Сергей Давыдов. Трудно быть всадником
- -
- 100%
- +
Сергей Давыдов
(Капитан ветров)
Роман
Трудно быть всадником
Вступление
Ветра потерь
Кружит Земля, как в детстве карусель,
А над Землёй кружат ветра потерь.
Ветра потерь, разлук, обид и зла,
Им нет числа! Им нет числа,
Сквозят из всех щелей,
Сердца людей срывая дверь с петель.
Круша надежды и внушая страх
Кружат ветра, кружат ветра!
Сотни лет и день и ночь вращается
Карусель Земля! Сотни лет,
Все ветры возвращаются на круги своя.
Но есть на свете ветер перемен,
Он прилетит прогнав ветра измен.
Развеет он, когда придёт пора,
Ветра разлук, обид ветра.
Сотни лет и день и ночь вращается
Карусель Земля! Сотни лет,
Все ветры возвращаются на круги своя.
Завтра ветер переменится,
Завтра прошлому взамен.
Он придёт, он будет добрый, ласковый
Ветер перемен!
Татьяна Воронина и Павел Смеян,
песня "Ветер перемен"
Глава I
Как меня подвела пробка
1
Утром, когда мы с мальчишками шли в школу, на улице была весенняя слякоть, снег таял и по двору текли ручейки воды, блестели лужи. В них отражались облака и небо, и мартовское солнце, которое играло плиткой и мозаикой на домах. Зеленели проталины, в воздухе носились запахи прошлогодней листвы и прелой травы, звенела капель.
Луж было столько, что поход в школу или игра во дворе превращались в настоящее приключение, из которого всегда выходишь с мокрыми ногами, за которые нас с ребятами уже устали ругать взрослые.
После школы мы с мальчишками не спешили по домам. Никому не хотелось в такие весёлые дни торчать дома и у кого были резиновые сапоги, смело шлёпал по лужам. А некоторые ребята втихаря от взрослых в первый раз влезли в холодную воду грязных весенних луж голыми ногами.
– Ну как? – с интересом спросил Влад, когда мы с Тимой и Даней решительно влезли босыми ногами в особенно грязную и глубокую лужу.
– Ничего, – отрывисто сказал я.
– Холодно! – вздрогнул Тим.
Мы прошлись по огромной луже. Ноги порозовели от холода. Ребята с завистью наблюдали за нами.
– Ну? – снова спросил Влад.
– Здорово! – жизнерадостно воскликнул Данька. – Пацаны, айда к нам!
– Психи! – с лёгкой завистью фыркнул Павлик Найдёнов, большой, коренастый белобрысый мальчишка с озорным лицом и серыми глазами.
– А мне мама не разрешает, – застенчиво признался Саша Жариков.
– Да ладно, – небрежно отмахнулся Костя Раскатов. – Мы же зимой по снегу бегали, а тут какая-то лужа!
– А в садике водой обливались! – вспомнил Кирик Смирнов, пуская в потоке воды найденную синюю пробку, как кораблик.
Но никто из ребят не решился взезть в лужу. Мы с Тимой и Даней прошлись по луже, по ручейкам, которые текли из-под грязного льда и усыпанного иголками и шишками, снега.
В воде отражалось дома, слепило солнце…
– Вьюжанины, вы чего делаете? – налетела на нас дворничиха тётя Наташа и погнала из лужи. – Вылезайте сейчас же! Простудитесь!
– Не простудимся! Мы закалённые! – с ноткой гордости отозвался я.
– Я вот маме вашей скажу… – угрожающе обещала тётя Наташа.
Это подействовало. Мы вылезли, да и вода была студёная.
– Ябеда! – раздражённо бросил я и стал одевать кроссовки. – Все эти взрослые только и умеют, что ябедничать!
Ребята согласились, что да, ябеды! Да ещё какие! Подерёшься портфелями, они наябедничают учителям, или дежурным. Прыгнешь на подоконник, опять наябедничают. Кинешься снежком, снова ябедничают…
За спорами о взрослых, мы провожали по домам ребят и думали, чем бы заняться, и размахивали портфелями, в которых лежали невыученные уроки, и которые были настолько расхлябанными, что было удивительно, как учебники и тетрадки в них ещё держались.
– Давай над дежурными прикольнёмся? – с хитрой и озорной улыбкой предложил я. – Поймаем крысу, запихнём кому-нибудь в портфель… Они же проверяют, есть дневник или нет? Они сунут руку, а так вот такой крысак!
– Вот он у тебя дневник и съест! – с иронией сказал Влад.
– Станет он дневник есть! – усомнился Костя Раскатов.
– Голодный если, – наставительно сказал Тим, – мигом съест!
– Не съест!
– А я говорю: съест!
– Я я говорю: нет!
– А я говорю: да!
Закончилось это дракой портфелями. Я так усердно лупил Тиму своим портфелем, что у того оторвалась ручка и портфель, как жаба плюхнулся в грязный, усыпанный еловыми иголками ноздреватый снег.
Данька прыгнул на нас и началась возня в снегу.
– Снова дерётесь, – фыркнула Светка Загремухина. – А ещё братишки!
Мы вылезли из снега. Все ребята хохотали, глядя на нас..
– Ну чё хохочете?! – рассердился Даня. – Ща в луже окажетесь!
– Кто окажется ещё! – задиристо засмеялся Павлик.
А мы между тем спорили, где и как поймать крысу. Я держал портфель под мышкой, руку сунул в карман, и с лёгким беспокойством думал, как будет "рада" мама, когда я приду домой с таким портфелем. Рваным, да ещё и в грязи.
А ручка у моего портфеля отрывалась уже в четвёртый раз…
– Лучше всего ловить крысу в помойке, – убеждённо заявил Тим, но тут мы умолкли. Мимо нас ручей пронёс кусочек пенопласта с веточкой и парусом из тетрадного листка. Кораблик вертелся в потоке, качался, но плыл, не сбиваясь с курса. Даня вынул из кармана пробку из-под газировки и пустил по воде. Влад тоже пустил свой кораблик. Мы побежали за ним.
– А давай пробки запустим! – предложил новую игру Тим.
И мы пошли пускать с ребятами пробки в потоке воды.
– У кого какие? – деловито спросил Павлик. – Давай меняться!
В это время все мальчишки с наших улиц пускали пробки. Их отвинчивали с бутылок, менялись ими, выменивали на жвачку, конфеты, стройпатроны, и даже на чубриков и машинки. У Кирика пробок было больше, чем у других мальчишек, но менялся он неохотно, потому, что был жадиной.
Солнце сверкало в ручье, который тёк через всю улицу в озеро. Тускло горел на солнце потемневший снег и лёд, который подтаял и образовал под собой пустоту, из которой и текли быстрые ручейки.
Мы прыгали на этот лёд и тот хрустел, ломался, вода обдавала ноги брызгами, а мы смеялись и подхватыая ледышки, кидались ими друг в друга.
– Ну чё, сменяешь? – нетерпеливо спросил меня Павлик. На его ладони лежала красивая пробка из синей пластмассы с золотым гербом.
Я смотрел на неё и с завистью гадал, где он такие берёт. А таких у Павлика было много, и всегда его пробки обгоняли другие. А у нас с ребятами обычные, из-под газировки, и такие, как у Павлика были не у всех.
– Ну? – внетерпении спросил Павлик. – Отдашь свой герб?
– Угу, – решился я, – держи!
Я вынул из кармана вырезанный из пачки из-под сигарет, красивый золотистый герб с орлом и пушками. Я её нашёл по пути в школу.
Мимо такого не пройдёт ни один мальчишка. Кому повезёт конечно. В это утро повезло мне и на переменке я тайком вырезал герб.
У нас с Тимой и Даней было десять разных красивых гербов. Два мы выменяли у мальчишек на заводную машинку и старый компас, а один вырезали из новой пачки чая, которую стянули у мамы.
Мамина пачка была изничтожена, а потом мы даже подрались, решая, чей он будет. Победил в этот раз Данька. Как он вделал мне ногой по носу, когда мы возились на полу! Мне пришлось бежать в аптечку за ватой, а когда я вернулся, Данька уже сидел на Тиме и лупил его подушкой.
А за пачку нам попало от мамы…
– Ну, берёшь? – спросил уже я.
– Ага, – согласился Павлик, нехотя отдавая мне пробку.
Минут десять ребята менялись пробками, спорили, с помощью считалочек решали, кому какая пробка достанется, а потом началась регата…
2
Водяной поток подхватил пробки и понёс вниз. Крича от восторга и пихая друг друга, мы пошли за ними. Наконец пробки затянуло в слив. Не многим удалось поймать свои. Исчезла в чёрной щели и моя. Моя пробка исчезла и я с обидой смотрел, как Павлик разглядывает мой герб.
Я решительно подошёл к приятелю:
– Отдавай мой герб!
– С какой это стати?
– Моя пробка в колодец улетела!
– А я тут при чём? Твоя же пробка! Ты и виноват.
И чувствительно пихнул меня локтём.
– Ну держись! – разозлился я и вделал Павлику кулаком по губам. – У!
– Ай! – Павлик не удержался и упал.
Потрогав языком разбитую губу, мальчик взревел отчаянными слезами и бросился на меня и мы с упоением лупили друг друга кулаками. В такое слякотное время, когда везде грязь и лужи мы быстро испачкались.
– Пацаны, ну хорош! – кричали ребята, пытаясь растащить нас.
– Вот тебе, амёба невоспитанная! – пыхтел я, сидя на Павлике и лупя его по лбу. Нас пытались разнять, но мы уже возились на земле и закончили драться в луже. Оба вымокли и вылезли потрёпанные.
В этой драке победил я. Павлик ревел от боли и унижения.
– Знал бы, что ты драться будеешь, не дал бы пробку! – с яростью и обидой всхлипнул он, и швырнул к моим ногам картонный герб.
И ушёл домой, волоча по земле портфель.
– Дураки! – с презрением сказала нам Владькина сестра Лиза. – Павлик, стой, я тебе помогу, а то он вон тебя как…
Она стала копаться в медицинской сумке. Лиза была сандружинницей.
– Из-за какой-то картонки подрались! – с осуждением сказал Ваня Спицын, который у нас в отряде был командиром знамённой группы. – А ещё пионеры! Вот вам достанется от вожатых!
Картонка размокала в луже…
Я не стал её поднимать. Мне было совестно. Ребята решили заглянуть в отряд, а я ушёл показаться маме и попить.
Вот и мой дом. Перед ним шла бетонка с глубокими лужами талой воды. Всё затопило, и никак не обойдёшь эту воду…
Я зашагал к дому, поскользнулся о лёд и полетел в грязную лужу, которая довершила мои бедствия. Павлик оглянулся и издевательсеи засмеялся.
– У-у! – выкрикнул я, со злости кинув ему вслед ледышку.
Я промазал, зато на меня заругалась какая-то тётка. Я хотел бежать: известно, что бывает мальчишкам от крикливых тёток, но та уже скрылась за углом, где стоял гастроном. Обозвав её бармаглотихой, я хотел зареветь, но не стал. Вытер грязной рукой слёзы и взглянул на себя в лужу.
"Как я теперь покажусь маме?!" – подумал я, в отчаянии.
Губа разбита, под глазом синяк, ссадины. И весь грязный. А куртка ещё кое-где с подпалинами. Сколько костров мы жгли, и я сидел близко. Угольки и стреляли в куртку, прожигали её…
"Ничего не скажешь, – подумал я, злясь на себя, – хороший вид у капитана группы и ноябрятского вожатого!"
И куртка, и брюки от школьной формы, школьный берет были в грязи.
Мама конечно придёт в ужас. Это с ней бывает по четыре раза на дню…
"А что мне терять? – вдруг подумал я, глядя на себя в лужу. – И так промок до нитки и грязный…"
И повинуясь нахлынувшему на меня порыву, я с весёлым криком сиганул в большую лужу талой воды и побежал, мокрый и грязный домой.
3
На каждом шагу за мной оставались мокрые и грязные следы, текла вода на кафель и мне снова захотелось зареветь. Я прошёл мимо стоявших у лестницы колясок, великов, педальных автомобильчиков и неубранных ещё с зимы санок и понурившись, стал подниматься по лестнице.
С третьего этажа, на котором я жил слышалась знакомая музыка:
"Капли датского короля или королевы,
Это крепче чем вино, слаще карамели,
И сильнее клеветы, страха и холеры!
Капли датского короля пейте кавалеры!
Капли датского короля пейте кавалеры!"
Дверь первого этажа со скрипом открылась. Выглянул любопытный и вертлявый третьеклассник Колька, с которым мы часто играли во дворе.
"Рёв орудий, посвист пуль, звон штыков и сабель
Растворяются легко в звоне этих капель.
Солнце, май, Арбат, любовь, выше нет карьеры!
Капли датского короля пейте кавалеры!
Капли датского короля пейте кавалеры!"
– Привет! – весело поздоровался Колька. Он был в одних трусиках и майке, ноги в тапочках, на носу клякса от чернил.
– Привет, – хмуро отозвался я.
Колька внимательно на меня посмотрел:
– Дарался что ли?
– Дрался.
Тут любой поймёт, что дрался… Сейчас от мамы такое будет!
– А с кем? – в весёлых Колькиных глазах читалось любопытство.
Я промолчал. Не хотелось вспоминать ни драку, ни ту глупость из-за которой она вспыхнула.
– А кто победил? – с интересом спросил Колька.
– Я… – упавшим голосом сказал я. И хотелось зареветь, но перед ноябрёнком, которого уже этим летом примут в пионеры пускать слезу было стыдно и я только шмыгнул носом.
– Коленька! – раздался из глубины квартиры голос Колиной мамы. – Коля, ты забыл про арифметику! С кем ты там говоришь?
– С Серёней Вьюжаниным! – жизнерадостно отозвался Колька. – Он с хулиганами дрался и победил!
– Немедленно за уроки! – рассердилась Колькина мама. – Нашёл с кем дружить! Говорила я тебе, не связывайся с этими Вьюжаниными! Они постоянно с кем-то дерутся. Дети улицы.
– Ну мама-а-а! – отчаянно заныл Колька, заступаясь за меня. – Он же ненарочно…
– Он хулиган! Ещё научит тебя плохому…
– А вот и нет! Серёнька хороший, ты ведь его не знаешь!
Я не стал слушать неприятный разговор и совсем подавленный поднялся на свой третий этаж. А внизу ещё с минуту не утихали голоса.
Колькина мама не любила меня. Тиму и Даню тоже. А всё потому, что мы с утра до вечера пропадали во дворе, играли в ножички, чику и другие игры, которые взрослые считают хулиганскими. Она считала, что мы для Кольки плохая компания и не позволяла ему с нами играть. Но Колька всё равно играл.
И дружил!
Я нажал на звонок. Раздалась трель, за ней шаги. Вышла мама и ахнула.
4
Раздевая меня в тамбуре, мама говорила, что я просто невыносим, что я её несчастье и наказание, и что нет мальчишки несноснее меня, и, когда все дети прилежно учатся, я дерусь и прыгаю по грязным лужам.
– Я просто не знаю, откуда берутся такие мальчишки! – раздражённо вздыхала она. – Что ни день, ты прибегаешь грязнее некуда!
Я ей дерзко ответил, что когда она приходит из районо с курткой и штанами, заляпанными краской, я ей ничего не говорю. На что мама стала говорить, что она имеет право меня ругать, потому, что она взрослая, а я десятилетний мальчишка, который ничего не смыслит.
– Ну вот, вечно вы говорите, что взрослые всегда правы, – сердито и с досадой пробормотал я, вылезая из кроссовок. – И дети должны слушаться. А сами детей доводят до слёз. Или сами хулиганят…
На это мама мне ответила, что не стоит всех взрослых считать хулиганами и мучителями, потому, что я, Тима и Даня мучаем её с того дня, как мы вообще появились на свет. И других взрослых к стати тоже! И учителей в школе, и воспитателей. Тётя Наташа устала жаловаться на наши выходки, а председатель к сожалению всё время закрывает на них глаза!
– А что ты сделал со своим несчастным портфелем! – охала мама. – Я устала пришивать тебе ручки и в этот раз будешь пришивать ты!
Но увидев наверное моё лицо, она замолкла.
– Кто тебя Серёнечка? – с тревогой спросила она.
– Никто, – сердито буркнул я.
– Может ты заболел?
– Не-а!
– Ну-ка подними голову!
Она ощупала меня, тронула рукой мой лоб, потом прижалась к нему губами, как она всегда делала, чтобы узнать, какая у нас темппература, смазала чем-то мои синяки, и отправила меня в ванную, включила воду.
– Сиди и отмокай, – велела мне мама, добавив пены. – Я через час сама тебя отмою, горе ты луковое!
– Я сам могу, – обиженно засопел я.
– Не возникай, радость ты моя! – отрезала мама и закрыла дверь.
Ванна наполнилась и я сразу устроил морской бой и погружение с аквалангом, караблекрушение и цунами. В ванной давно хранились наши корабли, с которыми Тим, Даня и я играли, пока была зима и запускать их было негде. На шум пришла мама и начала лить на меня воду и тереть.
– Ну ма-а-ам! – стесняясь, промычал я, прикрываясь пеной. – Не смотри!
– Да ладно, чего я там не видела! – небрежно отмахнулась мама, натирая меня кусачей мочалкой. – Не вихляйся, сладу с тобой нет!
Я вылетел из ванной вычещенный и порозовевший. В это время пришли Тим и Даня и мы устроили скачки на диване вместо уроков.
– Чё, досталось от мамы? – сочувственно спросил Тим.
– Ещё как! – переведя дух, сказал я. – Я думал она меня утопит!
Мама заявила на это, что я сам виноват. Нечего было мокнуть в луже, брыкаться, расплёскивая воду по всей ванной, и визжать, будто меня режут.
Начались мультики. Мы влезли втроём в кресло и стали смотреть, но не прошло и десяти минут, как мы уже возились, визжа и хохоча на всесь дом…
5
Синяки скоро исчезли. Я снял пионерский галстук. Было совестно за глупую драку, но скучать нам не пришлось. Мама велела нам пропылесосить всю квартиру, потому, что у мамы не было времени. Она собиралась нас накормить и бежать отмывать изрисованную хулиганами электроподстанцию. И мы занялись пылесосом. Но после того, как она увидела, что мы больше не пылесосим, а катаемся на пылесосе, как на педальном автомобильчике, и устраиваем возню и драку, она сама взялась за дело.
– Ничего вам доверить нельзя! – с сожалением ворчала она. – Сколько раз я вам говорила, что это пылесос, а не ракета?! Он и так еле дышит. А своими играми вы его окончательно доканаете!
Пылесос стал "еле дышать" как раз после наших игр. Один раз он у нас заглотил конструктор и поперхнулся, в другой раз мочалку, в третий раз мы с его помощью пытались откачать воду, когда нечаянно устроили потоп в ванной.
– Уберите свою комнату, – велела нам мама. – Игрушки раскиданы. Я об ваши машинки сегодня два раза чуть не поскользнулась!
Мы расхохотались и, толкаясь, влезли в комнату, но за уборкой незаметно устроили войнушку приёмчиками из джиу-джицу, скачками на большом зелёном диване и мушкетёрскими фехтованием.
– Это никуда не годится, мальчики! – сокрушённо сказала мама, снимая меня со шкафа. Я засмеялся и задрыгал босыми ногами. – Что в вас сегодня вселилось? – она вытащила Тиму из-за дивана, за которым он сидел и отстреливался от меня и от засевшего на балконе под креслом Дани. – Вот что, раз вы не можете усидеть на месте, я найду вам занятия.
Она побежала на кухню, загремела кострюлями и вернулась.
– Серёня, у тебя ноги быстрые, – распорядилась мама, – сбегай к электроникам и отдай им наше радио, а то в нём опять что-то разладилось…
– А чё я? – возмутился я. – Как бегать куда, так сразу меня!
– Ты самый шустрый и шумный, вот и пойдёшь. И смотри не падай больше в лужу! И не смей больше ни с кем драться!
– Сбегай! – передразнил я маму. – Да там в плавь только!
Но мама меня не слушала. Она занялась моими братьями.
– Тима, ты сбегаешь в гастроном за тушонкой и не вздумай брать сладкое! И жвачку эту дурацкую…
– Не буду…
Но по братишкиной хитрой ухмылке я понял, что он всё равно сегодня принесёт леденцы и жвачку.
– Ты, Даня вынесешь мусор, – велела Даньке мама. – И не вздумай опять тащить с помойки домой всякую дрянь!
Выбежав во двор, мы разошлись в разные стороны. Я посмотрел на воду, которая затопила двор и смело прыгнул через огромную лужу. Электроники были совсем рядом, но до них дойди ещё надо по такой слякоти!
Если опять прибежать мокрым до нитки, мама не отпустит гулять.
И я сиганул через лужу прямо на двустворчатый колодезный люк…
6
Ноги я всё-таки промочил и когда я всё же добрался до электроников, я с досады пнул ногой ледышку. Они были закрыты на обед, а это значит мне мёрзнуть тут час, пока все остальные ребята будут смотреть мультики. Может в отряд? Отнесли радио на кружок электроники? Лёнька со своей сеструхой быстро починят приёмнок. Но в отряде мне может влететь за драку. Девчонки наверняка уже на меня нябедничали… И тут я вспомнил, что в комсомольской ячейке на улице, где высоковольтки есть кружок электроники и там наше радио мигом починят. Я обрадованно подпрыгнул, чуть не упал в лужу, но вовремя подставил руки и упёрся ими в тускло горящую на солнце плиточную стену.
Здесь воды было меньше и я пошёл вдоль стены.
Вскоре я уже шёл домой довольный, что отдал радио на починку. Ведь без него не так-то весело делать зарядку, да и просто носиться по комнате и прыгать по дивану или делать уборку после возни.
– Серёнька! – окликнули меня.
– А? – оглянулся я.
– Насколько отпустили гулять? – окликнул меня Владька Сакурин, мой лучший друг. С ним здорово дружить и играть. Мы были неразлучны и даже сидели за одной партой. Сегодня ещё и вместе стяли на вахте.
Я побежал к нему.
Они с Лёнчиком стояли в дверях "Энергетика" и махали мне.
– Серёня, помоги нам индикатор найти, – попросил Влад. – Лёнчик с сеструхой робота делают, а индикатор поломался и убежал.
– Убежал?! – не поверил я.
– А ты как думал? – вздохнул Лёня и потёрся щекой о плечо. – .Мы с Алёной его умным сделали, ну чтоб задачки умел решать, говорить, двигаться, а он взял и сбежал! Сейчас где-то здесь бегает…
– Он очень пугливый, – пояснил Владька, – может тебя он не испугается?
– А кто его испугал?
– А я знаю?
– Пошли искать! – поторопил нас Лёня.
– А не мог он на крышу сбежать? – задумался Влад и встал на мысочки.
Владька был худым, длинным и гибким. А благодаря густой копне русых волос, он казался даже выше сверстников.
– Не знаю, – растерялся я, – если это он, то мог и на крышу забраться…
Я засмеялся и мы побежали ловить непослушный индикатор.
Наш индикатор я знал, а мои выходки знала вся улица.
Меня боялась половина школы из-за того, что я ходил на каратэ, ушу и джиу-джицу, хотя никого без причины не обижал и заступался за малышей. Моя форма постоянно была мятая, пионерский галстук висел тряпкой, кроссовки были расхлябаны и скрипели, берет слез на ухо. На носу зелёнка после того, как я познакомился со скелетом в классе биологии, а рот до сих пор был синий. Это я пытался оживить свою руску и набрал в рот чернил…
Вид у меня был не как у прилежного пионера и звеньевого.
– Ладно, – оживился я, – пошли искать!
Владик вооружился шваброй и мы вошли в пустынный гулкий зал.
7
Из мальчишек в зале были только мы. У стен перемигивались и переступали с ноги на ногу разные роботы. У некоторых ног было и четыре, и шесть, и даже восемь. И один такой тут же затёр грязные следы, которые я оставил, и исчез. Я снял куртку и берет, отдал их другому роботу и тот повесил их на вешалке а мы пошли искать сбежавший индикатор.