Ловушка для вратаря

Глава 6

Один из дней я посвящаю приборке. Мой дом теперь больше похож на дом из моих воспоминаний – вещи наконец-то расставлены по своих местам, и я не удержалась от небольшого шоппинга, прикупив новый плед и постеры. Мне хотелось внести новую жизнь в эти знакомые стены. Кстати, о стенах: кое-где краска уже облупилась, и я на полном серьёзе задумываюсь, не перекрасить ли мне их.

Но как бы я не пыталась себя занять, мысли то и дело возвращались к одному кудрявому голкиперу.

Вот моё новое официальное признание: я ненавидела чувства. Возможно, потому что ненавидела терять контроль. Чувства часто переполняли меня, слишком громкие и внезапные, как ураган, из-за чего я придерживалась одной простой стратегии: не влюбляться. И, вспоминая прошлое, у меня почти получилось. Почти – до второго курса колледжа.

Сейчас, спустя годы, я предпочитала считать, что эта была симпатия, поверхностное увлечение, да хоть всплеск гормонов. Потому что мне было страшно признавать, что я могла испытывать нечто серьёзное к человеку вроде… моего бывшего.

Мне хотелось верить, что я была не столько влюблена, сколько одержима самой идей влюбиться. Как будто, если отдать себя кому-то без остатка, то всё внутри, что до этого трещало по швам, наконец, собралось бы в единое целое.

Это оказалось плохой идеей. Это и, видимо, тот факт, что я росла без отца, сделали из меня человека, который лучше анализирует чувства, чем испытывает их. Человека, что предпочёл бы потратить время на наблюдения и размышления, чем на настоящую близость. Мы с мамой с каждым годом говорили всё реже. Она закрытая, сильная женщина, всегда занятая, всегда правильная. И чем старше я становилась, тем чаще между нами висела тишина, непонятная и натянутая. Всё это оставило во мне вечный голод: по признанию, принятию и… теплу.

После Джо я ввела правило, которое одинаково хорошо работало и с покойниками, и с бывшими: о них либо хорошо, либо ничего. И я предпочитала следовать этому «ничего».

Джо не был плохим… наверное. Он просто не подходил мне: слишком несерьёзный и громкий, слишком самовлюблённый и, как оказалось, двуличный. Всё в нём было «слишком», и я поняла это слишком поздно.

Ради всего святого, его любимым фильмом был «Полный расколбас» – и мне стоило бросить его в тот же момент, когда я узнала об этом. Ну, и теперь я ненавижу его имя. Джоны, Джорджы, Джоши – они автоматически вызывали во мне лёгкое раздражение, хоть и не были виноваты в этом.

И вот сейчас, думая о другом человеке, сдержанном и внимательном, я начинала бояться, что снова делаю то же самое. Что снова не вижу человека, а рисую замки. Тлею надеждой, придумывая историю. Снова идеализирую, на этот раз Элайджу Рейвена.

Он казался совсем другим. В нём было что-то… настоящее. Удивительное. Он не давил и не тянул на себя одеяло, и я пока не могла понять, нравится ли мне эта его нерешительность. Но всё же он был тем, кого было невозможно не заметить, когда он входил в комнату. Или в твою жизнь.

Он слушал, замечал и молчал, когда это было необходимее всего. И, может быть, эта его сторона и пугала меня.

Потому что, кажется, он мне действительно нравился.

Не как увлечение. Не как красивая история, которую можно написать или обсудить с подругой, и не как способ пофантазировать.

Он нравился мне по-настоящему, до этой саднящей боли в груди, из ниоткуда взявшихся бабочек в животе, и до желания вытащить его из головы, потому что внутри становилось слишком тесно.

И если раньше я боялась почувствовать… теперь же я боялась потерять это чувства, и это было гораздо страшнее. Потому что если он не тот, если я ошибаюсь, тогда дело действительно во мне.

А если он тот самый – вдруг я всё испорчу? Вдруг мы оба слишком осторожные и закрытые.

Я падаю лицом в подушку, зажмурившись, будто этим смогу остановить поток мыслей. Но образ Элайджи остаётся в моей голове и никуда не исчезает.

И впервые за долгое время, это не только невыносимо… это и одновременно прекрасно. Потому что я чувствовала, как во мне сталкиваются две части.

Одна – та, что выросла на самоиронии, дистанции и самовнушении вроде «всё под контролем». Та, что давно поняла, что чувства могут быть опасны, что влюблённость – это не романтика, а уязвимость.

А вторая часть… хотела впустить его. Хотела верить, что не все истории заканчиваются, как раньше. Что, может быть, в этот раз получится и всё может быть по-другому с нужным человеком.

Я чувствовала, как она растёт, эта вторая часть, тихо, но уверенно.

С каждым его сообщением, с каждой мыслью о нём. С воспоминанием, как он смотрел на меня.

Но так же я знала себя. Я умела отступать, убегать раньше, чем станет больно. Запрещать себе чувствовать, решать, что это не то и не тот. И я боялась этой своей части. Что всё испорчу, сама сломаю и оттолкну его.

Всё потому, что Элайджа мне нравился, надо начать признавать это. Нравился не из-за красивого лица или перспективной карьеры. А потому что я рядом с ним я впервые за долгое время не чувствовала себя лишней.

Я на мгновение закрываю глаза, в комнате тихо, только равномерный шум города за окном напоминал, что жизнь не остановилась. Мне хотелось укрыться с головой, будто под одеялом можно спрятаться не только от холода, но и от собственных мыслей.

Где-то внутри меня всё ещё пульсировал страх, но рядом с ним было и тепло.

И я не знала, куда это ведёт.

Глава 7

Дом престарелых располагался в старом кирпичном здании с высокими окнами и белыми колоннами у центрального входа. В ясные солнечные дни, как сегодня, тихий ухоженный сад кипел жизнью. Внутри пахло выпечкой и лекарствами – довольно странное сочетание запахов, но ещё здесь пахло домашней атмосферой: старыми книгами, мятным чаем и запахом шерстяных изделий. В холле звучала музыка пятидесятых, а сиделки улыбались каждому. Думаю, не каждому было по карману нахождение здесь, но дедушка был одним из счастливчиков.

Белая дубовая дверь слегка приоткрыта, благодаря чему я мог видеть часть комнаты. Грейсон сидит за письменным столом у окна, в старом синем свитере, который я помню ещё с детства, и всматривается вдаль, возможно, ожидая моего прихода. Я тихо стучу костяшками пальцев.

– Входите! Но только если вы не страховщики!

Я улыбаюсь, дедушка как всегда в своём репертуаре.

– А если я продавец мороженого?

– Тогда два шарика шоколадного и один дельный совет, – говорит он и оборачивается, и я вижу его улыбку.

Дедушка всегда казался выше остальных, даже сидя, как сейчас. Его осанка всё ещё хранила привычную прямоту и упрямство, седые волосы зачёсаны назад, а очки в квадратной оправе как и раньше сползли на кончик носа. Его взгляд сосредоточенный, словно привыкший наблюдать за миром хоккея с трибун арен и через объектив своей правды.

– Привет, старик, – я подхожу ближе и тут же обнимаю его. Кажется, он похудел но, глядя в его серые глаза, точь-в-точь, как мои, я вижу, что в них ещё кипит жизнь. В них ещё горят воспоминания и нежность от совместных моментов. С годами он стал худощавым, почти хрупким, что я могла почувствовать во время объятий, но в нём, в его взгляде по-прежнему ощущается сила – уже не физическая, а внутренняя, упрямая. Когда он говорит, голос у него низкий, чуть охрипший.

– Я тебе дам старика, – он крепче обнимает меня, отчего я заливаюсь смехом. – Вот и моя Грейсон, – он чмокает меня в лоб, совсем как в детстве, когда помогал укладывать меня перед сном. – Ты правда привезла мороженое?

– Шоколадное, – я не могу перестать улыбаться, видя в глазах Грейсона восторг.

Он занимает место в кресле у кровати, а я сажусь за письменный стол, невольно бродя взглядом по комнате. Мало что изменилось с моего последнего визита сюда – разве что добавилось количество книг на полке у стола и фотографии из дома. Рядом с ним поблизости всегда есть блокнот и ручка, а ещё я готова поспорить, что он по-прежнему делает заметки на полях газет.

– Значит, ты вернулась, – дедушка распаковывает своё мороженое. – На совсем?

– Пока не сбегу снова, – киваю. – Всё может быть.

– Не сбегай, – впервые слышу, чтобы он просил меня об этом. Когда мы с мамой уезжали во Флориду, казалось, тогда он перенёс наш отъезд достаточно легко. – Этот город – не просто место. Это ты. Здесь началась ты.

Я кусаю губы, не в силах подобрать слова, и расплываюсь в улыбке. Он всегда говорил нужные слова. Он мог быть скуп на похвалу, обычно её нужно было заслужить, но в его взгляде я всегда могла разглядеть безусловную любовь и поддержку. Несмотря на сферу деятельности, он не расточал словами, а метко использовал их.

– Как ты тут? – снова разглядываю комнату. Здесь светло и чисто, в углу, возле кресла стоит шахматная доска с уже начатой партией.

– Лучше, чем кажется.

– Нет отбоя от поклонниц? – смеюсь, замечая красную валентинку на столе среди бумаг.

– Ага, я и тут популярен, девчонки от меня без ума, – говорит он с привычным лукавством.

– Хочешь, свожу тебя на игру?

– С этого и нужно было начинать, дорогая, – он буквально оживает. – Меня часто приглашают «Гардианс», но у них сейчас выездная серия. Но «Портленд Сентинелс» тоже подойдут. Позволь мне сделать пару звонков – достанем хорошие места.

– Но я могу купить их, – начинаю было возражать.

– Мне всё ещё нужно, чтобы меня считали важным, Грейси.

Грейсон был одним из самых успешных спортивных журналистов на Восточном побережье в своё время. Местная знаменитость – в Бостоне, в Портленде, в мире хоккея. Не удивительно, что даже здесь он был в курсе расписания игр, особенно любимых команд, и продолжает чувствовать себя частью этого мира.

Больше всего в хоккее я любила его атмосферу, и лучше всего она передавалась в играх на домашней арене. Но следить за игрой, когда рядом находился дедушка, совсем иное. Он не мог не следить за спортом и не комментировать происходящее в своей особой, язвительно-меткой манере.

Домашняя форма «Портленд Сентинелс» была насыщенного тёмно-зелёного цвета, глубокого и немного сурового. Рукава джерси пересекали светло-серые и белые полосы. Логотип – щит с буквой «S» – располагался по центру, а над ним шло название команды.

Мне нравилось, как они сохраняли преемственность, их форма перекликалась с формой основы – у «Бостона» прослеживалась та же концепция «щита-хранителя», только с другой палитрой: тёмно-синий как основной и жёлтый с белым в качестве акцентных.

– Что, если я напишу роман? – спрашиваю я перед началом игры, уже после разминки. Я так и не сказала Элайдже, что буду на его первой игре за новую команду.

– Про мальчиков-хоккеистов? – быстро понимает Грейсон. На его шее красуется шарф «Сентинелс» в фирменных цветах команды – один из многих в его коллекции. – Я помню, как случайно прочёл один из таких. Хотел узнать, какой у тебя слог, а наткнулся на описание члена.

– О боже, – я стону, мгновенно краснея, не желая вспоминать о своих пятнадцати. – Мы же договорились, что никогда не будем вспоминать об этом. Ты вообще не должен произносить слово на букву «Ч»!

– Я старый, мог и забыть эту часть сделки, – он смеётся.

– Смотри-ка, – я указываю головой на куб, в котором показывают дедушку. – Местная знаменитость.

– Они уже должны мне денег за мою преданность и всевозможное продвижение команд в прессе в своё время.

– Напомни им об этом в следующий раз, – я смеюсь, и вскоре нас прерывает сирена.

С трибун арена казалась шумной, но всё равно моё внимание снова было сосредоточено лишь на 59-м номере. Элайджа Рейвен. Как и во время раскатки, стоило ему только выйти на лёд, мои глаза сфокусировались только на нём. Даже если я старалась смотреть на игру объективно, как зритель, как фанат, как человек, который вырос на хоккейных аренах, мой взгляд всё равно возвращался к нему. Я автоматически напрягалась, стоило игре оживиться в зоне ворот. Элайджа же, казалось, двигался с уверенностью, которая зацепила меня в нём – она не была напыщенной, его уверенность была врождённой, будто лёд был его родной стихией.

Каждое его движение ловкое, точное, будто заранее вымерянное до дюйма. Когда он касался шайбы, ловил её, моя сердце сжималось от боли, волнения и гордости, словно от его игры зависела моя жизнь. Я не могла объяснить сама себе почему так завишу от его игры, почему воспринимаю его победу как свою, а возможный проигрыш как свой собственный. Это было странное, личное чувство, которого я раньше не наблюдала у себя. Обычно я могла трезво мыслить, анализируя игру – да, у меня были любимчики, за которых я могла переживать или радоваться, но в последние годы из-за занятости и колледжа хоккей ушёл на второй план.

– Хорошо стоит. Спокойно, – комментирует дедушка, когда Элайджа отражает очередной бросок. – Уверенный, пластичный, быстро читает намерения.

Грейсон сидит на краю кресла, нагнувшись вперёд, с прищуром следя за движением шайбы. Я не видела дедушку таким живым уже давно. В нём проснулся азарт, с которым он раньше работал, он тихо, вполголоса комментирует происходящее на льду, будто вот-вот готовый записать некоторые заметки для будущей статьи. Теперь он редко отправлял свои статьи на публикацию, несмотря на то, что их ждали и ценили, всего два-три раза в год.

Он комментирует игру с тихим одобрением, ещё не зная, что говорит о парне, в которого я, кажется, влипла. Я будто нахожусь в двух реальностях, в одной – этот парень, новый вратарь любимого клуба, а в другой – он тот, с кем я без умолку болтала в баре, без стеснения флиртуя. И эта мысль, что я знаю Элайджу вне льда, делала всё происходящее ещё более волнующим и сводящим с ума.

– Видишь, как он не теряется?

Я улыбаюсь, переводя взгляд с дедушки на 59-й номер. Вижу, как он в очередной раз ловит ловушкой шайбу и быстро передаёт её защитнику. Счёт по-прежнему 2:0, Элайджа как стена играет в воротах, и складывается ощущение, что он в своей стихии и никакая смена клуба не подорвёт его подготовку.

– Рейвен, – перебирает его имя Грейсон, вытягивая шею, словно желая разглядеть Элайджу поближе. – Интересный парень. Кажется, он из «Гаррисберга». Я помню его. Я бы назвал его тёмной лошадкой, но у него есть стержень. И хватка.

Я слышу в его голосе одобрение – это редкость, когда ему так сильно нравится игрок, обычно он раздаёт своё одобрение дозированно, тем более молодым игрокам.

– Да, это его первый матч за «Портленд».

– Грейс, – он поворачивается ко мне, – он же прекрасно впишется в Бостон. Ты только посмотри, как он ведёт себя в воротах!

– Ты такой фанат, – я дразню его, кивая, стараясь не выдать слишком много. Мне очень хочется сказать что-то вроде: «Да, я знаю, это Элайджа, и он просто феноменален. Я знаю его больше, чем ты думаешь, Грейсон. Я видела, как он улыбается, пишет странные сообщения, флиртует и скрывает уязвимость под маской сарказма. А ещё он мне нравится, дедушка». Но вместо этого я лишь добавляю: – Кажется, ты нашёл себе нового любимчика.

– Я только присматриваюсь, – он хмыкает. – Но я готов рассмотреть его кандидатуру в моём личном топе. Парень умеет держать удар, это вижу даже я, наполовину ослепший.

Я почти произношу: «Хочешь познакомиться?» – но останавливаю себя в последний момент.

Когда звучит финальная сирена, вся арена заполняется счастливым гулом болельщиков. 4:0. Большой день для Портленда.

Грейс:

«Вратарь у вас ничего такой. Может, и правда так хорош, как о нём говорят».

Чуть позже, когда мы с Грейсоном покидаем трибуны, мы задерживаемся в вестибюле, потому что дедушка встречает своих знакомых и не может не поговорить с ними, когда мне приходит ответ.

Элайджа:

«Ты смотрела?»

Грейс:

«Разве я могла пропустить?»

«Поздравляю с первым шатаутом в рядах «Сентинелс».

Тут же вижу, что сообщение прочитано адресатом, а затем и надпись, что пользователь печатает ответ. Она то появляется, то пропадает.

– Грейси? – меня окликает дедушка. – Кажется, Уилли только что уболтал меня взять интервью у капитана, – он смеётся, кивая на зрелого мужчину рядом. – Ты как, со мной? Хочешь посмотреть на красавчиков поближе?

– Прекрати смущать меня перед незнакомцами, – щёки заливаются краской.

– Твой дедушка был моим наставником, когда я только начинал, – говорит мужчина, которого Грейсон назвал Уилли, и я замечаю, что у того висит бейдж пресс-службы клуба.

Элайджа:

«Я бы не отказался увидеть тебя после игры. Можем встретиться в Бостоне».

Грейс:

«Ты же, наверное, устал. Тебе отдыхать надо».

Я пишу ответ, но сама думаю о возможности, открывшейся нам с Грейсоном.

– Ладно, пойдём, посмотрим красавчиков.

– Если хочешь, и жениха тебе выберем, – Уилл задорно улыбается, направляясь в сторону коридора для персонала. Он печатает что-то в телефоне, а затем одобрительно улыбается. – Никто не будет против, что легенда спортивной журналистики проберётся без предварительного согласия.

– Уилли, если я захочу, я пройду в саму раздевалку даже без разрешения.

Ответ от Элайджи приходит быстро.

Элайджа:

«Мне нужно хотя бы пять минут нормальной реальности. Без клюшек, льда и камер. Пять минут с кем-то, кто не ждёт от меня безупречной игры».

Это сообщение практически разбивает моё сердце. Оно быстро стучит, пока мы идём по длинному коридору, а Грейсон и Уилл обсуждают сегодняшнюю игру.

Грейс:

«Я знаю, ты сказал, что хочешь нормальной реальности, но я уже в пути».

Элайджа:

«Скажи когда и где».

Грейс:

«Прямо сейчас».

Это последнее, что я успеваю напечатать, прежде чем Грейсон сталкивается с тренером «Сентинелс», с которым, конечно же, оказывается знаком, и который тут же провожает нас в победную раздевалку. Вернее, провожает он Грейсона и Уилла, а я просто плетусь хвостиком.

Запах мокрой формы, льда и победы ударяет в лицо с первого моего шага внутрь. В раздевалке стоит гул голосов, смех и хлопки по плечам. Здесь больше десятка полуголых мужчин, но мой взгляд всё равно ищет одного. А ещё я заливаюсь краской, явно смущённая вниманием, которое мы быстро привлекаем.

– Так-так, – бормочет дедушка, но по нему видно: он в своей стихии. В его глазах всё по-прежнему: горит огонь от азарта и интереса.

– Грейсон Старр! – раздаётся голос капитана команды, и к нам тут же направляются двое игроков. – Вы были на трибунах сегодня?

– Я бы не пропустил, – он с улыбкой пожимает руку мужчине, а Уилл незаметно исчезает среди игроков, явно охотясь за интервью.

Мой взгляд скользит по раздевалке, пока не находит его.

Элайджа сидит на лавке, всё ещё в экипировке. Влажные волосы прилипли ко лбу, а капли пота всё ещё стекают по вискам, а на губах слабая, но настоящая улыбка.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.