Как достать Кощея?

Впрочем, репутационные проблемы отошли на второй план, когда в комнату влетело нечто подозрительно напоминающее горыныча. Маленький, размером с кошку, трехглавый дракон ворвался через разбитое окно и запутался в люстре, истошно вопя.

– Лихо! – разъярился Кощей. – Ты совсем уже?! Где ты шляешься?! Почему в доме всякая нечисть?!

Замок ответил тишиной, нарушаемой лишь бьющимся в тисках канделябров змеем.

Пришлось со вздохом, одновременно гадая, как вообще мелкий горыныч мог здесь появиться, лезть наверх и спасать бедолагу. А заодно и антикварную люстру, доставшуюся Кощею вместе с замком.

Надо сказать, задачей это было непростой: горыныч дергался, вопил, сопротивлялся и метался. И наверняка обогатил словарный запас, хотя Кощей и не мог вспомнить, умеют ли горынычи разговаривать.

Наконец, едва не сверзившись со спинки кресла, на которую пришлось залезть, чтобы дотянуться до высоченного потолка замка, ему удалось высвободить истеричную зверушку.

– Откуда ты вообще взялся?! – рыкнул Кощей.

Он подскочил к окну, чтобы выбросить нахального змееныша туда, откуда он прилетел, но тот вдруг обмяк, посмотрел на спасителя огромными наивными глазами и пропищал:

– Папа…

От неожиданности Кощей подавился.

А внизу меж тем, в том уголке заросшего мрачного сада, куда выходила хозяйская спальня, творилось неладное. Там, среди зарослей терновника, обломков старых фонтанов и хищных гигантских мухоловок носилось Лихо. Внешне оно напоминало нечто среднее между обросшим шерстью гномом и ожившим тюком сена с глазами (Кощей так и не выяснил, что за тварищу в свое время спас от болотных мавок).

Лихо гонялось сразу за двумя жар-птицами, гарпией и почему-то обычной курицей. Такими же мелкими, как горыныч, пригревшийся в руках.

– Лихо! – рявкнул Кощей так, что змей пискнул и задрожал. – Что у тебя тут происходит?! Ты мне почему спать не даешь?!

– Кощей Кощеич! Да не виноватое я! Они сами вылупились!

– Что сделали?

– Так это… вылупились… Ой!

Жар-птица, пользуясь паузой, ловко тюкнула раскаленным клювом Лихо куда-то в шерсть.

– Откуда вылупились?! Как могли вылупиться две жар-птицы, гарпия, курица и вот это?!

В доказательство Кощей вытянул горыныча, крепко держа сразу за все головы, как курицу над супом.

– Папа! Папа! Папа! – кажется, тот воспринял это за игру.

– Да из яиц они вылупились! Из тех, что Василиса Ильинична принесла и у оградки оставила!

– Так зачем ты их в дом занес?! – взвыл Кощей.

– Я думал, гостинцы это! Кощей Кощеич, не губите!

– Дурное ты, Лихо, – пробурчал он. – Ладно! Собирай всех вылупившихся. —

Он посмотрел на слегка озадаченного горыныча.

– Нанесем Василисе Ильиничне ответный визит.

– Мама! – обрадовался змей.

Пятеро новых питомцев уместились в ту же корзинку, в которой, стараниями несносной девицы, именуемой Кощеем не иначе как Чудище, и прибыли. Наотрез отказавшись слушаться Лиха, они дружно притихли при виде хозяина замка. И послушно расселись, с любопытством выглядывая в большой страшный мир.

Чувствовал себя Кощей при этом крайне странно. Но злость подгоняла, заставляя идти через лес и нести Василисе Ильиничне гостинец.

Чудище появилось в лесу около года назад. Старая карга, с которой они худо-бедно установили шаткий мир, куда-то смылась, а вместо нее из столицы приехало вот это. С блестящей косищей, огромными глазами, мерзким голоском и неуемной прытью, от которой взвыл весь лес.

Кощея тогда и в лесу-то не было, путешествовал, заклятия новые изучал. А когда приехал, обнаружил забившееся в уголок замка Лихо и… забор. На добрую сажень заходящий на его, Кощееву, землю!

– Ничего не знаю! Согласно королевским кадастровым картам, вы самовольно захватили часть территории леса, принадлежащей моей бабушке. Извольте соблюдать закон.

С законом Кощей никогда не спорил. Поэтому наслал на забор проклятый терновник. Поселившиеся в нем летучие мыши-вурдалаки за версту чуяли желающих приблизиться к границе и предвкушали сладкий пир. До смерти не кусали, но чесались после них всей деревней!

И все как-то утихло. Чудище не совалась к Кощею, Кощей – в деревню. Лишь изредка до него доносилась музыка и гомон – с приездом Чудища в лесу стали пировать чаще.

Так что королевича Кощей натравил больше веселья ради. Что он, совсем чурбан, что ли, чуждый простому смертному юмору? Подумаешь, оскорбилась! Всего-то ружьем возле носа помахали.

Деревня спала. Погасли окна и огни на главной улице. Разбрелись по опочивальням сказочные твари. Лишь в отдалении, в стороне озера, слышался плеск воды и девичий смех.

Туда Кощей и направился: чутье подсказывало, что Чудище именно там.

Тишину темной чащи вдруг нарушила музыка, сопровождавшаяся «Эй-на-нэ-на-нэ!» или чем-то таким. Она становилась все громче и громче, пока не пошатнулись близлежащие кусты и на полянку не вывалился целый ансамбль цыган в цветастых нарядах. Определенно хмельные, они лихо отплясывали, потрясая бубенцами. Но что самое интересное – среди всей этой безумной толпы Кощей узнал королевича. Того самого, что с ружьем на чудо-юдо идти собирался. Ружье, кстати, все еще было при нем.

Кощея иностранная делегация, кажется, даже не заметила. Поплясав немного на поляне, табор вместе с наследником государства двинулся дальше.

– А ты смотри, – фыркнул Кощей, посмотрев на маленького горыныча, – как свой вписался. Даже не отличить. Даром что королевских кровей.

– Папа! – выразил однозначное согласие змееныш.

Чуть поодаль, на тропу, ведущую к озеру, выскочил медведь. Остановился, завидев Кощея, напрягся, почувствовав силу темную.

– Туда, – ткнул Кощей пальцем в сторону ушедшего табора.

И благодарный косолапый понесся по своим делам дальше. Вероятно, молясь всем медвежьим богам за ниспосланную удачу. Что есть, то есть: звери Кощея пугаются. А Чудище с косищей – нет! Ну какова несправедливость?!

Голоса стали громче, сквозь листву пробивались отблески огоньков: мавки наловили светляков, чтобы те красиво освещали поверхность озера.

На самом деле Кощей понятия не имел, что собирается делать. Не топить же эту дурочку (хоть и велик соблазн). Но корзинку с детенышами вручит ей непременно! И будет наслаждаться тем, как дурная девица бегает по берегу, пытаясь спастись от новоявленного потомства.

Да, пожалуй, если жар-птица клюнет ее в мягкое место, он удовлетворится.

Но не успел Кощей выйти из чащи да ступить на берег, как кусты зашевелились, затряслись, и выскочила из них – вот удача-то улыбнулась! – Василиса Ильинична. Во плоти, да без рубахи. С растрепанными мокрыми волосами, раскрасневшаяся. Выскочила – и замерла как была, в чем мать родила.

– Мама! – обрадовался горыныч.

«Сиськи!» – зачем-то подумал Кощей.

Поднялся такой визг, что стайка ворон с воплями взмыла в небо! У Кощея уши заложило, а птенцы дружно спрятали головы в корзинке, хотя страусов среди них вроде не наблюдалось.

Он успел лишь мельком оценить нагую, обласканную лунным светом девчонку. С удивлением найдя в себе даже некоторый… интерес.

Чудище всегда представлялась ему чем-то вроде надоедливого противного зверька, снующего под ногами. Писклявого, нездешнего, дурного. Он так привык быть в одиночестве, что даже забыл, когда в последний раз засматривался на красных девиц. Или не на красных. Хотя бы просто на девиц. И не с целью добыть пару слезинок для очередного темного зелья.

Миг – и Чудище скрылось в кустах.

Насвистывая песенку, Кощей двинулся к берегу, весело покачивая корзинкой.

Добрый десяток мавок при виде него разбежался кто куда. Через несколько секунд над озерцом повисла тишина. Нарушало ее лишь недовольное сопение Василисы Ильиничны, не успевшей одеться и, спасаясь от незваного гостя, забежавшей в воду по самую шею.

– Отвернись! – потребовала она откуда-то из камыша.

– Зачем? – хмыкнул Кощей, усаживаясь поудобнее и пристраивая рядом корзинку. – Мне и тут хорошо.

– Чего тебе?! Зачем в мой лес сунулся?!

– Не в твой. А в Яги. Бабка-то твоя знает, что ты тут перед всякими колдунами голышом пляшешь?

– А всяких колдунов никто не звал! Тебе кто границу пересечь дозволил?! Немедленно отвернись!

– Вот и сиди теперь там. Посмотрим, как долго высидишь. Глядишь, икру метать начнешь, карась водиться станет.

– Я тебе сейчас…

Яростно взметнув длинной гривой, Чудище скрылось под водой с головой, и Кощей даже слегка разволновался. Чего это она? Утопиться вдруг решила? Было бы, конечно, неплохо. Но эту знай, она ж в мавку превратится и совсем житья не даст.

С негромким всплеском Василиса всплыла, фыркнула, отплевалась и… запустила в него гладким круглым камушком. Да так метко, что едва в корзинку не попала! У жар-птицы даже искры из клюва вырвались от возмущения.

– Эй! – Кощей отодвинул корзину за спину. – Будешь кидаться – прокляну. Ни один молодец не позарится!

– Да чего тебе от меня надо-то?!

– Покаяние надо. Смирение. Извинения, опять же, официальные. Ты мне, Чудище, жизнь портишь. Всякую гадость к забору подкидываешь. Скандалить изволишь. Границы мои нарушаешь. Что, скажешь, наговор?

«Бам!»

В него полетел еще один камень, и уж теперь-то Кощей не успел увернуться. Меткая девица эта Василиса. Бабка ее не такая сноровистая, уж он-то проверил не раз.

– Ну все! Сама напросилась!

С этими словами он принялся расстегивать рубашку. Портить дорогую одежду, таким трудом добытую в здешней глуши, не хотелось. Да и идти потом по лесу в мокром – тоже.

Чудище побледнело.

– Ты… ты чего…

– А ничего, – мрачно откликнулся Кощей. – Изловлю и крапивой выпорю, чтоб знала. Вон ее как много растет. Как раз хватит.

– Не подходи ко мне! Помогите-е-е-е! СПАСИТЕ-Е-Е-Е!

– Да они все хмельные спят, кто тебе помогать будет? Мавки болотные? Так они мне подруги верные, против хозяина-то не пойдут.

Водичка бодрила. Холодная, чистая, аж радостно. Если бы не девица – насладился бы озером да звездами над головой, расслабился, природу послушал. Все у этой маленькой Яги не так. Вечно весь покой портит.

Завидев, что шутки кончились, Василиса решила улепетывать. Озерцо было небольшое, минут десять переплыть – и другой берег. А там и в чаще можно скрыться, и на дерево залезть. На дерево-то уж он не полезет. Не дело Кощею Бессмертному на елках сидеть.

План был прост, как лапоть: догнать, поймать, на берег вытащить, корзину вручить и извинения выслушать. Плавал Кощей быстро, усталости не знал, и нечисть в округе нос высунуть боялась. Так что Чудище отчаянно гребло, но стремительно проигрывало.

И тут вдруг мокрая макушка снова скрылась под водой.

«Ага, опять камни нагребает», – догадался Кощей.

И решил подождать. На ходу от камней отбиваться-то неудобно. Метко швыряется Чудище.

Вот только что-то ее долго не видно.

– С одной стороны, это хорошо, – задумчиво произнес Кощей. – Раз! – и нет проблемы, утопла. С другой, меня ж ее бабка со свету сживет потом. И не прикинешься ветошью: свидетели были. Целый табор, королевич и даже медведь. Да и мавки подтвердят, дескать, был Кощей. Всех распугал, за Василисушкой погнался, да и утопил бедняжечку. Еще приукрасят и пару разваленных часовен повесят.

Пришлось нырять. Кощей этого страсть как не любил. Вода в уши заливается, в носу хлюпает, глаза потом неделю чешутся! Какой упырь вообще Чудище понес в ночи купаться? Здесь и без его помощи утонуть несложно.

В два гребка он доплыл до стремительно опускающейся на дно девчонки и, с трудом подавив желание тащить ее к берегу за волосы, обхватил поперек туловища, взвалив на плечо. Так и поплыл, не стесняясь по пути в выражениях.

Ну и девицы нынче пошли. Никакого уважения к старшим и бессмертным!

Сгрузив Чудище на землю, Кощей задумчиво окинул девицу взглядом. А чего бы не посмотреть, раз погубить не получилось? За спрос не бьют и денег не просят. Точнее, бывает и такое, но от этой дождешься. Она только на нервах играть умеет, к другим игрищам не приспособлена.

«Тощая!» – наконец заключил Кощей.

Тощая, шебутная, заполошная. Разве что волосы густые и роскошные, прямо как у Лиха. Только растут в нужном месте, а не на Чудище целиком. Ну и личико ничего: милое такое.

Ладно, грудь девичья тоже сойдет. Но в остальном – как есть Чудище.

– Эй! – Кощей похлопал ее по щеке. – Вставай давай.

Воды наглоталась, что ли? Да как же за минуту-то успела!

– Должна будешь, – буркнул он и полез в брюки, за мешочком с темной пылью.

Сдул щепочку с ладони, так, чтобы на лицо Чудищу попала – и та закашлялась, отплевываясь от воды.

– Мя-а-а-ау! – раздалось откуда-то.

– Не понял…

Что-то темное метнулось из кустов и сбило Кощея с ног прямо в воду.

– МЯ-А-А-А-АУ! – Второй вопль получился пронзительнее и истошнее – водичка ночная коту не понравилась.

Да так не понравилась, что от страха котяра, вроде бы называвшийся ученым, взгромоздился прямо Кощею на макушку, оставив по дороге на спине и плечах саднящие царапины.

– Ты с дуба своего златоцепного рухнул?! – рявкнул Кощей, отрывая кота-истеричку и, как дворового помоечного жителя, за шкирку выбрасывая обратно в кусты.

– Василисушку! Василису Ильиничну! В обиду не да-а-ам! – прорычал откуда-то из кустов Баюн.

– Дурак ты, а не кот ученый. – Кощей сплюнул. – Я ее спасал! Лучше б ты свою Василисушку плавать научил. А не в лесу сторожил.

– Да я и сам не умею… – смущенно признался Баюн. – Правда, что ли, спасал?

– Ну.

– А чего это? Ты ж – Кощей!

– Вот именно. Я – Кощей. Я сам убиваю врагов, а не оставляю это дело случаю. Кощеева мудрость гласит: если труп твоего врага плывет по реке, вылови, откачай – и снова утопи. Так моральное удовлетворение больше.

– Ой, что делать-то… что делать… – Кот забегал вокруг бессознательно посапывающего Чудища. – Василиса Ильинична в себя придет… разозлится! Расстроится! А когда Василиса Ильинична злится…

Он тяжело вздохнул. Да уж, суровый нрав у новой хозяйки, вся в бабку.

– А ты ее в избу отнеси, – посоветовал Кощей, – да спать уложи. Проснется поутру, скажешь – приснилось.

И не дожидаясь развязки, он быстро засобирался восвояси, пока Чудище и вправду в себя не пришло.

Зачем приходил? Чего хотел? Ерунда какая-то вместо мести вышла. Шел-то он подкидышей вернуть да охоту пакостить отвадить. Хотя пакостить-то, может, и перестанет. А вот что с птенцами делать – загадка великая.

– Эй, кот! – крикнул Кощей вслед Баюну, который уже, надрываясь, тащил хозяйку обратно в деревню. – Забери своих…

Он осекся, поняв, что возвращаться Баюн не собирается.

Пять пар глаз смотрели на Кощея из корзинки.

– Папа! Папа! Папа!

Теперь они говорили все хором.

– Да чтоб вас…

Может, Лихо их в суп приспособит? Жар-птицы как деликатес, конечно, суховаты. Но с соусом и под сыром, поди, съедобно?

Вот так и вернулся Кощей Бессмертный в замок несолоно хлебавши. Только Лихо, спину расцарапанную заметив да одежду мокрую увидав, ехидно усмехнулось. Но на то оно и Лихо. Что с него, неразумного, взять?

Глава пятая. «

Сказочные» последствия сказочного пира

Солнце было такое яркое, что казалось, будто магистр магии, преподававший у нас зельеварение, светит мне в глаз своей магической указкой, с которой он не расставался никогда.

Свет – еще ничего! Он теоретически мог и огреть самых нерадивых по рукам, а «особенно одаренных» – и по макушке. Впрочем, голова раскалывалась так, что на минуту я подумала, такая оказия со мной и приключилась. Иначе почему мне так плохо?!

Только вот последний зачет по зельеварению я сдала. Давно сдала, если память не подводит. Года три назад.

Неприятные мысли, которые копошились в голове, словно рыжие противные тараканы, заставили меня открыть глаза и со стоном закрыть их снова, так как солнечный свет стал ярче, а головная боль усилилась. Возвращаться в мир не хотелось, пить с мавками – тоже. Больше никогда. Мамой клянусь. Бабушкой клянусь. Сказочным лесом клянусь и его обитателями!

Мир в виде обеспокоенного Баюна, заглянувшего в светлицу, все же заставил меня восстать. Я бы проигнорировала, но Баюн был не один, а с подносом, на котором стояла стопка с мутной жидкостью. На ней лежал кривоватый, пупырчатый, и даже отсюда одуряюще пахнущий соленый огурец.

Удивительное зелье, заботливо приготовленное Лебедяной, могло без проблем вернуть с того похмельного света кого угодно.

– Что вчера было? – хрипло простонала я, и Баюн печально вздохнул.

– Угулялась ты с мавками, Василиса Ильинична! Знаешь же, что нельзя тебе бесконтрольно меды хмельные да настойки употреблять! Не мавка чай! А уж смешивать одно с другим! Ну что ты как маленькая? С этих-то вертихвосток что взять? Девки-то давно мертвые! Что пьют, что не пьют – все одно им. А ты живая, между прочим.

– Чуть живая, – простонала я, боясь даже голову оторвать от подушки.

– Ну а я о чем?

Я не стала дальше слушать нравоучения Баюна. Зажмурилась, схватила стопку с подноса и на выдохе выпила одним глотком. А потом спешно зажевала воистину «потрясающий» вкус ядреным соленым огурчиком.

Ужасная смесь огуречного рассола, хреновухи и чего-то такого же забористого и очень тайного. Я так понимаю, Лебедяна не просто так ингредиенты в тайне держала. Иначе никто это пить бы не стал!

Из глаз хлынули слезы, и вместе с ними в голове появились воспоминания.

Лучше бы не появлялись! Едва я отдышалась, сразу вознамерилась спросить у кота ученого, какого лешего вчера вообще происходило. Откуда взялся Кощей? Кто меня вытащил из озера? Где я наглоталась столько воды, что из ушей течет? Но обнаружила, что Баюна и след простыл. Даже дверь не закрыл за собой, мерзавец!

Я присела на кровати, прогоняя из головы остатки хмеля, проморгалась, попыталась забыть вчерашние постыдные приключения… но поняла, что это невозможно, и отправилась приводить себя в порядок.

Зелье от похмелья избавляло качественно. Этого у него не отнять. Ни головной боли, ни сушняка, ни головокружения. Но состояние – словно пыльным мешком по голове ударило.

Еще полчаса ушло на то, чтобы из растрепанного Чудища (тьфу ты, непрошеные мысли о Кощее в голову полезли) превратиться в Василису. Все еще не прекрасную, но уже, по крайней мере, приличную. На премудрость после вчерашнего я даже не претендовала. Не мое это, не мое.

Тут и кофеек, которого осталось на последнюю заварку, очень кстати пришелся. Я налила себе его в яркую кружку и вышла по доброй традиции на балкончик, как делала каждое утро. Сейчас солнце стояло высоко и нещадно палило в макушку. Но малиной по-прежнему пахло одуряющее, и птички чирикали. Только, пожалуй, чуть ленивее, чем обычно. А еще внизу, на поляне, с которой еще не успели убрать столы после пира, происходило что-то интересное. Впрочем, когда у нас было иначе?

Там я увидела всю нашу сказочно-лесную компанию в действии. Правда, действие было престранным. Из-под скатерти торчали три пятые точки. Аленушкина в красном сарафане, Лебедяны в цветастой юбке и пушистая кошачья с подергивающимся хвостом.

Это само по себе было крайне подозрительно. А если учесть, что эти разномастные задницы весьма сноровисто передвигались под столом, все становилось в разы занимательнее.

Я какое-то время понаблюдала за этими передвижениями, но так ничего и не поняла. Пока с одной стороны из-под стола не выкатилось что-то небольшое, круглое, золотисто-коричневого цвета.

– Это еще что за!.. – воскликнула я, оставила недопитый кофе и кинулась на улицу – разбираться с очередными неприятностями.

Первый маленький, но зубастый колобок вцепился мне в летящую юбку почти у входа в терем. Я только сбежала с высокого крыльца. Хорошо хоть, не носом в высокие травы полетела. Когда за верхнюю ступеньку запнулась.

– Это еще что за хрень? – выругалась я.

Попыталась его стряхнуть, но не смогла: зубами он держался крепко и зыркал на меня весьма злобно.

Нет. У нас жил тут один свободолюбивый… Точнее, как жил… прикатывался иногда, пугая окружающих грязными зачерствевшими боками. Вон, королевича испугал и снова свалил в очередное путешествие. Но он, как все сказочные жители, был уникален. Я никак не думала, что вместо Колобка на нас могут напасть маленькие злобные булки. Думала, наша сказочная природа не способна дважды создать самостоятельно катающийся хлеб, обладающий зачатками разума.

– Еще один! – пропыхтела Аленушка.

Она коршуном кинулась на меня и, изловив завизжавшего поганца на моей юбке, сноровисто сунула его в кадушку.

Лебедяна в таких солила огурцы да грузди. Тяжелая деревянная кадка прикрывалась плотной крышкой и сверху придавливалась камнем. Именно туда вся моя честная братия собирала разбегающихся колобков.

– Мне кто-нибудь объяснит, что тут вообще происходит? – еще раз спросила я.

– Да если бы мы знали, Василисушка Ильинична-а! – провыл кот, отдирая очередного колобка от хвоста. – Лебедяна вчера на пир пирожки пекла. Обычные пирожки, ты вечером сама десяток скушала и не заметила.

– Я десяток? – Ну правда. Даже стыдно стало. Негоже красной девице пирожки десятками уминать, а то филей в сарафан не влезет.

– Ну вот что ты придираешься? – обиделся Баюн. – Может пяток, а не десяток, я же не считал. Но начинки у нее не хватило.

– Ну вот я колобушек напекла! – поддержала Лебедяна, смахивая пот со лба. – Думала, гостей много, съедим. Кто же знал, что так получится? Просыпаюсь с утра, а они, окаянные, лебедя жареного на столе обгладывают, только перья в пастях хрустят! Вот что за пакость?!

Она припечатала веником очередной колобок, и Аленушка засунула его в кадушку.

– Ну, Кощей… – с возмущением протянула я, даже не сомневаясь в том, кто виноват во всех моих бедах. – Ну, паразит! Это просто выходит за все разумные рамки! Я его щас!

– Да подожди ты его «щас»! – остановил меня недовольный Баюн. – Что с этим сухарем с болот сделается? Успеешь высказать свое соседское недовольство! У тебя королевич не развлечен! А ты говоришь, Кощей! Тьфу!

– А ведь и точно! – Я всплеснула руками, понимая, что тяжелый вечер, перешедший в непростое утро, заставил меня забыть о главном госте. – Так, Аленка! Слушай у меня ответственное задание.

– Да?

Аленка заинтересованно сдула со лба непослушную челку и уставилась на меня.

– Берешь кадушку и идёшь с ней к нашему дорогому соседу… Кощей очень хочет получить подарочек.

– А если будет отказываться? – деловито уточнила девушка. – Вон кадушка-то подозрительно шевелится и подпрыгивает… Я бы ни за что не взяла.

– Шевелится – это потому что колобки очень в гости хотят, – с нажимом уточнила я. – Поэтому ты уж постарайся, чтобы они по назначению попали. Хорошо?

– То есть топор брать? – с надеждой и восторгом спросила она.

А я пожала плечами и пошла обратно в терем, рассудив, что если не озвучила четко и внятно «да», то не могу быть соучастницей преступления.

Мне еще королевича будить и развлекать. Я ему экскурсию в музей обещала. А у нас там скатерть-самобранка с чудинкой и еще много всего непредсказуемого.

Эх, тяжело все же сказочным лесом управлять. Особенно после веселого пира.

Аленка с повизгивающими колобками бодро убежала в сторону леса – принудительно радовать Кощея, и я испытала мстительное удовольствие. Вот не хотелось признаваться себе, но мне нравилось, что все гадости, которые делает Кощей, не остаются без ответа со сказочной стороны. Мы умеем за себя постоять! Есть во мне все же что-то от бабки. Есть. Не поспоришь!

Поэтому в терем я возвращалась в приподнятом настроении. Даже необходимость развлекать королевича не вызывала негатива. По дороге в его опочивальню пришлось обсудить закупки продуктов с домовыми, решить еще какие-то насущные вопросы, и когда я добралась до нужного места, было совершенно очевидно: перед экскурсией по музею нужно гостю предложить обед, раз уж завтрак королевич пропустил. Должно же у Лебедяны остаться хоть что-то кроме бегающих злобных булок?

Пока шла, размышляла: ну и горазд же Енисей дрыхнуть! Хотя кто знает, как у них, у королевичей, принято приходить в себя после пиров. Это у нас народ с первыми петухами поднимается, даже если к этому времени еще не ложился. Я вот сегодня проспала сверх меры, так и то уже на ногах! Но мне поблажки делают – я девочка городская к жизни в сказочном лесу толком не приученная. А он так и вообще целый королевич.

Я тактично постучала в дверь. Подождала, потом постучала нетакично. А потом пнула и поняла: дверь открылась сама.

Внутри опочивальни меня ждал неприятный сюрприз. Заправленная кровать и сундук королевича, стоящий в центре пола, на полосатом свезенном половичке. То есть вещи королевича тут, а самого королевича нет.

Стало понятно: после пира Енисей сюда не возвращался. Точнее, как… Похоже, он ушел сразу, как его сюда доставили…