В погоне за потрошителем с Грин-Ривер. Мои поиски убийцы 49 женщин

David Reichert

Chasing the Devil: My Twenty-Year Quest to Capture the Green River Kille

© Райхерт Д., 2023

© ООО «Издательство Родина», 2023

Пролог

Река

Исток Грин-Ривер находится милей выше Национального заповедника Сноквалми и чуть южнее точки на карте под названием Стампед-Пасс. Начиная с одного маленького ручейка по пути на запад, она вбирает в себя десятки речек с такими названиями, как Чэмпион, Вулф и Кугар. При достижении равнины этот устойчивый поток, учитывая весенние половодья, когда в Каскадных горах начинает таять снег, на некоторых участках может достигать шести метров в глубину.

Жизни людей, живущих в горной долине, отделённой Грин-Ривер, всегда проходили в плотном контакте с её водами. Это был источник воды и рыбы для коренных американцев, которые также использовали его, чтобы добраться до залива Пьюджет-Саунд. От реки зависели и первые поселенцы. В наше время она используется для орошения фермерских угодий, а также для спортивной ловли, рафтинга, плавания и всеми, кому по душе отдых на дикой природе.

Но в то время, как река помогает людям выжить, она давно является и местом трагедий. В середине 18-го века на её берегах белые поселенцы сражались с индейцами: погибли женщины, мужчины и дети с обеих сторон. А в последние годы река выносит тела утопленников или используется для сброса тел с целью избавления от улик, в надежде на то, что течение унесёт их далеко в море.

Моя связь с Грин-Ривер берёт начало в далёкие 60-е, когда, будучи ребёнком, живущим в городе Кент, я подрабатывал, собирая фрукты и овощи на фермах, расположенных вдоль её берегов. Позже, когда я учился в старших классах, река стала местом, куда я сбегал от наших долгих противостояний с отцом. То были хорошие времена, но я знал, насколько тяжело было родителям воспитывать семерых детей при скудном заработке. По уикендам отец мог выпить лишнего и поругаться с матерью. Когда я был мал – прятался. Когда стал старше, пытался вмешиваться. После одной особенно тяжёлой ссоры я ушёл из дома и два месяца прожил в «меркури» 1956 года, который купил на деньги, заработанные вечерами после школы. Я припарковался на уединённом месте на берегу реки; в течении дня ходил в школу и на работу, а по вечерам возвращался в машину для ночёвки.

Я знал все потаённые безлюдные уголки Кента, где мог спрятаться ребёнок в бегах. Но я был не из тех, кто часто попадал в неприятности. Скорее, даже наоборот. Я был ребёнком, который жил в суровых районах и ежедневно имел дело с хулиганами и плохими парнями, и чувствовал, что это мой долг защищать от них себя и своих приятелей-аутсайдеров. Часть этого долга исходила из жёсткого примера моего отца. Он никогда не отступал и готов был бороться за то, что считал правильным. Но в то время, как он всегда старался навязать свою волю и суждения людям вокруг себя, я был почти одержим своей безопасностью и безопасностью окружающих.

Детство дало мне большой опыт в столкновении с опасностями. Мне было семь-восемь лет, когда во время игры в марблс[1] ко мне подъехал мужчина на универсале и попытался похитить. Он сбежал из психиатрической клиники штата и уже почти затащил меня внутрь, когда подбежала мама и схватила меня за ногу. Она вырвала меня из его рук: одному Богу известно, что он собирался со мной сделать. Примерно в то же время меня поймали трое старших ребят, обвинили в том, чего я не делал и привязали к дереву в лесу. Я выкрутился, но урок был ясен: мы делим этот мир с плохими людьми и должны уметь дать им отпор.

Со всей жестокостью и драматизмом, с которыми я столкнулся в семье и на улицах, не удивительно, что я рано стал проявлять интерес к полицейским и пожарным, – как-никак, людям, официально отвечавшим за нашу безопасность. В детстве одной из моих любимых игр была «Рескью 8», основанная на телесериале[2] с тем же названием. Я собирал братьев, сестёр, кузенов и создавал для них «чрезвычайные ситуации» – например, кто-то свисал с ветвей дерева или притворялся, что попал в опасность, а остальные из нас приходили на помощь. Велосипеды служили полицейскими машинами. И мы до боли напрягали горло, имитируя звук сирен.

Став старше, я перестал играть в спасателей и приходил на подмогу уже в реальных ситуациях, если кто-то просил о помощи или нуждался в ней. Когда «Подглядывающий Том» беспокоил девушек в общежитии, где жила моя будущая жена Джули, я погнался за ним и запрыгнул на подножку его «фольксвагена». (Он скинул меня, врезавшись в телефонный столб.) На футбольном поле, где я играл за квотербека[3], я оказался втянут в драку, вспыхнувшую после нашей победы. Мне не понравилось, что одного из наших самых приземистых игроков задирал великан-лайнмен. Я кинулся на помощь, но лайнмен[4] врезал мне шлемом между глаз, и я оказался в больнице.

По какой-то причине мой ранний интерес к поддержанию мира и порядка не сразу привёл меня в правоохранительные органы. В колледже я рассматривал преподавание, тренерство, социальную работу и священнослужение. Мой дед, которого я любил и, которым восхищался, был лютеранским пастором, и вера была и является центром моей жизни. Я много думал об этом во время семимесячной службы в военно-воздушных силах. Моя подруга, невеста и затем жена, Джули, постоянно говорила, что из меня получится хороший коп и призывала рассмотреть этот вариант. Мы много обсуждали это, и когда я уволился в запас и вернулся в Сиэтл, решил, что пришло время. В 1971 году я прошёл экзамен для поступления в Службу шерифа округа Кинг и набрал достаточно высокий балл – восемьдесят два – чтобы занять одну из ста десяти должностей помощников. Я приступил к работе в 1972 и оставался на ней более тридцати двух лет. За это время мы с Джули построили дом, создали семью и родили трёх детей: Анджелу, Табиту и Дениэла.

На первом расчётном листе мой начальник написал: «Офицер Райкерт обладает нужными качествами, чтобы стать хорошим полицейским. Хотя он кажется довольно тихим и спокойным, его действия указывают на то, что он отлично себя проявит».

Я был тихим молодым человеком, хотя действие привлекало меня намного сильней любого разговора. Я мог сопереживать нуждающимся, что и сделало меня желанным в данной профессии, которая всё ещё базировалась на определённом менталитете Среднего Запада. Тридцать лет назад до модернизации процесса обучения и установления более конкретных процедур, каждый офицер должен был проявить творческий подход и напористость. Вы мчались к месту преступления на высокой скорости с ревущими сиренами и вызывали подкрепление только в крайнем случае. (Вероятно из-за того, что ваши коллеги находились в милях от вас.)

Иногда результаты такого мачо-подхода были почти идеальными. Как-то раз я принял вызов о домашнем насилии, когда мужчина приставил нож к горлу своей жены. Приехал старший офицер и предложил мне пролезть в открытое окно. Я снял обувь и залез в дом. Отвлёк мужчину. Он отвернулся от жены, она вырвалась, подбежала ко мне, и я помог ей выбраться через окно. Затем я прошёл в гостиную, дабы убедиться, что мужчина не попытается покончить жизнь самоубийством. Когда я вошёл в комнату, он увидел моё отражение в окне. В последовавшей схватке он полоснул меня от правого уха до гортани, едва не задев ярёмную вену.

Когда я рассказываю эту историю, некоторых людей она заставляет вздрагивать. Сегодня у нас есть методики переговоров и этим занимаются специальные команды. Но больше люди поражаются тому, что моя жена Джули не закатила истерику после того инцидента. Она была встревожена звонком, когда ей сообщили: «Дэйва показывают по телеку, он ранен». Но узнав, что со мной всё будет в порядке, она сказала: «Что ж поделать. Таков Дэйв». И она была права. Я всегда считал себя борцом и заступником, и предпочитал играть за сторону нападения[5] всякий раз, когда выпадала возможность.

К счастью, полицейский может быть напористым, не подвергая свою жизнь каждодневному риску. В те ранние годы патрулирования я познал некоторые тонкости работы, как, например, обзаведение источниками информации на улицах и использование образного мышления при каждом реагировании на принимаемый вызов. Иногда это приводило и к забавным результатам. Я навсегда запомнил подростка, который вломился в загородный дом и стащил пару бутылок из винного шкафа и конфеты из комода. Я пошёл на задний двор и по обёрткам от конфет вышел к линии электропередач. И тут, рядом с обёрткой, нашёл квитанцию о прогуле школы. Должно быть, она выпала из его кармана. Там было указано его имя и вскоре я уже разговаривал с его матерью, которая провела меня в его комнату и тайнику с вещами, которые он стащил из домов по всему району.

Потом, как-то ночью, я увидел грабителя, вломившегося на автозаправочную станцию. Он выпрыгнул из разбитого окна и побежал в лес позади станции. Я последовал за ним, но быстро потерял в темноте. (Ошибка новичка: забыл взять фонарик.) Преследуя его, я слышал хруст веток, тяжёлое дыхание и звуки шагов. Вдруг раздался громкий удар и вскрик от боли. Мы не поймали его той ночью, но вернулись утром, чтобы проследить кровавый след от дерева до близлежащего трейлера, где он жил.

Помимо раскрытия преступлений и самоудовлетворения от помощи людям, одним из главных достоинств работы в полиции является дух товарищества между коллегами-офицерами. Бывают ссоры и обвинения, но связи, которые вы формируете – нерушимы. Особенно сильно я почувствовал это в отношении человека, больше всего повлиявшего на меня за годы патрулирования – Сэма Хикса.

Когда я пришёл, Сэм уже три года служил в полиции и ещё семь лет оставался моим наставником. Крупный мужчина со вьющимися рыжими волосами, он наслаждался работой и был частью нового поколения, привнёсшего в работу новый более смекалистый подход. Сэм был непоседой, но также в нём было больше здравого смысла, чем в любом, кого я знал. Они никогда не терял чувство юмора, особенно при исполнении. Одним вечером мы выехали по адресу, где предположительно было совершено ограбление и на нас из темноты выскочила рычащая собака. Сэм достал газовый баллончик, но перепутал стороны и направил струю себе в лицо, после чего мы рванули к нашим машинам. Его глаза распухли и покраснели, но мы оба покатывались со смеху.

Я никогда не забывал советов Сэма о том, что нужно сохранять спокойствие и всегда быть начеку, но самые важные его уроки относились к проявлению настойчивости и дотошности. Оба этих качества нашли проявление, когда мы получили звонок от рыбаков, обнаруживших на дне уединённого горного озера ботинок со стопой и частью голени. Несколькими месяцами ранее сообщалось о пропаже туриста в этом районе. У этого человека было несколько врагов, так что мы рассматривали возможное убийство.

Мы с Сэмом прибыли на лесную опушку до рассвета. К нам присоединился детектив Боб Ламория. Мы взяли фонарики, нацепили рюкзаки и под проливным дождём направились в девятимильный путь до озера. По дороге Сэм ни разу не сбавил темп и, добравшись до места, мы быстро надули резиновую лодку и поплыли доставать ногу с помощью крюка. Пока мы плыли я взглянул вверх и увидел останки грудной клетки, покоившиеся на склоне горы на высоте пяти футов над нами. Под руководством Сэма я поднялся на гору и упаковал все кости, что смог найти. В итоге смерть была признана самоубийством, но, по крайней мере, теперь его семья могла провести похороны. Для Сэма проделать 18-мильный поход по дикой местности, чтобы раскрыть тайну найденной на дне озера ноги, – один день работы.

Сэм стал моим ближайшим другом, а его упорство и стремление стали примером для эффективного расследования, когда я присоединился к нему в отделе, занимающимся раскрытием убийств и ограблений. Сэм всегда брал напором свои дела и не любил ждать. 24 июня 1982, собираясь арестовать подозреваемого в убийстве, он позвонил мне домой. Меня не оказалось, но Сэм не стал ждать и взял другого детектива, Лео Херша, и отправился за подозреваемым.

Лео и Сэм заметили Бобби Хьюза на пассажирском сиденье грузовика его брата, который был за рулём. Они следовали за грузовиком по просёлочным дорогам сельского юго-западного района округа Кинг, пока он не свернул на дорогу, ведущую к отдельно стоящей ферме. Брат Бобби высадил его у деревьев, и они разделились. Когда Сэм и Лео подъехали, пуля пробила их лобовое стекло. Они выскочили наружу и спрятались за амбаром.

В тот судьбоносный день, Сэм и Лео не смогли определить, откуда был произведён выстрел. Пока Лео осторожно изучал местность, Сэм медленно подкрался к углу амбара. В ту же секунду, когда он оказался в поле зрения бандита, последовал ещё один выстрел. Пуля пробила грудь Сэма, и он рухнул на землю. Лео подбежал к нему и вызвал по рации помощь, а нападавший убежал в близлежащий парк Флэйминг Гейсер – большой лесистый район, разделённый надвое водами Грин-Ривер.

Мой друг и наставник Сэм Хикс был доставлен по воздуху в госпиталь Харбор-Вью, но он не выжил. Выстрел из мощной винтовки нанёс слишком сильный урон. Но ещё до того, как мы узнали о его смерти, пока врачи всё ещё бились за него, служба шерифа отреагировала на стрельбу массивным розыскным мероприятием. На место преступления прибыли все свободные полицейские. По следу Хьюза были пущены собаки. Над головами неустанно кружили вертолёты. Патрульные машины обследовали каждую милю дороги.

Сначала начальство не пустило меня на поиски убийцы. Они думали я был слишком близок с Сэмом и эмоции могли затмить мой рассудок. Но затем им понадобился человек, который доставил бы фотографию Хьюза на место преступления. Я вызвался добровольцем и помчался с включенными огнями и сиренами. Доставка фотографии была просто предлогом. Думаю, они знали об этом, когда отправили меня с этим поручением. Когда я прибыл на ферму, там находились помощники и детективы со всей округи. Одну из первых я увидел Фабьен «Фэй» Брукс – первую чернокожую женщину-детектива в службе шерифа. Фэй обычно занималась преступлениями на сексуальной почве. Но, как и все остальные, приняла участие в розыске. Должно быть, Фэй увидела в моём лице шок и трагедию, потому что первым делом крепко обняла меня.

Поиски Бобби Хьюза продолжались три дня и три ночи. Сотни людей прочёсывали местность по обе стороны от реки. И я был среди них, не прерываясь на отдых часами напролёт. Только раз я ездил домой повидать семью, погоревать о смерти друга и вздремнуть несколько часов.

Наконец, на третий день автолюбитель сообщил, что видел изнеможённого человека, взобравшегося по берегу реки и затем пересёкшего дорогу. Я и Билл Хенн были среди офицеров, отреагировавших на звонок. Полицейская собака взяла след Хьюза и начала преследование. Мы помчались расположить нашу машину на гравийной дороге, которая была точно на пути Хьюза. Мы с Биллом оба были вооружены дробовиками. Я улёгся на капоте лицом к лесу, держа палец на спусковом крючке. Билл занял багажник и смотрел в том же направлении.

Пока мы ждали, из леса до нас доносился лай собаки и треск ветвей. Но ни Хьюз, ни преследователи так и не показались. Он решил остановиться и спрятаться под упавшим деревом. Собака вцепилась в него, и он оказался в руках офицеров. Я был единственным детективом на месте преступления, поэтому меня привлекли к доставке Хьюза в полицейский участок в Оберне, чтобы я зачитал ему права и взял показания. Позже я отвёз его в изолятор округа Кинг в центре Сиэтла. Всё время я заставлял себя соблюдать спокойствие, пока Хьюз нёс какую-то херню о том, что Сэм и Лео были якобы плохими парнями, которые хотели убить его и заявил, что выстрелил в целях самообороны. Но я думал только о том, что этот человек убил моего лучшего друга, мужа, отца и одного из лучших копов лишь одним движением указательного пальца.

Через семь недель после смерти Сэма у моей дочери Анджелы был девятый день рождения. Отпраздновать это событие, а заодно и дни рождения всех остальных, кто родился в августе, в наш дом съехалось около сорока членов нашего большого семейного клана. Из-за того, что нас так много, мы давно договорились проводить совместную вечеринку раз в месяц. Для «большого дня» Анджелы Джули заготовила торт и мороженное, и ещё много всяких блюд. Были куплены и завёрнуты подарки, и ещё больше их с собой привезли гости. С таким количеством гостей ежемесячное празднование было почти таким же потрясающим, как на Рождество.

Анджела едва сдерживала возбуждение, дожидаясь прибытия гостей. Она сидела за большим дубовым кухонным столом, доставшимся нам от моих родителей, когда зазвонил телефон. Звонили мне, и, если Анджела наблюдала за выражением моего лица, когда я слушал голос на другом конце провода, она знала, что должно было произойти. Экстренный вызов из Службы шерифа означал, что папе нужно было уйти. Опять.

Так много всего последует за этим звонком – десятки лет борьбы, беспокойства, опасностей и одержимости – что я почти забыл, что началось это в день рождения Анджелы. Но много лет спустя она напомнила мне об этом и вспомнила, как плакала, и как ей потом было стыдно, потому что она думала о себе, а не о жертве убийства, для осмотра которой меня и вызвали.

– Я думала, это так несправедливо, – сказала она. – Но мы знали – у тебя не было выбора.

Все понимали, что я должен был отреагировать незамедлительно. И знали, что для меня это была не просто работа. Я верил, что на меня возложена ответственность за разрешение худшего вида трагедий, дабы жертвы и их родственники могли получить хоть какую-то долю справедливости. Это было серьёзное дело, а учитывая насколько глубока моя христианская вера, я считал его своим призванием.

Несмотря на то, что я отвечал на телефонные звонки об убийствах с почти автоматическим хладнокровием, этому удалось задеть несколько эмоциональных струн. Во-первых, он оторвал меня от праздника Анджелы, который мне очень не хотелось пропускать. Во-вторых, мне сообщили о нескольких жертвах, а это всегда намного ответственней и тяжелей. А в-третьих, этот звонок снова возвращал меня на берега Грин-Ривер.

24 июня река была фоном событий, которые заставили склонить колени перед смертью Сэма. Теперь Грин-Ривер принесла весть о ещё большей трагедии. Недалеко от берега были найдены затопленные тела двух молодых девушек и мне предстояло возглавить расследование: выяснить, кто они, как туда попали, и кто ответственен за это.

Глава 1

Чьи-то дочери

Возможно, в это трудно поверить, что каждый раз, когда я принимал экстренный вызов, мой разум тут же переключался с семейной жизни на убийство, но именно так и работает мозг большинства опытных детективов. По окончании рабочего дня, у нас есть обычная человеческая потребность в покое и уюте. И как и большинство людей, мы стараемся, чтобы работа и дом не сильно между собой пересекались. Разница только в том, что убийство – самое тяжкое деяние из всех, что может совершить человек, и детективам из отдела по расследованию убийств приходится иметь с ними дело каждый день.

15 августа 1982 поступил звонок о двойном убийстве: две женские жертвы. Я знал, что место обнаружения тел – точка на реке Грин-Ривер в пригороде Сиэтла, Кенте – труднодоступно для проведения обыска. По обе стороны реки растут ежевичные заросли. Покрытые шипами стебли, которые практические невозможно сломать, достигают в высоту шести футов и выше и растут вперемешку с таким же высоким тростником и травой. Помимо густых кустарников, крутые склоны берегов обложены камнями, чтобы сдержать реку во время весенних паводков.

В Кенте к реке можно подойти с двухполосной просёлочной дороги Фрагер-Роад, идущей вдоль берега. Для района, который находится всего в двадцати милях от Сиэтла, это на удивление сельская местность: просто фермы, детские сады и несколько частных домов. Единственный бизнес в районе – скотобойня «Пи-Ди-энд-Джей Мит Компани», с которой река видна чуть южнее моста Пек-Бридж.

Когда я ехал по Фрагер-Роад в своей гражданской машине, больше всего меня беспокоило то, что я был на этой скотобойне буквально три дня назад в рамках расследования убийства другой молодой девушки. В том деле работник скотобойни вышел наружу покурить. Он посмотрел вниз на реку, туда, где поверхность воды разделяла песчаная коса, с вынесенными на неё несколькими топляками. Перед брёвнами он увидел то, что принял за тушу большого животного. Ведомый любопытством, он прошёл к кромке воды по тропе, обычно используемой рыбаками. Минув заросли ежевики, он понял, что на песок вынесло не животное, а человека.

В том деле я сфотографировал место обнаружения тела, вызвал водолазов, чтобы они забрали его и помог вынести на берег для дальнейшего обследования. Для меня мёртвые тела были обычной частью моей работы, и я был обучен относиться к ним, как к вещественным доказательствам. Но также относился к ним с глубоким почтением. Тело представляет человека, которого когда-то любили, который строил планы на будущее, и который был всего лишён. Иногда тело может говорить с нами, предоставляя ключи и улики, могущие привести к правосудию за личность, которая когда-то жила внутри. Поэтому я отношусь к останкам с величайшей осторожностью.

Солнце обрушилось на открытые участки кожи с такой силой, что буквально выжгло их. Остальное тело было погружено в воду и начало раздуваться. Но хуже всего было то, что яйцекладущие насекомые проявили чрезвычайную активность и теперь повсюду ползали личинки. Я остановился на минуту, чтобы собраться, а затем, как и остальные офицеры, сделал всё необходимое, чтобы извлечь останки из воды в целости и сохранности.

Когда тело оказалось на берегу, мы увидели, что, хотя молодая девушка была раздета, она дала нам некоторые подсказки для её идентификации. На ней было кольцо и одна серьга. А также у неё было несколько татуировок. Самой отчётливой было слово «Duby», написанное внутри сердечка; татуировка располагалась на правом плече.

Официальную причину смерти должно было показать вскрытие, на котором я присутствовал на следующий день. Но на месте судмедэксперт смог определить, что тело находилось в воде не менее двух недель. Он не обнаружил воды в лёгких, что означало, девушка была убита до попадания в реку, а также отсутствовали какие-либо признаки физических травм.

Во время расследования я связался с местным татуировщиком Джо Йейтсом, который ранее помог опознать тело другой жертвы с татуировками, но в этот раз он зашёл в тупик. В конечном счёте, проверка по базам данных полицейский участков, которые хранят записи обо всех однажды задержанных гражданах, показала, что это была Дебра Линн Боннер. Ей было двадцать четыре и по весу и росту она соответствовала найденному телу. А также у неё были идентичные татуировки. Её арестовывали за проституцию не меньше восьми раз под несколькими вымышленными именами.

Все эти факты по делу Боннер пронеслись в голове, когда я подъезжал к «Пи-Ди-энд-Джей Мит Компани» в воскресенье, 15 августа, но самые тревожные мысли были не о Дебре, а о её матери. Всего сутки назад я отправился в один из самых суровых районов Такомы и постучал в дверь её дома. Внутренние помещения представляли собой воплощение бедности и запущенности. Малочисленная мебель была побитой и запачканной. По полу бегали мыши. Всё в этом месте говорило: «Здесь люди не живут, а выживают». Когда мы присели и миссис Ширли Боннер услышала от меня, что её дочь была убита, её глаза наполнились слезами, заструившимися по щекам. Вы могли бы сказать, что в материальном плане у этой женщины не было ничего для становления ребёнка на ноги и оказались бы правы. Но её горе было настоящим, безграничным и она проливала материнские слёзы.

– Я не сдамся, – сказал я ей. – Обещаю вам, я не сдамся.

Теперь я снова держал путь к реке, где меня дожидались ещё два тела молодых девушек, дочерей, чьи матери тоже будут рыдать, когда получат известия. Так как я был старшим детективом на месте преступления, эти дела тоже переходили под мою ответственность. Это означало, что я отвечал за само место преступления, за идентификацию тел и за все остальные аспекты расследования, включая контакты со скорбящими родственниками. Этот день обещал выдаться очень и очень длинным.

Стоянка «Пи-Ди-энд-Джей» была уставлена машинами правоохранителей, так что я припарковался на обочине дороги. Я схватил большой громоздкий фотоаппарат «Мамия», который обычно использовал на местах преступлений, а также немаленький батарейный блок для него и журнал для отметки каждого снимка. Как только вышел из машины, некоторые офицеры, стоявшие неподалёку тут же повели меня к месту преступления. Там на воде находился Роберт Эйрсворт, рафтер, достававший старые бутылки и всяких хлам со дня реки с помощью самодельного крюка. Всякий раз, когда он не мог поднять что-то крюком, спрыгивал с лодки в воду, копошась в иле и песке.