Это ведь только начало. Что-то еще придумает Алькинур. Нежничать с убийцей брата шах точно не станет».

Еще через час Тьяро смог забыться тяжелым сном.

* * *

Он медленно шел в полной темноте. Почему-то босой. Ступни чувствовали каменный гладкий холод. На руках и ногах что-то грузно звенело при каждом шаге и не давало двигаться свободно. Кандалы!

– Стой. Открой глаза, – раздался сзади властный голос.

Тьяро повиновался. Он знал, кто стоит за ним. Замер на месте и посмотрел прямо перед собой.

«Да ты шутник, Ал…»

Напротив Кондора высилась огромная птичья клетка. Шах начал отдавать новые приказы, которым Тьяро тут же беспрекословно подчинялся, потому что знал, что непременно должен поступать именно так:

– Заведи руки за спину. Теперь ты Птица. Так и буду тебя звать. – Алькинур сцепил между собой одни из многих, по виду, серебряных браслетов на запястьях Тьяро, связывая ему, таким образом, руки. – Птицы ничего не делают крыльями. Только летают. А в клетке летать негде, значит и руки тебе там не нужны. Забирайся в свое новое жилище.

Кондор поднялся по ступеням основания клетки почти на высоту человеческого роста. Нагнулся и шагнул внутрь. Серебряная цепь, соединявшая браслеты на лодыжках, звякнула о порог.

Пол клетки покрывал ковер, недалеко от входа лежало несколько подушек. На одном из частых прутьев закреплен кувшин с длинным носом.

– Садись, – продолжил приказывать шах. – Правила такие. В полный рост не вставать. Передвигаться только на коленях. Еду клюешь без рук. Можешь, при желании, помогать себе ногами. Фруктовый отвар в кувшине. Когда клетку накроют, сидишь или лежишь тихо и не издаешь ни звука, даже браслетами и цепью не звенишь. Подожди-ка… Наклони голову набок. Вот так точно похож на птицу. Так и будешь меня встречать и провожать каждый раз. А теперь свистни, но только тихо. А что, недурно… Недурно… Дозволяю так свистеть, когда захочешь, чтобы выражать мысли и чувства. А сейчас, лег и не вставать, пока не разбужу! Накрыть клетку!

Мир исчез за плотной тканью. Темнота. Духота. Неподвижность. Боль…

– Вставай! Выходи из клетки. Сядь здесь рядом на пол. У меня для тебя есть подарок. Сейчас его установят. А ты пока расцепи браслеты и разомни крылья. Они тебе сегодня понадобятся. Салим, своди-ка его в купальню. И пусть подберут одежду поинтереснее. Иди, Птица, и будь покорным во всем.

Вернулся Тьяро в коротких, чуть ниже колен, пестрых шароварах и пестрой же тунике с очень широкими длинными рукавами. Браслетов на руках и ногах еще прибавилось. От кончиков пальцев к запястьям и лодыжкам протянулись черные полосы сурьмы. Отросшие ниже середины спины волосы заплетены в бесчисленные мелкие косички с колокольчиками и серебряными подвесками.

– Так. Это другое дело! – Шах довольно улыбнулся. – Подними-ка руки. Очаровательно. Беги, полетай по саду и возвращайся. Маши крыльями! И свисти! Красивая птица.

Разведя руки в стороны, обрадованный Тьяро помчался вперед. Хотел помчаться. Из-за бряцавшей по ногам цепи передвигаться получалось только маленькими шагами или прыжками. Он чуть не упал, захотел выругаться, но смог лишь засвистеть. Желанная прогулка обернулась новой пыткой. Кое-как проскакав небольшой круг по саду, Тьяро вернулся к Алькинуру.

– Размялся? Теперь будешь летать так каждый день. Только подольше. Полезай в клетку. Подарок уже на месте.

Тьяро вошел и увидел низко свисающие с потолка качели.

– Нравится? Садись. Клювом ко мне.

Только Кондор выполнил приказ, как стоявший у входа Салим сделал шаг внутрь клетки, ухватил его за соединявшую лодыжки цепь и сильным рывком отбросил к решетке. Алькинур расхохотался.

– Глупец! Чем ты думаешь? Разве птицы так сидят? На качели встаешь ногами, но не в полный рост. Пробуй еще раз.

Тьяро, скрипнув зубами, подполз обратно. Схватился за толстые веревки, подтянулся и встал на качели коленями. Шах довольно кивнул, дозволяя:

– Хорошо. Так можно. Или на корточки. Но ты стой на коленях. Сегодня к тебе придет учитель музыки. Будешь свистеть мне под дутар. На качелях. Выполняй все приказы учителя и знай, что он вправе тебя наказывать. Салим на время урока войдет в клетку, встанет позади тебя с палкой и будет бить по пяткам за каждое замечание. За день ты должен выучивать одну новую песню. Молчишь? Даже возмущенно свистеть не станешь? Сиди там и жди своего мучителя. Спустишься только, когда он закончит с тобой на сегодня. Как ты должен со мной попрощаться? Правильно, голову набок. Голос! Веселее и громче! Вот так. Хорошая птица.

* * *

– Вставай!

Тьяро подскочил и схватился за голову. Никаких косичек с колокольчиками. Огляделся. Он сидел на смятой кровати. На полу валялось одеяло и разорванная в клочья подушка. На пороге комнаты караван-сарая стоял хмурый Салим.

– Быстро одевайся и завтракай, – приказал старик. – Вас уже ждут в столице.

1.5

После выезда из Харрура, Сэдрик не раз вспомнил слова Тьяро: «Шах знает, кого посылать за добычей». Сбежать было невозможно. Несмотря на то, что Сэд полностью подчинялся всем приказам, конвоиры ни на миг не спускали с него злобных подозрительных взглядов.

Это понятно. Тьяро для даавов – ненавистный преступник. Они не успокоятся, пока не отомстят за принца по полной. От немедленной расправы их удерживал только приказ шаха доставить убийцу во дворец. А Сэдрик с Тьяро заодно. Значит, тоже считался врагом.

Из всех охранников спокойно смотрел на него только Салим. Сэд запомнил имя старика и теперь, во время долгой совместной дороги, смог разглядеть его внимательно. Тот был выше своих подчиненных, сухощавый, но крепкий и сильный. Немного смуглый, как все южане. Великолепно держался в седле. Всегда знал, что и где происходит. Все видел, все слышал, все контролировал.

«При других обстоятельствах я с удовольствием познакомился бы с ним поближе. У Салима есть, чему поучиться».

Сэдрик тряхнул выделенную ему флягу с водой.

«Хватит еще на два-три часа пути. Не больше. Старик знает, что бежать нам некуда, но все равно держит на короткой цепи».

Тут красивый тонконогий жеребец под Сэдриком стал спотыкаться. Салим вмиг оказался рядом и крикнул:

– Привал!

Ехавшие рядом охранники взяли Сэда в кольцо. Впереди них также окружили Тьяро.

– Новых коней сюда для гостей шаха! – опять скомандовал Салим.

Когда приказ выполнили, старик велел Сэду пересесть, затем все двинулись дальше.

«А цепь-то еще короче, чем я думал, – подметил Тордальд. – Кони у нас, хоть и красивые, а никуда не годятся. Не прошли и трети дневного пути, как уже выдохлись. Вот почему нам позволили свободно ими править».

Вскоре стало слишком жарко, чтобы продолжать путь. Охранники быстро соорудили два навеса на большом расстоянии друг от друга. Прежде чем спешиться, Сэд успел увидеть, как быстро Тьяро нырнул в спасительную тень.

– Проходи скорее, – сказал подошедший Салим, почти без приказного тона. – Подождем здесь, пока солнце немного спустится. Потом двинемся дальше.

Сэдрик спрыгнул с коня и шагнул под полог. Там уже раскинули ковер и положили подушки.

– Располагайся, – продолжил Салим. – Сейчас принесут обед. Ешь и отдыхай.

– Хорошо, – поспешил вступить в разговор Сэдрик. – Скажи, ты ведь сейчас пойдешь к Тьяро?

Старик кивнул. Взгляд его стал холодным.

– Прошу тебя, – продолжил Сэд, приложив руку к сердцу. – Дай ему больше воды! Ты же знаешь, он…

– Знаю, – жестко прервал Салим. – Не человек. И убийца. Я добровольно клялся пламенем Хозяина, что притащу на суд владыки этого зверя. Ему нет прощения. Нет пощады. Я с громадным удовольствием прямо сейчас заживо освежевал бы это чудовище. Но я сделаю, как ты сказал. Дам убийце больше воды. Пока мы едем, он гость. Пытки начнутся только во дворце.

* * *

Когда солнце пошло вниз, они двинулись дальше. Сэдрик все старался лучше рассмотреть Тьяро. Но совершенно напрасно. Мало того, что им запретили говорить друг с другом, Салим устроил так, что они не могли даже встретиться взглядами. Тьяро всегда везли впереди, в широком кольце охранников. Кроме того, лица всех участников похода надежно укрыли плотными лисамами еще с постоялого двора. «Меньше песка съедите», – сухо пояснил такую необходимость Салим. Но Сэдрик прекрасно понимал, что причина не только в этом.

Вот и сейчас, часть охраны снялась со стоянки раньше и увезла с собой Кондора. Ехавший позади Сэд лишь иногда мог разглядеть спину друга.

На середине перехода им опять сменили коней и пополнили скудные запасы воды. Сэдрик еле дождался момента, когда Салим оказался рядом и остановил того вопросом:

– Скажи, пожалуйста, как он?

Старик подъехал ближе. Пристально посмотрел Сэдрику в глаза, затем спросил:

– Кто он тебе?

– Младший брат, – ответил Сэд без тени сомнения.

– Брат? – Салим прищурился. – С каких пор львы с акулами братьями стали?

– С тех пор, как воевали вместе, – не отводя взгляда, твердо пояснил Сэд. – Я знаю его больше двадцати лет. Он, правда, мне как брат.

– Верю, – тихо произнес Салим, похлопав скакуна по шее. – Верю. Иначе он не сдался бы страже, чтобы спасти твою жизнь.

– Что?! – Потрясенный Сэдрик рванул поводья, останавливая коня. – Что ты сказал?

– А ты не знал? – Салим снова посмотрел на Сэда и поехал вокруг него. – Ясно. Он умолчал об этом. Той ночью в Харруре он купил твою голову ценой своей. Думаешь, откуда у тебя царапина на шее? Когда тебя схватили на заставе, он уже почти открыл ворота. Можно сказать, был на воле. Его бы никто не догнал и не поймал. Но он бросил оружие и сдался только затем, чтобы тебе сохранили жизнь. Наверное, действительно считает братом.

Салим сделал круг и послал коня вперед. На ходу оглянулся, крикнув:

– Я дал ему больше воды! И белый лисам! Завтра днем сделаем привал подольше. До дворца доедет живым. Обещаю!

Сэдрик уронил руки и замер, не в силах что-то делать и говорить. Кто-то взял поводья его коня и повел за собой.

«Я болван! Круглый, безнадежный болван! Отчитывал Тери, как глупого мальчишку! Ругал за легкомыслие! За то, что думает только о себе! О Творец! А Тери слушал с виноватым видом… Он! Который пошел на верную смерть, чтобы спасти меня! Да что же это такое?!.»

– Привал! Встаем на ночевку!

Выйдя из оцепенения, Сэдрик вздрогнул и осмотрелся. Солнце почти коснулось земли. Стало стремительно темнеть и холодать.

– Спускайся! – обратился к Сэду охранник, который, как оказалось, вел его коня. – Твой костер уже готов. Посиди там, погрейся, пока поставят шатер.

Сэдрик кивнул, спешился и пошел в сторону огня. Впереди виделся еще один костер. Рядом с ним мелькнула гибкая фигура в белом лисаме. Затем стало совсем темно. На плечах Сэда появилось теплое покрывало. Он сел возле костра и протянул к нему руки. Рядом устроился еще кто-то. В ночное небо летели яркие искры. В языках пламени трещал хворост. Сэд, наконец, нашел в себе силы посмотреть на пришедшего.

– С ним все хорошо, – ответил Салим на незаданный вопрос. – Я умею привозить живую добычу.

Сэдрик не мог сейчас выдавить из себя ни слова про Тьяро. Они застревали в горле острым колючим комом. Потому только кивнул, приложив руку к сердцу, и тихо спросил:

– Почему ты говоришь, как охотник?

– А я охотник и есть, – так же тихо сказал старик, пошевелив хворост в костре. – Промышляю львов на диких островах Даавгара дольше, чем ты живешь на свете. И никогда не возвращаюсь к владыке с пустыми руками.

– Львов? – удивился Сэд. – Привозишь их шкуры?

– Нет. – Салим слегка усмехнулся. – Не шкуры. Я привожу повелителю живых львов. Ловлю и привожу. Живыми и здоровыми. А уж что с ними делают во дворце, не моя забота.

Хотя старик говорил о своем, Сэд не мог не думать, что тот имеет в виду Тьяро. Кондор был для Салима таким же зверем.

– Те парни, что с нами едут, – продолжил старик, глядя в огонь, – это мои ученики. Мы не один год вместе ходим на ловлю. Даавские песчаные львы может и не такие крупные, как те, что живут у вас на большой земле, зато более ловкие и злобные. Их можно взять только, если все охотники хорошо знают друг друга, доверяют и действуют заодно. А с этими вот парнями мы добыли уже два десятка зверей.

– Потому у тебя такое странное оружие? – спросил Сэдрик, чтобы хоть что-то спросить.

– Ты про сеть? – Салим положил руку на пояс. – Да. Она всегда со мной. Это непростая сеть. Не та рыбачья чепуха, которую на тебя кинули в Харруре. У наших такое плетение, что сразу зверя облепят и шагу сделать не дадут. А прочность такая, что двух львов с их когтями да клыками выдержат. Наши сети никому не порвать. А кроме того кнут. И аркан. Такой же прочный. Мы без снаряжения не ходим. Мало ли где, какой зверь вздумает напасть или сбежать? Я и мои парни всегда начеку. Стоит только зверю дернуться, вмиг окажется под сетями. Там мы его придушим да свяжем. А если попробует оскалить зубы и кинуться, то вначале отходим кнутами. Так-то. От меня еще ни один зверь не ушел. Потому он и выбрал клятву. Знал, кого за ним прислали.

– Знал? – кое-как выдохнул Сэдрик. – Тьяро знал, что ты охотник? И про сети?

– Конечно, знал, – Салим снова пошевелил хворост в костре. – Я возил его и нашего владыку, когда тем было лет по десять, посмотреть на ловлю львов. Все показал. Все рассказал. Он мог не узнать меня, но не мог не разглядеть мой красный пояс. Такие на Даавгаре носим только мы. Охотники на львов. Их вручает старший после первого добытого зверя. Поэтому твой спутник знал, что даже ему от нас не уйти. Мы скрутим любого. И живым привезем владыке. От нас кулаками да саблями не отмашешься.

Сэдрик снова погрузился в глубокие раздумья. Салим сидел рядом молча, затем встал.