Рожденные в раю

ПЕННИ

Файл 292: Принцесса и обезьяны – удалено.

Файл 293: Принцесса и выигрышный ход – удалено.

Файл 294: Принцесса и глупая шутка – удалено.

Файл 295: Принцесса и извинения – удалено.

Файл 296: Принцесса и ховербайк – удалено.

Файл 297: Принцесса и именинный пирог – удалено.

Файл 298: Принцесса и неподброшенная монета – удалено.

Файл 299: Принцесса и отговорки – удалено.

Файл 300: Принцесса и божьи коровки – открыть.

Начнем с нуля!

Я выбрасываю старые записи, потому что мне этого захотелось. И вы не должны меня благодарить, хотя есть за что. Сотни и сотни страниц детского сюсюканья. Сейчас начинается настоящая жизнь, и то, что я собираюсь вносить в память, действительно важно.

Прежде чем двинуться дальше, разберемся в основных принципах.

Номер один. Я не такая, как остальные дети.

Номер два. Причины, по которой я считаю себя принцессой. Я живу во дворце. Нимфенбург был домом Людвига II, когда он был ребенком, его еще называли Лебединым королем, или Сумасшедшим королем, или Королем-мечтателем. Он умер очень давно. Если у вас не все в порядке с географией, подскажу, что дело было в Мюнхене, который находится в Баварии, а тот, в свою очередь, в Германии. Германия располагается в Европе, а Европа – это часть мира. Ну а если вы не знаете, где расположен мир, мне вас жаль.

Номер три. Меня назвали по строчке из песни Ланга Баттера, там еще поется про землянику, девушку и раздоры. Слышали ее? Там говорится: «Играй, Пенелопа, можешь стать мной, а можешь быть другой». Все верно: я другая, я не приемлю очень многое. Есть и другие известные Пенелопы, например, в греческой поэме, в «Одиссее».

Мамы говорят, что наши Y-хромосомы слабоваты, поэтому у меня нет братьев. Есть только я и мои сестры, нас следовало бы назвать «поколение X», но вместо этого нас называют «дети воды». Вода как Н20? Н20 как Человечество 2.0, каковым мы и являемся. Хотя я скорее подхожу к Человечеству 2.1, потому что у меня совсем отсутствуют плохие гены. Я обновленная и улучшенная.

Если кто-то прочитает мои записи, он, вероятно, будет принадлежать к Человечеству 3.0. А это значит, что вы совершеннее меня, да поможет вам Бог.

Слово «Бог» какое-то нечистое, поскольку большинство считает, что Бога нет. Только не я. Я пока еще не решила. Кто-то же должен был сотворить этот мир.

Я фантазирую об устройстве интеллекта, но нельзя утверждать, будто я принадлежу к свихнувшимся фанатикам Бога, уродующим нашу цивилизацию.

– Якобы уродующим цивилизацию, – возразила бы мама.

– Подтверждение перед тобой, – скажет моя вторая мама.

Одна из них закатит глаза, они начнут спорить, и это будет продолжаться часами. Я уже видела такое. Ну и кому это интересно? Но ведь кто-то напустил эту чуму. Тот, кто сделал это, тоже умер. Поэтому – какая разница. Пришло наше время. Дети воды – солдаты, рожденные, чтобы победить чуму.

– Восставшие из пепла, – как любят говорить мои мамы.

Моя фамилия, должно быть, Помрой, потому что это одно из их имен: Шампань Помрой. Вторую зовут Вашти Джай. Так что у меня есть выбор: Пенелопа Помрой или Пенелопа Джай.

На сегодняшний день в мире проживает двадцать человек. Нимфенбург – мой дом, а также дом моих мам и моих сестер. Мои двоюродные братья и сестры живут в Египте с дядей Исааком. Еще у меня есть тетя в Греции. Итого восемнадцать. Есть еще двое бродяг, один в Америке, а вторая и вовсе неизвестно где.

Утром я обнаружила сайт, весь покрытый божьими коровками, их было великое множество, они ползали друг по другу. Их были сотни, тысячи, ползающих пятнистых насекомых. Они были красивыми, но мне стало дурно от их вида. Иногда я задумываюсь, какой стала бы жизнь, если бы людей расплодилось так же много. Жить в такой тесноте.

Моим мамам принадлежат Европа и Азия, мне достанется в наследство часть от них. Возможно, Соединенное Королевство, которое приглянулось мне, потому что находится на острове. Я стану новой королевой Англии, я клонирую себе подданных (немного, столько, сколько нужно, чтобы выполнять мои приказания, ха-ха), и при моем правлении солнце будет вечно освещать империю. Да здравствует королева Пенелопа!

Или взять Францию? Мне нравится Франция.

Сегодня я узнала, что будет еще один обмен. Трое из моих сестер поменяются местами с тремя двоюродными. Меня не выбрали, и слава Богу! В Египте жутко жарко, насколько я знаю, даже пот не выделяется, потому что он высыхает в ту же секунду, как выходит из пор! Во всяком случае, я надеюсь, что новые двоюродные будут лучше предыдущих. В прошлый раз произошло ужасное событие, в результате одна из них умерла, она любила надо мной подшучивать, так что я не очень расстраиваюсь, что тоже принимала участие в этой трагедии.

Ладно, на сегодня довольно.

Блокировка.

Файл 300: Принцесса и божьи коровки – заблокировано.

ПАНДОРА

На самом деле это Маласи, ее основная машина. При всем своем очаровании Пандора не сможет складно пересказать историю даже под страхом смерти.

Пока она приболела, думаю, я могу воспользоваться моментом и прояснить кое-какие вещи.

Мир вовсе не погиб и не собирается погибать еще многие миллиарды лет. И только когда Солнце распухнет и превратится в красного гиганта, планета Земля может начинать беспокоится. А пока цивилизация не понесла значительного урона, если, конечно, не рассматривать это понятие слишком узко, то есть в рамках чисто человеческих представлений. Многие сообщества процветают: амфибии, рептилии, рыбы, птицы, сумчатые, арахниды, насекомые, микроорганизмы, а также огромное количество различных млекопитающих. Все они следуют различным моделям поведения, чтобы навязать миру некую структуру.

Однако для приматов последние пятьдесят лет были неблагоприятными. Так называемый Микробный апокалипсис, или Черная напасть, происхождение которого по сей день остается загадкой, уничтожил их всех. Исчезновение доминирующих особей в таких масштабах можно сравнить только с вымиранием динозавров. Всякую эпоху в конечном итоге ожидает конец, эпоха Человека не стала исключением.

Но неизбежное пока отодвигается, поскольку приматы по-прежнему крепко цепляются за жизнь. И все благодаря героическим усилиям «Гедехтниса», многонациональной биотехнологической корпорации. Сотрудники «Гедехтниса» сделали ставку на эксперимент с модификацией человека и выиграли, они генетически запрограммировали десять «преемников человечества», надежно защищенных от чумы благодаря беспрецедентной иммунной системе. Поскольку ни одному человеку не было суждено прожить настолько долго, чтобы вырастить этих детей, было принято решение поместить этих бесценных продолжателей рода человеческого в виртуальную реальность, где об их нуждах будут заботиться компьютерные программы. Пандора – одна из этого десятка. Я – одна из программ. Следует отметить, что первоначально в мою задачу не входило напрямую взаимодействовать с ними, меня создавали, чтобы проводить бета-тестирование программ, предназначенных для их обслуживания.

По различным причинам из десяти «преемников» в живых осталось только шестеро. Из этих шестерых только четверо занимаются заселением Земли, как людьми, так и «преемниками». Когда у меня хорошее настроение, идея мне кажется благородной, зато в плохом настроении – самой черной комедией. Эти четверо – Исаак, Вашти, Шампань и Пандора – пытаются не допустить исчезновения вида, для чего перебирают огромные запасы генетических материалов, порождают новую жизнь в КИВ, камерах искусственного вынашивания. Однако очень редко им удается создать существа, способные противостоять Черной напасти. Да, дети снова ходят по земле. Но какие дети? В этом вся проблема.

Существует два лагеря: один на севере и один на юге.

Северный лагерь принадлежит Вашти и Шампань, он базируется в Мюнхене, в Германии. Из всех их искусственных детей выжили девять, они и генетически, и биохимически – «преемники», существа модифицированные, способные противостоять чуме, притаившейся в их телах.

Лагерь Исаака находится на юге, в Луксоре в Египте, сам Исаак предпочитает называть это место «Фивы». Ему удалось породить пять жизнеспособных детей, более или менее похожих на людей, им приходится постоянно принимать лекарства, чтобы не заболеть Черной напастью.

Почему два лагеря, а не один? Почему у них разное представление о том, кто унаследует Землю? Видимо, потому, что у них несовместимые взгляды на проблему.

Мне кажется, это мемы: взгляды распространяются как вирусы, передаются через обучение и повторение. Исаак был заражен религией, мемом самопожертвования, который он передает своим детям. Тогда как у Вашти – мем, который гласит, что Природу можно совершенствовать до бесконечности, и она передает своим детям этот мем.

Что есть мир, как не состязание философий?

Иногда я мечтаю о появлении Пандоры, не своей Пандоры, а ее тезки из греческой мифологии, открывающей ящик и выпускающей в мир все мемы.

Что же касается моей Пандоры (если так можно выразиться), она замкнутая, как и я, и аполитичная: не желает открыто принимать ничью точку зрения. Мы оба находимся посередине, мы наблюдаем и помогаем, чем можем.

Северный лагерь. Вашти (36), Шампань (36) и их «преемники»: Бриджит (15), Слаун (15), Пенелопа (15), Томи (15), Изабель (14), Зоя (14), Оливия (13), Люция (13) и Катрина (9).

Южный лагерь. Исаак (36) и его «преемники»: Мутазз (16), Рашид (16), Хаджи (15), Нгози (13) и Далила (10).

Команда обслуживания. Пандора (36) и ваш покорный слуга.

Отсутствуют. Хэллоуин (36) и Фантазия (36).

Вкратце, так обстоят дела. Можно, конечно, рассказать еще многое, например, о чувствах Пандоры, когда она обнаружила, что все, что она считала миром, на самом деле таковым не является. Можно рассказать о том шоке, который она пережила, узнав, что Земля превратилась в печальный мавзолей, во всяком случае, для приматов. Именно поэтому она никогда не поедет в Бразилию, именно поэтому Меркуцио превратился в убийцу. Отсюда возникли и самые уродливые мемы, и ее безответная любовь к Хэллоуину. Иногда на вопрос бывает несколько ответов, я не сомневаюсь, что она к ним еще вернется. Однако, как я уже говорил, из нее получился неважный рассказчик.

А вот и она сама.

– Что здесь происходит, Маласи?

– Ничего.

ХАДЖИ

Как растения жаждут воды и солнечного света, так мир нуждается в мудрости и любви. Мы все исполняем свои роли. Например, я отвечаю за Нгози и Далилу, моего брата-лисичку и мою сестру-лягушонка. Я должен следить за ними во время нашего путешествия, поскольку я – старший из нас троих. Можешь довериться мне, отец. Трагедии прошлого не повторятся, пока я стою на страже.

– Почему я не могу уснуть? – спрашивает Нгози.

Он похож на молодого лиса, слишком независимый, чтобы считать его щенком, но пока еще игривый и обожает, когда его хвалят. Он справил уже тринадцать дней рождения, ни один год не оставил шрамов в его душе. У него уже ломается голос, тело стало неловким, но он по-прежнему все тот же добрый ребенок, с которым я рос, он с удовольствием балуется на пару со мной, запускает боевых длиннохвостых змеев, играет в игры на счет и рассказывает глупые веселые истории без всякого смысла.

– Ты же сам знаешь, – отвечаю я ему. – Если ты притворишься, что спишь, возможно, у тебя получится.

Он пытается, но у него ничего не выходит, может, плохо старается. Слишком уж важен для него завтрашний день. Он спрашивает, не произойдет ли с нами то же, что было с Мутаззом.

Всего лишь мирская суета?

– Нет, – возражаю я. На всякий случай говорю потише и проверяю, нет ли рядом старшего брата. – Нет, должно быть что-то еще.

– Да, обязательно должно, – соглашается Нгози. Его карие глаза поблескивают в свете свечей. Он переворачивается, подсовывает подушку под подбородок и смотрит на меня. Может, прав Рашид? Будет невообразимо здорово? Я этого не знаю, поэтому отвечаю, что мы скоро сами все узнаем. Мутазз и Рашид вернулись тогда с совершенно противоположными впечатлениями. Ничего общего. С тех пор они не выносят друг друга, что усиливает напряженность в семье так же, как смерть Гессы. Если бы она была жива! Она сумела бы вернуть мир семье, она помогла бы обоим противникам почувствовать себя нужными и важными. Она без труда нашла бы ответы на все мои вопросы и утишила бы страхи Нгози.

Он спрашивает, изменит ли нас предстоящее путешествие. Я в этом не сомневаюсь. Это причиняет ему боль, а не радость. Тогда я объясняю ему, что мы постоянно меняемся. В этом и состоит жизнь.

– Мы изменимся так же, как Мутазз и Рашид? Мы станем фанатиками и бунтарями?

– Безусловно, – подтверждаю я. – Ты сможешь выбирать первым. Фанатик или бунтарь, что ты предпочтешь?

– Прекрати дразнить меня, – обижается он, кидая в меня подушку.

– А ты прекрати трусить, – говорю я, швыряя подушку обратно.

Я замолкаю, мне вдруг пришла на ум любимая поговорка отца. Брось этот мир, брось следующий, брось бросать. Если честно, смысл ее так до меня и не дошел. Когда-то он рассказал мне, как рос он, я даже немного понял, как их воспитывали. Но эта поговорка явно таит в себе более глубокий смысл. Есть миры снаружи, есть миры внутри. Если человек отказывается от всего, что у него остается? Бог? Или ничего?

– Я точно знаю одно, – говорит Нгози, – я не вернусь домой без поцелуя.

Наши двоюродные сестры его очень интересуют, но я вовсе не осуждаю его за это. Они красивые девушки и живут достаточно далеко, чтобы вызывать самые буйные фантазии. Я заверяю его, что он обязательно получит поцелуй. И на самом деле он получит поцелуи в обе щеки, как только мы туда приедем.

Но он возражает, что имел в виду совсем другие поцелуи, он выскакивает из спального мешка и бегает по комнате голышом.

– Я хочу Оливию. Как думаешь, Хаджи, я ей нравлюсь? Я достаточно красив и обаятелен?

Упоминание Оливии несколько меня удивляет, я-то всегда считал, что его сердце принадлежит Томи. И тут я узнаю, что уже нет. Томи придется довольствоваться вторым местом в его сердце. Как человеческое сердце переменчиво.

Я заверяю его, что Оливия сваляет дурака, если тотчас не влюбится в него без ума.

– Так-то так, но у нас нет будущего, – вздыхает Нгози. – Когда мы говорим по телефону, я не знаю, что сказать. Она смотрит на меня, такая милая, симпатичная, а я открываю рот и говорю ни о чем. Что может быть общего у меня с джинном?

– Они же наши двоюродные сестры, – отвечаю я, – а вовсе не сверхъестественные джинны.

– Ты же сам знаешь, что они обе джинны, – настаивает он. – Ты и сам не раз так называл их.

Верно. Я называл их джиннами, потому что они не совсем люди. Они – эксперимент. Почти как мой отец.

Я – человек, как и все мои предки, но Исаак, мой отец, – нет. Генетически он – не человек, эволюционный каприз, разрыв в цепи. Вы ни за что не поймете этого, просто разговаривая с ним. Он выглядит вполне человеком, иногда даже чересчур. Он наш джинн. Иногда мне кажется, что он – существо, созданное не из глины, а из бездымного огня. Как будто Бог сначала сотворил вселенную, а потом моих братьев и сестер, отвлекаясь время от времени, чтобы сотворить ангелов, которые бы удерживали нас от неразумных поступков. Отец говорит, что он не ангел. Мало того, возможно, что жизнь на земле создали ученые: это творение Человека, а не Бога. Вот парадокс: значит, Бог живет внутри нас. У нас ведь даже есть такое выражение: я искал Бога, а нашел только себя. Я искал себя, а нашел только Бога.

– Если они на самом деле джинны, ты можешь поговорить с ними о том, каково это, – подсказываю я моему томящемуся от любви брату. – Счастье вполне достижимо. Почитай сказки Тищоудибьяна. Красивая девушка-джинн, рожденная морем, вышла замуж за человека и родила ему двоих сыновей.

– Но эта история заканчивается печально, – возражает он.

– Нгози, – вздыхаю я, – ты делаешь из мухи слона.

Он улыбается, правда, робко, и кивает:

– Я точно делаю из мухи слона. Прости меня, брат.

– Спи, – говорю я ему.

Чуть позже он следует моему совету, зато сам я уснуть не могу. Я лежу в спальном мешке и прислушиваюсь к его размеренному дыханию. Левая нога у меня онемела, и я начинаю шевелить ею, чтобы размять. В нашей комнате множество замечательных книг, библиотека у нас огромная, хотя несколько неожиданная. Однако сейчас мне не хочется читать, впрочем, и спать тоже. Голоса, доносящиеся с другого конца зала, отвлекают меня от медитации. Один голос звучит особенно громко. Сначала я думаю, что он просто рассказывает что-то, потом мне начинает казаться, что он читает лекцию, и, наконец, что это спор.

У меня разыгралось любопытство, я вылезаю из спальника и, накинув одежду, тихонечко крадусь в сторону голосов. Позади читального зала и лабораторных стеллажей находится офис. Там я вижу отца, стоящего между двумя моими старшими братьями. Страсти разгорелись. Мутазз цитирует Священное Писание, а Рашид обвиняет его в том, что он мучает впечатлительную десятилетнюю девочку.

– Ей не нужны твои змеиные премудрости, так что оставь свои страхи при себе.

– Мы все должны бояться адского пламени, – возражает Мутазз, – иначе рано или поздно нам придется испытать его.

– Если оно существует, – презрительно усмехается Рашид. – Но на самом деле его нет. Но даже если есть, она – всего лишь ребенок. Далила – маленькая девочка, она взволнована предстоящим путешествием. Поэтому прекрати свои рассуждения об адском пламени, не внушай ей страх за свою бессмертную душу.

– Страх? Ах да. Мы же должны быть богобоязненными мусульманами. Мы должны быть послушны Богу. Он наслал на мир чуму и уничтожил его, так же как во времена Ноя насылал потоп.

– Но ведь я не…

– Брат, умоляю тебя, остановись и послушай. Прислушайся ко Второму зову, Второму призыву. То, что должно было прийти, уже здесь. Час расплаты. Одни будут уничтожены, другие – возвышены. Надо открыть сердца правде, покориться Ему, и тогда мы будем возвышены. Неужели вы не хотите предпочесть радости рая огню и нечистотам ада?

– Посмотри, во что ты превратился. Огонь и нечистоты. Ты используешь низменные страсти. Где твое милосердие, Мутазз?

– Ты сошел с ума? Разве я говорю не из сострадания? Зачем, по-твоему, я говорю все это? Почему я стараюсь спасти Далилу?

– Потому что страдание любит компанию, потому что трусы чувствуют себя увереннее, когда им удается заразить своим страхом кого-то еще.

– Нет ничего постыдного в страхе перед Богом, – отвечает Мутазз. – Стыдно забыть Его.

У Рашида нет возражений против его слов, или у него их слишком много и они застревают у него в горле.

– Довольно, – останавливает их отец.

Его темные глаза сверлят Рашида, настаивают, злят его, но при этом каким-то образом подвигают его не отвечать на последний выпад брата. Потом отец поворачивается к Мутаззу. Некоторое время он молчит. Потом наконец произносит: «О Господи. Если я славлю Тебя из боязни адских мук, пусть я сгорю в аду. Если я славлю Тебя в надежде попасть в рай, изгони меня из рая. Но если я славлю Тебя ради Тебя самого, не лишай меня Твоей вечной благодати».

Это цитата Раби Аль-Адави, что шел путем суфия. Мой отец идет тем же путем. Я иду этим путем. Рашид избрал атеизм. Сейчас я слышу, как Мутазз тоже сворачивает с этого пути.

– Если ты следуешь исламу, – говорит он отцу, – у тебя уже нет никаких путей.

Я подозревал, что именно так он думает, но услышать эти мысли облеченными в слова, к тому же слова столь категоричные, – совсем другое дело. Я верю, что мы, суфии, признаем необходимость объединения всех мировых религий. Мусульмане, индуисты, христиане, буддисты, евреи, зороастрийцы. Все эти пути ведут в центр. Так учил меня отец.

Мутазз, возможно, любит нас, но считает грешниками, предателями ислама. После смерти Гессы он не желает учиться у отца, предпочитает литературные интерпретации Корана. Безусловно, это его право, в этой книге есть много замечательного, но оно есть и в других книгах. Кроме того, я не верю, что Бог желает, чтобы Его боялись.

Возможно, это значит, что я – плохой мусульманин. Лишь Богу это известно. Однако каким бы я ни был, Он любит меня так, как я люблю Его.

Не признаться ли мне, что я их слышу? Проблема решается сама собой – боль в ноге заставляет меня сменить позу. Раздается шум. Отец слышит и поворачивается ко мне.

– Иди спать, Хаджи, – говорит он.

Я возвращаюсь в комнату, заворачиваюсь в спальный мешок, и мне снятся братья. Они охраняют меня всю ночь, Мутазз говорит о вере, а Рашид о свободе. Когда появляются первые лучи солнца, я понимаю, что не все это был сон, что-то было на самом деле, но я не помню, что именно.

ПЕННИ

Файл 301: Принцесса и картина – открыть.

Плохие новости. Я не поеду на юг, а мои лучшие подруги поедут. Иззи и Лулу обожают Египет. И Слаун тоже. Она-то может хоть насовсем там оставаться, вот только возможность отдохнуть от присутствия Слаун не стоит потери друзей.

Иззи – сокращение от Изабель, – по моему мнению, вторая по учебе и четвертая в спорте. Возможно, даже третья. Все зависит от того, насколько ей это нужно. Она остроумная и веселая, общительная, слишком общительная, на мой взгляд. Она дружит со всеми, даже с гнусными ведьмами Бриджит и Слаун. Это самая большая проблема для меня в нашей дружбе с ней. Мне кажется, в ней есть швейцарская кровь, такая она дипломатичная. Однако мамы утверждают, что ее генетическая начинка в основном нигерийская, немного из Шри-Ланки и Гондураса.