Ягуар. Книга первая. Ягуар и маг-невидимка

В этом каменно-закрытом дворе публика собиралась самая разнообразная: от оборотней, которых в человеческом обличии легко можно было узнать по запаху, до знатных магов. К счастью, представителей низкой прослойки вроде упырей – неудавшихся вампиров или неофитов – спятивших магов тут встречались редко. Самой пестрой группой были, конечно, торговцы.

Вот, за прилавком щерилась ведьма в длинном балахоне, продающая корешки, травки, склянки. Такой товар был самым популярным. Возле него и была особенно суетливая и разношерстная толчея: сварливые бабенки—ведьмы, почтенные и надменные господа – ведьмаки и иные лица в странных одеяниях. За соседской лавкой торговала загадочная дама, укутанная с ног до головы шелковым одеянием (возможно, сари), скрывающим ее лицо, за исключением глаз. Товары перед дамой – хрустальные шары, карты, испещренные символами платки – выдавали в ней гадалку. Не самое почитаемое, к слову, дело, но весьма прибыльное среди простых людей.

Далее перед Аликом предстал не менее удивительный господин в красном цилиндре, нелепом цветастом костюме. Он приветливо поклонился Лихачу. Алик скользнул взглядом по его товару и ничего не понял: какие-то сплошь бумаги, стальные шарики, такие же, но разных цветов, цилиндры. Вероятнее всего, фокусник или иллюзионист – хуже дела не придумаешь.

Вокруг слонялось еще много любопытного народца. Знатные маги с бородками на лицах праздно прогуливались по вымощенной камнями площади и брезгливо косились на рыночек. Алик уже знал: стоило скупщикам чуть разойтись, к торговым лавкам ринутся и они. У дальней сторожки была парикмахерская и пошивочная одежды, и там, в деревенских лаптях, типично русской узорчатой косоворотке и подпоясанных шароварах стоял дед. Дед, словно сошедший со страниц сказок. Девушка подавала ему лапти. Алик вскинул брови: неужто сам Леший пожаловал? Леший не был человеком, он являлся лесным духом и не относился к праздным магическим кастам, и его появление само по себе большая редкость. Вот уж мир не переставал удивлять Алика.

Наконец, Лихач достиг и лестницы до дверей в особняк. Именно через центральный дом, его тайные проходы, можно было попасть и в покои Амелии (в ее спальне вообще имелось сверх четырех выходов в разные уголки большого Дома), и в отдельный барак – временное пристанище всякого рода полулюдей, тех же торговцев, и в обустроенные жилища особых приближенных. Ведьмака Рената, к примеру. Алик же имел комнату в главной резиденции, где весь третий этаж безраздельно принадлежал Декурду, первый – нейтральным комнатам, для всех из близкого круга, а второй этаж позволял порой погостить хорошим магам. По своим обязанностям вербовщика Лихач часто был в разъездах, и, как он думал, потому и не имел здесь своего домика.

Отдельные покои Амелии в этом смысле играли Алику на руку.

Но пора было подняться к темному властителю. Если Звездочет был прав, то Лихач получит задание.

Проскочив небольшой холл (во всех смыслах роскошный), Алик сразу отправился на лестницу. На третьем этаже Лихач свернул направо к кабинету Декурда. Слева осталась его спальня. Темный маг выделил даже двери своих покоев: резьбой по дереву было выстрогано схематичное изображение ящера с высунутым языком, только хвост его отсутствовал. Коротко постучав, Алик попробовал открыть дверь. Ручка, выполненная в форме трезубца, свободно поддалась (если она была закрыта, то зубчики на доли секунд вонзались в руку посетителя, оставляя следы и ощущения как от кошачьего укуса, а если человек проявлял настойчивость – источали вредоносный запах с эффектом слезоточивого газа), и Алик прошел в комнату. Было ясно, что хозяин на месте, и он кого-то ожидает.

Декурд, поглаживающий бородку, сидел лицом к двери в высоком кресле у панорамного окна. Сейчас, в профиль, он и вправду был похож на картинного Ивана Грозного. Мирской царь нередко упоминался темными магами и почитался, как и некоторые другие ключевые фигуры истории простых людей, не-магов. Благородное лицо, жесткий, пронзительный взгляд. Сравнение ввело Алика в состояние трепета до мурашек и легкого транса.

– Лихач! А я как раз хотел послать за тобой.

Декурд не умел искренне улыбаться, его улыбка выходила кривоватой и жуткой. Алика передернуло, но он постарался взять себя в руки.

– Чувствую твои намерения, Декурд, – льстиво отозвался Лихач, ухмыляясь.

– Похвально, – с кривой усмешкой ответил темный маг, жестом указывая Алику занять его место.

Рабочий стол из слоновой кости стоял поодаль от Декурда, но именно туда, ближе к дверям он указал, и Алик подчинился. Выбрав стул для посетителей, он робко пристроился к стеночке, выложенной из серого камня – примерно такого же, что и в покоях Амелии.

– Дело по твоей части. Есть некто по имени Максим Сухарев, неразвоплощенный оборотень или перевертыш. Его надо найти и привести. Негоже парнишке шататься среди пришлых, способных его погубить, быть обузой и изгоем. Пора бы ему и ощутить, узнать о своей неординарности, как считаешь?

Его речь тоже была полна подтекстов, но все же в целом была конкретней, чем у Звездочета.

– Поддерживаю тебя. Найду и доставлю в лучшем виде.

– И не спросишь, зачем? – подивился Декурд, поглаживая подбородок указательным пальцем с массивным золотым перстнем.

Алик никогда и не думал допытываться правды от него, в отличие от Звездочета: себе дороже пререкаться с темным властелином.

– Раз вы предлагаете, значит, есть определенная цель. Не моего ума дело.

Он часто в разговоре с Декурдом автоматически, в зависимости от настроя и расположения последнего, переходил то на «вы», то на «ты». Алик был единственным из его ближайшего окружения, кто так и не определился с речевой формой обращения, но Декурда это не волновало. А Лихачу всегда хотелось выделяться и неважно перед кем, пусть даже таким странным способом и в стане врага.

– Как же я удачно нашел тебя, Лихач. Будь ты таким послушным и тактичным постоянно, цены бы тебе не было.

– Небезгрешен, – развел руками Алик, обаятельно улыбаясь. Прием срабатывал на раз.

– Как и все мы, – с ноткой печали кивнул Декурд, а затем перешел на сухой тон: – Разыщи юношу. Ренат подскажет, где искать, чего он там нахимичил и прознал. Обработаешь, как умеешь, но оборотень нужен мне максимально просвещенным и покорным. Времени совсем нет.

– С новичками обычно много работы на месте, а он вроде как и не самый заурядный.

– Не твои заботы. Твое дело – убедительно молоть языком, – отрезал маг, стукнув пальцами по подлокотнику и отвернувшись.

То было знаком умолкнуть. Алик предположил, что Декурд подбирает нового идеального бойца, кандидата для его мини-отряда для наступления. Стоит ли предупредить Звездочета? Мог ли он уже догадаться о планах темного оппонента? Как же можно позволить усиление противника? Алику предстояло выяснение мнения второй стороны и поскорее.

Лихач без промедлений и лишних церемониальных прощаний, которых, к счастью, ни он, ни Декурд не любили, покинул третий этаж. Он отправился в администрацию, на почту, после чего уже оставалось посетить Рената и выдвигаться в путь. Так, у Алика практически не оставалось времени получить ответа, но он надеялся, что адресат не заставит себя долго ждать.

На почте Лихач шустро обогнул очередь, пользуясь природной наглостью и знакомством с хорошенькой ведьмочкой у стойки – заведующей. Очереди в бюрократических учреждениях были неискоренимым понятием даже здесь, в магическом мире. Алик прекрасно знал людской мир, он в нем вырос и проводил большое количество времени, был знаком с этим изуверством с двух сторон. Откуда только набиралось столько желающих воспользоваться общественной службой, и почему при довольно быстрой скорости процесса отправки, все равно народ умудрялся скапливаться – Лихач не находил ответа. Даже великий мудрец явно разведет на это руками. Раздражительный и взрывной Лихач ненавидел любое промедление и был счастлив проскочить препятствия, несмотря на недовольные возгласы позади себя. Алик набросал письмецо, завернул треугольничком, сверху надписал адрес – дом Звездочета был хорошо защищен и сохранен в анонимном статусе, потому можно было спокойно писать реальный адрес, не боясь, что всю его команду раскроют, а Алика назовут предателем за двусторонние связи. Местоположение Звездочета – единственное ценное, что мог выдать Лихач, и чего он боялся однажды сделать. Невольно, одной лишь мыслью – Декурд имел мощный арсенал способностей, чтобы вытянуть самое сокровенное из своих подданных, даже если они не произнесли ни слова.

– Срочный, Марта, прошу, – прощебетал Алик, тем временем, преданно глядя в глаза юной ведьмочке.

Девица кокетливо заправила за ухо прядку белесых волос, улыбнулась и приняла письмо, на миг подставляя пред его очи татуировку трезубца на запястье. Машинально у Алика зачесалась шея, где у него стоял такой же знак. Знак отличия и принадлежности к клану. Или… клеймо?..

Марта перевязала письмо красной лентой, что заменяло пометку «срочный», и пустила его по специальному механизму, по трубке, которая переправляла все послания дальше, в доставочный пункт.

Никакой электроники тут быть не могло: как всякое место, где большое скопление магов, почта не подчинялась общепринятым законам физики, она жила своей, истинно магической жизнью. Одна энергия поглощала другую, и делала невозможным их сосуществование в таких концентрациях. Но многим, в том числе и Алику, имеющему вполне обычную машину, по силам было изредка пользоваться чем-то из гаджетов, в определенных пределах.

Так что механизм доставки был автоматичен, пока его держала определенная программа заклинаний, заданная заведующей и почти не требующая обновлений. Но стоило ей смениться (покинуть рабочее место больше, чем на двое суток), как новому магу предстояло запустить все заново. Алик знал всю эту абсолютно ненужную ему информацию лишь потому, что крутил недолгий роман с предшественницей Марты, Лизой. «Легенды» о нем почти наверняка ходили по всему этому зданию, а иначе и нельзя объяснить загадочные взгляды девушек, что те кидали на него, стоило только заглянуть сюда. Расторопность Марты тоже не была его заслугой, хотя Лихач и старался быть с ней вежлив и угодлив. Свои люди на почте – гарантия быстрого результата. А, скажем, в соседнем отделе регистрации ему совсем было без разницы, кто и чем там заведует. До поры до времени, разумеется.

– Когда придет ответ? – спросил он любезно.

– Почтовый портал как раз открыт, – мило пояснила она. – Оно уже должно быть в пути.

– Спасибо, дорогая. Если что, я забегу, – обольстительно улыбнулся Алик напоследок.

– Не прогуляешься со мной вечером? – в глазах Марты была надежда. Наивная и светлая, что свойственно любой девушке в ее возрасте, независимо от касты, расы, принадлежности к миру магии… Ах, юность-юность.

– Ухожу на задание, – коротко сказал Алик, всем видом изображая сожаление. – Но по возвращении обязательно, – подмигнул он в который раз.

Лихач сразу же развернулся и пошагал прочь, слыша оживленное бормотанье очереди, похожее на пчелиный гул. Оно его совсем не трогало.

Оставался только домик Рената. Он находился дальше от площади и рынка, в глубине, почти у самой окраины, где вид из его окон полностью закрывала гора. Но ведьмак был из тех, кто предпочитал мрак. К тому же, у него имелась лаборатория, где солнечные лучи только мешали бы. Поэтому погруженное во тьму здание полностью устраивало ведьмака, но наводило тревогу на Алика.

Огороженный маленьким забором, через который легко можно было переступить (но только имеющим на то допуск – остальные не сумели бы и шагу ступить за ограду), стоял небольшой деревянный домишко, словно сказочный Теремок. Аскетичный, скромный – как и сам Ренат, хозяин. Алик перешагнул, будучи вхожим практически в любое место Двора, и единожды стукнул в дубовую дверь. Ведьмак, ничего не спрашивая и не разглядывая гостя, быстро проводил Лихача внутрь.

Кавказской внешности, высокий и худощавый, с щетиной на лице, одетый в практичный костюм темно-зеленого цвета, он внешне мало демонстрировал эмоций и редко говорил. Как и всякий маг, а особенно с его спецификой, у Рената было много атрибутов-амулетов: и кольца, и заговоренный браслет, и кулоны. Но он ничего не выставлял напоказ, прикрывая то длинными рукавами, то высоким воротом.

Между тем, Ренат прошел в обширную лабораторию со склянками, книгами, котлом и прочим инвентарем алхимика, но направился он подальше, к столу, где буквально горела пламенем карта. Горела, но не сгорала, и огонь не гас, и не перекидывался никуда дальше. Алик редко встречал такую магию поиска, но знал, что состав ингредиентов и заклинание доступны только Ренату. Невольно и зависть была к нему. Не раз самому требовалось быстро сориентироваться на задании, но приходилось выкручиваться, а здесь имелось готовое решение, недоступное Лихачу. Впрочем, оно известно и подвластно лишь потомственным ведьмакам и ведьмам – узкому кругу лиц. А потому редчайшее. К слову, Амелию недаром частенько ставили Ренату в пару: Декурд явно надеялся, что она выведает секреты.

Запах, кстати, стоял отвратный. Но невозмутимый Ренат ко всем прочим талантам еще и обоняние имел слабое. Алика раньше удивляла эта его особенность, однако Мел потом разъяснила, что алхимику важнее вкусовые качества. Да и не духи Ренат варил.

– Вот, посмотри, где искать нувориша, – произнес ведьмак.

Уцелевший клочок бумаги указывал на область Т. Сведения двух сторон совпадали.

– Поторопись, он часто меняет города.

– Будут еще дополнения?

– Я тебе не гадалка, чтобы полный расклад иметь, – с презрением и самоуверенностью выдал ведьмак.

– Тебе бы и не пошло, – мрачно пошутил Алик.

Болтать с Ренатом было бессмысленным занятием, и Лихач ушел. Он отвел себе на сборы двадцать минут.

В своей комнате, лишенной особенных изысков или указаний на то, что именно Алик ее владелец, Лихач наскоро покидал в сумку вещи, но большую часть заняло оружие – от ножей разных материалов до огнестрельного со столь же разнообразными сплавами пуль. Никогда не знаешь, кого встретишь, если иметь представление, где искать. Иными словами, Алику, как всякому магу, было доступно больше, он лицезрел много опасных существ, чем того хотелось. И они всегда реагировали на него безотказно, чуя угрозу.

Ответа от Звездочета все не было, и это беспокоило Алика. Сколько бы он не смотрел на часы (единственная электрика, что работала в этой комнате и, похоже, во всем особняке), время замедлить затруднительно, да и не целесообразно. Он с волнением окинул взором дверцу шкафа, окно, как вдруг… оно распахнулось. И влетел конверт, долгожданное послание. Оно, конечно, не пролетело бы самостоятельно свыше тысячи километров – это результат вовремя сработанной системы почты, куда конверт поступил изначально.

Алик разорвал ленту и конверт, а в послании было всего два слова: «все в порядке». Теперь душа его была спокойна: делом Лихача было предупредить, а Звездочет пусть выстраивает стратегию.

Лихач спустился в подвальные помещения. Где-то здесь есть проход в дом Рената, администрацию, к Амелии… Было немного жаль уезжать, не простившись с ней. Но так и к лучшему. И она остынет, и он лишний раз не попадется. Разлука всегда только воспламеняла их чувства заново. Однажды пламя поглотит их обоих… Но, возможно, им удастся миновать сей бесславной участи. Лихачу всегда непомерно везло.

Алик же сейчас пришел в подвал только за одним – в гараж, построенный специально для него. Пройдя напрямик по длинному коридору, он достиг двери, открыл обычным ключом и вошел в свое любимое хранилище – для Нее, его красной Ferrari Enzo. Улыбаясь во весь рот, как после долгой разлуки с возлюбленной, Алик с придыханием открыл дверцу и бережно, аккуратно сел, нежно поглаживая руками руль. Услышав рев мотора, и сердце забилось сильнее. Малышка работала без сбоев вопреки тому, что электроника не дружит с магией. Так и есть: любой другой маг не сумеет завести его машину. Алик безмерно гордился своим исключительным правом на владение и пользование ею. Красная машина была его главной страстью, о чем не знала, конечно, Амелия. Находясь в салоне, Алик нажал на кнопочку на брелке от ключей, открывая дверь гаража.

Ему предстояло проехать несколько сотен метров по прямой, проходящей под особняком, и дорога выведет его сразу за пределы горной ассамблеи, в лесную чащу. А там и город недалеко. Алик уезжал, ничего не чувствуя, кроме предвкушения от нового задания, ожиданий и впечатлений. Для него не было ничего хуже долгого и томительного пребывания на одном месте. Лихач любил частые поездки, он получал от них ни с чем несравнимое удовольствие. Да, любовь к Амелии дарила ему многое, в том числе и азарт, но дорога… Дорога напоминала ему о том, кто он есть. И давала необходимый глоток свободы. Само то, что Алик выполнял задания темного мага, его не особо волновало. Лихач не участвовал в интригах и сражениях (которых при нем и вовсе не случалось), а потому и не ощущал никакого груза на своих плечах. Конечно, порой Звездочет давил на его совесть, и сам Алик задумывался, а правильно ли так служить противнику. С другой стороны, он вообще не признавал авторитетов и делал только то, что считал нужным, что мог себе позволить.

Нынешнее ответственное задание тоже перестало тревожить Алика сверх положенного. Феррари всегда действовала на него удивительно умиротворяюще и одновременно возбуждающе. В салоне своего авто Лихач не знал забот и бед. Дорога была его отдушиной.

***

Макс давно не ждал от жизни подарков. После того, как собственная мать – благопристойная, почитаемая в их городе женщина – бросила его, десятилетнего, испугавшись начавшихся в его внешности загадочных изменений, Сухарев не особо верил, что судьба ему благоволит. У Максима действительно были пугающие признаки: короткие усики – вибриссы, которые приходилось сбривать каждый день, пигментные пятна на ладонях и ступнях, острые, быстрорастущие ногти. С возрастом он начал понимать, почему его оставила мама, что ее напугало, и сам начал считать себя уродцем. Также относились к нему и ровесники, и окружающие взрослые.

Не знавший отца, Макс попал в приют, откуда вскоре сбежал, и учился выживать самостоятельно. Позиция, что только он может обеспечить себя и позаботиться, во многом спасала Сухарева. Чего-чего, а физической силой Максим обделен не был. Уставал мало, напротив, труд только закалял его. И так, постепенно, он научился справляться в одиночку. Кочуя из города в город, меняя работы, осваивая все новые рабочие специальности, Макс свыкся с тем, что он – не такой, как все. Научился отвечать на насмешки, защищать себя и не обращать внимания на кого-либо. Он забыл о своих особенностях, не смотрелся в зеркало и лишь выполнял каждодневные процедуры над своим телом, позволяющие ему не выделяться.

В этот пасмурный день Сухарев, не зная устали и чувства холода, грузил товар из склада в машину. Он трудился вторую смену подряд, а его напарник, Федька, пришедший час назад, лениво покуривал папиросу, развалившись на пустых ящиках. Его безделье абсолютно не волновало Макса. Сухарев совершал монотонную работу, таская груз, и этим занимал и свои руки, и сознание. Гнетущие мысли часто одолевали его, когда Максим оставался наедине с собой, в съемной комнате, и это его совершенно не радовало. А на работе, за делом, Сухарев был умиротворен и сосредоточен. Поэтому то, что ему не мешали и не тормозили процесс, напротив, удовлетворяло Макса. Но натура Федьки была такова, что, если и не в деле, то словами он непременно нарушал его покой. Максим не любил смены, выпадающие с ним. Но любопытствующих грузчиков было слишком много, не до выбора.

Впрочем, Макс планировал уехать в следующий город уже через неделю, и оставшиеся дни хотел доработать спокойно, без моральных напряжений.

– Вот месяц за тобой наблюдаю, малой. Откуда ты такой непрошибаемый взялся? Не выпил с нами ни разу, от работы не отлынивал, бабами не интересовался…

Подобных разговоров Максим наслушался десятки раз. Поначалу бесился и огрызался, теперь они не трогали его. От алкоголя, как и от табака, Макса воротило физически только по одним лишь запахам. Он и сейчас еле сдерживался, стараясь глубоко не вдыхать сигаретный дым, щедро выпускаемый Федькой. Труд – его лекарство. А женщины… Сухарев не мог себе однозначно дать ответ, почему он ими не интересовался. Случалось, что ему была симпатична какая-нибудь особа. Но Макс слишком переживал, что внешнее уродство оттолкнет любую при близком общении, как когда-то его мать. Страх неудачи не давал Максиму и повода всерьез привлечь девушку, задуматься на эту тему. Одиночество и желание понравиться, полюбить самому – все это было в его юной душе и боролось между собой, но не находило выхода.

– Сколько тебе, богатырь? – между тем, спросил напарник. Первый вопрос Федьки остался без ответа, что не смутило его.

– Двадцать четыре скоро, – буркнул Сухарев, ни на секунду не переставая с суровым лицом исполнять свои обязанности.

– Ну, чай, не мальчик давно. Чего ж такой смурной и зажатый? – допытывался тот. Нескладный Федька был немногим старше, но имел популярность у девчонок из техникума неподалеку от их склада. Пожалуй, у него даже было, чему поучиться. Но Максим воспринимал его в штыки.

– Какой есть, – отрезал Макс.

Напарник поднялся, с вызовом вглядываясь в профиль Максима.

– И грубишь все время, – добавил Федя, приблизившись и вынуждая Сухарева остановиться с товаром на полпути к грузовику. В глаза приставале Макс не смотрел. – Тебя плохо воспитали, что ли?

Максим чувствовал, как внутри медленно поднималась волна гнева. Сила ее нарастала, как и скорость, и она грозила обрушиться на Макса тайфуном. Он физически ощущал, как закипала кровь, твердели мышцы, сжимались до хруста в пальцах кулаки. Сухарев знал, что сие означает. Он зверел. Макс был уверен, что по-другому этот процесс и не обозвать. Причем зверел не в абстрактном смысле, а в самом прямом. В нем пробуждались неведомые в повседневности инстинкты, требующие немедленной расправы с обидчиком. Но Сухарев научился и контролировать себя, поэтому не позволял эмоциям завладеть разумом. Сознание же упорно стояло на том, чтобы пощадить и оставить бедолагу в покое. Однако Федька, того не ведая, наступил на больную мозоль Макса. Нечто глубинное рвалось отомстить, защитить его, и ему труднее было удержать порыв.

Максим отвесил мощную оплеуху грузчику, от которой тот едва устоял на ногах. Сухарев мало соображал, глаза заволокло пеленой. В висках громко стучал один лишь призыв – раздавить. Макс попробовал отвернуться, отойти, но Федька опрометчиво ударил в ответ, зарядив кулаком по челюсти. Сухарев не почувствовал острой боли, так, неприязнь, но сам по себе ответ пробудил в нем неистовое желание продолжать борьбу. Макс замахнулся для удара, Федька, осознав степень угрозы, сжался, заслонившись руками. Сухарев был готов для тяжелой, сокрушительной атаки, когда некто сзади вдруг остановил его руку.

– Ты еще кто? – хриплым, но твердым голосом спросил Макс сердито.

– Психи-и-и! – прокричал Федька, воспользовавшись заминкой и смывшись.

– Тот, кто спасет тебя, – нескромно ответили ему.

Жаждая сиюминутного выплеска скопившейся негативной энергии, гнева, сжирающего Макса, Сухарев вознамерился разобраться с ним. Он протянул большие ладони к шее наглеца, а тот… исчез. Просто пропал, как глюк. Навязчивый, нервирующий глюк. Его не стало, и Максима отпустило. Злость отпрянула, ему понемногу становилось легче. Сухарев выдохся и ощущал теперь внутри себя зияющую пустоту, заполнить которую мог только трудом. Но стало ясно, что в ближайшее время его попрут с работы. Федька не потерпит дурного к себе отношения и наябедничает – все в его натуре говорило об этом.

Не желая дожидаться никаких разбирательств, участвовать в спорах, Макс спешно покинул склад. Скоро и водитель грузовика, к тому же, вернется с перерыва, и не хотелось сбегать при свидетелях.

Сухарев побрел вдоль трассы мимо других таких же складов, мелких лавчонок, шиномонтажек и прочего, по пыльной и грязной, как весь промышленный район, дорожке. Впереди виднелась автобусная остановка, откуда он и рассчитывал убраться, наконец, из этого смрада. Запахи тут стояли преотвратные: и машинные, и промышленных отходов, и сточных труб, и самая разная смесь всевозможной вони. Больше всего Макса раздражал запах бензина, пронизывающий тут каждый уголок, поскольку трасса была центральной, а узкая тропка для пешеходов впитывала зловонье слишком хорошо.

Никогда Максим так не бесился от окружающей обстановки, как сейчас, в момент ее покидания навсегда. Словно все ненавистное разом обрушилось на его сознание, и оставаться здесь более не представлялось возможным. Сухарев отрезал за собой все пути назад. Возможно, и новое место совсем не будет лучше, но он, как и в предыдущие разы, сделает вид, что ничего вокруг не существует и не волнует его, и это ложное чувство поможет продержаться месяц, может, чуть дольше. Ждать чего-то хорошего в положении Макса было бы наивно и глупо. Поэтому он смиренно соглашался на то, что есть.