Желая Артемиду

В ту ночь Фред впервые позволил Майклу порисовать – так он, великий мастер прятать все важное на видном месте, это называл… Подобно божественному свету рисование спасет тебя от бренности мира, подарив иной, далекий и недоступный смертным, так он говорил, и каждое его слово Майкл трепетно хранил в альбоме памяти, как редкие цветы и растения.

– Почему сам не рисуешь?

– Я – Лидс. От меня зависит репутация семьи и школы, но ты… – он тяжело выдохнул и, положив руки на плечи Майкла, прикоснулся к его лбу своим, – ты свободен. И ты можешь. Я почувствую все то же, что и ты. Одна судьба у наших двух сердец: замрет мое – и твоему конец [30]. – Уголок губ Фреда слабо приподнялся. – Мы одно целое, Майкл. С того дня мы – одно.

Тем днем он называл день, когда они провели ритуал на крови в вересковом поле. Детская шалость, сущая глупость, но Майкл истинно верил, что они соединились особым образом. Фред раз за разом впускал его в святая святых – закулисье учебных и жилых корпусов. День за днем они призраками скитались по руинам прошлого, изучая редкие книги в читальных залах и полустертые надписи на столах в лекториях, чердак в часовне и погреб в трапезной, шкафчики в раздевалках и запертые ящики учительских столов – в карманах Фреда таились ключи от всего на свете. Тот, кто владеет информацией, владеет миром, и если это так, то Фред владел Лидс-холлом и, приоткрывая завесу знаний перед Майклом, скреплял их магическую связь, обращая ее в камень. Пугало Майкла лишь то, что Фред почувствует не только их духовное единство, но и то, что висело над ним дамокловым мечом, – его одержимость Грейс.

В последнее время жизнь, навалившаяся на Майкла грузной плитой, давила слишком сильно, и рисование он воспринял как сошествие ангела с небес, посланного его божеством. Пока остальные ученики мирно спали, отдыхая от дневной сумятицы, Фредерик, используя свои знания и преимущества наследника, проводил Майклу экскурсии по темным коридорам и потаенным уголкам Лидс-холла. Длинные, вытянутые тени двигались по стенам, подобно редким животным, туфли шуршали по полу. В лекториях и читальных залах скамьи и шкафы скрипели сами по себе – здание свистело и дышало, манило к себе прохладой кирпичных стен.

Они вошли в зал для фехтования, шаги отдавались эхом. Во мраке ночи зал походил на пасть большого зверя, такой же темный и пустой. Свет луны проникал внутрь через высокие прямоугольные окна, их сложный орнамент оставлял причудливую тень на полу.

Фред взял рапиры из подставки, одну из них протянул Майклу.

– Зачем мне шпага? Я ведь не умею.

– Это рапира.

– Я не в форме, у меня и шлема нет.

– У меня тоже, американец. Не переживай, я не буду выкалывать тебе глаза. – Он кинул Майклу рапиру, и тот кое-как ухватил ее, едва не выронив. – Пока что.

– Я не за себя волнуюсь…

Фред поднял рапиру и встал в стойку – исходное положение в фехтовании, показывающее готовность к началу боя.

– Не выделывайся! – попросил Майкл, усмехнувшись, и тут же испугался этой неожиданной, чрезмерной фамильярности. «Это я сказал», – с ужасом подумал он.

Майкл видел тренировочные бои сотни раз и попытался скопировать позу.

Фред пошел в атаку, Майкл в испуге попятился, словно на него с огромной скоростью несся поезд, но он не имел права сойти с рельсов или бежать. Лидс двигался подобно тени, духу, призраку – тихо, легко, но неотвратимо. Неловко отбивая удары, Майкл отступал на север и в итоге уперся спиной в стену.

– Нужно наступать, а не только отбивать.

– Я видел это столько раз, но смотреть было легче.

Фред наступал снова. Рапира стала продолжением его руки, и он опять откинул Майкла к стене – клинок оказался в нескольких дюймах от его левого глаза.

– Будь это реальный бой, ты бы умер.

– Будь это реальный бой, я бы в него не вступил.

На лице Фреда сверкнула тень улыбки, но, когда он отвернулся, Майкл ударил его клинком по пятой точке, отбежал, заняв место Фреда, и атаковал, не ожидая, пока тот сориентируется.

– Думаешь, это честно?

– А что прикажешь делать? Как еще мне сражаться с лучшим фехтовальщиком Суррея? Я даже шпагу толком держать не умею.

– Я не сразу стал лучшим. Перед этим я пережил сотню поражений. – Рапиры рассекали воздух. – Они преподали мне важный жизненный урок: нападай, только если убежден, что не придется отступать.

Лидс дал слабину, чтобы немного продлить бой, и сказал:

– Слышал, тебя пригласили на бал.

Майкл растерялся, и Фред с легкостью отбил удар. Эта тема: отношения, девушки, секс – казалось, интересовала Фреда как мертвого припарки, настолько он был погружен в свой далекий и древний мир империй, богов и героев. Между тем Майкл не раз замечал, что внешнее безразличие Фреда сопровождалось глубоким знанием обо всех, и он сбрасывал его на головы, как бомбы, в самый неподходящий момент.

– Тогда ты должен был слышать, что я отказался.

– Почему?

– Это же Карсон.

– Да. Ты ведь предпочитаешь постарше и с формами.

Как-то Майкл обмолвился, что ему нравится преподавательница истории мисс Эйден, блондинка с пышной грудью, которую она прятала за бантами на блузке, и теперь Фред не упускал возможности подколоть его на этот счет. Майкл не переубеждал друга в ошибочности впечатлений: формы учительницы его ни капли не волновали – у нее были глаза того же цвета, что у Кэтрин, и мягкий, по-матерински добрый голос. Он был уверен, что если скажет об этом вслух, то его нещадно засмеют, но он тянулся к мисс Эйден лишь потому, что хотел, чтобы она стала его матерью.

– Она пытается подобраться к тебе через меня последние полгода. Я не настолько дурак. – У Майкла появилась возможность отбросить Фреда назад.

– Не стоит себя так недооценивать. Думаешь, ты не можешь понравиться даме?

– Даме, может, и могу, но я-то знаю, что Карсон нравишься ты.

Как и всем девчонкам в школе, добавил он про себя.

Фред атаковал уже по-настоящему. Понадобилось два удара, чтобы отбросить Майкла в сторону. Он присел, хотел блокировать верхний удар – это было ошибкой: он свалился на спину.

Фред навис над ним, направив рапиру к его шее.

– У меня не было шансов, – признал Майкл, прикрыв на миг глаза, пытаясь отдышаться и восстановить сбившееся дыхание.

– В бою или с Карсон?

– В бою. Карсон мне не нужна.

– Кто же тебе нужен, Майки?

Он сглотнул, и клинок изогнулся чуть сильнее. Его бросило в жар – на миг показалось, что Фред знал ответ, знал его страшную тайну.

– Может, уберешь от меня эту штуку?

– У этой штуки есть название.

– Может, уберешь от меня шпагу?

– Еще раз назовешь рапиру шпагой, и я проткну тебя.

– Придется сильно постараться. Вы же сделали их гибкими, чтобы не поубивать друг друга. Ты сам говорил.

Фред с комичным высокомерием надавил сильнее.

– Ай!

– Уберу, как только ответишь.

– Тот, кто достанет мне еще немного красок.

На лицах обоих мелькнула тень заговорщицкой улыбки. Фред едва не отрезал пуговицу на его рубашке, провел в яремную ямку. Веселье на лице Майкла выцвело, и он замер, застигнутый врасплох. Фред одарил его таким знающим, таким проницательным взглядом, что внутри у Майкла все мучительно свело… Знает… знает… знает… он знает… – с предательским малодушием стучала кровь у него в ушах.

Убрав рапиру, Фред подал Майклу руку, тот ухватился за нее и поднялся на ноги.

– Это всегда пожалуйста.

– Да ну? Ты только что чуть не убил меня, – возмутился он и ощутил, как к щекам прилила кровь.

– Но не убил же.

Фред вернул рапиры на место.

– Если хочешь, я могу что-нибудь передать Карсон, – сказал Майкл.

– Ничего я не хочу ей передавать.

– Она тебе не нравится?

– Пустышка. Свет горит, а дома никого.

– У нее один из самых высоких средних баллов. Да и лицо вроде ничего…

Фред полоснул его выразительным взглядом.

– Оценки здесь ни при чем. Ничему, что стоит знать, научить невозможно [31]. – Фред поправил ворот рубашки. – С кем же ты пойдешь на бал?

– С тобой. Если ты не передумал.

– С чего я должен передумать?

Майкл неуверенно пожал плечами. Филипп реже появлялся в коридорах Лидс-холла, и оттого беспокойные слухи о его болезни витали все чаще – Лидсы не подтверждали их, но и не опровергали.

– Я иду.

– Я тоже.

Майкл нуждался во Фреде, искал Фреда, жаждал одобрения и внимания Фреда, но невольно вспоминал о волнистых каштановых волосах, обладательница которых снилась ему последние месяцы. Она была у него под кожей. Грейс Лидс оказалась у него под кожей.

Как бы Майкл ни старался, как бы ни боготворил Фреда, со временем фокус внимания переместился вправо: на Грейс. Сама того не ведая, она бушевала в его венах, как океан, кидала его в свои пучины – было не вырваться. Он ненавидел ее за это, и себя тоже, ненавидел за то, что они ускользали из возраста, когда мальчики по глупости дразнят девочек, а девочки не пытаются понравиться мальчикам. Впрочем, Грейс не пыталась, в отличие от остальных девочек, продолжала носить плотные колготки и длинные гольфы даже в теплые дни и туфли без каблуков, не пользовалась ни косметикой, ни духами, собирала волосы в скромную косу – лесная нимфа. Все ее движения, даже те, что отличались притягательной грацией и красотой, совершались неосознанно. Майкл это понимал, и его неистовое влечение, симпатия, одержимость – чем бы это ни было – были лишь его горем. И это снедало его тем сильнее, чем дольше он украдкой следил за ней, чем дольше молчал, чем дольше давил и топил это в себе. Его чувство превращалось в тревожную, темную, навязчивую и уязвимую боль, от которой не найти спасения, – чистое желание.

Примечания