Звезды над Кишимом. 2 том

- -
- 100%
- +
– Ну, Ваня, ты даешь! – дивились мы выходке своего друга.
На следующий день мы вышли на тактические занятия. Погода стояла жаркая. Сопки были покрыты сплошным покровом высохшей колючей травы. Мы отошли от батальона на пару километров на северо-восток и там решили проверить эффективность выданных нам новинок.
Гранаты РГН-5 были шарообразной формы с пластиковым запалом. Они предназначались для ведения боя в условиях гор. Обычные гранаты взрываются через три-четыре секунды после отделения чеки и при падении на склон горы могут скатиться в сторону от места назначения. В новых гранатах был установлен механизм, благодаря которому они должны взрываться сразу при попадании в нужную точку. Это позволяло бросать гранату по целям, которые были выше по склону, не опасаясь того, что она отлетит обратно и разорвется возле бросившего ее.
Мы взорвали с десяток этих гранат и убедились, что они были бы пригодны в горах и не только. Их взрыв показался мне мощнее, чем у РГД-5.
Потом мы приступили к испытанию зажигательного пиропатрона. Ручное его применение не представляло никаких проблем. Своей формой он напоминал сигнальную ракетницу диаметром около пятидесяти миллиметров. С обоих концов патрона имелись завинчивающиеся металлические пробки, под каждой из которых была веревочка с кольцом, точь-в-точь как у сигнальных ракетниц. Для ручного применения отвинчивали большую крышечку зеленого цвета, дергали за кольцо и бросали в объект, который необходимо было поджечь. Температура горения термита была высокой, и он горел ярким пламенем. Для того чтобы поджечь то, что находится на расстоянии до четырехсот метров, дергали за кольцо с другой стороны приспособления. Оно было красного цвета и располагалось под крышечкой меньшего размера. Однако в этом случае была чувствительная отдача.
В инструкции по применению этого инженерного чуда для запуска на дальнее расстояние изготовитель рекомендовал сесть на землю, подтянув колени, и прижать автомат одной боковой частью к передним поверхностям голеней обеих ног так, чтобы получилось некое подобие буквы «н». Затем следовало упереть пиропатрон в автомат, пропустив веревочку с кольцом сквозь дужку курка, плотно прижав всю эту конструкцию к голеням, а патрон направить на цель. Боец на глаз прикидывал угол навеса и дергал за веревочку.
Соловей, Коля Кулешин и Юра Низовский, изучив инструкцию, сумели-таки провернуть эти манипуляции и выпустили несколько зажигалок по окрестным сопкам. Там, куда они попадали, тотчас вспыхивали заросли сухой колючки, густо покрывающей все вокруг. Набирая силу, пламя двигалось по склону и широким фронтом оставляло позади сплошную черную как сажа поверхность.
Вволю поупражнявшись, мы возвращались в батальон. Когда наш взвод выходил на эти занятия, сопки были рыжими, как барханы. Теперь же языки пламени вылизывали склоны, подбрасывая в небо пепел от травы и превращая окружающий ландшафт в чернеющие громады холмов. Сизый едкий дым, змеясь и причудливо извиваясь, стелился по выжженной земле, воспаряя вверх и заволакивая воздух мутной прогорклой пеленой.
Увидев эту картину, мне вспомнились слова из песни Владимира Высоцкого «Солдаты группы „Центр“»:
А перед нами все цветет,За нами все горит.Не надо думать – с нами тот,Кто все за нас решит.Веселые – не хмурые —Вернемся по домам, —Невесты белокурыеНаградой будут нам!В этой песне говорилось о немцах, которые по приказу своего правительства взялись за оружие, чтобы завоевать все страны и переделать в соответствии с внушенными им идеалами. Они поверили своим вождям и как могли старались честно выполнять свой долг, надеясь, что когда-нибудь будут жить в совершенном мире. Но в конце концов оказалось, что все, что им приказывали, было преступлением против человечества.
В любой войне обычный солдат всегда находится в незавидном положении. Если ты наемник, расклад простой: тебе платят – ты воюешь, не платят – не воюешь. Тебя не волнует, на чьей ты стороне и против кого, главное – деньги. Мерзко, конечно, не иметь своих убеждений, сделать убийство средством для заработка и воевать за того, кто платит больше. Но история существования наемных солдат стара как мир.
Принято считать, что если ты сражаешься за идею и свои убеждения, то это совсем другое. Только на поверку и здесь далеко не все однозначно. Идеология давно стала одним из самых тонких и изощренных инструментов для управления массами. Разрабатываются искуснейшие методы и тактики для манипуляций общественным сознанием. Есть даже специальный термин – политтехнологии. И куда обывателю тягаться с мощной пропагандистской машиной, призванной заставить поверить в то, что выгодно верхам и подчиняться ее нуждам.
Сначала тебе забивают голову всякой патриотической ерундой, замешанной на ненависти к врагам твоего государства. Но зачастую главные вредители те, кто втюхивает всю эту чушь. Будучи одержимыми всякого рода безумными идеями по улучшению миропорядка, они заботятся в первую очередь о своем благополучии, а ты – один из миллионов исполнителей их замыслов. Без таких, как ты, они никто. И понимая это, они держат тебя на коротком поводке, беспощадно наказывая, когда ты противишься их воле, и бросая кость, когда ты осуществляешь то, что они от тебя хотят.
Просто втемяшить молодому человеку мысль о собственном превосходстве, о необходимости вооруженной борьбы с вселенским злом. Дать в руки оружие и отправить на священную бойню. А тут уже один шаг к тому, чтобы, следуя неведомо откуда взявшемуся долгу и повинуясь приказам, расстреливать людей за то, что они якобы относятся к низшей расе и не заслуживают жить на одной с тобой земле. Вершить правосудие, стреляя в беззащитных. И так немудрено усыпить свою совесть тем, что ты всего лишь солдат, верный своему долгу.
А откуда берется этот долг? Кому и за что должны были миллионы немцев с оружием в руках, идущие покорять мир? Для рядового солдата выбор весьма ограничен. Ты либо выполняешь приказ, либо становишься врагом своего государства. У тебя не может быть мнения, отличного от политики системы, которой ты служишь. И солдаты Третьего рейха отдавали жизни, свято веря вождям и навязанным ими идеалам.
Такая великая страна, как Германия, известная своими достижениями в разных областях, попалась на крючок своей мессианской богоизбранности, вдолбленной ей кучкой воинствующих психопатов во главе с Гитлером.
Фюрер сделал то, что до него не удавалось почти никому. Он объединил германцев, выбрав кратчайший и беспроигрышный вариант – убедить их в том, что они исключительная нация.
Идеологи фашизма разработали стратегию, основанную на придании благородного оттенка низменным качествам человека. Их движущим мотивом стало стремление к мировому господству. Многим немцам пришлась по душе роль избранной нации, повелевающей другими народами и к тому же полностью уничтожающей те из них, которые не вписывались в концепцию нового порядка. Поддавшись этому искушению и ощутив свою уникальность, немцы обрели огромную силу, и фашисты чуть было не воплотили свой замысел.
Оглядываясь на события недавнего прошлого, волей-неволей начинаешь задумываться о том, насколько правильную политику ведет руководство твоей страны. Мы не истребляем миллионы людей в концентрационных лагерях. Не губим их в газовых камерах и не сжигаем в печах. Напротив, мы стараемся принести народу Афганистана мир и процветание. Наша страна ратует за равные права для всех, за справедливое общество, где нет эксплуататоров и угнетаемых. Но как воспринимают нас афганцы? Одни как освободителей, связывая с нашим здесь присутствием свои сокровенные мечты. А другие видят в нас захватчиков и боятся распространения коммунистической чумы, ведя активную антисоветскую пропаганду и разжигая священный джихад. Но есть и третья категория – дети.
Афганская детвора – любознательная, как всякая ребятня на земле, при том что образованные люди встречаются в этой стране редко.
Местные подростки и дети помладше все схватывают на лету, а некоторые из них немного говорят по-русски, приправляют свою речь матом, подражая нашим военнослужащим. Иногда, стоя на посту, мы перекидываемся с афганскими мальчишками несколькими фразами. Они матерятся на русском, мы отвечаем им руганью на таджикском, и это безумно забавляет и их, и нас.
Как-то мы с Сашкой, сопроводив офицеров управления в Кишим, возвращались вдвоем по улицам этого захолустного селения, а за нами следом неслась ватага афганских мальцов. Они что-то озорно кричали, как обычно попрошайничали, дотрагиваясь до нас руками.
Нам казалось, они не считали нас врагами. Когда те, осмелев, цеплялись за нашу одежду и тянули за оружие, мы, состряпав свирепые лица, мигом разворачивались, делая вид, что вот-вот набросимся на них. Визжа от восторга, они пускались наутек, как стайка рыбешек от упавшего в воду камня. Но потом потихоньку снова подходили ближе.
Среди них были светловолосые. За внешнее сходство с русскими детьми мы дразнили их, называя шурави. Они, нахмурившись, ругались по-таджикски, а нам было потешно.
В какой-то момент они настолько потеряли страх, что мы, подхватив двоих ребятишек на руки, усадили себе на плечи и несли почти до КПП. Остальные тоже хотели прокатиться, но времени на игры у нас не было. Расставаясь, мы дали самому старшему сигнальную ракетницу в подарок, он с сияющей улыбкой побежал обратно в Кишим. Вся орава, чирикая что-то своими звенящими в ушах голосами, ринулась за ним, оставив после себя лишь следы босых ног в дорожной пыли.
«Дети войны» – ужасное, отвратительное словосочетание. Тем не менее, даже когда идет война, они умудряются сохранить свое непосредственное отношение к происходящему. Дети не понимают, почему надо бояться и ненавидеть кого-то, пока взрослые не растолкуют им, что к чему, или они не приобретут свой страшный опыт.
Родители рассказывали мне о войне. Они тогда были совсем маленькими.
В годы войны отец жил на оккупированной территории, и ему запомнилось, как немецкие солдаты обращались с детьми. Бывало, они угощали детвору конфетами и шоколадом, играли им на губной гармошке. Папе было больше десяти лет. И хотя его имя было Амза, немцы называли его на свой манер – Гамзаль. Отец говорил, что многие из немецких солдат и офицеров были довольно отважными. По ночам деревню часто бомбили советские легкие бомбардировщики, и подвыпившие немцы выходили из домов и, стоя в полный рост, стреляли по фанерным самолетам из своих вальтеров, люгеров и шмайсеров.
Несомненно, как на войне, так и в мирной жизни люди бывают разные: добрые и злые, смелые и трусливые, милосердные и черствые.
Однажды мама гуляла неподалеку от какого-то немецкого военного объекта. Там малолетнего ребенка подозвал один полицай. Стоило ей подойти к нему, он так ударил ее по лицу нагайкой, что та едва не лишилась глаза.
А как-то мама стала свидетельницей расстрела группы людей. Это были евреи или цыгане, которых заставили выкопать большую яму. Когда они закончили, их построили у ее края. Офицер, управлявший этой процедурой, отдал приказ солдатам открыть огонь. Мама, видя, как одни люди убивают других, во всю мочь закричала: «Не стреляйте!» – и упала без чувств. Но за грохотом выстрелов никто, конечно, не услышал отчаянного протеста маленькой девочки. Когда ее нашли родные, она долго не могла успокоиться и, сотрясаясь всем телом, испуганно повторяла: «Не стреляйте… Не стреляйте…» По прошествии многих лет мама помнила это.
После окончания Великой Отечественной войны прошло чуть более четырех десятилетий, и теперь мы здесь, в Афганистане, отстаиваем интересы своего государства.
А в самом Советском Союзе набирают силу непонятные нам процессы. Горбачев начинает диалог с Западом. Встречи на высшем уровне, договоры о сокращении стратегических наступательных вооружений. Запад выступает за немедленный вывод наших войск из Афганистана, и, похоже, новое политическое руководство СССР намерено к этому прислушаться и продолжать переговоры с представителями противоположного лагеря. Очевидно, что простому народу по обе стороны от железного занавеса это внушает надежду на прекращение холодной войны – многолетнего, изматывающего противостояния между Востоком и Западом и сопутствующей этому гонки вооружений.
Средства массовой информации сообщают о том, что накоплен запас ядерного оружия в шесть раз больше того, чем требуется для уничтожения нашей планеты. При этом мы не знаем, чего ждать от Запада с его разлагающим, тлетворным влиянием. В Союзе замаячил призрак капитализма.
Иногда, выходя на тактические занятия и не испытывая желания бродить по горам в полуденный зной, мы укрываемся в развалинах в нескольких сотнях метров от батальона. С тыла нас прикрывает Окопная, а вся окрестность перед нами просматривается ее часовыми и несущими боевое дежурство в батальоне. Для подстраховки мы выставляем на склонах Окопной еще пару наблюдателей, а остальные, укрывшись в тени дувалов, имеют возможность отдохнуть от службы.
Сидим, прислонившись спиной к глиняным стенам, и размышляем каждый о своем. Говорить особо не о чем, – все новости обсуждены, анекдоты пересказаны. Мы знаем друг о друге все и уже представляем себе, чего ждать в трудную минуту от того, кто рядом. Жара утомляет и снижает умственную активность. Афганистан дышит в загорелые, обветренные лица солдат своим сухим, испепеляющим зноем, и даже тень спасает лишь отчасти.
На одном таком привале наблюдатели засекли группу афганцев – их было семь или восемь, которые, подойдя к камышовым зарослям на западе батальона, углубились в них. Мы сразу доложили о происшествии в штаб батальона и, получив указание обработать этот участок гранатами и огнем из стрелкового оружия, выдвинулись выполнять задание.
Раньше отсюда батальон прикрывала застава «Кулик». А теперь средь бела дня духи могли подходить почти вплотную к границам гарнизона, прячась за густыми камышовыми зарослями. Вообще этот район хорошо просматривался и простреливался с Окопной, да только наблюдатели заставы, видимо, считали, что днем ни им, ни тем более расположению 3-го МСБ не может всерьез что-либо угрожать, и уменьшали фокус в этом секторе.
Через несколько минут мы были на месте. Сначала обошли камышовый лес, осмотрев его. Пространство, где росли камыши, было залито водой и напоминало болото. С запада вглубь камышей вели ходы, похожие на кабаньи тропы в тугаях6. По этим ходам вполне могли перемещаться и люди.
Мы не скупясь забросали заросли ручными гранатами и обстреляли из автоматического оружия и подствольных гранатометов. Никаких признаков того, что в камышах кто-то есть, не было. Ни шороха, ни звука.
Во время забрасывания камышей гранатами одна из эргээнок разорвалась в воздухе. К счастью, она успела отлететь метров на тридцать. Столь непредсказуемое поведение гранаты озадачило нас. Также мы выяснили, что гранаты системы РГН легко взрываются при контакте с водой.
Заросли камышей были на западной границе батальона, и при всех наших действиях мы не могли допустить проникновения пуль и гранат на его территорию. Тем не менее находящиеся на другой стороне гаубичная и минометная батареи приняли разрывы в камышах за духовский обстрел и стали долбить из своих орудий по окрестным горам. Мы от души посмеялись над этим, вообразив себе, как они сейчас оголтело носятся на своих позициях, выискивая в горах точки, с которых ведется обстрел. Вскоре ответный огонь прекратился. Вероятно, неугомонным артиллеристам сообщили из штаба, что это мы обстреливаем камыши.
Закончив с камышами, мы не спешили возвращаться в батальон. Наше внимание привлек один феномен. Под каким бы углом ни вошла пуля в стоячую или медленно текущую воду, фонтанчик поднимается строго вертикально.
Поразмыслив, мы выдали кучу всяких теорий на этот счет. Потом дембеля показали нам, как можно метать Ф-1 с пешего хода. Такие гранаты имеют радиус разлета осколков около двухсот метров. Максимальная дальность их полета редко превышает пятьдесят метров, поэтому бросают Ф-1 обычно из укрытия. Чтобы метнуть ее, нужно быть как минимум в каске. Если же на тебе бронежилет, то тогда проблем нет.
Когда кто-то из своих, предупредив окружающих криком «Бросаю Ф-1!», кидает гранату, необходимо присесть на одно колено и развернуться вправо, сократив тем самым площадь возможного попадания осколков. Держа автомат вертикально перед собой рожком влево и удерживая его левой рукой за ремень в месте крепления ремня к цевью, прикрыть им левую часть корпуса и согнутую левую ногу. Бедро правой ноги, опирающейся коленом о землю, должно находиться строго за голенью левой. Далее наклонить голову с надетой каской в сторону взрыва, что позволит защитить от осколков голову и шею.
Мы испробовали этот способ, пару раз бросив гранату на ровной местности. Осколки, звеня, пролетели где-то над головами, никого не задев.
– Но применять его без особой нужды не стоит… – предостерегли нас дембеля.
Глава 27. Застава в ружье!
Застава с верблюжьим названием «Двугорбая» размещалась к востоку от расположения батальона на удалении не более полукилометра и контролировалась девятой МСР. Смена взводов, несущих боевое дежурство, происходила раз в месяц. Почти постоянно бойцы на заставе были заняты караульной службой. Если днем это не требовало усилий и на наблюдательных постах сидели в основном колпаки, то ночью все было иначе.
Темными безлунными ночами, в снег, дождь, под завывание ветра, когда все вокруг окутано непроглядной тьмой, несли здесь службу бойцы роты.
Прямо у подножия заставы змеилась караванная тропа. По ней в Кишим ходили караваны торговцев. Дежурившие солдаты досматривали их и практически с каждого брали небольшой, чисто символический оброк. Это могли быть восточные сладости, чай и, разумеется, чарс. Афганцы тоже контактировали с бойцами, жившими на заставе. Их привлекали предметы армейского обихода, продукты, медикаменты, одежда и обувь. Поговаривали, что к бойцам с Двугорбой наведывались и совсем уж подозрительные личности, интересовались они отнюдь не безобидными вещами, а имеющими непосредственное отношение к проведению военных операций. И, похоже, обмен и продажа не ограничивались только сигнальными ракетницами. В погоне за наживой кое-кто из солдат вел игры в мутной воде. Порой люди, желая получить материальную выгоду, теряют здравый смысл и ради какого-то барахла ставят под удар свою жизнь и тех, кто рядом.
Разведчики чаще остальных выходили на боевые задания, и риск стать жертвой боеприпасов, проданных духам нашими же солдатами, у нас был выше. Заводя об этом разговор с обитателями Двугорбой, они отшучивались тем, что это слухи, не имеющие под собой никакого основания. Зато канал, по которому с заставы в батальон попадал чарс, функционировал бесперебойно.
Одним поздним осенним вечером, когда солнце уже укатилось за горный хребет на западе и в небе цвета ультрамарина засверкали первые звезды, мы услышали несколько взрывов и стрельбу на Двугорбой. Причем интенсивность огня была настолько высокой, что стало понятно – на заставу совершено нападение. Пущенная красная ракета взмыла в вечернее небо, подтвердив худшие предположения.
Мы были подняты по тревоге и высыпали на свои позиции, ожидая, что сейчас, возможно, нам дадут команду выдвинуться на подмогу бойцам девятой роты. Взрывы, стрельба из стрелкового оружия, трассы очередей, выпущенные из орудий БМП-2, которые были на боевом дежурстве, улетали в сторону уходящей на восток горной гряды.
Огнем своих орудий пехотинцев поддержали первый огневой взвод гаубичной батареи, минометчики и боевые машины нашего взвода, разместившиеся в этом секторе батальона. Горы к востоку окрасились вспышками взрывов.
Стрельба из боевых машин и артиллеристская канонада продолжались минут десять-пятнадцать, затем с Двугорбой выпустили зеленую ракету, что послужило сигналом к прекращению огня. Атаку отбили. Через связистов мы узнали, что духи попытались захватить Двугорбую. Потерь среди наших нет.
– Духи окончательно оборзели! На заставу поперли, – негодовали мы. – Чарсом обдолбились, что ли? Завтра, глядишь, и на батальон замахнутся…
Следующий день выдался ясным и жарким. Часам к десяти к нам прилетели вертолеты из Файзабада. Помимо продуктов, боеприпасов и почты, они привезли офицера из особого отдела. Поводом для его визита в наш батальон стал вчерашний инцидент. После выяснения обстоятельств он вознамерился посетить заставу, чтобы лично осмотреть ее и побеседовать с участниками героической обороны Двугорбой.
Инспектора сопровождали бойцы нашего взвода, я был в их числе. Мы прибыли на заставу, но не стали сразу подниматься наверх. Для начала наш гость обошел близлежащие окрестности и самостоятельно исследовал район вчерашнего боя. Мы находились рядом.
Недалеко от Двугорбой батальон, наблюдатели которого просматривают всю округу на несколько километров. Тут застава со своими постовыми. Но мы, как обычно, соблюдали меры предосторожности. Следя за обстановкой, старались сохранять дистанцию и не задерживаться на одном месте. Бойцы девятой роты, дежурившие в это время на заставе, также держали инспектора в поле своего зрения.
Появился и начальник заставы – командир взвода, сидевший на Двугорбой, по званию старший лейтенант. Он подошел к нам и поздоровался с офицером из особого отдела. Тот сухо представился, ответив на приветствие лейтенанта, и смерил его каким-то странным, изучающим взглядом.
Начальник заставы был ростом выше среднего, спортивного сложения. В батальоне служил не так давно, и прежде мне нечасто приходилось сталкиваться с ним. Он выглядел старше своих лет, производил впечатление человека, способного на решительные действия. Гость из полка был взрослее, среднего роста и крепкой комплекции. Вел он себя немного надменно.
Особисты в нашей армии были наделены огромными полномочиями. Приезд представителя особого отдела всегда был событием, которое могло повлечь серьезные последствия, и был сравним, пожалуй, с визитом инквизитора в средневековой Европе. Это объясняло то, почему лейтенант был напряжен.
Особист молча осматривал место боя, попутно что-то записывая в свой блокнот. Закончив, он повернулся и сделал пару шагов в направлении лейтенанта. Расфокусированно смотрел себе под ноги, склонив голову набок, словно задумавшись над чем-то. Приблизившись к лейтенанту, он оторвался от своих размышлений и произнес:
– Ну выкладывай, старлей, что у тебя здесь случилось?
Казалось, что сопровождаемому нами офицеру было безразлично, что перед ним человек, под руководством которого вчера вечером бойцы заставы отбили попытку захвата.
Лейтенант начал рассказывать о вчерашнем происшествии. Офицер из службы безопасности, не отрываясь, глядел ему в лицо со скрытой иронией в глазах.
Из слов начальника следовало, что вечером предыдущего дня после предварительного обстрела из минометов и стрелкового оружия душманы пошли на штурм Двугорбой. Подопечные лейтенанта совместно с артиллерией батальона оказали противнику сопротивление, подстрелив кое-кого из врагов. Моджахеды, забрав убитых и раненых, вынуждены были отступить. Там, где был убит один из нападавших, бойцы подобрали принадлежавший ему автомат системы ППШ7. Этот трофей лейтенант предоставил для осмотра.
Инспектор, хмыкнув, взял оружие в руки, повертел его, осматривая со всех сторон. Автомат показался мне громоздким и неприспособленным для боя. Ему в самый раз быть экспонатом в историческом музее. Когда-то советские солдаты громили подобным немецко-фашистских захватчиков. И вот, спустя столько лет враги обратили пистолет-пулемет этой системы против нас. Как же он попал сюда и где моджахеды добывают патроны для этого раритета…
Лейтенант показал инспектору место убийства душмана. От этого участка вниз по склону шел след, констатирующий, что по земле волокли тяжелый предмет, кровавых пятен не было.
Выслушав лейтенанта, особист распорядился созвать весь личный состав заставы, принимавший непосредственное участие во вчерашнем инциденте. Солдаты построились в одну шеренгу на склоне, с которого произошло нападение, немного ниже линии оборонительных сооружений. Всего было около дюжины человек.
Проверяющий молча прошел вдоль строя, разглядывая бойцов. Где-то половина из них были выходцами из республик Средней Азии. Несколько человек являлись моими земляками. Особист отзывал по одному солдату и спрашивал о случившемся. Я был неподалеку и слышал их свидетельства. Они почти слово в слово говорили то, что и командир. Даже плохо владеющие русским использовали фразы, к которым вряд ли прибегали в повседневной речи.
Это натолкнуло меня на мысль, что с ними провели инструктаж. И если меня такая догадка посетила только что, то инспектор изначально подвергал сомнению версию о нападении на заставу.
На этом склоне не было видно воронок от взрывов минометных снарядов, которые должны были остаться здесь, если верить показаниям защитников Двугорбой. Зато следы разрывов ручных гранат находились слишком близко к позициям заставы. Вероятно, они имитировали минометные разрывы.




