Эхо проклятия

– Тетя, что-то случилось? Я имею в виду, с тобой? Ты больна?

– Не обращай внимания, Мэри. У меня часто все болит. Что он задумал? – спросила она со стоном.

– Могу пойти и посмотреть.

– Нет, нет! Ради бога, не открывай!

Словно в подтверждение ее тревоги, за дверью послышался тихий смех Бордера. Шарлотта встала и, неосознанно приняв величественную позу, положила руки на кувшин с водой так, будто это была бомба.

Они услышали странное шуршание. Казалось, Винс водил ладонями по деревянной поверхности.

Снова воцарилась тишина, затем ее нарушил взрыв безумного смеха, который, однако, доносился издалека. Возможно, из комнаты Винса.

Глухой удар немедленно привлек внимание Мэри. Шарлотта, словно мертвая, лежала на полу. Символично. Ее мир рухнул к ногам. Бедствие началось, когда она вышла замуж не за того человека, а тот, кто ей нужен, мог лишь наблюдать за происходящим со стороны.

Упавшая женщина застонала и открыла глаза как раз, когда Мэри наклонилась, чтобы послушать ее сердце. Она улыбнулась с тем мужеством, которым обладают все достойный дамы, даже не слишком умные.

– Не волнуйся, милая. У тебя есть нюхательная соль? – спросила она.

С помощью Мэри Шарлотта добралась до кровати.

– Это мучение! – выдохнула пожилая дама.

– Где болит?

– Вот здесь и уже недели, – ответила Шарлотта, показав больное место.

– Тебе надо к врачу.

– Полагаю, да.

– Завтра я позвоню доктору Гроуву.

– Очень хорошо, – Шарлотта постоянно вертела головой. – Уже близко, да?

– Да, приближается гроза.

– А что делает этот человек?

– Думаю, приступ безумия закончен, и он отправился в постель.

Они прислушались. Было тихо. Снова почувствовалась угроза.

– Мэри, Мэри, зачем ты только вышла за него замуж? Когда же вы, современные девушки, поймете, что намного мудрее, намного безопаснее связать жизнь с человеком, чьи хорошие качества вы знаете, чем с романтичным незнакомцем, о пороках которого вам еще предстоит узнать?

На следующий день не было никаких новостей о существе, хотя и город, и его окрестности тщательно прочесали. Казалось, оно исчезло, словно туман.

Когда Мэри спустилась к завтраку, Винс радостно ей улыбнулся. В нем снова проявлялось его жизнерадостное, языческое «я». Он никак не прокомментировал слова Руфи, что посуда стоимостью несколько фунтов разбита на мелкие кусочки.

– Тетушка не спустится? – его тон был самым вежливым.

– Она больна.

– Больна? О, мне так жаль. Мне нравится тетушка.

Мэри посмотрела на него. Он выглядел безупречным и свежим, в то время как ей было жарко, душно. Тяжелый горячий воздух затруднял дыхание. Ее ненависть к безответственному подражателю, сидевшему напротив нее, усилилась. Пьяный безумный Винс разбил ее тарелки, ее блюда. Будь у нее больше здравого смысла, она придумала бы как защитить себя и свой дом. Но как она могла сделать это без огласки, которой старалась избежать любыми средствами? Звонить Терри тоже не было смысла. Что он мог сделать, кроме как избить виновника? В прошлом побои не сдержали Винса, а превращать насилие в орудие мести Мэри не хотела. Это стало бы новой подлостью теперь с ее стороны.

– Ты испугалась прошлой ночью? – немного резко спросила она Руфь.

Девочка исподлобья взглянула на хозяйку и что-то пробормотала в ответ.

– Ты запирала дверь, как я велела?

– Да, мэм.

– Если хочешь, я могу устроить тебя в другой комнате.

Руфь разразилась истерическими слезами, но не объясняла, что произошло. Когда Мэри пыталась ее успокоить, громко прозвенел входной звонок.

– Это доктор, к тете Шарлотте. Нет, не ходи, Руфь. Он подумает, что я плохо с тобой обращаюсь. Я сама открою.

Через полчаса доктор обратился к Мэри.

– Ваша тетя очень больна, я почти уверен, что необходима операция. Ее нужно тщательно обследовать, и ей необходимо лечь в больницу, либо отправиться в санаторий.

– Вы говорили ей?

– Думаю, она ожидала подобного, поскольку сама заговорила о санатории.

– Очень хорошо, доктор.

– Так я займусь приготовлениями?

– Будьте любезны.

– Что ж, завтра около одиннадцати она сможет переехать.

– Спасибо.

Еще одна опора исчезла, еще одно убежище закрылось для Мэри. Она полагалась на тетю. Шарлотта, пусть старомодная и немного скучная, была, помимо прочих ее достоинств, доброй женщиной и очень опытной няней. Возможно ли, что Мэри останется без помощи тети, когда родится ребенок? Как это будет горько! Здравый смысл Шарлотты и ее полное тело дарили ощущение уверенности и защиты. В это особенное время Мэри не приветствовала бы с такой радостью даже миссис Тэтчер.

Неожиданно она ясно осознала, что в ее теле растет новый человек и, к ее удивлению, волна огромной любви прошла через ее сердце и окутала нерожденного малыша. Ее ребенок! Какой несоизмеримой компенсацией могло бы стать материнство, будь это только ее ребенок, а не маленький бес в утробе. Она могла бы спокойно игнорировать Винса и все неприятности, которые он доставлял. Ее любовь была бы глубокой и бесконечной, как реки, текущие навстречу своей судьбе.

Тетя Шарлотта! Бедняжка! Молодые совсем не думают об окружающих, погружаясь в собственные проблемы. Кто знает, не ждет ли тетю боль и страдание в санатории доктора Гроува?

Она должна пойти наверх и рассказать ей о рекомендации врача. Но когда Мэри собиралась подняться по лестнице, зазвонил телефон. Доктор Гроув сообщил, что подходящая комната освободится только послезавтра. Мэри расскажет об этом тете? Нет, обследование не такое срочное, оно может подождать несколько дней или даже неделю, но все же чем раньше, тем лучше.

Когда Мэри поднималась по лестнице, она взглянула в окно и увидела низкое небо. Огромные темно-синие тучи с оттенками матовой тусклой меди и агрессивными серебряными всполохами покрывали его. Небо казалось металлическим, всем весом давило на голову, сжимало воздух, делая его почти твердым. Отталкивающее. Опасное. Разъяренное. Полное ненависти. Полное злобы. Скрижаль со зловещим пророчеством. Мэри чувствовала приближение того, что было страшнее шторма и смертоносных молний. Подходящее время для созданий, более ужасных, чем природа, какой бы жестокой она ни была.

«Тете нельзя вставать, – твердила себе Мэри, – но я и не думаю, что она захочет. Остается только молиться, чтобы Винс ничего не выкинул, пока она не уедет. Если бы шторм рассеялся! Я не смогу спать. Буду вертеться от напряжения. Такая ночь угнетает и порождает кошмары. Как будто вся жизнь оборачивается злом»

Ее голову охватывала матовая агония.

Тетя Шарлотта спала. Мэри слышала ее хриплое дыхание. Должно быть, доктор Гроув добавил в ее лекарство опиум. Мэри почти хотела, чтобы Винс снова напился. Любой шум был бы лучше этой жуткой тишины, невыносимой для Мэри с ее обострившимся восприятием.

А потом шум появился. Тихие шаги, шаги, шаги… Звуки исчезли в отдалении. Снова вернулись. Шаги, шаги, шаги… И снова. С запада на восток, с востока на запад.

Снова стало тихо… Она изо всех сил напрягла слух. Через некоторое время она опять их услышала, но теперь позади дома… С востока на запад, с запада на восток.

Потом снова впереди… Исчезли.

Неожиданно она поняла.

«Это Терри охраняет меня! Боже, благослови его, благослови его!»

Любовь, которую она так долго подавляла, вырвалась из-под контроля. Скоро он снова обойдет дом сзади. Она увидит его и помашет ему… Мэри опять услышала шаги. Она открыла занавеску самого маленького окна, выходившего в большой сад позади дома. Какой бесконечно темной была эта ночь! Словно толстая непроницаемая пелена. Нигде ни пятнышка света. Нет, она поняла, что ошиблась, увидев маленькие отблески. Две крохотные светящиеся точки в кустах у ручья. Кошка? Потом она услышала, как подходит Терри. Он шел с востока на запад. Сердце Мэри остановилось, кровь замерла. Терри приближался…

Она увидела его фонарь. Луч света метнулся к кустам, где она заметила огоньки. Ничего не обнаружив, Терри продолжил обход.

Мэри не спустилась к завтраку. Шарлотте снова стало плохо и нужно было за ней поухаживать.

– Они поймали существо, Мэри? – спросила она между глотками жидкой кашицы.

– Я еще не читала газеты. Схожу за ними.

– Да, мне бы хотелось знать. Ночь ведь прошла спокойно?

– Да, тетя, везде было спокойно.

Она услышала низкие мужские голоса, когда открыла дверь на лестницу. Теперь кто? Или что? Предчувствие, что случилось страшное, росло в ней, пока не превратилось в ясную уверенность.

Она быстро спустилась вниз.

Руфь дрожала и плакала, в ее глазах читался почти безумный ужас. Винс казался очень оживленным, его взгляд сверкал. В холле стояли полностью сосредоточенные сержант полиции и констебль.

Словно будучи единым существом и подчиняясь некому импульсу, они все повернули головы при появлении Мэри.

Увидев ее, Руфь кинулась к ней, стремясь оказаться в безопасности рядом с доброй женщиной. Она отчаянно протягивала к ней руки.

– Ой, мэм, они нашли…

– Довольно! – глубокий голос сержанта прервал хриплый шепот девочки.

Мэри показалось, что побледнело все ее тело, что белыми стали и сердце и кровь… Терри… Они нашили его мертвым, разорванным.

– Это ваша жена? – резко спросил Винса сержант.

Мэри сразу поняла, что ему не нравится Бордер, что сержант имеет против него предубеждение, считает его слишком легкомысленным в разгар трагедии.

– Да, это она.

Винс ухмыльнулся Мэри.

С первого взгляда на молодую женщину полицейский понял, что она куда более достойный человек, чем этот выскочка, подобие мужа. Ему не нравился Винс.

«Похоже, внутри он пуст, как болванка», – язвительно думал сержант.

Он ненавидел красивых мужчин. Мужчина должен быть силен и волосат. Она сам был таким и с особым удовольствием почесывал свою шкуру по ночам. В спортивных колонках его называли гориллой или огромным медведем. Утверждали, что на ринге он похож на обоих. Мэри же была нежной, почти красивой, а когда он посмотрел на нее внимательнее, то стал считать настоящей красавицей. Невозможно было связать ее с насилием, с ужасом.

– Мэм, вас ничего не беспокоило прошлой ночью?

– Нет, сержант… хотя…

– Да?

– Я лежала без сна и слышала, как кто-то ходит вокруг… вокруг дома.

– Да, это был ваш сосед, мистер Клифф. Больше ничего необычного вы не видели или не слышали?

Мэри заколебалась.

– Я встала и посмотрела в окно, выходящее в сад.

– Потому что услышали шаги?

– Да.

– И что-нибудь заметили?

– Я увидела светящиеся глаза. Я решила, что это кошка в кустах у ручья.

На минуту воцарилась тишина. Мэри видела, что Винс с трудом сдерживает веселье.

– С сожалением должен сообщить вам, что сегодня утром в тех кустах нашли искалеченное тело ребенка.

Мэри почувствовало, как Руфь в ужасе вцепилась в ее руку.

– Это сделал тот урод?

– Мы полагаем, что да, мэм.

– Возможно, у него глисты, Мэри.

– У кого?

– У Терри.

– Почему?

– Он такой неугомонный.

Она посмотрел в его глаза, наполненные нервным смехом, который появлялся и исчезал, словно искры на наковальне. Она знала, что ее взгляд источает яд.

– Как жаль, что это был тот ребенок.

– А не я, дорогая?

Он подошел ближе.

– Я крепкий орешек, милая. Кроме того, ты ведь знаешь, что его разорвал мой отец. Демоны не каннибалы. Я не съем нашего ребёнка.

Он наклонился, приблизив свое лицо почти вплотную к ее. Мэри казалось, что она смотрит в две пустые сферы, медленно наполняющиеся ледяным светом.

Она испытала безграничное презрение.

«Все его существо, его разум, то, что служит ему душой, пусты и освещены светом ложной человечности. Он просто жадный невежа! Не опасный, разве что для женщин, потому что он немного сильнее… Подделка! Актер! Он хочет, чтобы я поверила во все эти ужасные вещи о нем… Приспособленец, вот кто он. Он пытается связать себя со сбежавшим уродом, потому что ему кажется, что так он меня запугает».

Возможно, Винс заметил перемену в отношении Мэри, потому что быстро ушел. Но у входной двери обернулся.

– Он настоящий гурман, наш странствующий монстр. С каждым разом они все моложе.

– Никто не понимает, как ребенок оказался здесь, – говорил Терри. – Он жил за милю отсюда, на площади Платта. Его родители убиты горем… это был единственный ребенок и такой очаровательный. А я… Я был в том самом месте… Дежурил до рассвета… Дежурил как раз тогда, когда это случилось… Мэри, я не понимаю… Это какая-то дьявольщина… Каждый раз, когда я обходил дом сзади, я проверял те кусты, а перед тем, как отправиться домой, тщательно обыскал весь сад… И все было в порядке.

Мэри содрогнулась. Непостижимое. Какое верное имя.

Она ощущала зуд. Казалось, ее везде покалывают иголки. И постоянно тонкие струйки пота стекали по ее одетому в просторное платье телу.

– Мне кажется, я схожу с ума, – сказала она.

– Нет, Мэри, дорогая. Почему?

– Потому что…Погода. Давление невыносимо. И все началось после побега существа.

– Я бы не стал объяснять погодный феномен будничными событиями.

– Будничными?

– Ну, кто-нибудь всегда сбегает из-под стражи. Есть, конечно, нечто зловещее в существе, потому что никто толком не знает, зверь это или человек. Но никакой другой загадки в нем нет.

– Кроме того, что оно умудрилось сбежать, его не поймали, ты не смог увидеть его прошлой ночью, и оно сожрало ребенка в моем саду. Ребенка, который должен был спать в своей кровати за милю отсюда.

– Ты не права, существо не сожрало ребенка. Было бы даже лучше, если бы так… Мы бы тогда знали наверняка, что это зверь, и что оно убивает, чтобы утолить голод. Также, как волки. Но оно разорвало малыша и просто оставило его. Как будто один инстинкт взял верх над другим. Существо заполучило добычу, приготовилось съесть ее, но потом человек в нем возобладал.

Мэри встала, подошла к окну и взглянула на небо, напоминающее тисненую медь. Казалось, оно медленно, но верно снижается. Она не сможет пережить этот выжимающий жизнь день без того, чтобы сорваться. Даже на Терри.

Жестокость, собирающаяся в небе, порождала жестокость в ней самой. Тетя больна. Глупо путаться под ногами у пожилой и безмозглой женщины… И ночь постепенно приближается. Приближаются ночные муки. Бесчисленные создания прячутся в темноте, становясь невидимыми, чего, возможно, они и не желают. Винс и его оргии. И хуже всего эта сжимающая сердце буря. Неизбежная опасность.

– Полиция еще будет нас беспокоить? – резко спросила она.

Терри, если и заметил ее тон, предпочел не реагировать.

– О, нет. Они убеждены, что и женщину, и ребенка убило одно и то же существо, и что это и есть урод, сбежавший с ярмарки.

День подходил к концу. Настроение стихии, казалось, полностью передалось Мэри, превратив ее из доброй и жизнерадостной женщины в создание столь же мрачное, как и тяжелые выдохи постоянно снижающегося неба. Она ругалась с Руфь, игнорировала Шарлотту, лежала обнаженной на кровати и с трудом дышала. Мэри отчаянно восставала против человека, который поймал ее в ловушку и навсегда привязал к себе. Прихорашивающийся дурак. Вредная обезьяна. Адонис с нутром Калибана.

Когда стемнело, небольшие порывы ветра стали проноситься над землей. Они таили в себе угрозу. Предвестники грохота и опасности. Быстрые невидимые всадники, которые мчались вперед, чтобы возвестить о мощи своих богов войны.

Мэри наполнял страх. Приближалось нечто, приближалась катастрофа. Она не могла отвлечься.

После чая она без остановки ходила из комнаты в комнату и все время выглядывала из окон, занавески на которых были закрыты. Огромные распухшие тучи с раскаленными краями, казалось, свисали с неба. В любую минуту они могли пролиться и затопить землю водой или огнем. Воздух давил сильнее. Легкие Мэри болели. Сердце еще больше сжималось.

Скоро она уже не осмеливалась выглядывать из окон, потому что медленно наползала ночь. Ночь с ее опасностями, для которых грядущий шторм был таким желанным прикрытием.

Но все же, чего она так боится? Ее сад прочёсывают вдоль и поперек. На дороге дежурят патрули. Ее охраняют как члена королевской фамилии. Но даже августейшие особы, сказала себе Мэри, беззащитны перед микробами и другими невидимыми врагами.

Около девяти послышался тихий рокот, рычание, проклятия, глухое бормотание разрушительной силы. Мэри пошла к Шарлотте и увидела, что та спокойна, безмятежна и готова к общению.

– Тетя, ты разве не боишься?

– Чего, дорогая? Грома и молнии? Нет, я их никогда не боялась.

Но Шарлотта ничего не знала об изуродованном теле ребенка, не видела светящихся глаз. Она была старой, немощной, больной. В ней не росла новая жизнь, юная, прекрасная или ужасная.

А Руфь боялась. Мэри видела ее страх, когда девочка пришла пожелать ей спокойной ночи. Щеки Руфи горели, а глаза стали темными от ужаса. Но как они могли помочь друг другу? Разве что притвориться, будто ничего не происходит.

Мэри знала, что под всеми этими страхами ее душа рыдает. Жизнь исполнила ее желание, подарив ей способность иметь детей. Теперь у Мэри было бремя, желанное для большинства женщин, но не было надежды и радости, что должны сопутствовать этому. Она чувствовала лишь страх перед природой своего ребенка, который скоро придет в этот мир.

Она отправится в постель. Или нет… Как только она решила лечь, раздался долгий раскат грома, будто Цербер показывал зубы. Мэри замедлила шаги. Налетели порывы дикого, смеющегося ветерка. Она отправилась в гостиную, испытывая острое желание открыть французские окна, бросить вызов надвигающемуся шторму, ночи и тому, что в ней пряталось. Но она не смогла остаться. Истерический порыв, бушуя в ее крови, выгнал ее из комнаты.

Проходя через холл, Мэри вдруг острее ощутила тревогу. Она остановилась как вкопанная. Входная дверь была открыта. Почему? Вроде бы незначительное, обычное явление, но…

Винс пришел домой и забыл запереть дверь и опустить засов? Она прислушалась. Все казалось спокойным. Она могла бы отправиться в комнату мужа, но едва появилась эта мысль, она испытала огромное нежелание идти туда.

Теперь ужас затопил ее полностью. Что если это не Винс оставил дверь открытой?

Она осознала, что ходит кругами, как фигурка в часах, хотя не понимала почему, ведь это бессмысленно. Мэри отчаянно хотела иметь глаза Аргуса, хотела обратиться к молитве, хотела прикоснуться к тем понятным предметам, которые выражали католическую веру. Прекрасные латинские слова готовы были сорваться с ее губ, но они не помогали ей. Ее душа была пуста, а темные мысли заполнили голову. Мэри положила скрюченные пальцы на живот, будто желала вырвать ребенка из утробы и швырнуть его в пропасть.

Прокатился еще один громовой раскат. Молнии, словно раздвоенные языки гигантских бронзовых змей, лизнули небо.

Рефлекторно, без единой хорошей мысли, она побежала в свою комнату и разделась. Тетя дремала. Хорошо… А потом Мэри задумалась, оставила ли она записку молочнику в одной из пустых бутылок? Тетя завтра уедет, значит им нужно на одну пинту молока меньше. Даже на полторы пинты, поскольку с приездом Шарлотты они увеличили заказ более, чем в два раза.

Мэри едва успела лечь, как снова поднялась и выбежала из комнаты.

Что, если нечто проникло в дом? Оно не должно подползти к ней в темноте, за закрытыми дверями. Пусть лучше она узнает о его приближении, увидит его. Мэри не могла больше лгать себе. Ей нужно было ходить по дому.

Гостиная…Мэри кралась, как кошка… И прислушивалась…Ничего? Нет, шаги. Она рассмеялась с истерическим облегчением. Чувство триумфа наполнило ее душу. Ее дом охраняют. Она смело подошла к окнам и открыла их. Потом закрыла. Да, патруль на посту. Кто-то позвал ее.

– Все в порядке, миссис Бордер! Не волнуйтесь.

Она снова засмеялась в ответ и задернула шторы, радуясь, что может отгородиться от кипящей ночи, словно от горячего зловония из пасти ядовитого животного… Облегчение? Нет! Ее сердце застучало сильнее. Но разве могла она просить о большей защите, ведь ее охраняли сильные вооруженные мужчины? Терри, благослови его бог, проследил за этим.

Но безопасности не было. В Мэри как будто было нечто, что обладало даром провидения. Ребенок? Ребенок знал, что ни мужчины, ни оружие, ни какая-либо мыслимая защита не убережет ее от… грома… грома… грома… и молнии. Даже через плотные шторы она увидела, как огненная линия разорвала небо. Ночь навалилась на Мэри. Плотная. Удушающая.

Где-то в доме послышался плач. Окаменев, она стояла и ждала… Снова плач, теперь ближе… Руфь! С ней что-то случилось! Неожиданно ветер взвыл и словно руками ударил в окна. Он, казалось, собрал все силы, чтобы ворваться в дом. Снова плач, теперь уже близко… Если это… Нечто… Что же она увидит? Что она будет делать? Помощь. Ее долг. Она должна помочь. Она должна бежать туда. Но ее ноги приросли к полу. Оцепеневший мозг не мог заставить парализованное тело двигаться.

Небеса загрохотали, словно там встретились два гиганта. Их столкновение потрясло землю, их копья пронзили ночь, их божественная кровь полилась на землю сплошным дождем. Ветер, внося свою лепту, бешено завывал.

Руфь, избитая и отчаявшаяся, ворвалась в комнату. Правда была очевидна. Неожиданно Мэри поняла, почему девочка просила о защите, почему Руфь боялась спать одна. Она же ребенок! А он чудовище! Маленькая, похожая на розочку Руфь, которую она так полюбила. Мэри должна была догадаться! Появился Винс. Он снова пьян! Казалось, рот Мэри окаменел. Она не могла произнести ни слова. Буря хорошо дополняла события, о которых она возвестила!

Мерзость происходящего подняла в душе Мэри такие же яростные силы, как те, что трясли небо и землю.

Винс быстро запер дверь. Она поняла, что это значит. Под действием бешеного импульса она разбила дрезденскую вазу, которая была у них много лет. Не дожидаясь, когда он кинется на нее, Мэри схватила осколок и порезала его ухмыляющееся лицо. От неожиданности он отпрянул. По его щеке тек багровый поток. Руфь кричала. Небеса и безумный ветер вторили ей.

Хаос и языческая воинственность взвинтили Бордера. Он вытер кровь и с воплем кинулся на Мэри. Под визг Руфи он разорвал ночнушку жены. Но его побои только распалили Мэри. Крича в унисон со служанкой, она отвечала ударом на удар. Винс вопил какую-то бессмыслицу. Ветер, словно разбуженный нечеловеческими криками, дополнял эту вакханалию. Он несся по земле как орда громоподобных всадников на обезумевших от крови конях.

Налетев всем весом, Бордер толкнул Мэри. Она упала. Он приготовился нанести смертельный удар. Винсент поднял над головой медный кувшин и с грохотом опустил его. Мэри успела вывернуться и прежде, чем он снова поднял его, схватила осколок вазы.

Неожиданно она осознала весь ужас происходящего. Человек, которого она собиралась заколоть, лицо которого она порезала так, что его заливала кровь, был отцом ее ребенка. В безумном наваждении она увидела не ненавистное лицо Винса, но лицо своего ребенка, которого она может возненавидеть еще сильнее. Она положила руки на живот, где начиналась новая жизнь.

Этот жест остановил Бордера.

– Наш… – прошептал он, – наш ребенок!

В его голосе снова зазвучала насмешка.

– Твой, – прорычала Мэри. – Не мой.

Донеслись неразборчивые крики Шарлотты. Она молотила по двери кулаками.

– Мой сын! – взвыл Винс.

– Твой сын! – Мэри задохнулась. Гнев не давал ей сказать ни слова. Неожиданно буйство, удары в дверь Шарлотты, крики ее и Руфи, веселье Винса, бурлящий разум и обезумевшее небо позволили ужасным импульсам подсознания Мэри вырваться на свободу.

Она рассмеялась. Страшным смехом.

Глядя в ночь, словно ее воющие силы были богами, которым она поклонялась, Мэри подняла руки в яростном напряжении.

– Будь проклят его сын! Пусть он родится монстром, таким же как отец!

В исступлении ей показалось, что солнце и земля взорвались. Гром. Рев бури. Хлещущий дождь. Все словно обрушилось на нее, мстительно опустошая, презирая человеческое вмешательство, барьеры, контроль. Хрупкие французские окна распахнулись, открыв женщину ночи и существу, которое пряталось в темноте. Окно стало рамой для того, кто стоял за ним. Лицо и тело волка. Грудь обезьяны. Глаза горят кошачьим огнем. Но все же это глаза человека.

Существо протянуло руку, коснулось ее живота и рассмеялось.

С грохотом она упала в обморок.