- -
- 100%
- +
Инцидент скрыть не удалось, два участника драки попали в госпиталь. Одному Андрей сломал ребро, а второму – челюсть.
На следующий день комбат вызвал Булатова в канцелярию.
– Мне доложили, что у тебя конфликт со старослужащими, – начал он, указав на стул.
– У меня к ним претензий нет, – ответил Андрей.
– Вот как? – удивился комбат. – А у них есть. Ты двоим уже в полку челюсти сломал, Халикову – ребро. Думаешь, не знаю про первого покалеченного бедолагу?
По глазам командира Булатов понял, что конфликт, произошедший в курилке, замял именно он.
– Да, это я делишки твои подчищаю, – сказал капитан, прочитав мысли подопечного.
– Я никого не трогаю, если меня не задевают, – ответил Андрей.
– По-нят-но, – протянул комбат и, достав сигареты, закурил. – Куришь? – спросил он.
– Нет, бросил.
– Молодец, – похвалил капитан. – Есть в тебе стержень. – Он прошёл к подоконнику, где стояла пепельница и посмотрел в окно. – А Зимин кто тебе? Отец?
«Ах, вот оно что, – подумал Андрей, – Значит, он и есть друг дяди Коли».
– Нет, не отец. Они вместе воевали, ну и дружили с детства.
– Почему к нему служить не пошел? Ему такие парни нужны.
– По здоровью не прошёл, – отшутился Андрей.
– Дааа, здоровье у тебя ни к черту. Нервный ты какой-то. Двух месяцев ещё не отслужил, а троих уже покалечил. Серьёзный у тебя видать диагноз. Опасный! Может даже и заразный? Буду ходатайствовать, чтобы комиссовали тебя. – Он посмотрел на Булатова и усмехнулся: – А то ты всю роту у меня заразишь, или замордуешь.
После разговора Андрей понял, что дядя Коля хлопочет, помогает выбраться на гражданку.
«Хорошо, – теплилось в душе Андрея. – Зимин – мужик, слово держит. Только ему надо помочь! Не запустить ли „дурочку“, как говорил один юморист. Вот и комбат подсказывает, что у меня диагноз психа».
– Ты меня не слушаешь? – прозвучал будто издалека голос комбата, и Андрей очнулся от мыслей.
– Извините, товарищ капитан, задумался, – встав со стула, произнёс он.
– Вот и хорошо, что задумался. Иди, отдыхай. Я поговорю с «дедами», они не будут доставать, но и ты постарайся не провоцировать. В дисциплинарный батальон можешь угодить, рядовой Булатов. Рукоприкладство в армии наказуемо независимо от срока службы.
Прошло несколько дней. Старослужащие притихли, но по их указке новичков принялись напрягать сержанты. Началось житьё строго по уставу.
Младшие командиры часто устраивали тренировки по подъёму в случае тревоги, требуя нормативных показателей. На физподготовке выматывали до предела, знание устава проверяли ежедневно, уборка помещения производилась по три раза на день. Личного времени у молодых бойцов практически не оставалось.
С Андреем «старики» старались не связываться, не конфликтовать, лишь один Межевой всё подкалывал его, язвил, ехидничал… Булатов не обращал внимания, помня наказ комбата, и отворачивался или уходил прочь от зловредного сослуживца.
Вскоре начались сплошные наряды. Караульная служба изрядно осточертела.
Андрею больше нравилось ходить во второй караул, находившийся вдали от аэродрома. Там солдаты чувствовали себя вольготней. Умеючи, на посту можно было отдыхать и не сильно стаптывать ноги. Многие умудрялись даже спать на бруствере окопа.
Второй караул располагался километров за пять от воинской части в лесу, где охранялись склады с боеприпасами. Они были обнесёны колючей проволокой, посты оборудованы окопами, связью, фонарями. По периметру охраняемого объекта, меняясь с интервалом в два часа, днём и ночью курсировали постовые. Сходиться на маршруте не разрешалось.
Однажды разводящим в этот самый караул напросился Савва Межевой. Ему, видимо, наскучило ходить по привилегированным нарядам, и он решил тряхнуть стариной, развеяться от безделья. А престижными считались наряды по кухне и офицерской столовой, куда старшими групп всегда ходили «деды». Они там, как сами говорили, привыкали к домашней пище, наедали морду перед дембелем.
Начальником караула пошёл молодой лейтенант, недавно окончивший военное училище и прибывший в часть в одно время с молодым пополнением.
После развода весь состав наряда уселся в машину, и газ «шестьдесят шестой» помчал на дежурство.
Андрею не раз приходилось бывать на посту, куда назначили, знал каждую кочку на тропинке.
К вечеру пошел дождь. Часовые облачились в плащ-палатки, но всё равно, придя с поста, приходилось обсыхать в сушилке.
Савву дождь не устраивал. Он ворчал, ругался, что попёрся в ненастный день в наряд, срывая злость на молодых. Межевой то и дело требовал внимания к своей персоне, мешая отдыхать сменившимся с постов ребятам. Начальник караула, обязанный следить за порядком и дисциплиной, закрылся в отдельной каморке и спал, ни во что не вмешиваясь.
«Ну, я устрою тебе кордебалет», – подумал Андрей, уходя в очередной раз на пост.
Дождь перестал лить и только накрапывал, но трудно было предположить, когда совсем закончится. Стояла безлунная, как квадрат Малевича, ночь. Фонари кое-как освещали дорожку с образовавшимися лужами, по которой Булатов обходил вверенный участок. Под ногами шлёпала грязь.
Пробыв в дозоре больше часа, Андрей подошёл к телефону. Аппараты располагались в трёх местах по маршруту. Он позвонил в караулку, крутанув ручку полевого телефона, и когда услышал ответ разводящего, повесил трубку. Подойдя ко второму телефону, сделал то же самое.
Андрей прекрасно знал, что по уставу караульной службы к нему немедленно должен прибыть начальник с группой и выяснить причину сигналов.
«Сейчас прибегут», – размышлял он, встав под грибок.
Буквально через минуту или две Андрей услышал шаги. Впереди спешил лейтенант, за ним разводящий Савва и караульные.
– Стой, кто идет! – крикнул Андрей и выстрелил из автомата вверх. – Стой! Стрелять буду! – вновь скомандовал он, когда те приблизились метров на двадцать.
Прибывшие во главе с лейтенантом караульные остановились.
– Ложись! – последовала команда Булатова, и он очередью полосонул над головами наряда. Все упали там, где стояли, выполняя команду часового.
Начальник караула и разводящий Савва лежали в луже у фонарного столба, испуганными глазами взирая на часового. Андрею стало смешно.
«Салаг жалко, – думал он о лежавших в грязи сослуживцах. – Но ничего, должны понять. Для них же стараюсь. Пусть боятся теперь „дедушки“ молодое пополнение».
Андрей дурачился. Он наводил автомат на лежавших, делая вид, будто напуган и не узнаёт ни начальника караула, ни Савву.
– Ты что, Булатов, головой тронулся?! Это я, разводящий! – заорал Межевой.
Лейтенант лежал и молчал.
– Освети лицо! – продолжил спектакль Андрей и опять стрельнул.
Савва вытащил фонарик и осветил грязную напуганную физиономию.
– Это я, это я! Не съезжай с катушек! – кричал он.
– Ползи ко мне! – приказал Андрей. – Остальные на месте! – и он выпалил в небо оставшиеся в рожке патроны.
Савва пополз на брюхе, собирая липкую глину, не зная, что на уме у чокнутого часового.
– А, это ты? – удивился Булатов, когда Межевой был близко, – голос твой не узнал. Ты, часом, не простужен?
Савва встал и гневно зыркнул на Андрея, но говорить и тем более ругаться не стал. Начальник караула, не напрягая обстановку, спросил, в чём дело. Андрей объяснил, что смена явилась на пост раньше времени, и он принял их за нарушителей, а голос разводящего показался странным, не узнал мол, да и в караулку не звонил. И лейтенант списал ложные сигналы тревоги на дождь, что произошло замыкание контакта от попавшей в аппарат влаги.
Молодой офицер прекрасно понимал, что Андрей валял дурака, но не подал вида, решив разобраться с хитрецом по приезду в гарнизон. Он отстранил Булатова от несения службы и уложил спать, а вместо него на пост послал Савву, сам же стал разводить караул.
Конечно же, в гарнизоне быстро разлетелся слух о комедии в карауле. Солдаты солидного срока службы посмеивались над Межевым.
«Расскажи-ка, Савва, – подтрунивали они, – как салага тебя в грязи заставил ползать. Говорили же, не ходи в караул, сиди на кухне».
Через пару дней Андрея вызвал комбат и, забрав у него военный билет, вышел из кабинета, заставив ожидать. Через полтора часа вернулся и бросил билет на стол.
– Всё, – облегчённо сказал он, – ты отслужил. Можешь валить домой. Честно говоря, ты мне чертовски надоел.
– Как домой? – не поверил Андрей. – Совсем?
– Совсем, совсем, – подтвердил капитан. – Сейчас подписан приказ о комиссовании. – Неуравновешенный ты у нас, оказывается. Просмотрели тебя врачи на призывной комиссии, но вот ошибку исправили. Не доверяет тебе Родина оружие, рядовой Булатов, сомневается в тебе армия.
– Так я могу сегодня же отбыть? – внутри всё ликовало.
– Хоть сейчас. Зайди только в строевую часть, там на тебя требование выписано, получи деньги на дорогу. У старшины можешь взять паёк на три дня.
– А нафига он мне! – радовался Андрей, почувствовав себя гражданским человеком. Мне ехать-то три часа до дому.
– Как знаешь, – ответил комбат и улыбнулся, подмигнув. – Зимину привет огромный! Скажи, буду в его краях, заскочу, – и подойдя к подчинённому, протянул руку. – Удачи тебе, рядовой Андрей Булатов.
4
Строевая часть оказалась закрытой, и Андрею пришлось ждать следующего утра.
«Ах, армия, армия, – думал демобилизованный Булатов, лёжа на солдатской кровати в последнюю ночь службы. – Почему же ты потеряла авторитет. Отчего моё поколение шарахается от тебя, как чёрт от ладана? Ведь было время, когда тянулись к тебе, и считалось позором для тех, кто не прошёл твою школу. А сейчас? Всё наоборот. Завидуют тем, кто смог от тебя откосить! Сколько прочитано книг о школе мужества. Ещё мальчишками к тебе стремились ребята, готовились для службы в твоих рядах. Неужели это были выдумки? Куда подевалась гордость за свою армию? По рассказам старших, раньше здесь царил порядок. Отношения были только по уставу. Командиры уважали подчинённых, те отвечали взаимностью. Кто-то из знаменитых людей сказал, что величие великого человека обнаруживается в том, как он обращается с маленькими людьми. Правильно сказано. Почему Суворова солдаты называли отцом и уважали? Да потому, что думал о простом солдате, заботился о нём. А сейчас между офицерами и рядовыми барьер трёхметровый. Обязанные следить за порядком, офицеры перепоручили это дедовщине, превратив армию в позорное состояние. Как могут солдаты идти в бой в одной команде, не боясь, что вспыхнувшие обиды выстрелят в спину. Откуда взялись в нашей родной армии гнилые порядки? Ведь кто не может дать сдачи, того и клюют, вместо того, чтобы поддержать слабачка, помочь поверить в себя. Нет, не хочу в такой армии служить. Да пусть простит отец, погибший, спасая молодых солдат, до сих пор пишущих матери слова благодарности. Нет, братцы, нужна армия профессиональная! Лишь тогда будет порядок, и восстановится её авторитет. А пока гуд бай! Не нравишься ты мне. Завтра домой! Пусть служат те, кому не удалось от тебя избавиться.» – с этими мыслями Андрей заснул и во сне видел себя свободным человеком.
Простившись с сослуживцами и напоследок пообещав приехать и разобраться с каждым, кто обидит друзей-первогодков, Булатов вышел за ворота части. Через час он сидел в «Икарусе», который мчал его к родному дому. Андрея клонило ко сну, и в полудрёме он мечтал, как встретится с мамой, с друзьями, Светланой. Он не стал никого извещать о приезде, решив свалиться неожиданно.
Светлане он звонил часто и был в курсе всех её дел, но в последнее время стал замечать, будто она что-то недоговаривает, и был рад, что скоро во всём разберётся.
Стояло лето, в автобусе было жарко, лишь открытый люк спасал от духоты. Стоило автобусу остановиться, как приток воздуха прекращался и пассажиры начинали сооружать из газет веера, пока автобус вновь не тронется. Булатов ещё на вокзале переоделся – снял форму и положил в сумку, надев шорты, футболку и босоножки.
«Представляю, – думал он, – как потел бы сейчас, не возьми эти вещи, подаренные сослуживцами в дорогу. Как папуасы всю жизнь обитают в таких условиях? Павлику спасибо, постарался. Хороший парень. Обязательно навещу его.»
В город Андрей прибыл под вечер, хотя вечером считать это время было бы не верно. Летом в пять часов солнце вовсю светит и греет.
Первым делом Андрей был во дворе Светланы. Ноги сами привели его сюда, не куда-нибудь, а именно к дому любимой. Расположившись на лавочке под тенистым деревом, откуда хорошо был виден подъезд девушки, Андрей набрал номер телефона.
– Привет, как дела? – спросил он.
– Хай ту ю, Андрюшенька? У меня всё окей. Ты, наверное, опять на посту, бедняжка, со своим другом – автоматом.
– Почти угадала, – весело ответил парень. – На посту, только без друга. Ты дома?
– Да.
– Одна?
– Пока одна. Подружка сейчас должна зайти, в театр собрались.
– Так, может, я … – Андрей хотел сказать «зайду», но Светлана опередила, не дав договорить.
– Позвони потом, Андрей, – протараторила она, – ко мне Людка пришла, я открою. Бай, бай!
«Вот дубина, – обругал себя Андрей. – Надо было сказать, что я здесь. – Ладно, когда выйдет с подружкой, подрулю незаметно».
Он взглянул в сторону подъезда, где стояла иномарка. Кроме парня, приехавшего на «Опеле», в подъезд никто не входил, и у Павла закралось сомнение. «Она же сказала „подруга пришла“… Не мог я Люду проглядеть».
Андрей обошёл вокруг лавки и вновь присел.
«Не может быть, – отгонял он мысли, – Светка не может, не может лгать».
Он вновь позвонил.
– Не помешал? – спросил уже без энтузиазма.
– Андрей, я перезвоню, как освобожусь, и поговорим. Понимаю, тебе скучно, но я тороплюсь.
– Хорошо, – согласился он, буду ждать.
Мысли одолевали. «Неужели тот пижон на драндулете и есть „Людка“? Всё, – решил он, – если через пять минут не выйдет, зайду сам. Да и давно нужно было это сделать. Сюрприз тоже нашёлся!».
Через некоторое время Андрей увидел того же парня, выходящего из подъезда. Он направил пульт и машина открылась. За ним следом вышла Светлана. Андрей обомлел. Он сдвинулся по скамейке ближе к краю, где его прикрыла ветка дикой яблони. Света села в машину, и они выехали со двора.
Опустив голову, Булатов сидел под яблоней, соображая, что сказать девушке при встрече. Сделать вид, будто ничего не видел, или сразу выяснить отношения, расставить все точки?..
Он встал и пошел, куда повели ноги, так и не решив ничего. Зайдя в магазин, купил водку, сосиски, батон. Дойдя до парка, присел на длинную скамейку, на которой сидел мужчина лет сорока пяти в поношенном костюме, неособо опрятной внешности. Видимо, он пребывал не в настроении, потому как небритое лицо было встревоженным, а губы вздрагивали, будто пытались выплюнуть накопившийся негатив.
Андрей налил из бутылки в одноразовый стакан и протянул мужику, толкнув в плечо. Тот отвлёкся от дум, молча, взял стакан и залпом выпил. Андрей вытащил из сумки пару сосисок, отломил кусок батона и подал мужчине. Тот кивнул в знак благодарности и не отказался. Булатов отпил прямо из бутылки и принялся закусывать. Они сидели, не говоря ни слова, жуя наскоро приготовленные бутерброды, каждый со своими проблемами. Водка сделала своё дело. Душа у вчерашнего солдата заметно оттаяла и успокоилась.
– Андрей! – наконец заговорил он и протянул руку незнакомцу.
– Архип, – пожав, ответил тот.
– Вижу, переживаешь… Случилось что?
– На твоём лице тоже печаль, – подметил Архип.
– Из армии сегодня вернулся, – грустно сказал Андрей, – а девушка с другим встречается.
– Ну, это не трагедия, – уверенно заявил Архип, желая поддержать парня. – Это жизнь. Женщинам свойственно изменять, как и мужчинам. Насильно мил не будешь. Если она встретила другого, значит, ты не её поля ягода. Не нужно здесь драматизировать, а надо спокойно к этому отнестись. Ты молодой, у тебя всё ещё впереди. Ко всему нужно относиться философски: рассуждать, делать выводы, а не пороть горячку. Оставь её – это не твоё.
– Но я люблю её! – возмутился Андрей. – Мы встречались больше года. Я не хочу отдавать её другому.
– Если человек изменил однажды, значит, изменит и потом, это аксиома, – рассуждал Архип. – Даже если завоюешь её сердце, счастья-то всё равно не будет. Рано или поздно поймёшь. Вот тогда произойдёт трагедия. Две сломанные жизни сломают жизнь ещё кому-то, например, детям.
– Но за счастье ведь нужно бороться?
– За счастье! – перебил разволновавшегося парня Архип. – А не за эгоизм. Ты любишь и не хочешь знать, любят ли тебя. Это ли не эгоизм? Каждый человек волен поступать, как подсказывает совесть, что чувствует сердце. Никто не вправе ему что-либо навязывать.
Андрей потер лоб и посмотрел на незнакомца.
– Да, ты прав, дружище, – согласился он. – Не стоит навязываться.
Какое-то время они сидели молча.
– А у тебя-то что произошло? – нарушил молчание Андрей. – С женой поругался?
– Нет у меня жены, – помрачнел Архип. – И вообще никого у меня нет, один я остался. Погибли жена и дочка.
Андрей увидел, как у того навернулись слёзы и он, достав замусоленный платок, стирал их с глаз.
– Извини. Не знал о твоём горе. Понимаю.
Архип высморкался, успокоился и начал рассказывать свою историю:
– Хорошо мы жили, душа в душу. Дочка у нас красавица, как я любил её… Четырнадцать лет было всего. Три года уже прошло. Мы много путешествовали. Я хорошо зарабатывал, да и жена неплохо. Почти каждый год куда-то ездили. Скопим за год денег и рванём все вместе – то в Египет, то в Турцию, то в Италию. В Индии были, в Австралии. Не могу я на месте сидеть, у меня с детства мечта – мир посмотреть. И жену с дочкой этим заразил. Ведь когда жили в Союзе, никуда не возможно было выбраться, кроме социалистических стран. А тут – езжай, куда хочешь! Подвернулся случай в Индонезию съездить. Давно мечтал там побывать, да не судьба, видимо. С работой у меня не получилось, в общем, не отпустили на этот раз. Мне бы уволиться, так нет, не захотел место терять, ну и отправил их двоих, думал, пусть посмотрят, а я уж обойдусь как-нибудь. Но на острове Буру, где они в то время находились, цунами произошло. Кому-то удалось спастись, а они, как сообщили мне, погибли, даже тел не нашли. Всё собирался сам туда поехать, но запил с горя, потерял работу, ехать стало не на что. Хотел квартиру продать, чтобы деньги на дорогу собрать, но нарвался на мошенников. Квартиру продали без меня, я какую-то бумагу подписал по пьяному делу. Живу теперь в общаге. А недавно лотерейный билетик нашёл, кто-то, видать, потерял, я и поднял. Сегодня, думаю, дай проверю. Вот тот киоск видишь, – Архип указал на газетный киоск возле автобусной остановки. – Подошёл к нему, денег-то нет. Хотел купить газету, где тираж пропечатан. Вот и доверился этой… – Он хотел обозвать киоскёршу, но, сделав паузу, продолжил: – Хозяюшка, говорю, дай вот ту газетку посмотреть, там тираж должен быть. Купи, говорит, да и глазей, сколько надо. Хамоватая женщина. Я пошёл прочь, а она мне вслед кричит: «Ладно! Давай проверю твой билет. Украл, небось, где-нибудь?» Она взяла, проверила, а потом бросила его в мусорную корзину. «Нет, – говорит, – никакого куша для тебя. Пустой билет. Давай, вали отсюда, а то милицию вызову. Ходят тут разные бичи». Это она меня бичом назвала, – пояснил Архип. – Вот я и оказался у этой скамейки. Смотрю, а тут газета лежит. Кто-то читал да оставил. Глянул, а там выигрыш. Память-то у меня отличная, я номер-то запомнил. Смотрю и глазам не верю. Джекпот на него выпал. Три с половиной миллиона в рублях российских. Это же какая удача у меня только что в руках была!
– Ты выиграл три с половиной миллиона? – удивился Андрей.
– Ну не я, – смутилсяся Архип, – кто-то выиграл. Я только нашёл этот билет.
– Ты же не украл? – спросил парень.
– Нет, конечно, – встрепенулся Архип. – Я когда поднял его, рядом никого не было. Если бы я видел, кто обронил, то обязательно бы вернул. Но на нем ведь не написано, чей он? Если бы стал кричать на всю улицу, спрашивая, чей билет, то уверен, нашлись бы сотни хитрецов…
– Ты прав, – ответил Андрей, – на чужое добро многие бы рты раскрыли. Билет по праву твой. Только ты ничего не путаешь? Он точно выиграл? Может, ошибаешься, подзабыл какую-то циферку и переживаешь зря?
– Нет, – уверенно заявил Архип. – Я не мог ошибиться. Он у меня весь вот тут, – и он похлопал ладонью по лбу.
– Так ступай и забери у этой тетки, пока не ушла за выигрышем.
– Легко сказать забери, – усмехнулся Архип. – Я пошёл было, но она, увидев меня, выскочила и погнала веником, крича на всю улицу, что я ворую газеты. Милицию грозилась вызвать. А они кому поверят? Конечно же, ей. Еще и посадят ни за что на пятнадцать суток, а то и больше. Я не смогу доказать, что это мой билет. Видишь, какие люди бывают…
– Это ты точно заметил, народец в наше время проблемный, да и органы наши не здоровы и требуют хирургического вмешательства.
Архип перекинул ногу на ногу и безнадёжно взглянул на парня.
– Дааа, видишь, как получается. Не своё так не своё. А я на эти деньги съездил бы туда, на остров, где мои пропали. Знаешь, Андрей, до сих пор не верю, что они погибли. Вот подсказывает сердце, что живы. А я ничего сделать не могу, сижу здесь, как… – Архип вновь вытащил платок и приложил к лицу.
– Если живы, объявились бы, – сказал Андрей и посмотрел во влажные глаза Архипа. Поняв, что сказал глупость, Булатов придвинулся к плачущему мужчине. – Извини, не то хотел сказать. Правильно делаешь, что веришь, – проговорил он тихо. Андрей не желал лишать Архипа светлой надежды, с которой тот жил. – Я сейчас! – сказал Булатов, встав со скамейки. – Пригляди за вещами.
Он подошёл к киоску и стал разглядывать витрину с яркими обложками журналов и пёстрыми заголовками газет. Достав из кармана мелочь, постучал в закрытое окошечко.
– Зачем стучишь? – услышал он неприятный голос киоскёрши. – Стекло разобьёшь! Что надо?
Андрей заглянул в открывшийся проём и увидел женщину с телефоном в руке. Видно, настойчивый покупатель отвлёк её от разговора.
– Мне, пожалуйста, кроссворд, – вежливо попросил он, «Крота».
– Семь рублей.
Отсчитывая мелочь, он искоса поглядывал на женщину и заметил на коленях у неё билет.
– Приезжай скорее, говорю! – услышал Булатов продолжение прервавшегося разговора тучной фурии.
Андрей напряг слух.
– Дело есть срочное на три ми… – не договорила она и, глянув на парня, прикрыла окно. – Дело, говорю, есть на три миллиона, – уже тише прошептала она в трубку. – Потом объясню, – закончила она разговор и отложила телефон.
Продавщица встала и потянулась за газетой, которую просил Андрей. Билет упал на пол. Подобрав, она положила его на полку и прикрыла первым попавшимся журналом, на обложке которого красовался Киркоров.
– Семь рублей, – повторила она, подавая газету.
В голове Андрея созрел план.
– Ещё «Комсомолку», будьте любезны, – попросил он и отсчитал нужную сумму.
Взяв газеты, Булатов отошёл в сторону и, облизнув указательный палец, поднял его вверх, чтобы определить направление ветра.
– То, что надо! – сказал он и, подойдя к урне, что была на остановке, придвинул ближе к киоску так, чтобы женщина не видела. Соорудив из газеты кулёк, собрал туда сухих листьев, зелёной травы, сложил остатки газеты и бросил в урну. Видя, что никого поблизости нет, поджёг.
Булатов спрятался за деревьями. Урна разгорелась, и густой дым повалил в нужном направлении.
– Безобразие! – закричала женщина.
Слуга печати, кашляя, выскочила на улицу, потому что дым проникал через окно внутрь киоска. Увидав горевшую урну, вернулась и схватила из шкафчика термос. Подбежав к дымящей урне, выплеснула содержимое и потащила её в сторону, подальше от киоска, ругаясь матом. Вылитая влага мало помогла. Урна задымила ещё больше, и едкий дым резал глаза.
Улучив момент, Андрей шмыгнул в киоск, оставшийся без присмотра, и потому как лицо Киркорова нельзя было перепутать ни с кем другим, скоро отыскал билет и сунул в карман. Быстро и незаметно Булатов удалился из задымлённой зоны и вернулся к скамейке, где ожидал владелец билета.
– Ты зачем урну-то поджёг? – Архип, наблюдал издалека за происходящим.
– Потом скажу, – ответил парень, увидав подъехавшую к киоску машину, видимо того человека, кому звонила тётка. – Пойдём, брат, отсюда, – предложил Андрей.
Забрав вещи, они вышли с другой стороны дома прямо к автобусной остановке.
– Держи, счастливчик! – Андрей подал Архипу билет. – Узнаёшь? Твой?
Архип заморгал глазами и готов был расплакаться. Он повертел в руках билет, прочитал номер и прошептал:
– Да. Но как ты это?.. – Архип, торопясь, вытащил из кармана, свёрнутую в трубочку газету, развернул и проверил.
– Смотри! Видишь! – воскликнул он. – А ты говорил, не путаю ли я… Гляди! Джекпот! Три с половиной милл…