- -
- 100%
- +
© Сергей Семипядный, 2020
ISBN 978-5-4493-3852-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Где кончается время
Пёс по имени Предатель, вызывающе худой, с нервно подёргивающейся серой короткостриженой шкурой… Впрочем, «короткостриженый» – это так, фигура речи, сроду его никто не стриг. В общем, если без лишних слов, пёс по имени Предатель, внешне похожий на шакала не только фигурой, но и в связи с гримасой отвращения, навсегда, по-видимому, прилипшей к его морде, сидел на пригорке, среди мокрой от росы травы, и смотрел на солнце, издевательски медленно приближающееся с востока.
Предатель смотрел на солнце, застывшее над горизонтом, зло жмурился и тяжело ворочал в голове одну-единственную мысль, которая, если перевести её на человеческий язык, звучала просто и убийственно: «Почему?»
Притомившись, он оставил булыжник глобальной мысли, повернул голову вправо и скользнул взглядом по находящимся неподалёку двум десяткам единиц брошенной техники, среди которых – комбайн, картофелесажалки, самоходные косилки, трактор «Беларусь», ЗИЛ-130, ГАЗ-66 и, конечно, неопрятные кучи мусора.
Как всё отвратительно! И весь этот хлам, и солнце, и… И особенно этот Спецназ, считающий себя чистокровной немецкой овчаркой. Он, приближаясь, во весь опор несётся по просёлочной дороге, пролегающей слева от пригорка, вдоль высокого бетонного забора с колючей проволокой наверху. Притормозив, он производит несколько вдохов-выдохов, стремясь поскорее восстановить сбившееся дыхание, а затем сворачивает с дороги влево и, тяжело дыша, бежит по склону пригорка вверх, по направлению к Предателю. Не добежав нескольких шагов, Спецназ резко останавливается и делает шумный выдох.
– Ну!
Предатель бросил на Спецназа презрительный взгляд.
– Не нукай! Не запряг.
– Я – в целях… – Спецназу ещё трудно дышать. – В целях… экономии времени. Сплетница намекает…
Предатель вскочил на ноги и ощерился.
– Да плевал я на время! – визгливо закричал он. – После того, что со мной сотворили, время стало круглым!
Спецназ ошеломлённо присел на задние лапы.
– Чего-чего? Как это время – круглым?
– А вот так!
– Время – это же в длину. Нет? – не вполне уверенно произносит Спецназ. – Но где-то там, где не видно, кончается.
Он смотрит на убегающий вдаль бетонный забор, на вытекающую из-под него и ускользающую на юг реку Горячку, затем переводит взгляд на высящийся за рекою, слева от забора и сопровождающей его дороги, холм с деревьями и кустами на макушке.
– «Где не видно» – это где? – решает между тем уточнить Предатель.
– Где командировки, в которых я не побывал с Андреичем. И уже не побываю, наверно, – с грустью ответил Спецназ.
Предатель со снисходительной усмешкой разглядывает собеседника.
– Ладно, время, допустим, кончилось. А что началось?
– Откуда я знаю! – Спецназ дёрнул плечами. – Время кончится там, где я, может, помру. Пардон, подохну. Это люди мрут, а мы дохнем.
На морде Предателя высветилась довольная улыбка.
– Скоро и люди подохнут.
– Помрут или скончаются, – помотал головой Спецназ. – А ещё говорят – «преставился». Это значит – предстал перед Богом. У них песня есть: «Мне есть что спеть, представ перед Всевышним, мне есть, чем оправдаться перед Ним».
Предатель усаживается на прежнее место.
– А вот нам, зверям, оправдываться ни перед кем не надо. И я говорю – подохнут. Потому что когда атомный взрыв, люди не пре-став-ля-ются, как ты тут высокопарно выражаешься, а дохнут. Они дохнут, как тараканы после дезинфекции!
Спецназ вытаращил глаза, вскочил и принялся бегать, обнюхивая всё вокруг.
– Атомный взрыв? Ты о чём?
Предатель с привычным выражением отвращения на морде наблюдает за Спецназом.
– Ты, говорят, мыло от тротила отличаешь?
Спецназ остановился и принял горделивую позу.
– Ну а как? Я ж пенсионер МВД. Пенсию, правда, не платят.
– Кстати, а как так получилось, что ты верой и правдой, как любишь рассказывать, а оказался бездомным? – спросил Предатель.
– Ну, получилось, – замялся Спецназ.
– Вот я и говорю – пусть дохнут.
Предатель поднимается и направляется мимо брошенной техники и куч мусора в сторону леса, куда по дну лощины, расположенной между пригорком и холмом, устремлена и окутанная ядовитыми испарениями река Горячка. Идёт он заметно сутулясь и излишне тесно прижимая хвост к задним ногам.
– Кто? – хмурится Спецназ.
– Все! Люди, звери, птицы!
Спецназ догоняет Предателя.
– Звери? Звери – это мы с тобой. Правда, домашние. Правда, бывшие домашние.
– Вот именно, что бывшие, – полуобернувшись, роняет усмешку Предатель и ускоряет шаг, переходя на бег. – Лишить молодого здорового пса надежды обрести счастье в личной жизни! Пускай все сдохнут! И я сдохну! Если время круглое, то какого чёрта!
Спецназ сделал рывок, обогнал Предателя и преградил тому путь.
– Подожди, Предатель. Хочешь сказать, атомную станцию взорвут? – Спецназ бросает взгляд на находящийся позади Предателя, в отдалении, бетонный забор. – А? Станцию?
Предатель фыркнул и с ухмылкой посмотрел на Спецназа.
– Да, это я и сказал, придурок!
Он по дуге огибает Спецназа и продолжает свой путь. Спецназ присаживается и гордо выпячивает грудь.
– Чёрт! А я неплох. Надо же, из бреда Предателя про круглое время я вычленил и… Ай да Спецназ, ай да мамкин сын!
Спецназ вскочил и вновь догнал Предателя.
– Где?
– А не желаю с органами сотрудничать! – не останавливаясь, бросил Предатель.
– Но ты пойми!
– Отстань! – огрызнулся Предатель.
– Подожди! – не намерен отступать Спецназ.
Предатель резко остановился и, повернувшись к Спецназу, зло ощерился.
– Когда меня ловили, чтобы лишить надежды обрести семью, ты вступился? Никто не помог, все в разные стороны… Даже бабы.
– Кто ж знал, зачем ловят, – произнёс Спецназ и виновато опустил глаза.
– То-то и оно. Никогда ничего не знаешь. А ещё в органах служил.
Предатель повернулся и побежал к лесу.
– Я за идею служил, а не для того, чтобы использовать связи! – прокричал ему вслед Спецназ.
– За пайку ты служил, – бросил через плечо Предатель презрительно. – На работу голодным каждое утро гнали. А потом ты отъедался.
Спустя секунды он скрывается за деревьями и кустами.
– Специфика такая, – пробормотал Спецназ. – Ну ладно, не хочешь сотрудничать – я и без тебя обойдусь.
Спецназ покрутил головой по сторонам, затем, бросая зоркие взгляды то влево, то вправо, побежал в направлении бетонного забора.
За пайку! Он, Спецназ, – за пайку! До какой же степени нужно не уметь разбираться в собаках, чтобы подобное сказать о нём, о Спецназе, столько лет своей жизни посвятившем служению долгу! «Предотвращение, Спасение, Помощь» – один из его девизов. Как у МЧС.
Подлое нападение на многодетную мать
Мать, рыжешёрстная красивая колли, ещё не старая, но и не молоденькая уже, жила в последнее время исключительно, можно сказать, интересами своих детей. Она не думала, что с ней будет осенью, не загадывала, как сложится её личная жизнь следующей весной. Да, ни о чём таком она и не помышляла даже. Детей бы поднять, на ноги поставить.
Но это так говорится. Все четверо на ногах держались уже очень даже неплохо. Да они, эти бесенята, носились уже так, что только успевай поворачиваться и отслеживать их перемещения, по-детски непродуманные и безбашенные. А то вдруг рассорятся в пух и прах на ровном месте, что называется, да и подерутся вдобавок. Хорошо, косточки ещё мягкие – ни одной серьёзной травмы ни у кого пока не случалось, даже у мальчиков.
А главная забота – накормить. После того как всех представителей семейства псовых выгнали с территории атомной станции, проблема питания приобрела столь важное значение, что Мать всерьёз опасалась, что не сможет вырастить детей крепкими и здоровыми.
И сегодня она впервые решилась сводить детей в деревню, находившуюся в двух километрах от КПП станции. Однако два километра – это если двигаться по Эм-1, дороге наиболее оживлённой из всех близлежащих и потому особенно опасной. А по Эм-3, просёлочной полузаброшенной дороге с ямами и вечными лужами, – не менее трёх километров на биоспидометр намотать можно.
К тому же добежать ещё надо до Эм-3. А это – сначала мимо Эрвэпэдэ к мосту через Горячку, потом, за мостом уже, – в обратную сторону мимо холма через лес. Можно, конечно, непосредственно от шалаша, где она проживала с детьми, пробираться к Эм-3 через лес, включающий в себя широкую полосу посадок, напрямую, однако на это надо ещё решиться. Посадки эти крайне неухоженные и заросшие до самой неприличной степени – в таких дебрях детей и потерять не трудно.
А вокруг холма лес вполне цивильный, даже тропинки имеются. По одной из таких тропинок Мать и вела детей к дороге Эм-3, когда повстречала незнакомого усатого мужчину в камуфляжном костюме и кожаных перчатках на руках. И сразу он ей не понравился, с первого взгляда. Глаза злые, вместо лица – гримаса отвращения, ну, вылитый Предатель с его сквашенным ртом и усами скобкой.
Мать скоренько загнала детей за ближайший куст, а сама встала рядом, удалившись от тропинки на несколько шагов. Она стояла и с опаской наблюдала за приближающимся усатым, который словно бы и не видел её. Он, кажется, и не смотрел в сторону уступившей ему дорогу собаки. Однако каково же было удивление Матери (и испуг, естественно), когда усатый, поравнявшись с нею, сделал вдруг два быстрых шага в её сторону и нанёс резкий удар ногой.
И Мать, не успевшая отпрыгнуть на достаточное расстояние, получила ощутимый удар в правую переднюю ногу. Взвизгнув, она бросилась в лес, но почти тотчас остановилась и, поскуливая от боли, принялась отыскивать взглядом метнувшихся в разные стороны щенков. И увидела, что злодей смотрит на неё и улыбается.
– Ко мне! Все сюда! – закричала Мать. – Эйла! Юна! Финли! Норри!
Потом они бежали обратно к шалашу: дети впереди, Мать, преодолевая боль в ноге и тревожно оглядываясь, – замыкающей. Сейчас она спрячет детей, а затем отыщет кого-нибудь из соплеменников и предупредит об опасности, исходящей от злого человека, неизвестно откуда взявшегося и способного, как она убедилась, на самые подлые поступки.
Почему некоторые люди не задумываются, что они живут среди тысяч и тысяч зверей и птиц, и даже не пытаются понять их чувства, узнать о чаяниях их и надеждах? Оказался волею случая на более высокой ступеньке эволюционного развития – и всё, что ли? Ты бог и царь? Недостойно это.
Последствия взрыва атомной бомбы
Добежав до идущей вдоль бетонного забора дороги Эм-2, просёлочной, с вкраплениями щебёнки и асфальта, Спецназ, резко присев на задние ноги, затормозил и осмотрелся по сторонам. Затем он подошёл к прорытому вдоль основания забора рву метровой глубины и принюхался. «Да, обследовать ограждение станции – это прежде всего», – решил он и неторопливо побежал вдоль рва, бросая внимательные взгляды на забор.
Не преодолев, однако, и пятидесяти метров, он остановился и, навострив уши, принялся вглядываться в преградивший ему путь куст какой-то неинтересной породы.
– Эй, кто там? – послышался из-за куста сипловатый голос.
– Лежебока? – вскричал Спецназ и обогнул куст.
Да, это она. Помесь кавказской овчарки с неизвестно кем, возможно, со свиньёй, но очень костлявой, как выразился однажды Фашист, обозлившись из-за чего-то на старушку Лежебоку.
Да, лежит в тенёчке, как всегда, на боку, вальяжно отбросив лапы в сторону, и, полуприкрыв глаза, смотрит вдаль.
– Спецназ! Кхе, кхе! – Лежебока лениво поворачивает голову. – Не в службу, а в дружбу…
– Где?
– Между лопатками. И – ниже, если не в падлу.
Лежебока переворачивается на живот.
– А потом ещё животик попросишь, – поморщился Спецназ.
– Нет, только спинку, клянусь. Хотя бы спинку.
Спецназ присел на задние лапы и принялся чесать Лежебоке спину обеими передними.
– Полегче! Не дерьмо закапываешь, – проворчала Лежебока.
– Дерьмо я задними закапываю. Я, слышь, сейчас с Предателем разговаривал.
Спецназ вскочил на все четыре ноги и сокрушённо замотал головой.
– И что? Да ты продолжай, продолжай! – заворчала Лежебока.
Спецназ опять уселся и принялся чесать Лежебоке спину, понимая, что для длинношёрстной Лежебоки это порой жизненно необходимо. Тем более – в нынешних условиях их бездомной жизни, обусловившей почти полное отсутствие возможностей придерживаться правил личной гигиены хотя бы на минимальном уровне.
– Я и говорю: кто-то что-то где-то закопал. И такое дерьмо, от которого плохо станет всем. И не только людям, но и нам, собакам.
– И бездомным?
– Взрыв атомной станции! – вскричал Спецназ. – Ты представляешь, что это такое?!
Прекратив чесать Лежебоке спину, он вскочил и принялся суетливо бегать около кустов и обнюхивать землю.
– И что, ни покушать, ни полежать, если погодка позволяет? – лениво проговорила хмуро наблюдающая за ним Лежебока.
Спецназ замер на месте и вытаращил глаза.
– Погодка! Да просто мрак и медленная смерть! Это для тех, кто уцелеет во время взрыва.
Лежебока укладывается на бочок и почёсывает пузо.
– У нас жизнь и так – медленная смерть. Никто же не любит. И кушать, Спецназ, жутко хочется.
– А ты не лежи сутками. В общем, идём.
Спецназ несколько раз толкает Лежебоку. Лежебока нехотя приподнимается.
– Куда?
– Тротил искать. Заодно и покушаем, если что подвернётся.
– Может, Обжору взять? У неё нюх на еду. Как у тебя на тротил и прочий аморал.
– Аммонал, – поправил Спецназ.
– Это то же самое.
Лежебока поднимается на ноги и потряхивает шкурой, приводя себя в порядок.
– Ну! – в нетерпении вскричал Спецназ и завертел головой по сторонам.
– Она, зверюга, птичку какую-то изловила. И как лапа поднялась? – вздохнула Лежебока.
– Где она? Надо периметр осмотреть.
– Да по пути. Тут она, рядом, у речки. Просила её поделиться, да куда там.
Спецназ сорвался с места и бросился бежать вдоль рва. Лежебока перебралась на дорогу и потрусила по ней в том же направлении.
Обжора, пузатая серая болонка на рахитичных ножках, находилась неподалёку от одноколейного деревянного моста через реку Горячку, неширокую и быструю, воды которой вырываются из-под бетонного забора атомной станции и уходят в лощину. Обжора лежала и, тревожно посматривая по сторонам, грызла небольшую косточку. Завидев приближающихся Спецназа и Лежебоку, она прижала лапами кость к земле и злобно ощерилась.
Если у Обжоры отобрать хотя бы маленький кусочек пищи… Нет, это, естественно, исключено. Однако если бы кому-то из знакомых с Обжорой удалось представить себе, что кто-то отобрал у неё пищу, то он с лёгкостью вообразил бы и мгновенную смерть её.
– Видел? – усмехнулась Лежебока, останавливаясь около замершего в раздумье Спецназа. – На куски порвёт любого. Кхе! И не только меня, но и вашего брата. И не только Предателя или другого кого из бывших. Ты, когда у неё начнётся романтический период…
– Ты просто ревнуешь, – перебил Спецназ.
– Вот ещё! А ты знаешь, из какой она семьи?
Спецназ нервно дёрнул головой.
– Не желаю слушать! Я буду вести себя так, как и положено. Если уж у меня появится ещё один шанс…
Спецназ встряхнул шкурой, словно только что из воды, принял молодцеватую позу и подмигнул Обжоре. Обжора, дежурно улыбнувшись Спецназу, схватила кость и отбежала на несколько шагов в сторону.
– Да ладно, плодись ты. Кхе! – сделала вид, что не обиделась, Лежебока и улеглась на травку рядом с дорогой. А потом ещё и зевнула, громко и с пренебрежением. Отзевавшись, добавила: – А она, пока не перемелет последнюю косточку, с места не двинется.
– Эй, кончай требуху ковырять. Пошли с нами, – обратился к Обжоре Спецназ.
– Куда?
– Террористов ловить, – объявил Спецназ и, незаметно подмигнув Лежебоке, заверил: – Они сытные.
– Террористы – это навроде индюков?
Обжора на секунду отрывается от разгрызания кости и поднимает взгляд на Спецназа.
– Нет, это люди… В смысле, нелюди. Но по виду и на вкус, полагаю, такие же. А с учётом того, что их забугорные спецслужбы подкармливают, то и вообще…
Обжора, оставив вдруг кость, вскочила и возмущённо вытаращила глаза.
– Вы что?! Да за это же… Забыла, как это называется.
– Каннибальство, – подсказала Лежебока. – Да. Кхе! Всю диаспору бездомных изведут.
Лежебока потягивается и укладывается поудобней, на бочок.
– Во-первых, каннибальство, – решил поправить Спецназ, – это когда люди – людей, а во-вторых, террористов и вообще-то принято уничтожать при задержании. И уничтожают. Но, правда, не поедают.
– А у людей всё не как у зверей, – скривилась Обжора. – Убьют, а потом закопают. И зачем убивать было?
И она вновь принялась за кость.
– Если не обезвредить террористов, то погибнет масса людей, – вздохнул Спецназ. – Это смерть и куски мяса на всю округу.
Обжора отшвырнула в сторону остатки кости и подбежала к Спецназу.
– Куски мяса на всю округу?
– На всю. И сырое, и запечённое.
Обжора изумлена.
– То есть – как сроду не бывало?!
– Говорят же тебе, – лениво протянула Лежебока.
– Здорово! – вскричала Обжора.
– Что здорово? – нахмурился Спецназ.
– Я наемся, наемся навсегда, – мечтательно проговорила Обжора. – Если будет столько мяса, то, естественно, – навсегда. И больше не надо будет. И даже желания не будет.
Лежебока скептически усмехнулась.
– Желания не будет? Это ты загнула. Кхе! Так не бывает.
– Потому что столько много никто не ел. А если съесть, то – будет.
– А удовольствие от еды? Ведь когда с хрящиком… – почти что промурлыкала Лежебока своим сипловатым голосом.
– А удовольствие останется навсегда. Когда на всю округу и сырое, и запечённое, и косточки, и потрошки… Да о чём мы говорим – не бывает же! – вдруг перебила саму себя Обжора и принялась искать недоеденную кость.
– Погибнут не только люди, – покачал головой Спецназ. – Нас тоже на куски порвёт.
Обжора замирает и оборачивается. На морде её – выражение высшей степени изумления.
– Всех? Но кто-то же должен будет… Имею в виду, что кто-то же мясо-то пособирает. А? Разве нет?
– А никто.
– Нет, кто-то останется, – не верит Обжора. – Я, чур, останусь! Да, я больше всех всегда хочу есть. И я наемся раз и навсегда. И удовольствие тоже – навсегда… Потому что будет очень сильным. Сильным и твёрдым. Как камень. Да, как камни, которые настолько твёрдые, что никуда не исчезают вовек.
Неожиданно, из ниоткуда практически, появляются Сплетница и Турист. Сплетница похожа на большеглазую блондинку болонских кровей, а Турист фигурой русская гончая, а на морду – пекинес нестриженый. Сплетница в жутком возбуждении.
– Что произошло? Что происходит? – вертится она, да так, что искры летят из её вытаращенных глаз. – Я же вижу! Что тут у вас? Ну! У меня уже было предынфарктное. Чего вы добиваетесь?
Вопрос о том, чего добиваются от неё окружающие, звучал в устах Сплетницы как прямое обвинение в покушении на её жизнь. Это просто недопустимо, это убийственно, когда кому-то что-то известно, а ей нет.
Спецназ посмотрел на Сплетницу и печально проговорил:
– Проверил твою информацию. Возможен взрыв станции.
– Похоже, скоро наедимся-таки! – торопится вставить Обжора.
– Ну-ну-ну! – дрожит от нетерпения Сплетница.
– Говорят же тебе, – начал сердиться Спецназ, – кто-то собирается взорвать станцию. И все погибнут. Все люди. Даже те, думаю, которых и с самой высокой трубы станции не видно. Ну и мы, естественно.
Обжора пожала плечами.
– И якобы некому будет кусочки подобрать. Но это врут, я тебе говорю.
– Уходить надо! – взволновался Турист и заоглядывался по сторонам. Затем добавил с досадой в голосе: – Ведь планировал же сегодня выдвинуться!
– Катастрофически теряю квалификацию. Так кто погибнет? – продолжает суетиться Сплетница.
– Сказано же – все! – нервничает Спецназ. – Кто-то в момент взрыва, а кто-то…
– Вот и я знала, что не все и сразу! – радостно перебила его Обжора. – И я подберу всё, что от всех останется!
Сплетница, сердито куснув Обжору, обернулась к Спецназу.
– По порядку, пожалуйста. Уже жалуются, что в предоставляемой мною информации нет системности, логики и ещё чёрт знает чего. Даже во лжи обвиняют. Хотя я всегда из первых рук, максимум – из третьих.
– Хочешь из первых – иди к Предателю. Недавно он от Ржавой Выставки… – Спецназ оборачивается к виднеющейся на вершине пригорка Эрвэпэдэ и видит приближающегося Предателя. – Кстати, лёгок на помине.
– Знаешь же, что отказался от интервью, – проворчала Сплетница.
Спецназ пожал плечами.
– Попробуй ещё раз. А потом уж придётся, видимо, самому мне…
Сплетница кинулась к Предателю.
– Ну-ну-ну!
Предатель бросил на неё злобный взгляд.
– Больше ничего не скажу. И это будет самое большое моё предательство. Что называется, всех и сразу.
Предатель опускается на травку и устраивается поудобней. Спецназ, Обжора и Турист подбегают к Сплетнице и Предателю и обступают Предателя со всех сторон.
– Уверен, что не скажешь? – угрожающе прорычал Спецназ.
Обжора решает давить на жалость.
– Я и не едала ещё досыта!
– Масса же маршрутов нереализованных! – вскрикивает Турист, и в голосе его слышится отчаяние.
Подошла и Лежебока.
– Но зачем же, камрад? – спросила она словно бы даже и с удивлением и дружески улыбнулась Предателю.
Предатель улыбнулся в ответ и не без грусти в голосе поведал:
– Устал от мелких подлостей. Это как рутинная домашняя работа. Крутишься, крутишься, а спроси про результат… А если всех и сразу – это как подвиг, который на века.
Сплетница с раздражением хватает Предателя зубами за бок.
– Какие века?! – кричит она сварливым голосом. – Если никого и нигде, то века отменяются!
– Чтоб умерла не насытившись… – Обжора подавлена. – Нет, так не бывает.
– А твой брат? – обернулась к ней Сплетница. – Он тоже вечно ныл, ныл, ныл, а потом под машину попал.
– Он не так, как я, хотел. Всегда – не так. А я – всегда. И если никто не угощает, то я, пожалуй, пойду.
Обжора отбежала в сторону и завертела головой, раздумывая, куда направиться.
Спецназ подступил к Предателю вплотную и толкнул его.
– Доложи, что именно ты видел?
– Я всё сказал.
– Ты видел взрывчатку или террористов?
– Я видел всё и всех! – с вызовом вскинул голову Предатель.
– Ты не можешь так с нами, – зарычала Лежебока, и шерсть на её загривке заметно приподнялась. – С нами и с людьми, около которых мы кормимся!
– Около которых кормимся? – вскочил на ноги Предатель. – Вы о тех, которые прогнали нас со станции и обрекли на вымирание? Да идите вы!
Предатель срывается с места, стремительно проносится по мосту и сворачивает влево. Вдоль реки, по восточному склону высящегося справа холма, он бежит к лесу.
– Догнать! – приказывает Спецназ и первым бросается в погоню. Сплетница, Турист, а также Обжора и Лежебока следуют его примеру.
Списки тех, кто должен умереть
Фашист, типичная дворняга, во внешности которого было что-то и от восточноевропейской овчарки, и даже, кто-то ему говорил, от лабрадора, ну, может, не вполне чистокровного, считал себя образцовым псом и этим очень гордился. Взять хотя бы нервную систему. Железная. Стальные, без всякого преувеличения, нервы. Он, столько всего переживший, а это и трагическая судьба единоутробных братьев, и ранняя смерть родителей, оставался оптимистом, верящим в свою звезду.
Ну, о вере в звезду – это так, красивое выражение, не свойственное, в общем-то, Фашисту. Он сам как-то подсчитал, что процентов на восемьдесят он циник, причём – стопроцентный. И только на сколько-то из оставшихся двадцати, не на все даже, – романтик. И романтик не в смысле «ахов» и «охов», а по части веры, опять же, в свою счастливую звезду и высокое предназначение.
Про звезду и предназначение, правда, не очень понятно было. Но об этом надо будет как-нибудь на досуге, желательно – на сытый желудок, поразмышлять поосновательней и формулировочки отшлифовать.
Когда Фашист пробегал лесную поляну с большим пнём посередине, навстречу ему выскочил заметно вспотевший Предатель.
– Стой! Что случилось? – спросил Предателя Фашист.
Предатель остановился и попробовал перевести дыхание.
– Они узнали.
– И?..
– Порвут, похоже, – выдохнул Предатель и тревожно оглянулся. Он близок к панике. Даже всегдашнее выражение отвращения на его морде заметно подразмылось.