- -
- 100%
- +
Пролог
Антошка растет не по дням, а по часам. Я уже с трудом держу его в руках. Но без него не представляю своей жизни. Мое сладкое, пухлое облачко.
Целую сыночка в наливную щечку и сажу в коляску. Мы не планировали сворачивать в торговый центр, но свекровь настаивает. Ей лучше не перечить. Командир в юбке и с автоматом наперевес.
– Ну что, моя булочка, пойдем домой?
Сыну всего десять месяцев и пока он болтает на таинственном языке, понятном только ему, время от времени говоря четкие слоги. Иногда, мне кажется, будто он знает секрет. Частенько подолгу смотрит на меня своими голубыми глазками и молчит.
– Так, не забыть бы наши покупки. Тебе же понравился тот костюмчик с коротенькими штанишками?
Антошка ворчит, морщит нос и тянет ко мне ручки.
– Нет–нет–нет, не уговаривай.
Я разговариваю с ним, будто он понимает. Хотя я читала о детях его возраста. Многие родители начинают прививать разные умения и впоследствии вырастают настоящие вундеркинды. Я же хочу для сына детства. Баловство в разумных пределах, веселье и всепоглощающая любовь мамы и папы.
– Папа, наверное, по нам дико соскучился!
Открываю подъездную дверь и закатываю коляску, груженную пакетами и свертками. Антошка громко визжит, когда навстречу попадается соседка с крошечной собачкой. Когда–нибудь мы тоже заведем домашнее животное. Мама мне никогда не разрешала, а так хотелось. Теперь мне никто не помешает.
– Доброе утро, Светлана Евгеньевна.
– Здравствуй, Дашенька. Антошка прям богатырь!
Я улыбаюсь и поправляю яркую желтую шапочку на голове сына. Он целиком занят собакой, которая лижет ему пальчики.
– Да, тяжелый парень.
– Что–то Эрнеста давненько не видать. Опять в командировке? Небось, новый филиал открывает. Скоро купите дом и съедите от нас.
Не понимаю, откуда эта женщина так осведомлена о нашей жизни. Кто, куда, во сколько. Ей известно абсолютно всё!
– Мы сами его еще не видели. Рано утром поехали в поликлинику, а он как раз должен был прилететь из Милана.
– Ну, привет ему от тети Светы.
– Обязательно. Хорошего дня.
Мы расходимся, и я вызываю лифт. Подъемник поет на все лады, пока спускается с верхних этажей. Двери открываются и мы, цыганское семейство, входим в кабину. Пакеты шуршат, Антошка лопочет без остановки, я на секунду заглядываю в телефон. В итоге, в голове начинается какофония звуков.
Выйдя на свою площадку, я долго вожусь с ключами. Просто не помню, в какой из карманов их закинула. Найдя, всовываю в дверной замок, но он не проворачивается. Не заперто.
– Папочка дома. Давай устроим ему сюрприз?
Антошка широко и лучезарно улыбается мне. Беру его из коляски на руки и бесшумно захожу в длинную прихожую в современном стиле. Я сама занималась интерьером и до мелочей продумала пространство. Большое овальное зеркало на торцевой стене, обрамлено необычной золотой рамкой. Четыре бра украшают стены справа и слева. Светлые тона зрительно делают прихожую шире. Я обожаю эту квартиру и район. Но и о доме рядом с сосновым бором тоже мечтаю.
В гостиной пусто. На кухонном островке два пустых бокала. Один из–под Мартини, другой из подарочного набора на свадьбу. Инстинктивно прижимаю к груди сыночка и медленно двигаюсь дальше. Тишина раздражает. Не предвещает ничего хорошего.
Дверь в нашу с Эрнестом спальню распахнута настежь. Антошка не выдерживает молчания и громко пищит. Я покрываю поцелуями его беленькую головку, пытаясь успокоить.
– Тише, маленький.
Сынок обвивает мою шею ручками и нежно притуляется ко мне. Он хочет спать. Пришло время сна. Я глубоко вдыхаю и захожу в комнату с огромной кроватью под балдахином и проваливаюсь прямиком в преисподнюю, видя своего обнаженного мужа на ней. Он в расслабленной позе и мирно дремлет. Из ванны звучит знакомое пение. Мое сердце пропускает пару ударов.
– Милый, просыпайся, пора повторить наш…
Наташа, моя старшая сестра, выходит из набитой паром ванны и обтирает волосы полотенцем. Она тоже голая. Чуть отворачиваюсь, пряча Антошку от этого зрелища. Малыш, слава богу, притихает.
– Таша? – я едва стою.
– О, Дашка, привет! Как же хорошо, что ты нас, наконец, спалила. Я только сегодня говорила Эру, чтоб во всем тебе признался. И удача!
– П–п–признался?
Заикаюсь и чувствую, кровь леденеет в жилах.
– Мы с ним давно спим. Еще до того, как Тошка родился. Ты же вечно не в настроении была. То голова кружится, то спину ломит.
– Я была беременна! Выметайся отсюда!
От моего крика Эр вздрагивает и просыпается. Его холодные, серые глаза округляются. Взглянув на свой пах, быстро прикрывается простынею.
– Даша? – переводит взгляд на Наташу. – Ты?
– Любимый, скажи уже своей жене, что у нас любовь. Она мне не верит.
Белобрысая дрянь неторопливо натягивает нижнее белье и посылает Эрнесту воздушный поцелуй.
– Нет, детка, у нас с ней ничего не было!
Эр вскакивает с кровати, держа лоснящуюся ткань на причинном месте. Я выставляю руку, когда он норовит приблизиться.
– Я все вижу своими глазами…убирайся…
– Она же бредит! Я бы никогда не стал с ней…
– Что? – моя сестра, которая с сегодняшнего дня для меня умерла, подходит и толкает его в плечо. – Как развлекаться со мной в отелях и на съемных хатах, так здорово, а как жене правду сказать, так силенок маловато?!
– Да пошла ты!
Муж хватает Наташу сзади за шею и ведет из комнаты прочь. Она орет, просит его дать одежду, а он не реагирует.
Я реву, держа заснувшего сына, и не ощущаю ног. Не ощущаю ничего, кроме покалывания под ребрами. Виски раздирает надоедливая пульсация.
– И Тошка не твой сын, запомни! Дашка нагуляла его, я знаю от кого!
Наташа не унимается, сопротивляется попыткам Эра вытолкать ее за порог нашей спальни.
– Заткнись уже или мы по–другому поговорим. – Рычит он, а я неподвижна. Боюсь сделать шаг. Он станет финальным.
– Посмотри в моей сумке, там лежит результат теста ДНК. Я сделала его тайно.
Ее слова крошат меня на мелкие кусочки. Антошка сын Эрнеста. Они похожи, как две капли воды. Наташа сходит с ума и желает поселить в муже зерно сомнений. Боже, я в ней сильно ошибалась…помогла обосноваться в городе, найти хорошую работу, а она? Вонзает мне нож в спину. Мелкая, въедливая и неблагодарная стерва.
– Пошла вон!
Эрнест бросает ей в лицо вещи и сумку, даже не притрагиваясь к злополучному конверту из клиники. Сестра гордо задирает голову и уходит. Вокруг воцаряется тишь. Липкая, скользкая ложь сочится из каждого уголка комнаты и мужчины, который вырастает передо мной. Я гляжу на смятую постель, и слезы ослепляют.
– Посмотри на меня, Даш.
Мычу и отрицаю его просьбу.
– Даша!
– Уходи, Эрнест. Просто, уходи.
– Я не понимаю, как она оказалась здесь. Я приземлился в семь утра, сел в такси, доехал до ресторана перекусить и…очнулся при тебе.
– Рассказывай эти сказки кому–нибудь другому. Я прошу тебя, собирайся и уходи.
Антошка крутится в моих руках и успокаивается, засунув большой пальчик в рот. Ладонь Эрнеста касается сына и тот чуть приоткрывает сонные глазки.
– Я люблю вас, Даш.
– Я вижу, как ты нас любишь. Кувыркаешься с моей сестрой в нашей постели.
Видимо, поняв, что я не отступлю и уступлю, Эр одевается, достает из шкафа спортивную сумку и закидывает пару комплектов одежды. Я не двигаюсь. Прирастаю к одной точке.
– Это всё большая ошибка. Ты пожалеешь, о своем решении.
– Возможно. А сейчас, я не хочу тебя видеть. Иди, разбирайся в своей бурной личной жизни и заодно тест ДНК проверь.
– Антошка мой сын.
– Твоя любовница уверена в обратном.
– Да насрать мне.
Эрнест уходит. Я крепче обнимаю сыночка, а он словно перенимает мое страдание и шепотом бормочет «па–па»…
Глава 1
Две недели спустя
Я кручусь у плиты. Перемешивая овсянку в кастрюльке, общаюсь с мамой по громкой связи, которую предусмотрительно настроила заранее. Она рассказывает мне о встрече с Наташей, а я не хочу слышать ее имя ни при каких обстоятельствах. Сестричка разрушила мой брак и наверняка утешает Эрнеста долгими ночами.
Мама не унимается и просит поговорить с ней. Ни за что. За эти две недели чего я только от нее не натерпелась. Она прислала мне с десяток фотографий с моим мужем и угроз, которые не буду озвучивать вслух.
В конце концов, я прощаюсь с мамулей и тороплюсь к Антошке. Сынок шлепает ладошками по столику и требует моего внимания. Разместившись напротив него на высоком стуле, затеваю привычную игру «самолётик». Антошка улыбается и уплетает за обе щеки творожок. Моего молока ему уже маловато.
– Скоро пойдем гулять. Да?
– Дя, дя, дя…– повторяет ангелочек и снова освещает всю квартиру своей улыбкой. Ярко–желтая машинка в его руке совершает сальто в воздухе.
– Молодец!
Я складываю посуду в посудомоечную и вытираю личико Антошки салфеткой. Через пять минут мы идем собираться на улицу. Погода чудесная. Выпал первый снежок. Попробуем слепить маленького снеговика.
***
На детской площадке полно ребятишек. Да и родителей тоже. Мы возимся возле качелей, потом переходим к низенькой горке и еще полчаса кружимся на карусели. Мамочки смотрят на меня искоса, будто я забредаю на их запретную территорию. Но причина в другом. В нашем уютном микрорайоне, новости разлетаются очень быстро.
Да и появление Эрнеста, добавляет масла в огонь. Он уверенным шагом приближается к нам с сыном и вместо приветствия, вручает мне конверт формата А4.
– Что это?
Мы никогда так надолго не расставались. И сейчас по ощущениям, не виделись, по крайней мере, год.
– Антошка мой сын.
– Ты все–таки сделал тест?
– Вскрой конверт и убедись.
– Мне незачем это делать.
Эр подхватывает Антошку и легонько подкидывает вверх. Заливистый смех сына прогоняет стайку голубей с забора, который ограждает площадку.
– Я хочу видеть с ним тогда, когда захочу.
– Пожалуйста. Только предупреждай о своих визитах.
– Я не обязан тебя посвящать.
– Мы должны найти выход из ситуации, поэтому…
Самойлов прерывает мой словесный поток мрачным взором. Антошка просит его еще подбросить, но папа решает покачать его в руках.
– Ситуацию создала ты. Выгнала меня из моего собственного дома, а теперь выставляешь условия. Так не будет, Даш.
– О…то есть это ты меня застал с моей легкодоступной сестрой?
– Даже если я переспал с ней…
– Даже если?!
Мой вскрик привлекает взгляды тех самых любопытных мамочек. Они недоумевают, почему такой статный, красивый мужчина с миллионами на банковском счету, терпит прилюдный позор от невзрачной, измученной ролью молодой мамочки, девицей. Их челюсти слегка отвисают.
– Не устраивай сцен, мне хватило прошлого раза. И не препятствуй моему общению с сыном.
– Я уже сказала, что не запрещаю вам видеться.
– На развод будешь подавать?
– Я уже это сделала, Эрнест. Дистанционно.
– Понятно.
Возвращает мне Антошку, и я сажу его в коляску.
– Ты надеялся на прощение?
– Я заслужил еще одного шанса, но видимо, у вас в генах заложено совершать глупые и необдуманные поступки. Придет время, пожалеешь и придешь ко мне назад.
– Это ты сейчас говоришь глупости. Я никогда не прощу измену.
Чувствую жжение в уголках глаз и морщусь. Эрнест, конечно же, замечает капельки слез, но ведет себя сдержанно. Свидетели за нашими спинами, только и ждут кульминации мелодрамы.
Я берусь за ручки коляски, задерживаю дыхание и лечу по асфальтированной дорожке к подъезду. Как поступает Эрнест, знать не хочу. Сердце колошматится в груди на повышенных оборотах. Воздух, мне нужен воздух. Чем больше, тем лучше. Лишь за железной подъездной дверью наполняю легкие кислородом.
Слезы градом обрушиваются на щеки и капают с подбородка на спортивную куртку. Антошка тоже плачет. Но больше от места, где мы находимся. Темный тамбур пугает и меня. Я толкаю следующую дверь, ведущую в главный холл, который занимает весь первый этаж, и сынок прекращает истерику. Рассматривает мигающий светильник под потолком.
Лифт приезжает пустой. Мы заходим в него, и я ужасаюсь от своего облика в зеркалах. Шапка почему–то набекрень, нос красный, вокруг зрачков полопались мелкие сосуды. Зато Антошка лучезарнее некуда. И он действительно один в один похож на Эра. Только цвет волос мой. Мать природа так решила.
– Доброе утро!
Светлана Евгеньевна немного пугает нас, когда створки расползаются по разным сторонам. На ней зеленая тканевая маска. От воя Антошки закладывает уши.
– Тише, сладкий, – выкатываю коляску из лифта и показываю женщине на ее лицо. – Кажется, вы очень спешили.
Она ахает, срывает липкую гадость и наклоняется к моему ребенку.
– Божечки, мой дорогой, бабуля совсем с ума сошла.
Поглаживает его головку, а у него трясется нижняя губка.
– Такого лапоньку напугала. Вот, держи.
Игрушечный дракончик вмиг успокаивает Антошку. Берет деревянного зверька и внимательно изучает.
– Не стоило. Вы, наверное, к внукам в гости собрались и для них купили.
– Ничего. Заеду и куплю еще одного. Моя дочь помешана на органических игрушках. Так что, дракон совершенно безопасен.
– Спасибо.
– Ну, ладно, поехала я. И еще раз, простите меня. Надеюсь, никак не навредила.
Естественно, приходится снова вызывать лифт. Я двигаюсь к квартире и слушаю радостную болтовню Антошки. Игрушка понравилась ему на сто процентов.
После дневного сна, перекуса, мы с сыном располагаемся на ковре в гостиной, смотрим детские развивающие мультики и собираем пирамидку. Мне нельзя раскисать, нельзя показывать грусть. Внутри отверстие с марсианский кратер, а напоказ добродушная улыбка. Вспоминая, каждый момент двухнедельной давности, я зарываю себя по самую макушку. Я выбросила постельное белье, поменяла матрас, но память подлая дама. Приходит со слайд–шоу, когда не просят и запускает обратный отсчет.
Стук в дверь веселит Антошку. Раньше папа с ним так играл. Постучит и спрячется за угол. Но это не Эрнест. После нашей утренней встречи написал мне, что заберет сына послезавтра на весь день.
– Пойдем, посмотрим?
Антошка подпрыгивает на попе и ползет ко мне в руки. Я жду, не дождусь, когда он начнет ходить.
– Кто там? – спрашиваю я, подходя к двери.
– Открывайте, мы из органов опеки и попечительства. …
Глава 2
Женщина в красном укороченном пальто переступает порог моей квартиры, прижав толстую кожаную папку к своему внушительному бюсту. За ней входят две барышни в очках. Обе сразу же оглядываются по сторонам.
– Объясните, пожалуйста, что происходит?
– Алевтина, проверь ребенка. Похоже, мамаша оставила его без присмотра.
Командует вышколенная дама и щелкает автоматической ручкой по папке.
Алевтина бесцеремонно вторгается в чужое пространство, и я слышу ее лопотание с Антошкой. Сын секунду молчит, а потом заходится в истошном плаче. Я спешу к нему, беру в руки и, вернувшись к нагрянувшей комиссии, успокаиваю его частыми поцелуями. Не помогает.
– Что вы себе позволяете? Напугали моего сына!
– Помолчите, мамаша. На вашем месте, я бы вела себя спокойнее.
Она обходит меня, будто я обыкновенный фонарный столб и начинает перечислять то, что видит. Я отхожу, присаживаюсь на край дивана и даю своему мальчику грудь. Сладкие причмокивания умиротворяют.
– Итак, Аллочка, пиши, квартира запущена. Всюду пыль и грязь.
– И игрушки у ребенка поломаны. – Добавляет Алевтина.
– Пишу–пишу. Мы эту нерадивую мать быстро сейчас по всем пунктам определим. – Строчит Аллочка по листу на твердой подложке.
Пока я в ступоре пытаюсь уследить за всеми ними, главная, открывает мой холодильник и цокает языком.
– Одна химия.
В моих венах закипает кровь. Я краснею и покрываюсь мерзкими нарывами.
– Уходите! – кричу я, и троица замирает. Алевтина и Алла переглядываются. Антошка никак не реагирует на мой крик, продолжает сосать и постепенно его глазки прикрываются.
– Смотрите–ка, она еще и истеричка! Пометьте, девочки.
– Людмила Григорьевна, да тут на лишение материнских прав уже набралось.
Тон Алевтины предельно заученный.
– Вот и замечательно, – Людмила обходит мою кухню и шагает обратно в прихожую, куда я прихожу с сыном в руках, ни жива, ни мертва. – Незачем таким девицам детей рожать. Бедные детки после них, попав в Дом малютки, очень долго в себя приходят.
– Что? Какой Дом малютки! Я хорошая мать и обеспеченная женщина!
Антошка из–за этих мегер заводит плач. И чем громче я говорю, тем сильнее он кричит.
– На вас поступила жалоба. И, как я погляжу не зря.
Людмила взмахом руки собирает своих коллег, и они становятся полукругом возле меня.
– Вы, я так понимаю, совсем скоро разведетесь с мужем? – глаза кикиморы сужаются. – На что вы будете жить? Кто вас будет обеспечивать? Судя по тому, что мы видим, вы не способны заботиться не о себе, ни об этом чудном малыше.
Вытягивает палец, покрытый волосками по всей длине, и Антошка прячет личико мне в шею.
– Почему у вас дверь открыта…
Эрнест груженый пакетами повергает в шок моих незваных гостей.
– Это…это из органов опеки…– Я с трудом могу говорить.
– Откуда? Какая к черту опека?
Дамочки смотрят на него елейными глазками. Высокий, красивый, самоуверенный. И, по мнению одного известного бизнес–журнала, один из богатейших людей страны.
– К нам поступил звонок от человека, очень переживающего за судьбу вашего ребенка. – Говорит Людмила Григорьевна, но уже куда более нежным голоском.
– Да вы в своем уме? Мой сын ни в чем не нуждается, и никогда не будет нуждаться. Пошли вон из моей квартиры, старые перечницы!
Алевтина, Аллочка и их предводитель Людмила быстренько сматывают удочки и уходят. Я обнимаю Антошку, и меня прорывает на слезы. Они хотели забрать моего мальчика. Мою сладкую, ванильную булочку.
– Ну чего ты? Не реви. – Эрнест бросает пакеты и по полу раскатываются апельсины. Хвостик ананаса цепляется за тонкую ручку. Муж пытается коснуться меня, но я отступаю. Маленький шажок в большую пропасть.
– Это из–за тебя.
– Смеешься что ли? По–твоему я натравил бы на тебя этих дур? Да я за вас с Антошкой сожгу их контору дотла!
Эрнест вспыхивает в два счета. Я же, снова и снова всхлипываю стоя посреди прихожей.
– Давай не будем ругаться. Я пришел повидать сына. С опекой я вопрос решу.
– Также как и с Наташей?
Апельсин с ловкой подачи Эрнеста летит в стену. Мокрое оранжевое пятно сползает к плинтусу. Я зажмуриваюсь, шепча на ухо Антошке, как сильно его люблю.
– Тебе надо голову проверить, милая моя жена. Боюсь, у тебя проблемы.
Эр дергая ногой, стряхивает с носка лакированного ботинка остатки кожуры и направляется на выход.
– Я не твоя жена! И не милая! – насколько хватает сил, доношу ему вслед. Самойлов оборачивается через плечо, даря мне широкую улыбку, и гордо покидает квартиру.
– Ма–ма–ма…па–па–па…– куролесит Антошка, сменив кислое личико на привычное веселое.
– Злые тети ушли. Сейчас мама разберет папины гостинцы, и пойдем купаться, да? Возьмем новые игрушки?
Антошка подскакивает от радости в моих руках.
Купание превращается в настоящее пенное сражение. Я сдуваю с ладошек сына густую пенку, а он звонко хохочет и просит еще. В нашей просторной ванне чего только нет. И корабли на полках, и пиратские силиконовые наклейки на кафеле и огромный спасательный круг, который прикрывает кран.
– Пора выбираться, моя рыбка, – тяну сына из воды. – Мой пирожочек.
Чмокаю его в голенький животик и заворачиваю в пушистое полотенце. Из–за пара зеркало запотевает, да и видимость почти нулевая. Спешно выхожу из парилки и встречаю маму.
– Мама?
– Ма–ма–ма. – Вторит Антошка.
– Привет, доченька. – Мамуля уже в фартуке и с руками в муке. – И тебе мой котенок, привет.
Антошка просится к бабуле, и я отдаю его ей.
– Сегодня у меня день сюрпризов. И не всегда хороших.
Я вытираю лоб запястьем. Убираю налипшие волосы.
– Прости, что приехала без предупреждения. Я просто говорила с Наташей…
– О, нет, мам! Только не о ней. Ты сейчас опять начнешь говорить, что мне показалось.
– Не начну. Она собрала вещи и уехала.
Мы идем на кухню. Там царит небольшой беспорядок. Мама затевает блинчики и повсюду миски и необходимые ингредиенты.
– Скатертью дорожка!
Посадив Антошку в его стульчик, мама находит для меня работу: разбивать яйца.
– Ужасно, конечно, что она так поступила с тобой.
– Мам! – я бросаю скорлупу на стол. – Ты серьезно? Эта дрянь спала с моим мужем! С отцом моего ребенка!
– Может быть, у нее была причина?
Я поражаюсь маме. Она с детства выгораживает ее. Наташа выигрывает скрипичный конкурс, закатывает пир. А я, победив на всероссийских соревнованиях по гимнастике, получаю «молодец, но можешь лучше».
– Она эгоистичная, меркантильная стерва.
– Не говори так.
Всё, мое терпение лопается. Мама приезжает без приглашения, и пытается черное перекрасить в белое.
– Ты понимаешь, что я развожусь из–за нее? У моего сына будет воскресный папа.
– Эрнест тоже не ангелочек. Давай не будем.
Берется взбивать тесто венчиком. Я подхожу к холодильнику, достаю ужин Антошки, разогреваю его и сажусь рядом с сыном на табурет.
– Его вины я не умоляю. Но и Наташку никогда не прощу. В городе полно мужиков, но ей понадобился мой. И все почему? – Антошка выталкивает язычком часть еды, я собираю ложечкой и вновь подношу к его рту. – Потому что мой.
Мама молчит. А что сказать? Я нахожусь в полной…и до кучи еще опека будет наблюдать. Двойной удар под дых.
Глава 3
Всю ночь я ворочаюсь в постели, пару раз наведываюсь в детскую и встаю в пять утра, похожая на общипанную сову.
В спокойной обстановке готовлю завтрак и не замечаю, что добавляю в омлет петрушку. Так Эрнест любит. Быстренько отставляю миску с яично–молочной смесью и зеленью, и начинаю всё заново.
Мама встает около семи часов. Антошка сегодня разоспался. Не буду будить. Пусть малыш посмотрит сны.
– Даш, прости меня, – мама обнимает меня сзади и упирает подбородок мне в плечо. – Я совсем не хотела тебя обидеть вчера.
– Да ладно, мам. Омлет будешь?
Чувствую, она согласно кивает и отходит от меня. Достаю тарелки из подвесного шкафчика, а мама вытаскивает вилки из выдвижного ящика.
– А твоего вкусного кофе я могу попробовать?
– Конечно. Сейчас налью.
Мама садится за стол со стеклянной столешницей, поглядывает на малюсенькие булочки из пекарни, которые накануне привез Эр и, думая, будто я не вижу, берет одну и целиком запихивает в рот. Я улыбаюсь. Зная маму, она будет отнекиваться и говорить, что не притрагивалась к ним, если спрошу. В ней по–прежнему живет ребенок. Возможно, отголоски ее должности.
Мама много лет заведует детским садом и очень гордится этим. Ее обожают сотрудники и маленькие воспитанники. Скоро ей на пенсию, а она даже думать не хочет о законном отдыхе.
– М–м–м, как пахнет! – ведет носом, когда я приношу чашку с кофе и ставлю ее перед ней.
– Настоящий. Не подделка.
Я отправляюсь за сковородой с омлетом, а мама наслаждается напитком.
– Раньше мы пили растворимый. Самый дешевый в супермаркете брали, помнишь?
Да, я всё помню. Денег постоянно не хватало. Влезали в долги, потом отдавали. Бесконечный замкнутый круг. Я раздавала листовки, покупала продукты бабулям–соседкам, а они мне мелочь за помощь давали. Мечтала накопить на платье для выпускного. Но пошла в старом мамином наряде, подогнанном под мою фигуру. Одноклассницы смеялись и снимали меня на телефоны. До сих пор мурашки по коже от их ядовитого смеха.
Зато Наташенька ни дня не работала. Бегала по клубам, гуляла всю ночь. Мама ей последние копейки отдавала, лишь бы она не ныла.
Роняю силиконовую лопатку, и мама охает.
– Ты что? Я чуть кофе не подавилась.
– Так, задумалась. – Вру и, развернувшись от плиты, шагаю к столу.
– О чем? Мне вот интересно, как ты теперь жить будешь? Когда мы с твоим отцом разошлись, моя жизнь не была сладкой и легкой.
– Эрнест не оставит нас с ребенком без средств к существованию.
– Ты уверена?
Мама кладет себе в тарелку приличную порцию омлета, а я разламываю булочку напополам и поглядываю в сторону детской комнаты. Что–то слишком уж Антошка долго спит. У меня мгновенно возникает куча мыслей. А вдруг заболел? А не выбрался ли из кроватки? Что–то сердце не на месте. Прошу маму на минуточку притормозить с разговором и иду проверить сына.