Тест на доверие

- -
- 100%
- +
– Это ты к чему? – перебил ее майор Никита Подгорный. – Не пойму.
– Это я к тому, товарищ майор, что заточка в его руке не стыкуется с его образом жизни. Откуда у него оказался этот уркаганский инструмент? Сидел, писал посмертную записку и затачивал отвертку на станке? Думаю, он выбрал бы что-то более надежное, решив уйти из жизни. А заточка… Не вяжется, товарищ полковник.
– Вот я так и предполагал, Лунина! Вот так и думал, что ты непременно подкинешь нам дегтя в мед! – со странным хохотком воскликнул Зорин.
И опять было непонятно: хвалит, ругает, осуждает?
– И? Что ты этим хочешь сказать, Лунина?
Полковник уперся ладонями в край стола. Подался вперед, как перед броском. На Машу смотрел, опять же, странно. И с осуждением, и с надеждой будто.
– Возможно, Лебедев и хотел покончить с собой. И записку оставил, и все такое… Зачем-то к брату приехал в его обеденный перерыв. Но… – Она осмотрела притихших коллег. – Но он не сам воткнул себе в сердце заточку. Его убили.
– Вот, я так и знал! – с силой опустил ладони на стол Зорин. – Вот возьмет слово Лунина – и перевернет сразу все с ног на голову! Я же ясно тебе сказал: коллеги наши из соседнего района там все проверили. Во всем удостоверились. Нам только документы в папку подшить.
– Прошу прощения, товарищ полковник… – Маша нервно завернула длинную челку за ухо. – Если все так тип-топ, чего они поспешили от этого дела отписаться? Сами не могли, что ли, документы в папку подшить?
Маша слышала протяжные вздохи брата и понимала, что перегибает, но остановиться уже не могла.
– Человеку вообще сложно решиться на самоубийство. Я много изучала эту тему. Всем известно почему.
Она вскинула голову, уставившись на потолок, чтобы снова не показать всем заблестевших глаз, на этот раз по иной причине.
– И я точно знаю, и к этому мнению склоняются все эксперты, что человек, решившийся уйти из жизни, станет искать простые пути ухода. Простые, быстрые, чтобы страдать как можно меньше от физической боли и чтобы не было возможности остановиться. Снотворное, петля, выстрел, шаг в пропасть, прыжок с моста. Иногда, не часто, это вскрытые вены в горячей ванне. Но чтобы воткнуть себе заточку в сердце… Сомнительно, товарищ полковник. Надо знать, куда бить. А если попадешь в ребро? Вторая попытка? Как правило, выжившие суицидники почти никогда не повторяют попыток. Мне бы хотелось переговорить еще раз с экспертом, который осматривал тело. Угол наклона, сила удара и все такое… Позволите?
– А что мне тебе позволять?! – со странным остервенением отозвался Зорин. – Ты уже все для себя решила! Ты же забираешь себе это дело! Разве нет?
Она промолчала. И тогда Зорин произнес:
– Так забирай, старший лейтенант! Я не против. Если понадобится помощь, проси. Но особо не надейся. Народу, сама знаешь, у нас мало. Справляйся сама. Одна. Справишься?
Она опустила голову и встретилась с ним взглядом. И даже поежилась от того, что угадала в глазах Зорина.
«Если не справишься с этим дерьмом ты, не справится никто, Маша!» – вот что отчетливо читалось в его взгляде. Ошибиться она не могла.
– Постараюсь, товарищ полковник, – ответила Маша.
Последовали указания: куда она должна подъехать, с кем переговорить, у кого забрать дело.
– Соответствующее распоряжение уже подписано, – закончил совещание Зорин. – Все свободны. Работаем, коллеги.
Все пошли к выходу. Но неожиданно Маше пришлось остаться. Полковник окликнул.
– Тут такое дело, старлей… – Зорин выбрался из-за стола, скрестил руки за спиной, заходил вдоль окон. – У Лебедева остался сын.
– Взрослый?
– Взрослый. Умный. Гадкий, – нехотя закончил Зорин. – Долгое время работал в следствии. Потом его оттуда ушли.
– За что?
– Начал копать под кого-то из коллег. По информации, стучал эсбэшникам. Замутилась проверка. Все подтвердилось. Парней отдали под суд. А вот Лебедеву стали не рады в родном отделе. Сначала намекали, не понял. Потом прямо сказали: «Уходи сам, или уйдем тебя». Опять не понял. Ну и нашли, к чему придраться.
– Он сейчас без работы? Я имею в виду, не в нашей структуре?
– Не знаю, Лунина. Понадобится – выяснишь.
– Так точно, товарищ полковник.
Маша повернулась, чтобы выйти из кабинета, но слова полковника ее все же догнали:
– Очень я на тебя рассчитываю, Маша. Дело прескверное…
Ей понадобилось десять минут, чтобы взять кофе в автомате по пути к кабинету. Выпить его. Выключить компьютер. Стащить ветровку с вешалки в шкафу и пойти к выходу из кабинета. Все молча. Без комментариев, к которым готовились Миша и майор Подгорный. Они даже за столы уселись в выжидательных позах: сложив руки на столе и отслеживая взглядами ее перемещения по кабинету.
– И что? Так и уйдешь? – не выдержал Никита. – И ничего нам, грешным, не скажешь?
– В смысле, товарищ майор? – Стоя у двери, Маша наморщила лоб. – А что-то должна сказать?
– Разумеется! – возмущенно ответил тот. – Хотя бы куда направляешься?
– Ты же слышал, Никита: еду в соседний отдел за делом.
– Ой, сильно сомневаюсь! Что-то подсказывает мне, что начнешь с морга. Туда твои стопы направятся. Разве нет?
– Возможно. – Она глянула на часы на стене над его головой. – Все будет зависеть от пробок, занятости коллег, локации. Что ближе, туда и двину.
– Ну-ну… – Он нехорошо улыбнулся, одергивая рукава форменного джемпера. – Докладывать о перемещениях не забывай, старлей.
– Так точно.
Маша вышла в коридор, но успела услышать, как Миша со вздохом проговорил:
– Не надо было поручать ей это дело. Не жду добра, майор.
Глава 4
Она доехала на метро за полчаса. Хотя до станции и пришлось топать ножками. Но навигатор показал: было бы на сорок минут дольше, если поехать автобусом.
Из теплого метрополитена человеческий поток вытолкнул ее прямо под дождь. Зонта, конечно же, не было. До нужного места метров триста. И, надвинув капюшон на глаза, она побежала. Темные брюки забрызгала. Черные ботинки залила, потому что летела не разбирая дороги, и по лужам тоже. В лицо хлестало, и трикотажный капюшон от ветровки не спас. Волосы были как после душа, когда она стащила капюшон с головы, тормозя у морга.
Первое, что она подумала, увидев себя в отражении стеклянной двери, в которую ей надлежало теперь постучаться – именно за этой дверью размещалась обитель патологоанатома, – что пора покупать машину. Или перегнать ту, что ржавеет в гараже. Или продать ее уже и купить на эти деньги какую-нибудь попроще. Тетка додумалась: подарила ей ярко-красный кабриолет известного заморского производителя. Она в своем городишке тогда наделала шума, подъехав к отделению полиции на этой машине. Начальник отдела тут же вызвал ее к себе и минут десять внушал ей, как и где надо быть поскромнее. Маша машину припарковала в гараже и с того дня больше ее не выгоняла.
Сейчас, промокнув до нитки и разозлившись на навязанную ей скромность, она вдруг решила, что личный транспорт ей просто необходим.
– Разрешите? – сунула голову в кабинет, не дождавшись приглашения и открывая дверь.
За широким белоснежным столом друг напротив друга сидели двое. Один мужчина в голубом халате и шапочке, надо полагать, хозяин кабинета. Напротив него – высокий, худощавый темноволосый мужчина в черном костюме. Его верхнюю одежду Маша тут же обнаружила на треноге слева от двери.
– Вы кто? – окинул ее ленивым взглядом «последний доктор».
– Мария Лунина, старший лейтенант убойного отдела. – Она показала удостоверение, сделав три шага от двери по светло-серому линолеуму. – Вам должны были позвонить. Я по поводу самоубийства Лебедева.
– И какой же повод для визита у вас, старший лейтенант, да еще и из-за самоубийства? Из самого убойного отдела, надо же…
Он был нетороплив, хамоват, некрасив, но не производил отталкивающего впечатления. Работа у него была такая, сразу оправдала она его. А вот второго мужчину, смотревшего на нее с маниакальной агрессивностью, она проигнорировала сразу.
Дядька был в штатском, скорее всего, посетитель. И на его агрессию ей было наплевать.
– И мне никто не звонил, если что. – Патологоанатом медленно поднялся со стула, подошел к ней, осмотрел с головы до ног сквозь толстые стекла очков. – Вы промокли.
– Знаю.
– И забрызгали брюки грязью, – чуть склонил он голову набок.
– Бежала. – Она последовала его примеру и тоже склонила голову.
Мокрая длинная челка сразу накрыла ей пол-лица.
– Неудобная стрижка, – качнул он головой.
Отошел в угол, открыл высокий белый шкаф, достал рулон бумажных полотенец. Протянул Маше.
– Вытритесь, старший лейтенант Лунина. – Он вернулся на место за столом, двинул на себя папку с бумагами и, погрузившись в их изучение, как будто нехотя представился: – Иван Иванович Филонов, к вашим услугам. Так что у вас за вопросы по Лебедеву?
– Так вам звонили или нет по поводу меня, Иван Иванович?
Она шустро отматывала бумажные полотенца, вытирала лицо, волосы, шею. Мокрые комочки швыряла в корзину для мусора у двери.
– Звонили. Предупредили, что будет представитель. Но не сказали, что такой прехорошенький, – глянул он на нее поверх очков в грубой роговой оправе. – Сколько вам лет, Мария Лунина?
– Двадцать пять.
– И в двадцать пять лет вы уже старший лейтенант, расследуете дела и служите в таком серьезном отделе? Боюсь представить, что способствовало вашему выбору, – бормотал он как будто рассеянно, время от времени делая пометки на полях какого-то документа. – Спрашивайте, старлей. У меня не так уж много времени для реверансов.
– А ничего, что тут посторонний, Иван Иванович? – покосилась Маша на дядьку в черном строгом костюме.
– Это не посторонний, Лунина. Это сын Лебедева. И у него тоже возникли вопросы, как и у вас. Давайте это как-то объединим в целях экономии времени. Спрашивайте, Лунина.
– Причина смерти Павла Семеновича Лебедева?
– Проникающее ранение в область сердца.
– Он умер сразу?
– Да, в течение минуты.
– Какой была поза при обнаружении тела?
– Что?! – Мужчины одновременно уставились на нее, но вопрос прозвучал от Лебедева-младшего.
– Как он сидел? Он же помещался на скамейке, правильно меня информировали? Какой была его поза? Как вообще он мог воткнуть себе в сердце заточку… Это же была заточка, да? Как он мог сам себя зарезать в сердце? Вы, как эксперт, можете это представить? Подтвердить?
Филонов смотрел на нее не мигая, долго. Будто умер. Или научился у своих безмолвных пациентов немигающим взглядам. Странная особенность.
– Он сидел согнувшись. Держал отвертку слабой правой рукой…
– Как если бы его руку кто-то пристроил на ней, так?
– Или как если бы его реакция ослабла после остановки сердца, – опротестовал Филонов и несколько раз моргнул. – Верхняя часть туловища была наклонена вперед. И ручка орудия убийства упиралась в колено трупа.
Он быстро глянул на мужчину в костюме и едва слышно пробормотал извинения.
– В принципе, он мог сам себе нанести этот смертельный удар, но…
Иван Иванович отодвинул бумаги, поднялся с места, подошел к Маше и чуть сдвинул очки по переносице.
– …но считаю это маловероятным.
– Вот! – нацелила в него Маша палец и покивала в сторону сына Лебедева. – Я тоже. Это редкий способ ухода из жизни. Едва ли не единственный! Поэтому смею предположить, что вашего отца убили.
Темноволосая голова поверх воротника черного костюма заходила из стороны в сторону. Глаза зажмурились.
– Кому он помешал?! – еле продавил мужчина сквозь стиснутые зубы. – Он совершенно безвредный, беспомощный человек! Зачем?! А записка? Как вы объясните эту записку?
– Я ее еще не видела. Графологи изучали? Это почерк вашего отца?
– Я без графолога знаю: это писал папа.
Лебедев-младший сунул руку в карман пиджака, вытянул большой носовой платок. Старомодный, белый, с двумя параллельными линиями коричневого цвета по периметру. Принялся вытирать им небритое лицо. То ли вспотел. То ли заплакал. Маше было не рассмотреть. Обзор закрывала громоздкая фигура Филонова Ивана Ивановича.
– Что в записке? – спросила Маша.
– Это даже не записка, а целое письмо. О том, как он начинал бизнес. Как привлек к нему своего старшего брата. Как тот потом подмял под себя все. И как отвернулся от него, когда папа попал в переплет.
– Что за переплет? – насторожилась Маша.
– Я не знаю. Мы в последний год почти не общались с ним. Я уволился из органов и улетел на Камчатку.
– Да? И что вы там делали?
Она представления не имела, что можно делать в таких диких местах. Наблюдать за дремлющими вулканами? Встречать и провожать туманные облака, накрывающие сопки? И мерзнуть, постоянно мерзнуть! Там же наверняка холодно.
– Жил, – последовал короткий ответ.
– И как там? – Ей правда было интересно.
– Красиво, холодно.
– Понятно.
Маша мгновенно представила холостяцкое жилье Лебедева-младшего на самом краю земли. Свистящий ветер в оконных щелях, грязный пол, неделями не меняющееся постельное белье, на которое он укладывается в одежде. Потому что лень раздеваться, холодно же. Обеды и ужины прямо из кастрюли ложкой. И зачем все это? Чтобы наказать себя? За что?..
– Мне бы хотелось получить ваше заключение, Иван Иванович.
– Да вот оно, пожалуйста. – Он порылся в органайзере на столе, вытащил пару листов. – Только там вы не найдете моих рассуждений на тему: «Мог он сам или нет?» Все казенно просто: в результате чего наступила смерть. И все.
– Но вы же только что сказали…
– Мои рассуждения могут быть ошибочными, уважаемая… старший лейтенант Мария Лунина. Это уже ваша работа. Если не верите в суицид, ищите убийцу.
– Понятно. – Она быстро прочитала распечатанное заключение, запросила папку. – На улице дождь. Намокнет.
– Я на машине. Подвезу, – неожиданно вызвался Лебедев. – Вам куда?
– А мне бы на квартиру к вашему отцу. Сможете доставить?
Он с кивком поднялся, дошел до треноги у входа, снял свою куртку.
– Послушайте, Иван Иванович, как он был одет? – поинтересовалась Маша. – Могу взглянуть на его одежду?
– Можете. Еще не отдал. Идемте.
Лебедев-младший тоже пошел за ними.
– У вас не забирали на экспертизу его одежду? – подивилась Маша, быстро топая за Филоновым.
– Сочли это лишним. Человек покончил с собой, зачем?
Филонов остановился возле узкой двери. Открыл ее, исчез за ней, через минуту вернулся с казенным опечатанным пакетом. Швырнул его на узкий стол у двери.
– Смотрите. Но шустрее, старший лейтенант. У меня очень много дел.
Маша натянула перчатки, пару-другую всегда имела при себе, выезжая на место происшествия. Развязала петлю на пакете, вывалила на стол содержимое.
Темные брюки с ремнем, темный пиджак, рубашка, ботинки, носки, нижнее белье, темные очки. Все было дорогим, кроме очков. Отложив их в сторону, она принялась осматривать рубашку. Тонкий хлопок фисташкового цвета. С левой стороны дырочка, вокруг нее все выпачкано подсохшей кровью. На спине в районе ремня небольшое пятно.
– Что это? – ткнула она пальцем в пятно на рубашке. – Это не пот. Он бы давно высох.
– Похоже на масляное пятно, – нахмурился Филонов, хватая рубашку и рассматривая ее, поднося близко к глазам. – Да, похоже на масляное пятно. Дайте-ка пиджак.
На подкладке пиджака тоже обнаружились следы. Их было немного, несколько черточек. Но они были! И на брюках с внутренней стороны в районе ремня.
– Орудие убийства, надо полагать, у коллег? – уточнила Маша.
– Разумеется. – Иван Иванович продолжал рассматривать пятна на одежде Лебедева-старшего. – После извлечения его из раны и описания оно было передано им.
– Оно было в масле?
– В смысле, в масле? – задрал на нее глаза поверх грубой оправы Филонов.
– В машинной смазке, я имею в виду. – Маша закатила глаза, мотнула головой. – Ну очевидно же, Иван Иванович, что Лебедев прятал орудие самоубийства под ремнем. Больше ни от чего не могут появиться такие пятна на одежде. Ну не пачку же сливочного масла он там держал! Разве нет?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.








