Непосвященная

– Хозяйка… Вы очень долго спать! – запищало создание, его крылышки затрепетали быстрее. – Вас уже ждать в таверне! О вас спрашивать ищейки! Вы вчера упасть в обморок и удариться головой… сильно… кровь идти… Я за вас переживать… вас долго ждать…

Оно говорило скороговоркой, и моему воспаленному мозгу потребовалось несколько секунд, чтобы расшифровать этот поток информации. Таверна? Ищейки? Обморок? Я медленно осматривалась. Огромная кровать с темно-бордовым балдахином, тяжелые, расшитые золотом ткани. Свечи в причудливых подсвечниках, отбрасывающие на каменные стены колышущиеся тени. Воздух пахнет пылью, воском и чем-то еще… магическим? Травяным?

– Что ты за существо?.. – выдохнула я, сжимая виски пальцами, пытаясь вдавить обратно эту раскаленную боль. – И почему я ничего не помню?

Боль была невыносимой, будто в мой череп вбили раскаленный докрасна гвоздь и теперь методично по нему стучали.

– Ой, нет-нет-нет! – маленькое существо засуетилось, запрыгало на месте, и его крылышки зашуршали. – Хозяйка Моргат удариться головой и потерять память! Как быть? Как быть? Не хорошо… это не хорошо…

– Какая Моргат?! – я снова попыталась сесть, и мир поплыл, закружился в вихре. – Кто хозяйка? Что ты такое? Не тараторь… я ничего не понимаю…

Оно замолчало, испуганно моргая своими огромными, бездонными глазами. Теперь, когда паника немного отступила, я могла разглядеть его получше. Ростом не больше ста двадцати сантиметров. Хрупкое телосложение, тонкие, изящные конечности. Кожа цвета спелого персика. И те самые большие, темные глаза, в которых, казалось, плескалась вся мудрость и наивность этого странного места. За спиной, плотно прижатые, поблескивали полупрозрачные крылья, тонкие и переливчатые.

– Я ненкан! Леама! Ваша слуга! – наконец выпалило оно, сложив тонкие пальчики на груди в почтительном жесте. – Вы совсем ничего не помнить?

– Нет! – мое отчаяние вырвалось наружу почти криком, и боль в виске в ответ ударила с новой силой. – Говорю же – ничего!

Я спустила ноги с высокой кровати, и ступни утонули в невероятно мягком, густом ковре. Ощущение было таким неожиданным, таким приятным, что я на мгновение забыла о боли. Словно ступила на живое, пушистое облако.

– Тогда пить! Пить! – Леама метнулась к полкам, уставленными причудливыми пузырьками и склянками, и схватила один небольшой флакон с изумрудной жидкостью и рубиновой пробкой. – Вот! Вот, хозяйка! Вы пить – и станет легче!

Она протянула мне зелье. Я взяла прохладный флакон с недоверием. Он приятно тяжелел в ладони. От жидкости исходил свежий, весенний аромат скошенной травы и чего-то неуловимого, цветочного.

– Кто ты? – снова спросила я, больше чтобы выиграть время, глядя на переливающийся эликсир.

– Я ненкан! Леама! Ваша слуга! – повторила она, и ее крылышки нервно вздрогнули. – Вы совсем ничего не помнить?

– Нет, – на этот раз мой голос прозвучал тише, смиреннее. Я была слишком измотана, чтобы сопротивляться. Что бы это ни было, хуже уже не станет.

Я сняла рубиновую пробку и одним движением опрокинула содержимое в горло. Жидкость была прохладной, с терпким, травяным вкусом. Она обожгла горло, а затем…

Волна ледяного, но приятного облегчения разлилась по всему телу, от кончиков пальцев ног до макушки. Острая, сверлящая боль в виске отступила, сменившись легким, притупленным звоном. Напряжение в мышцах растаяло, словно его и не было. Я потянулась и с удивлением поняла, что мир больше не плывет. Более того, зрение стало невероятно острым – я видела каждую пылинку, танцующую в луче света от свечи, каждую трещинку на древней каменной кладке стен. А обоняние… я почувствовала тонкий, едва уловимый аромат диких цветов и меда, и исходил он, казалось, от самой Леамы.

– Лучше? – пискнула ненкан, и в ее огромных глазах загорелась надежда.

– Да… – прошептала я, ощущая прилив странной, неестественной бодрости.

Я встала с кровати, и ноги уверенно понесли меня вперед, к огромному зеркалу в массивной, покрытой загадочными символами оправе. Оно стояло в углу комнаты, темное, почти черное, и манило к себе, словно живое. В его глубине таилась какая-то сила, обещание или угроза.

«Посмотри на меня…» – прошептал тихий голос в самой глубине моего подсознания.

С замиранием сердца я сделала последний шаг и заглянула в свое отражение. И мир остановился.

Из глубины полированной поверхности на меня смотрела незнакомка. И в то же время… это была я. Черные, как смоль, волосы, тяжелой волной спадающие до самой поясницы, отливавшие синевой в мерцающем свете свечей. Темно-синие глаза, глубокие, как океанская бездна, в которых плескалась чужая тоска и затаившаяся стальная воля. Полные губы, будто созданные для шепота запретных заклинаний. И стройное тело, очерченное тонкой черной сорочкой из шелка и кружева, которая лишь подчеркивала каждую линию, каждый изгиб. Это была красота опасная, отточенная, как клинок.

– Хозяйка очень красива! Все мужчины любить хозяйка! – завизжала Леама, хлопая в ладоши и порхая за моей спиной, словно взволнованный мотылек.

Ее слова прозвучали как эхо в пустоте. Я медленно подняла руку, и отражение повторило мое движение. Незнакомые пальцы с аккуратными ногтями коснулись незнакомого лица. Холодная кожа. Это была я. И одновременно это была не я. Внутри все сжималось в тугой, болезненный узел.

– Леама… – мой голос прозвучал тихо, но в нем зазвучала сталь, которую я в себе не знала. – Расскажи мне, кто я. Правду.

Ненкан замерла, ее огромные глаза наполнились неподдельным страхом. Она заерзала, переминаясь с ноги на ногу, ее крылышки нервно подрагивали.

– Я… я не могу помочь вспоминать… – запищала она, опуская взгляд. – Надо звать лекаря… Я всего лишь ненкан. Я служить, убирать, приносить… пока не выплатить долг.

– Долг? – я нахмурилась, чувствуя, как в висках снова начинает пульсировать тревога.

– Да… – ее голосок стал совсем крошечным. – Ненканы служить, пока хозяин не отпустить. Мы… принадлежать.

В этот самый момент мой живот предательски и громко заурчал, грубо вернув меня к реальности. Леама встрепенулась, как будто ее ударили током.

– Ой-ой-ой! Глупая Леама! Хозяйка пора есть! – она метнулась к двери, ее крошечные ножки засеменили по мягкому ковру. – Я бежать вниз, в таверну, принести еды!

И она исчезла, оставив меня наедине с моим новым, пугающим отражением и гнетущей тишиной.

Я осталась одна. Ощущение было странным – будто я застряла в чужом теле. Чтобы отогнать нарастающую панику, я подошла к полкам, уставленным пузырьками. Странные, извивающиеся символы на этикетках были абсолютно нечитаемы для меня. Я протянула руку и взяла один из флаконов – тяжелый, с фиолетовой, мерцающей жидкостью и черным, отполированным камнем на пробке. Он был холодным и пульсировал в ладони с едва уловимой, зловещей вибрацией.

– Нет! Нет! Хозяйка, нет! – пронзительный визг Леамы заставил меня вздрогнуть и чуть не выронить склянку. Она ворвалась в комнату, едва не роняя огромный деревянный поднос. – Яд! Яд! Умереть!

Я резко, почти инстинктивно, поставила флакон на место, как будто он обжег мне пальцы.

– Этот флакончик – смерть! – Леама, тяжело дыша, указала на него дрожащим пальчиком. – Его пить – уснуть и не проснуться! Никогда!

Мое сердце бешено заколотилось. В этой комнате, в моей собственной спальне, стоял смертельный яд. Кто я такая, чтобы хранить нечто подобное?

Леама, придя в себя, водрузила поднос на массивный стол. От него поднимался дымок, несущий божественный аромат. Томленое мясо, тающее в роскошном собственном соку, приправленное сложным букетом острых и сладких специй, которые щекотали ноздри. Рядом лежали незнакомые мне овощи – фиолетовые, золотистые, источавшие свежий, землистый запах.

– Ваше любимое! – с гордостью объявила Леама. – Томленое мясо и овощи! Томилось двенадцать часов!

Я опустилась на стул, взяла странной формы вилку и отломила кусок мяса. Невероятный, богатый, многослойный вкус взорвался у меня во рту, заставив меня закрыть глаза от наслаждения.

И именно в этот миг безмятежности за толстой деревянной дверью послышались тяжелые, мерные шаги. Глухие, увесистые, они приближались по каменному коридору, и каждый удар о пол отдавался в моем сердце ледяным эхом. Леама замерла, прислушиваясь. Она посмотрела на меня, потом на дверь, и прошептала:

– Лекарь Ворнан…

Я машинально провела пальцем по кончику собственного уха – он был тонким, заостренным, но сейчас казался чужим, куда менее чутким, чем уши того существа, что только что метнулось в тень.

– Вот это слух у тебя… – пробормотала я с легкой завистью, откусывая очередной кусок невероятно вкусного мяса. Сок наполнял рот, и на мгновение мир сузился до этого простого удовольствия.

Резкий, властный стук в дверь разорвал уютную атмосферу.

Леама, сидевшая на спинке кресла, мгновенно преобразилась. Ее большие глаза расширились от паники. Она схватила мою тарелку, и в следующее мгновение ее просто не было – она растворилась в глубоких тенях у стены, словно ее и вправду никогда здесь не существовало.

Сердце упало. Дверь, тяжелая и дубовая, медленно отворилась без моего разрешения, и в комнату вошел мужчина. От него веяло не просто возрастом, а древностью, как от замшелого камня или пыльного фолианта, забытого в подвале.

Его лицо было странным, диссонирующим. Кожа гладкая, молодая, но испещренная сетью тонких морщин у глаз и губ, будто он прожил не одну сотню лет и каждая из них оставила на нем свой след. Седые, цвета лунного света волосы ниспадали до плеч, обрамляя лицо с аккуратной седой бородкой и вздернутым носом, что делало его похожим на мудрого, старого ворона.

Но больше всего пугали его глаза.

Фиолетовые. Не просто с фиолетовым отливом, а абсолютно, глубоко фиолетовые, как аметисты, в которые смотришь слишком долго и начинаешь тонуть. Глубокие, как бездны между мирами, и столь же бездонные.

– Здравствуй, Моргат… – его голос был тихим, но заполнил собой всю комнату. Он звучал, как шелест древних страниц в библиотеке, которую давно не открывали. – Как интересно… Чувствую перемены в тебе, но не могу прочесть твою ауру. Она скрыта от моего чутья.

Ком встал в горле. Я сглотнула, пытаясь найти опору в его пронзительном взгляде.

– Здравствуйте… – мой голос прозвучал слабо и неуверенно. – Я ничего не помню. В голове – только туман.

– Как интересно… – он медленно, почти церемонно поднял длинную, тонкую руку. Его пальцы были бледными, с длинными ногтями. – Я – лекарь Ворнан. Лечу тела и души… если это, конечно, возможно. Я постараюсь вернуть тебе память, не пугайся.

Его указательный палец, холодный, как мрамор, коснулся точки между моих бровей.

Сначала – ничего. Лишь легкий холодок на коже.

Потом – взрыв.

Мое тело окаменело, выгнувшись в неестественной дуге. Из горла вырвался хриплый, беззвучный стон. Глаза закатились, и я провалилась в черный, бурлящий транс. Меня бросало из стороны в сторону, будто я была щепкой в штормовом море на стыке реальностей. Я не чувствовала своего тела, только это бешеное вращение, этот хаос.

Сквозь оглушительный гул в ушах и пелену, застилавшую сознание, пропел его голос, словно доносящийся из-под толстого слоя льда:

– Моргат, твоя аура скрыта… заперта… Я не могу достучаться до твоего сознания… Но чувствую силу в тебе… Чужеродную… новую… Ты борешься… но что-то мешает… что-то очень древнее…

Его палец вжался в мою кожу с новой, почти болезненной силой, и плотина окончательно рухнула.

И тогда хлынули воспоминания

И таверну. Мою таверну. «Перекресток Судьбы». Где торговали не только едой и вином, но и телами, услугами, секретами. И я стояла там, наблюдая за всем этим с лицом, на котором застыла вечная, леденящая маска. И я была… несчастна. Глубоко, безнадежно несчастна в этом водовороте чужих страстей и собственного одиночества.Я видела: Существ с кожей, переливающейся, как крылья тропических жуков, под всеми цветами радуги. Слышала языки, сложенные из щелчков, шипений и звуков, и понимала их. Читала книги, чьи страницы не просто хранили текст, а шептали мне его, наполняя голову знанием заклинаний, от которых стыла кровь. Видела себя – варящую зелья в котле, что бурлил кроваво-красной жидкостью, собирающую призрачные травы, растущие только под светом луны. Принимала в своих покоях эльфов с глазами-озерами и людей из иных миров, которые приходили ко мне за помощью… или за быстрой, незаметной смертью.

– Лекарь! Остановить! – отчаянный, пронзительный писк Леамы прорвался сквозь хаос, как тонкое лезвие. – Хозяйке плохо! Идти кровь!

Я почувствовала теплую, липкую струйку, побежавшую из носа по губе. Сила, державшая меня в этом кошмаре, иссякла.

Я рухнула на пол, и всепоглощающая тьма, на этот раз тихая и безмятежная, накрыла меня с головой.

Сознание вернулось медленно, будто я всплывала со дна темного, илистого озера. Веки были тяжелыми, свинцовыми. Я лежала, не в силах пошевелиться, и сквозь туман в голове доносились обрывки разговора.

– Хозяйка ещё слаба! Нельзя так нагружать магией! – это был тонкий, встревоженный писк Леамы.

– Без тебя знаю, ненке! – прорычал в ответ низкий, усталый голос Ворнана. – Но это не просто потеря памяти. На ней заклятье… сложное, древнее. Кто-то очень сильно хотел, чтобы она забыла. И сила в ней теперь… чужая. Иная.

– Не смей сомневаться в хозяйке! – отчаяние звенело в голосе ненки.

– Успокойся. Я не против неё… – Ворнан тяжело вздохнул. – Но теперь она – другая. Уязвимая. Пока не снимет барьер в своей голове, она – легкая добыча.

Их слова долетали до меня, как сквозь толстое стекло. Я пыталась осмыслить их, но мозг отказывался работать. Все существо кричало об одной простой, животной потребности.

– Воды… – прохрипела я, и мой голос был сухим шелестом опавших листьев.

Тут же рядом возникла Леама. Ее маленькие прохладные руки бережно поднесли к моим губам тяжелый кубок. Я сделала небольшой глоток прохладной влаги – и он обжег мне горло, как молния.

Не болью. Воспоминанием.

Я увидела себя, стоящую у этих же полок. Моя рука – нет, ее рука – рука Моргат – уверенно брала тот самый кубок, наполняла его водой из серебряного кувшина. Я чувствовала текстуру металла под пальцами, знала вес кубка, ощущала ритуал этого простого действия. Это было не видение, не картинка. Это было знание, встроенное в мышечную память. Мое тело помнило то, чего не помнил разум.

Я медленно открыла глаза и встретилась взглядом с Леамой. В ее огромных глазах застыл вопрос и надежда.

– Леама… – мой голос все еще был слабым, но в нем появилась тень былой твердости. Той твердости, что я видела в воспоминаниях. – Дай эликсир. С третьей полки. В синем флаконе. Для сил.

Глаза ненки расширились до невероятных размеров, на ее личике расцвела улыбка, такая яркая, что, казалось, озарила всю комнату.

– Хозяйка вспомнить! – она взвизгнула от восторга и метнулась к шкафу, ее крылышки радостно зашуршали.

Она принесла флакон. Я взяла его и без тени сомнения отпила несколько глотков. Терпкая, горьковатая жидкость обожгла горло, а затем по моим жилам разлилось волна тепла, живительной энергии. Слабость отступала, сменяясь странной, тревожной ясностью.

В дверном проеме возникла высокая фигура Ворнана. Он скрестил руки на груди и наблюдал за мной своим пронзительным фиолетовым взглядом.

– Моргат… – произнес он, и в его голосе не было ни укора, ни сочувствия. Лишь констатация факта. – Как ты себя чувствуешь?

Я оторвала взгляд от флакона и посмотрела на него. На этого странного лекаря, который видел трещины в моей душе.

– Не знаю… – честно призналась я, и это была чистейшая правда. – Что мне теперь делать?

Он сделал шаг вперед, и его тень накрыла меня.

– Стать настоящей Моргат, – ответил он, и его глаза сверкнули холодным аметистовым огнем. – Потому что пока ты – всего лишь испуганная девчонка в теле могущественной хозяйки таверны «Перекресток Судьбы». А в нашем мире быть слабым… опасно. Смертельно опасно.

Он повернулся и вышел, оставив меня наедине с этим приговором, с этим именем, которое теперь стало моим проклятием и моим единственным спасением. Леама робко примостилась на краю кровати, готовая служить. А я смотрела на свои руки – руки Моргат – и пыталась понять, как же мне собрать себя из осколков воспоминаний.

– Хозяйка, внизу ждать ищейки, – прошептала Леама, ее голос был тонок и полон трепета, словно шелест крыльев мотылька у пламени. – Надо делать вид, что память на месте.

Холодная волна страха пробежала по моей спине. Ищейки. Те самые, что виделись мне в обрывках памяти, полные ненависти.

– Кто они?! – выдохнула я, цепляясь за ее слова, как утопающий за соломинку. – И что делать дальше? Что я должна говорить?

– Нужно вас собрать, – Леама метнулась к зеркалу. – Нажмите на подсвечник слева.

Я повиновалась, мои пальцы нашли холодный металл и нажали. Стена позади зеркала с глухим скрежетом сдвинулась, открыв потайную нишу. Внутри, на бархатной подушке, лежали сокровища, от которых перехватило дух. Серьги с крупными кровавыми камнями, что пульсировали с тусклым внутренним светом. Тяжелые цепи из черненого серебра. Браслеты, усыпанные самоцветами, мерцавшими, как далекие звезды. И множество маленьких баночек с жидкостями всех цветов радуги.

– Прости! – растерянно прошептала я, глядя на это богатство. – Я… я просто не помню, как я должна выглядеть.

– Хозяйка вы не должны извиняться передо мной! – взвизгнула ненки, и в ее голосе прозвучала настоящая паника. – Особенно при чужих! Никогда!

Я вздохнула, подошла к резному стулу и поставила его перед зеркалом. Бордовые шелковые подушки, темное дерево, украшенное розами – все дышало чужой, но неоспоримой роскошью.

– Хозяйке коса или распущенные волосы? – спросила Леама, уже взяв в руки гребень.

– Косу… – прошептала я. Плетение требовало концентрации, оно могло стать моим якорем. – Но сначала расскажи про ищеек. Все, что знаешь.

Леама замерла на мгновение, ее пальцы уже начали заплетать мои волосы в тугую, сложную косу.

– Ох, хозяйка, мне не успеть рассказать вся правда, но я попробовать рассказать главное, – она говорила быстро, шепотом. – Ищейками становится по праву рождения, они появляться давно-давно, еще во времена первой ведьмы. Они служить каждому двору, но не принадлежать ни к одному. Они следить за темная магия и темные существа. За вами они следить, потому что вы ходить в мир людей и тащить оттуда людей сюда. Не каждый может ходить между мирами, но вы древняя ведьма и очень сильны.

Она сделала паузу, вплетая в волосы первую серебряную нить.

– На данный момент есть три брата. Дорок – старший из ищеек и самый кровожадный. Карион – молчаливый, но опасный, никто не знать, что от них ожидать. И их младший брат Терас, к нему относиться более снисходительно, он улыбчивый и веселый.

– Я не пойду к ним, Леама, – прозвучало почти как мольба. Я не могла вынести этих взглядов, полных ненависти.

– Хозяйка не может не идти, – ее голос стал тверже. – Моргат никого не бояться… Вам нужно подумать о них, и в вашей голова, появится воспоминания о них, о ваших встречах… Сосредоточиться!

Я крепко зажмурилась, вцепившись пальцами в резной край стола, будто он мог удержать меня в реальности. Три брата… Я изо всех сил пыталась вырвать из памяти хоть что-то. Сначала – только чернота. Глухая, бездонная. В ушах гудело.

А потом… они возникли передо мной. Трое. Огромные, подавляющие своим присутствием, даже в видении.

«Ты омерзительна, Моргат», – бросает он, и я почти физически чувствую, как он плюет под стол.Первый – Дорок. Волосы короткие, белые, как снег. Его глаза – узкие, холодные щелочки – смотрят на меня с таким леденящим отвращением, что у меня свело живот.

«Тебе нравится мучить их?» – его голос тихий, но в нем столько ядовитой ненависти, что я невольно отшатываюсь. «Они здесь не по своей воле».Второй – Карион. Развалился на стуле, руки скрещены на груди, будто он еле сдерживается, чтобы не вцепиться мне в горло. Его взгляд – как раскаленный нож – медленно скользит по мне, выискивая слабое место.

Третий… Терас. Он даже не смотрит на меня. Его глаза устремлены в пустоту, лицо – маска преувеличенной скуки, но в уголке губ таится что-то колющее, насмешливое.

Картинка дрогнула, поплыла… и исчезла.

– Нет! – я в отчаянии мотала головой, пытаясь вернуть видение, но вокруг был только туман. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот разорвет грудь. – Они… ненавидят меня… – прошептала я, и голос мой дрожал. – Но… почему?

Леама смотрела на меня с какой-то странной, щемящей жалостью.

– Хозяйка, вы иметь большая власть над людьми и существами из нашего мира… – ее слова падали, как тяжелые камни, разбивая остатки моих иллюзий. – У вас много сил, магии… не у всех она есть. Вы приводить людей из другого мира… и они забывать, кто они. Работать на вас. Любить за монета. Вы давать им жизнь в этом мире… а они ублажать ваших гостей.

Я слушала, и рот приоткрылся сам собой. В голове – хаос, грохот обрушивающихся стен. Все эти обрывки воспоминаний о таверне, о посетителях… Теперь они складывались в ужасающую картину.

– Я… Хозяйка борделя? – мой голос сорвался, став тонким и надтреснутым. – Я… торгую людьми? Я похищаю их?

Мир вокруг будто накренился, поплыл. Все, во что я бессознательно надеялась – что я жертва, что я хорошая, – рассыпалось в прах. Я была монстром. Хуже того – я была тем, кого ненавидят .

– Хозяйка, – Леама резко схватила меня за плечи, ее маленькие, но сильные пальцы впились в кожу. – Слушать внимательно! Вам нужно одеться и идти встречать ищеек. Сидеть с гордо поднятой головой. Вы давно никого не приводить из новых, сейчас это под запретом. У вас работать люди, которые здесь давно-давно. Если нужно вспомнить – сосредоточиться и достать картинку.

Она резко отпустила меня и указала на зеркало.

– Сейчас встать. Нажать на подсвечник справа. Появится ваш гардероб.

Я медленно поднялась, ноги дрожали. В глазах стояла пелена от сдерживаемых слез. Кто я? Что я за тварь? И главное… смогу ли я выдержать этот взгляд – взгляд Дорока, полный ненависти, – не сломавшись?

Тяжелый, прерывистый вздох вырвался из груди. Пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони, но боли я почти не чувствовала – только холодное, липкое отчаяние где-то под ребрами. Двигаться. Надо было двигаться.

Я нажала на указанный подсвечник. Стена снова сдвинулась с тихим скрипом, и передо мной раскрылся гардероб. Огромный. Ослепляющий. Пугающий. Десятки платьев – бархатных, шелковых, парчовых, расшитых серебряными нитями и темным жемчугом. Рубашки с кружевными манжетами, брюки из тончайшей кожи, корсеты, от одного вида которых перехватывало дыхание. Все это было моим. И от этой мысли по спине пробежал ледяной холод.

Моя рука сама, будто повинуясь мышечной памяти, потянулась к тёмно-бордовому платью – тяжелому, роскошному, с глубокими переливами, словно у спелого граната. После рассказов Леамы наряжаться не хотелось вообще, но выбора не было. Это была униформа. Мои доспехи.

Я надела тонкое шелковое белье, висевшее рядом. Ткань скользнула по коже, как прикосновение незнакомца. Чужое. Моё. Я не помнила.

Леама молча подошла, ее пальцы ловко и быстро затягивали шнуровку корсета.

– Дышать, – буркнула она, и я резко, с усилием вдохнула, чувствуя, как ребра сжимаются, талия становится уже, а грудь – выше. Я превращалась в куклу. В дорогое, отполированное украшение для устрашения.

Я подошла к зеркалу. И ахнула.

Это… я?

Отражение смотрело на меня горящими, подведёнными тёмным глазами. Ресницы – густые, чёрные, будто крылья ночной бабочки. Тени – дымчато-серые, словно пепел после пожара. Губы – алые, сочные, будто налитые кровью, с резкими контурами.

А волосы… Леама заплела их в пышную, сложную косу, вплетая украшения – серебряные цветы, веточки, будто выросшие из самых волос. В ушах – длинные серебрянные серьги в форме полумесяцев, холодные, как само ночное небо.

И платье… Боги. Бархат обнимал тело, как вторая кожа, корсет подчёркивал каждый изгиб, а юбка струилась к полу густыми, бордовыми волнами, будто река, вытекающая из меня самой.

Остались туфли. Я выбрала чёрные, на массивном, но невысоком каблуке – не самые эффектные, но такие, в которых можно и стоять гордо, и при необходимости – бежать.

Я посмотрела в свои глаза в зеркале. Глубоко. Пристально. Искала в их синей глубине хоть крупицу той, кем была раньше.

Ее не было.

И тогда я увидела другое. Сталь. Решимость. Хитрость.

Я медленно, очень медленно выпрямила спину. Плечи расправились. Подбородок приподнялся. И вдруг – мои губы, эти алые, чужие губы, изогнулись в едва заметной, холодной и хитрой улыбке. Это была не улыбка счастья. Это была маска. Маска Моргат. Маска власти, безразличия и тайны.