Пролог
Я увидел её раньше, чем она узнала моё имя.
Она стояла на краю фонтанной площади с блокнотом в руках и рисовала. У неё были наушники, в волосах запутался солнечный луч, а на щеках – пятна от пастели.
Я сидел в кофейне через дорогу. Просто… смотрел.
Улыбнулся, сам того не замечая. Как будто в этом городе – кроме моих гитар и пустых вечеров – появился новый цвет.
Но я не подошёл.
Просто… закрыл тетрадь, встал и ушёл.
Через две недели отец сказал: «У меня появилась женщина. У неё есть дочь. Вы, наверное, сдружитесь.»
И когда я вошёл в гостиную – она подняла глаза.
Та самая.
Глава 1
Я стояла у порога с охапкой холстов, как снежный человек с кисточками.
В одной руке – коробка с красками, в другой – портфель, который никак не хотел висеть на плече.
Рядом мама с румянцем на щеках, а впереди – дом. Большой, светлый, с крыльцом, как в фильмах, где обязательно случается что-то важное.
– Миланочка, может, я подержу? – засуетился Сергей, будущий отчим.
– Нет-нет, я герой, я справлюсь, – бодро отозвалась я, хотя кисточка уже почти лезла мне в ухо.
Мы зашли в дом. Просторный коридор, запах дерева и свежей выпечки.
Сергей обернулся и крикнул куда-то вверх:
– Лев, спустись! Познакомься!
И тогда он появился.
С верхней ступени спустилась фигура – высокая, чёрная футболка, капюшон, наушники в ушах.
Он двигался неспешно, как тень на рассвете.
Волосы собраны в небрежный пучок, глаза – тёмные и внимательные.
Он посмотрел на меня, ровно секунду. Не сказал ни слова. И продолжил спускаться, будто мы с мамой были просто мебелью.
– Это мой сын, Лев, – улыбнулся Сергей, словно ничего не заметил.
–Здравствуйте – буркнул он, посмотрев на маму.
Она была женщиной лет 35 и звали её Алла.
– Привет! – радостно ляпнула я, переместив холсты с одного бедра на другое. – Я Милана. Очень приятно!
Лев кивнул. Один раз.
Не ухмыльнулся. Не скривился. Просто… кивнул.
А потом прошёл мимо и исчез куда-то вглубь дома.
Ну, отлично.
Сводный брат-молчальник.
Но ничего – я его растоплю. Рыжие позитивчики на то и существуют, чтобы будить таких, как он.
Сергей показал нам комнату, которая теперь была моей.
Я толкнула дверь бедром, всё ещё балансируя с холстами, и чуть не присвистнула.
– Вау. Серьёзно? Это всё мне?
Комната была словно вырезана из пинтереста: светлая, большая, с окном в пол, откуда видны деревья и кусочек заката. У стены – кровать с мягким серым покрывалом, на полу – ковёр, на котором хотелось полежать звёздочкой. И даже маленький столик для рисования. Как будто этот дом сам знал, кто в него приедет.
– Лев тут сам всё подготовил, – сказал Сергей, ставя коробку у порога. – Сказал, что художникам важен свет.
Я замерла.
Он?
Тот самый молчун в капюшоне, который прошёл мимо меня как мимо вешалки?
Может, я его зря на старте списала?
– Спасибо, – тихо сказала я, больше себе, чем кому-то.
Сергей ушёл, оставив нас с этой новой главой жизни. Я поставила холсты к стене, раскрыла коробку с красками, вдохнула запах масла и пыли – мой любимый.
И вдруг…
Откуда-то сверху – тихие аккорды.
Не радио. Не плейлист. Настоящая гитара.
Грубая, красивая, чуть нерешительная.
Я подошла к окну, приоткрыла его.
Звук усилился – мелодия была грустной, почти старой. Такой, что хочется смотреть в потолок и думать обо всём.
Наверное, это был он.
Лев.
Улыбнулась.
Кажется, у нас всё-таки получится.
Я шла на звук, как по ниточке.
Музыка вилась по лестнице – чуть глухая, сдержанная, но красивая, почти упрямая.
На втором этаже было полутемно, пахло деревом, книгами и чем-то металлическим – может, струнами.
Остановилась у одной из дверей.
Постучала два раза.
Гитара замолчала, будто я нажала на паузу внутри кого-то.
– Можно? – спросила я тихо, уже почти жалея, что не принесла печеньки в залог мира.
Пауза.
– Заходи, – прозвучало хрипловато и не особо обнадёживающе.
Я толкнула дверь.
Комната была совсем не похожа на мою – тёмные стены, постеры с группами, которые кричат даже в тишине, чёрный компьютерный стол, аккуратно сложенные наушники. Лев сидел на кровати, гитару он уже положил рядом. Смотрел на меня так, как будто я принесла не краски дружбы, а налоговую проверку.
– Ты красиво играешь, – сказала я, входя осторожно. – Правда. У тебя руки живут отдельно от тебя?
Он прищурился.
– Это был комплимент? – спросил он. – Или ты подозреваешь меня в расщеплении личности?
– В комплименте. Но, видимо, с побочным эффектом.
Он усмехнулся. Впервые. Криво, с укором.
– Ты всегда так вваливаешься в чужие миры с улыбкой и метафорами?
– Ну… я стараюсь быть вежливой.
– М-м. Странный способ выживания.
Я закатила глаза, но с лёгкой улыбкой.
– А ты всегда встречаешь гостей, как будто им вход по предварительной броне и с предъявлением паспорта?
– Только если гость врывается в мою жизнь с холстами и желанием «подружиться».
– Подумаешь, дружелюбие – смертный грех, – пробормотала я, отступая к двери.
– Не смертный, – ответил он, поднимая взгляд. – Но подозрительный. Особенно когда оно рыжее и шумное.
Я рассмеялась – коротко, чуть раздражённо, но честно.
– Знаешь, ты очень…
– Осторожно, – перебил он, глядя в упор. – Сейчас опять комплимент будет, и придётся хамить в ответ.
– Тогда ладно, – кивнула я. – Оставлю оценку на потом. Вдруг у тебя вторая сторона души повежливее.
– Вторая занята. Играет на гитаре.
И дверь за мной закрылась.
Я захлопнула за собой дверь и буквально сбросила себя в комнату.
Холсты остались у стены, коробка с красками открыта, но я плюхнулась прямо на ковёр – звёздочкой, лицом вверх, руки в стороны.
– Бука, – протянула я в потолок. – Ну просто форменный бука.
Саркастичный, хмурый и, наверное, питается грустью.
И ещё у него слишком правильные скулы.
Для буки это вообще законно?
Лето было в самом разгаре, но кондиционер тихо гудел, распространяя прохладу. Ковёр оказался идеальным – мягким, как взбитые сливки, только пушистым. Я зарылась в него щекой, закрыла глаза и выдохнула.
– Я приехала, чтобы рисовать, а не воевать. Неужели так сложно просто сказать: «Привет, Милана, рад знакомству»? Ну ладно, хотя бы «Привет, не мешай жить». Хотя бы…
Я снова закатила глаза, на этот раз в никуда.
Но почему-то улыбалась.
То ли от ковра, то ли от солнца, то ли от того, как нелепо всё началось.
Ну ничего, мы ещё подружимся. Даже если он будет рычать, как ежевечерний металл в наушниках. Я оптимист с кистью в руке и тёплыми пятнами на щеках.
Снизу донёсся чей-то смех – кажется, мама с Сергеем обсуждали мебель.
А у меня был ковёр. Кондиционер. И война миров по имени Лев.
Утро выдалось ленивым, как варенье в банке – сладкое, тягучее.
Я спустилась на кухню, в легкой футболке и с растрёпанным хвостом, и в лоб получила ароматом свежих блинчиков. Мама стояла у плиты, Сергей листал новости в телефоне, а за столом уже сидел он.
Лев.
Хмурый, как будто всю ночь спорил с совестью и проиграл.
– Доброе утро, – сказала я, стараясь звучать бодро.
Он кивнул, не глядя.
Но потом всё же бросил в мою сторону взгляд и произнёс:
– Надеюсь, сегодня ты не будешь оскорблять ковёр. Он тебе вроде ничего плохого не сделал.
Я застыла, прикусив губу.
Мама обернулась с ухмылкой:
– Что, Миланочка, опять вслух разговаривала?
– Это был… творческий акт, – буркнула я, заливая себе чай. – Очень важный. А подслушивать некрасиво.
– А кричать на ковёр – это изящно? – Лев поднял бровь. – Ты его звала букой. Или это мне досталось?
– Если ты ассоциируешь себя с ковром, я не виновата, – мило улыбнулась я, откусывая блин. – Хотя пушистости тебе явно не хватает.
Он усмехнулся – почти одобрительно.
И всё-таки, хоть и не признал, но блин себе всё-таки взял.
С вареньем.
– Так, внимание, семейный совет, – бодро хлопнул в ладони Сергей, пока я допивала чай. – Сегодня мы все едем в аквапарк. Надо сблизиться, повеселиться и в целом стать дружной ячейкой общества!
Мама улыбнулась, я зажглась, а Лев…
– О боже, – простонал он, как будто его только что предложили отдать в жертву солнцу. – Вода, люди, солнце… Нет, спасибо. Я хотел остаться в тени, как благородный вампир.
– Ты и так бледный, как выпуск альбома группы с депрессией, – фыркнула я.
Он медленно поднял на меня глаза, чуть сузил их.
– Это было почти обидно. Почти.
– Значит, я прогрессирую, – я кивнула сама себе.
– Дети, – вмешалась мама с доброй строгостью. – Без пикировок.
– Да нет, они уже общаются, – вмешался Сергей и подмигнул мне. – Это у них фаза «люблю-ненавижу», самая продуктивная.
Лев снова застонал и поднёс ко лбу ложку, как будто хотел себя ею усыпить.
– Может, я упаду в обморок до выезда? Это спасёт всех.
– Нет уж, – сказала я, хватая свой рюкзак. – Ты поедешь. Мне нужно видеть, как ты в плавках страдаешь от солнечного счастья.
Он усмехнулся, криво, но с интересом.
– У тебя какой-то нездоровый юмор, позитивчик.
– А у тебя нездоровый цвет кожи, Левушка.
– Блёдный – значит загадочный.
– Загадочный – это когда не пугаешь детей на пляже.
Сергей хлопнул в ладоши:
– По машинам, семейка Адамс, аквапарк ждёт!
Аквапарк сиял, как иллюзия из летнего сна – в воздухе витал запах хлорки и жареных пончиков, дети визжали, водяные горки петляли над головами, а солнце припекало без пощады. Я выскочила из раздевалки первая – в ярком купальнике с ананасами, волосы заплетены в два небрежных косичка. Почти счастье.
И тут он вышел.
Лев.
Мрачный, как тень за солнечным пляжем.
Чёрные плавки, тощие бледные руки с чуть проступающими венами и… неожиданно рельефный пресс. Как? Почему? Он же выглядит как человек, питающийся сарказмом и кофе, а не белками и тренировками.
Я застыла на месте, пока он не метнул в мою сторону взгляд.
– Пялиться – невежливо, позитивчик.
– Я просто проверяла, не начнёшь ли ты таять, – огрызнулась я, отводя взгляд. – Столько солнца, а ты без своего капюшона.
Он только пожал плечами и направился в сторону бассейна, как будто его вообще не интересовало, куда он идёт.
Но стоило ему пройти мимо группы девчонок нашего возраста, как они синхронно повернули головы.
Заиграли улыбки, зацепились взгляды, и одна из них – блондинка в оранжевом купальнике – даже крикнула:
– Эй, классная татуировка! Можно посмотреть поближе?
Лев, не сбавляя шаг, глянул через плечо:
– Она у меня на спине. Так что… только если догоните.
О-о-о, ну конечно. Князь тьмы включил режим рок-звезды.
Я скрестила руки и закатила глаза.
Он даже здесь умудряется быть антисоциальной загадкой, которая, к несчастью, нравится всем.
Может, зря я его ковром обозвала. Скорее, он как магнит – только с отрицательной полярностью. Всё тянет, но сам – отталкивается.
Я устроилась на большом круглом баллоне, покачиваясь на волнах ленивой воды, и щурилась на солнце, прикрывая глаза рукой. Плавать я не умела – с детства предпочитала искусство, холсты и танцы, а не борьбу с водой, в которой запросто можно утонуть. Поэтому я была здесь – надувной наблюдательный пункт, спокойствие и зрелище в одном флаконе.
И, конечно, я нашла, на кого смотреть.
Лев.
Он плыл как будто родился в воде – быстрый, уверенный, будто она его обнимала, а не сопротивлялась. Волосы прилипли к затылку, а спина блестела под солнцем. Удивительно: вне воды он был угрюмым ежом, а здесь – почти… свободным.
Вокруг него кружились девчонки. Смеялись, звали его, одна даже обрызгала. А он? Он улыбался. Да, настоящий, живой Лев улыбался. И даже ответил одной что-то, отчего она смутилась, прикрыла лицо ладонями и тихонько захихикала.
Русал среди русалок. Или акул?
Я сдвинулась на баллоне, отчего чуть не свалилась в воду. Сердце глупо сжалось, и я сама на себя разозлилась.
Да какая разница? Пусть плещется. Главное, чтоб потом не ныл от хлорки и солнца. Всё же он – наш домашний готический персонаж, а не Бэтбой у бассейна.
Но взгляд мой всё равно возвращался к нему.
Видимо, наблюдать за ним было… интереснее, чем за любыми водными шоу.