Человек идёт в тайгу
- -
- 100%
- +
И, конечно, очень интересно совершать плавание на лодке. Уплывал куда-нибудь подальше и, останавливаясь у травы, забрасывал удочку. На озере искал ручей, впадающий в него, или наоборот, вытекающий из озера. В таких местах, как правило, всегда держалось много рыбы. Пусть и некрупной, но на уху быстро натаскаешь, если, конечно, ветер не восточный.
Вот так сидишь в лодке или на берегу неподвижно и ощущаешь жизнь леса, водоёма. Заметишь торопливый поиск ондатры; увидишь бреющий над водой полёт болотного луня. Редко посчастливится наблюдать бросок скопы. Самое интересное, что все хищные птицы (дневные и ночные) мне нравятся, своей раскраской, своей независимостью, они и в полёте прекрасны. В малолюдных местах ещё засветло увидишь бобра, выдру. Если не шевелиться, то можно наблюдать, как бобр, выйдя из воды, отряхнёт с себя воду, лапами расчешет свой мех и, прислушавшись, начнёт грызть поваленную осину.
Но, когда набегала туча, вода сразу темнела. Становилась чёрной. Не скажу, что страшной, но неприятной, это точно.
Глядя на такую воду, как-то вспомнился разговор со знакомым художником Валерием Михайловичем Наумовым – интересной, творческой личностью. Я рассказал ему о посещении Русского музея, именно того отдела, где находится «Чёрный квадрат» Малевича. Эту картину я видел дважды, но в этот раз хотелось проверить утверждение, что от картины исходит некая аура. Были вдвоём с сестрой Наташей. Она пошла по музею дальше, а я остался в помещении Малевича. Напротив этой картины стоял диванчик, и я на него присел. Сидел долго, всматриваясь в картину. Стали вспоминаться разные истории. Вспомнился рассказ сестры, когда она оформляла один из залов музея, то видела, как толпа иностранцев чуть ли не бегом пронеслась мимо картин Айвазовского. Оказалось, что это группа американцев торопилась посмотреть картину «Чёрный квадрат» Казимира Малевича в зале Бенуа. Сидел я на диване долго. В ожидании, что моя аура вступит в резонанс с энергиями, исходящими от картины. Ни тепла, ни холода я не почувствовал. И чем дольше всматривался в полотно картины, тем чётче ощущал точечки, риски. Полотно было покрыто не совсем однородно.
Мой интерес к картине, похоже, насторожил смотрительницу музея. Она всё чаще стала заглядывать в отдел, где я находился. Народу там в тот момент никого не было. Наконец мне всё это надоело, и я подошёл к смотрительнице с вопросом: «Простите, а это действительно подлинники?». Та на выдохе воскликнула: «Да, вы, что? Конечно!». И даже отшатнулась от меня.
При этом я понял, что своим наивным вопросом дилетанта оскорбил картины не только этого художника, но и весь отдел Бенуа…
Слегка пристыжённый я отправился догонять сестру. Ещё я подумал, что таких картин, не имея опыта, могу нарисовать много. Вот это всё я и рассказал своему знакомому художнику. Тот к моему ироничному рассказу отнёсся взвешенно, я бы сказал, по-философски. Он спросил меня: приходилось ли мне сидеть на берегу омута. Когда долго в него смотришь, он притягивает… Так и эта картина.
После такого сравнения эту картину я воспринял иначе. Далее узнал, что в картине «Чёрный квадрат» чёрной краски, как таковой нет. Там присутствует весь спектр красок, начиная с белой и зелёной… Получалось так, что для импрессионистов это может и шедевр. То есть эта картина философского плана. Лично мне ближе натуральная живопись, которую ты видишь, понимаешь и которая тебя трогает.
Уха по-костромски
Прошло время и теперь могу признаться о казусе в одной из рыбалок. На двух машинах, не доезжая до деревни Котово, свернули к озеру Отно. Проехав, докуда было можно, оставили транспорт и, взвалив на спину рюкзаки, отправились вдоль канавы на озеро.
Нас собралось где-то пять или шесть человек: Валера Ковалев и его двоюродный брат Саша, Марков Сергей, Володя Понамарев, я и, по-моему, ещё кто-то. На берегу накачали двухместную резиновую лодку. Погрузили в неё все рюкзаки, удочки, спиннинги. Так как лодка была моя, то я выступил как капитан и гребец одновременно. Товарищи пошли налегке вокруг озера к протоке, соединяющей Отно озеро с Грибно, а я отправился по воде напрямик.
Ориентиром был слегка видимый выступ гривы. Иногда, когда на озере бывал туман, приходилось плыть по компасу и на это уходило примерно час двадцать. Когда встречного ветра и волн не было – чуть меньше, но каждый раз больше часа. Находясь в лодке, смотришь и на берег. Интересно, что весной окрас берега с воды один. Ивы, ольха придают ему дымчатый, серый цвет. Летом, когда все деревья в листве, преобладает зелёный окрас. Осенью вообще замечательный: увидишь от дымчато-серого, до жёлтого и красного.
День выдался солнечный, тихий и озеро было спокойно. Решил пойти на рекорд, т.е. проплыть это расстояние по времени меньше часа. Грёб, понятно, без остановки, на красоты берега не смотрел. Берег уже был недалеко, когда рядом с лодкой возник фонтан воды диаметром с гранёный стакан. Подумал, что выходящие со дна газы создали бы пузыри. А здесь, небольшой, но фонтан. Как от какого-то водного животного. Было впечатление, будто кто-то из-под воды выпустил толстым насосом струю. Сразу вспомнилась Несси из Шотландского озера. Вокруг никого, одна вода, это придало мне сил, и я нажал.
Рекорд был установлен. Доплыл за 55 минут! Дождался ребят. Сообщил им об этом странном явлении. День выдался жаркий. Все, и я в том числе, изрядно попотели и собрались было охладиться в озере, но вспомнив мой рассказ о фонтане, ограничились омовением на берегу. Перекусили взятыми с собой бутербродами. Пока обустраивались на берегу, двое из наших натаскали рыбы.
Меня почему-то оставили кашеварить. Может быть потому, что я впервые (раз столько народа) взял большой котёл. Его мне подарил дядя Илья Писарев. Писаревы долго держали корову и на покос брали такой же котел. У них-то котел был весь закопчённый, а у меня – котел новый, блестящий. Раньше мы варили уху, суп, готовили второе в солдатских котелках или в кастрюле, а в этот раз был дебют нового большого котла.
Товарищи ушли рыбачить, а я развел костер, повесил над ним котёл, налил воды. Положил туда картошку, рыбу. Так как котел был большой, достав пачку соли, ножом отковырял значительный кусок и опустил в готовящуюся уху. Соль не растолок, мол там сама разойдётся. Через некоторое время попробовал-пресно. Добавил ещё соли, затем ещё.
Не торопясь, положил туда пару разрезанных пополам крупных луковиц. Приготовил перец, лавруху. Уха закипела, зачерпнул деревянной ложкой бульон, подул на него и попробовал. Есть выражение: наголимая соль. Вот тут-то и был такой случай. Испугался, мужики вот – вот должны подойти и притом голодные… А есть больше нечего, кроме хлеба и лука, уже всё подъели.
Встал вопрос, как у Чернышевского: «Что делать?». Новую уху сварить не успеть, да и рыбы-то нет. Вылил бульон на землю, сбегал к воде с ведёрком, налил в котел. Поболтал и слил, проделал это два или три раза. Затем налил воды и поставил котел на огонь. Когда вода закипела, отодвинул котел от огня и стал ждать. Явились товарищи, принесли рыбы, быстро поставили удочки к дереву, уложили рюкзаки, умылись на озере и азартно потирая руки в предвкушении пищи дружно двинули к столу. Хлеб и лук уже были нарезаны. Налили по стопке. Думаю, выпьют и ничего не заметят. Заметили… Каждый закусывая сказал:
– Что-то солоновато….
Я сориентировался, и сказал:
– Ребята, мы, потея сегодня столько соли потеряли, её же восполнять надо!
То, что навара не было, как-то пропустили. Уху доели и заключили:
– Солоновато всё-таки.
Я же про себя подумал: «Вы, ребята, первый (изначальный) вариант не пробовали!». После этого случая с солью стал поступать осторожнее, когда приходилось готовить еду в большой ёмкости.
И вспоминается другой случай. Тоже остался варить уху на берегу озера. Вычистил и намыл картошку. Сложил в кастрюлю, налил воды и что-то меня отвлекло. Поставил на огонь, вычистил рыбу, сложил её туда же, то есть, проделал знакомые при варке ухи операции. Когда всё сварилось, попробовал- аппетитно, навару много, соли в самый раз. Подошли товарищи. Разливая уху по мискам, вместе с рыбой стали доставать и крупные картофелины. Это я забыл их разрезать. Все молча уставились на меня. Чтобы не потерять свое лицо (а уху мне приходилось варить нередко), я сказал первое, что пришло на ум:
– Это, ребята, уха по-костромски!
Почему так сказал, не знаю. Может быть потому, что никто из присутствующих в Костроме не был и не знает, как там готовится это блюдо. Когда уху доели, один товарищ, по-моему, Саша, заметил:
– Уха вкусная, но её лучше готовить по вологодскому рецепту.
Как именно, он не уточнил. Явно имел в виду, что картошку все-таки лучше разрезать… Хотя как тут же отметили другие:
– Уха вышла замечательная, вкусная и ароматная, а то, что картошка целиком, так на то и ложка в руке, чтобы в миске на куски порезать.
Главное, это нагулять прекрасный аппетит и иметь здоровый оптимизм! С тех пор, я уху «по-костромски» не варил ни разу. Правда, иногда ребята, вспоминая тот случай, шутя спрашивали: как будем варить уху: как в Костроме или как у нас?!
Запасные портянки
Как-то на Котовские озера с нами напросился один знакомый – Евгений. Ходили мы тогда ещё старым маршрутом, т.е. от деревни Сиуч. В такие походы я брал с собой полукеды. Когда тропа шла по суходолу, одевал их, а когда шли болотом, переодевал высокие охотничьи сапоги. Мои напарники поступали так же. У меня всегда были с собой запасные портянки и шерстяные носки. Когда стали обустраиваться на берегу озера, из рюкзака выпал пакет с запасными портянками. Евгений увидел это и засмеялся:
– Зачем в такую дорогу брать лишнее?
Я промолчал. На обратном пути, при переходе болота, этот товарищ провалился и зачерпнул в сапог воды и при дальнейшей ходьбе стал натирать ногу. Когда ему было уже невмоготу, пришлось всем остановиться. Я достал походную аптечку. Промыл потертость раствором фурацилина. Прибинтовал вату и дал сухие запасные портянки. Так и дошли. Уже на станции, ожидая поезд, Женя искренне поблагодарил меня. Сказав, что теперь понял для чего нужны лишние, как он посчитал, запасные портянки.
Скоростник
Осенью ко мне в гости зашёл Додонов Владимир Борисович. Он обычно заходит, когда в морозильной камере обновляет рыбу. И мне всегда заносит пару крупных рыбин. Родители Владимира Борисовича и мои родители дружили. Повспоминали с ним: он свою юность, а я – свою. Родителей своих вспомнили.
Владимир Борисович рассказал, что недавно ездил на Отно озеро в поисках клюквы. Рассказывая о своём путешествии, он заметил, что это озеро на лодке перестригнул за сорок пять минут. Я был сильно удивлен услышанному. И в шутку переспросил: не на моторе ли он шёл? Он, улыбнувшись, показал свои натруженные руки и добавил: «На вёслах». Я сказал, что обычно это расстояние переплывал за час с копейками и мой лучший результат – это пятьдесят пять минут. Конечно, он переправлялся на одноместной надувной лодке и налегке, а я – на двухместной и с кучей рюкзаков. Но я тогда был в два раза моложе его, а Владимиру Борисовичу сейчас восемьдесят шесть лет. И его подвижности, азарту в лесу и на рыбалке можно только подивиться и позавидовать!
Дядя Лёня
У моего соседа Валеры, с которым я часто путешествовал, был дальний родственник – дядя Лёня. Жил он в деревне Сиуч. Через Валеру я с ним и познакомился. Дядя Лёня был коренастый, неторопливый в движениях. Мы с ним рыбачили, ходили за ягодами. Как-то на озере нас собралась компания ребят. К нам примкнул и подошедший дядя Лёня. Был полдень, ребята поставили вариться кашу с мясными консервами, так как рыбы на уху ещё не натаскали и все ходили взад-вперед, то есть, каждый был чем-то занят. Дядя Лёня сидел недалеко от костра. Вдруг слышу:
– Ребя, кондёр подгорит.
Это предупреждение исходило от него. К костру никто не подошёл. Через некоторое время снова:
– Ребя, а ведь кондёр подгорит.
И на это предупреждение внимание никто не обратил. Я в это время закончил накачивать лодку и занялся удочкой и тоже как-то никуда не дернулся. Кто начал готовить обед про кастрюлю над костром забыли. Когда от дяди Лёни поступило третье предупреждение, из кастрюли валил уже черный дым. Повара накинулись на дядю Лёню:
– Ты же рядом сидел!
На что дядя Лёня спокойно заметил:
– Я же вас предупреждал, что кондёр подгорит.
Потом я понял, что дядя Лёня начатое дело всегда сам доводил его до конца, а если это делал кто-то другой, уже не вмешивался. А обед тем поварам пришлось готовить по новой.
Однажды Валера рассказал про такой случай. С дядей Лёней он вышел на берег озера. Двое парней (потом, как выяснилось, череповецкие) проверяли ветеря́, которые ставил Дядя Лёня. Хозяин этих снастей сказал:
– Ребята, морды-то не ваши.
Мордами в деревнях называют ветеря, а ветеря – это рыболовная снасть-ловушка, имеющая вид конусов, вставленных один в другой. В данном случае были сплетены из ивовых прутьев. Войдя в такое сооружение, рыбе уже не выйти. Спокойно так сказал, не закричал на них. Самый высокий из них бросил:
– Молчи, дед, а то в озеро макнём и никто тебя потом не найдёт, одни раки!
После этих слов дядя Лёня остановился, снял вещмешок и плавно к нему шагнул, со словами:
– В озеро, говоришь, макнёте?! – подошел к длинному и ударил его по голове. Парень упал на колени. Значит удар был ощутимый. Второй его приятель, попятился. Когда первый парень пришёл в себя и поднялся, они оба молча удалились. Видимо, поняв, что чужое трогать нельзя и хамить взрослым тоже.
Валере я сразу задал вопрос:
– А если бы они на дядю Лёню пошли?
Ответ его меня поразил:
– Дядя Лёня их «ветками бы закидал» и всё.
С недоверием я сказал:
– Да, ну?
На что товарищ ответил:
– Чего, да ну! Ты знаешь, что дядя Лёня сидел и не раз?!
Услышанное потрясло меня: «Это я с бандитом ходил по лесам и болотам, ночевал в избушках. Да у него и дома приходилось бывать, когда опаздывали на вечерний поезд».
Сейчас, спустя время, понимаешь, что человек он был хотя и вспыльчивый, но справедливый и хамства не терпел! Иногда сравнивал его с поведением других. Найдут ягодное место и молчат. Дядя Лёня в таких случаях, найдя ягоды, всегда звал напарников. И рыбу делил поровну, хотя его заслуга в поимке рыбы обычно была больше, чем у других.
Поражала его выносливость. Подчас рюкзаки на спину самим было не одеть, в них рыба, ягоды плюс прочее снаряжение. Помогали друг другу. И по пути к станции (дорога-то длинная) периодически просили дядю Лёню остановиться передохнуть. Он охотно соглашался и говорил:
– Давайте, давайте, ребята, отдохнём.
Мы останавливались, снимали тяжёлые рюкзаки, ложились на землю в блаженстве вытягивая ноги. Но долго расслабляться нам дядя Лёня не давал. Говорил:
– Ребята, пойдемте.
Мы с товарищем начинали ныть:
– Дядя Лёня, ведь только остановились.
На что он говорил:
– Ребята, я останавливаюсь и у меня сердце останавливается. Глотал таблетку (он всё-таки был сердечник), и мы шли дальше.
Со временем с дядей Лёней мы стали видеться реже, так как на те озёра уже попадали не через Сиуч, где он жил, а обходным путём – по Лентьевской дороге.
Однажды в лесхоз поступил звонок от жителя деревни Сиуч (свою фамилию он, по-моему, не назвал). Этот житель сообщил, что рядом с кладбищем самовольно рубят лес. Делянки в том районе не было, значит рубка леса была действительно незаконной. В то время в нашем коллективе мужчин работало немного, не задерживались из-за небольшой зарплаты. Да, кто и работал, в тот день были на выезде. Женщин посылать не стал – у них дети. И ехать надо было сорок километров. Поехал сам.
В деревне зашёл за лесником, и мы вдвоём отправились в сторону кладбища. Так называемого нарушителя, их оказалось двое, нашли сразу. Недалеко от дороги горел костёр, над ним висел котелок. Значит находились они там давно. Бросилось в глаза, что костёр грамотно окопан.
Хворост – порубочные остатки, сложен в аккуратные кучи. Чурбаки находились в поленницах и были приготовлены к вывозке. Пилили сухостой. Мы подошли к «лесозаготовителям», представились. Мужчина и женщина оказались дачниками. И вели заготовку дров для дома и бани на осенний период. Разрешающих документов на рубку они не имели. Когда им было сделано по этому поводу замечание, они пожаловались, что в город ехать оформлять документы далеко, да и в прошедшем году пробовали выписать ордер на заготовку дров и начались заморочки.
В душе я проклял высшее руководство, которое своими или недальновидными законами, или… (не дописываю) лишали деревенских жителей тепла. Заручившись, что дачники будут рубить сухостой так же аккуратно, я разрешил им продолжать заготовку. (Всё-таки всё должно делаться для человека!). И пошёл обходить кладбище по периметру. Спиленный сухостой там тоже был раскряжёван и сложен в поленницы, а порубочные остатки уложены в кучи. Дачники заверили, что с наступлением холодов кучи с хворостом сожгут. В дальнейшем слово своё сдержали.
Обходя кладбище, с краю увидел свежую могилу. Подошёл. К деревянному кресту прибита табличка с надписью: «Поляков Леонид Павлович», даты рождения и смерти. Это была могила нашего дяди Лёни и вот тогда я узнал его отчество – Павлович. Даже когда мы сами стали дядями, мы по привычке дядю Лёню называли «дядей». Спросить отчество у него всё было как-то неудобно, да уже и привыкли его так называть.
Присел у могилы. Сразу вспомнились наши совместные походы в лес, на озёра. Как он с нами, тогда ещё пацанами, обращался спокойно, на равных. Как по-честному делил пойманную рыбу и еду, когда та заканчивалась. Ещё вспомнил, что год назад, встретив дядю Лёню в деревне, я отказался зайти к нему в гости на чай. Торопился и не зашёл, а надо было, хотя бы на полчаса. Вот так всю жизнь бежишь, торопишься, подчас пропуская что-то интересное, может быть важное. Пообещал в тот раз дяде Лёне, что в следующий мой приезд в Сиуч, обязательно с ним встретимся, поговорим. Вот и встретились, поговорили…
В краю непуганых птиц, или непрерванная песня
Озаглавил, как у Пришвина, но это действительно было так. Дороги в ту пору (я уже упоминал) были трудные. Народ ходил на Котовские озёра редко и живность там была не пуганная. Впервые на тех озёрах увидел, как токуют турухтаны. Они плотной стаей собирались на островке или на мысу и устраивали поединки.
Турухтаны – это кулики, размером чуть меньше голубя. Кстати, раньше они были объектом охоты. Самцы весной ярко окрашены, при этом двух птиц с одинаковым окрасом не найти. На току перья у самцов в районе шеи распушаются. Зоб надувается как шар и, издавая звуки – бу-бу-бу, они задиристо наскакивают друг на друга. Самочки в это время находились неподалёку, они спокойно наблюдали за сражением самцов, изредка поправляя клювом своё серое оперение. Или, опустив клювы в грязь или воду, искали всякую живность.
За такими турнирами я подолгу наблюдал в бинокль. Хотя к турухтанам можно было подойти довольно близко, а вспугнув их, птицы отлетали недалеко и приземлившись, сразу же продолжали токовать, не обращая особого внимания на человека.
На реке Смердиль иной раз встречали плавающего лебедя (уже упоминал об этом). Подпускал он метров на десять. Значит где-то рядом было гнездо. Терпение лебедя мы старались не испытывать и проходили такое место по-быстрому.
Как-то ранним утром с Валерой Ковалёвым выходили с озера к дороге, где был оставлен мотоцикл. Ночь была теплая и, наступающее весеннее утро продолжилось плотным туманом, шли по компасу. Остановившись отдохнуть, я услышал щёлканье глухаря. Сказал об этом напарнику, а ему до этого на глухариных токах бывать не приходилось и песню мошника он слушал впервые. Продвинулись ещё вперёд, птица точит уже где-то рядом, а её не видно. Туман был густой и слался над землёй слоями. Наконец увидели глухаря.
Было уже светло и перед нами раскрылось природное таинство: мы близко увидели и услышали лесного красавца. Птица от нас была метрах в семи, может даже и ближе, то есть, на неё, в прямом смысле, можно было кепку накинуть. Глухарь находился на сильно наклонённой сосне и токовал, расхаживая взад – вперед. Рыжие крылья были опущены, чёрный хвост с мраморными пятнами распушён веером, голова задрана вверх, хорошо было видно его бороду. Певец щелкал и точил не переставая. Он крутился перед нами демонстрируя своё роскошное оперение: то поворачивался передом, показывая зеленоватую грудь; то подставлял рыжий бок с белым пятном; то поворачивался роскошным хвостом. Мы хорошо видели глухаря и, явно, – он нас. Но, видимо, находился в таком экстазе, что пренебрёг своей безопасностью.
Обычно, на току, при скрадывании этой птицы, достаточно треснуть сучку или, если он услышит чавканье воды при неосторожном шаге, глухарь, как правило, замолкал, а чаще просто улетал. А здесь…! Конечно, у нас было с собой из чего выстрелить, но глухарь представлялся слишком беззащитным и прекрасным в своём азарте и у нас рука не поднялась, чтобы снять его выстрелом. Налюбовавшись птицей, пошли дальше к дороге. А глухарь остался петь, прославляя наступившую весну, нарождающийся день (а может быть и нас заодно).
Ода козам
Памятник козе
В Санкт-Петербурге, на территории экспериментальной медицины стоит памятник собаке. Инициатор его – учёный Иван Павлович Павлов. Это дань уважения и поклон животным от учёного, который благодаря собакам сделал в медицине много открытий. У нас дома (точнее, во дворе) всегда были собаки, и у меня к ним тоже хорошее отношение за их верность, преданность.
Я хочу и просто обязан рассказать о козах. Им тоже есть памятники. Один находится в Ижевске и ещё в двух городах России. Козы тоже заслужили уважения.
Но это уважение к козам ко мне пришло не сразу. С детства я помню, что если у привязанной в поле козы вдруг обрывалась веревка, то коза рядом траву есть не будет, она постарается пробраться в чей-нибудь огород и там напакостить, то есть смахнуть с грядок всё что там наросло. В таких случаях на коз ругались, норовили стегнуть хворостиной. Вспоминаю: на нашей улице (это, к слову) жила женщина с кличкой Тася-коза. Вообще-то она была добрая. Но характер был неспокойный, она вся была в движении, непоседа. Может быть, за это кличку и получила.
Простуда
Теперь вернусь к козам. Мы их держали долго и завели не просто от любви к животным, – жизнь заставила. Как-то, гостив на родине жены в Ленинградской области, наша дочка простудилась и получила двухстороннее воспаление лёгких. Как так произошло? Не знаю. Но с того момента дочь стала часто болеть простудными заболеваниями. Было ей тогда годика три-четыре и за месяц болела раза два-три. При этом болела тяжело, лежала на кроватке пластом. Глядя на неё, маленькую, иной раз думал, что лучше бы сам переболел за неё, тяжело было смотреть, как маленького человечка колют уколами и пичкают таблетками. Собрался и пошёл в детскую поликлинику. Там работали две замечательные женщины: врач Парфёнова Маргарита Михайловна и фельдшер Смирнова Татьяна Максимовна. Они часто лечили нашу дочку и её болезнь хорошо знали. Придя в поликлинику, я сказал, что человек только начинает жить, а его (то есть дочку) постоянно колют и дают таблетки. Это же не дело! Медики согласились со мной. Я спросил: «Как можно изменить ситуацию?».
Они дали два совета: первый – свозить дочь на юг, там полезные ионы воздуха и воды должны вылечить ребёнка. Второй вариант – давать козье молоко. Я в то время работал инженером и получал где-то сто рублей в месяц. Денег в загашнике у нас не было, и я понял, что с поездкой на юг нам пока не потянуть, а копить деньги на поездку уже некогда. Оставался второй вариант. Рядом с нами коз тогда уже никто не держал. В основном держали за «линией» (за железнодорожным переездом) и за рекой. Ходить туда за молоком было далеко и поэтому неудобно, тем более, я часто бывал в командировках и в лесу.
Смелое решение
Принял смелое решение: завести козу. У моего друга Валеры Маланичева родители держали коз. Вообще-то там за линией, где жили Маланичевы, коз держали многие, и я помню: по утрам летом на пастбище выгоняли большое стадо этих животных. Обратился к маме Валеры – Ларисе Альвиновне с просьбой помочь в этом вопросе. У неё к этому времени молодые козочки были уже распроданы, но она пообещала, что козочку найти поможет. В этот же день мы пошли в район леспромхоза. Нашли женщину, продающую коз, зашли в её сарай, там находилось около десятка коз разного возраста. В сарае было грязновато, но я смотрел на коз. Хозяйка подвела ко мне одну из них. Я погладил её, и она мне понравилась. Посмотрел на Ларису Альвиновну, что она скажет. Лариса Альвиновна еле заметно покачала головой, это был знак несогласия. Расставаться с той козой мне не хотелось, но… Сказал хозяйке, что насчёт покупки подумаю и мы вышли на улицу.